За несколько дней

Ночью ее снова мучили кошмары. Дурной сон, с упорным постоянством изводивший все последнее время. Начинался он одинаково. Санса видела себя на незнакомой дороге, которая сливалась на горизонте с яркой синью неба. Рядом был отец, обнимавший ее за плечи и волчица Леди, которая щекотно тыкалась влажным, бархатным носом в ладонь. Но стоило Сансе сделать несколько шагов вперед, как отец отпускал ее, а Леди начинала жалобно скулить. Санса беспомощно оглядывалась по сторонам, но отца и волчицы уже не было, а она странным образом оказывалась в Королевской Гавани среди разъяренной голодной толпы. От этого Санса всегда просыпалась. Но сегодня во сне, она оказалась не в городе, а у себя в постели и ее комната в Красном замке была полна незнакомых людей со страшными и злыми лицами. Они обступали ее кровать, скалились, царапали грязными ногтями ей лицо и норовили побольнее ударить. Санса металась по кровати, умоляла оставить ее, но сама не слышала своего голоса. Вдруг кто-то резко рванул одеяло, сверкнула сталь и в живот ей вонзился нож, кромсая и разрезая тело. Санса застонала, пытаясь увернуться и закрыть живот руками... Проснулась она от стука. Легкая занавеска на окне тревожно затрепетала, надулась тугим пузырем, и вдруг застыла, пойманная громко хлопнувшими ставнями. Какое-то время, находясь еще во власти сна, она учащенно дышала и озиралась по сторонам. В комнате никого не было. Ставни снова хлопнули и Санса, очнувшись от наваждения, встала и пошла к окну. Распахнув створки настежь, она жадно вдыхала прохладный утренний воздух. Немного успокоившись, Санса хотела было вернуться в постель. Но в ужасе застыла. На кровати, как доказательство того, что сон обернулся явью, она увидела кровь. В растерянности девушка сразу схватилась руками за живот. Сорочка тоже оказалась в крови. И тут она начала понимать, что произошло. — О нет, — застонала Санса, — пожалуйста, не надо, только не это, не сейчас, пожалуйста… Не в состоянии здраво размышлять в этот миг, она понимали лишь одно: нужно срочно избавиться от всего, пока никто не узнал. Она наскоро смыла с себя кровь в тазу. Вода порозовела. Если служанки увидят? Они все поймут. Надо спрятать испачканные простыни и одеяло. Руки тряслись, в висках стучало. Подбежав к кровати, и сорвав простыни, она на мгновенье замерла с охапкой посреди комнаты. Куда деть, чтобы не нашли? Наспех скомкав белье, она кинулась в дальний угол комнаты и засунула трясущимися руками простыни в большой сундук со своими вещами. Заметив, что кровь просочилась и на перину, Санса кое-как, за угол, потянула ее с кровати. «Что делать?» — лихорадочно соображала она. До сундука этот огромный тюфяк ей не дотащить. «Надо сжечь» — мелькнула дикая мысль. С трудом дотянув перину до очага и полив ее маслом из лампы, она упорно, в каком-то безумии, пыталась затолкать ее поглубже в топку. Перина, набитая конским волосом и соломой, тут же занялась, заполняя комнату густым едким дымом. Глаза стало жечь, во рту першило, Санса закашлялась и едва не потеряла сознание. В этот момент отворилась дверь. Вошедшая служанка ахнула и тут же, задрав передник, зажала себе нос и рот. Понадобились еще двое, чтобы оттащить задыхающуюся Сансу от очага. Все ее усилия оказались напрасны. То, что она запихала в очаг, обгорело, но на рубашке красноречивым пятном алел ее приговор. Пряча простыни в сундук и пихая перину в очаг она, в смятении, совсем позабыла надеть другую рубашку, представ перед служанками в обличающем белье. Все было ясно без слов. Родовой герб Ланнистеров зарделся этим утром напоказ всем. Потушив огонь, служанки вынесли вон тяжелую, тлеющую перину, кое-как проветрили комнату и принесли ванну. Они сновали туда-сюда, перешептываясь и странно поглядывали на Сансу. Ее выкупали и дали тряпицу заткнуть между ног. Санса к тому времени успокоилась и устыдилась своей глупости. Дым испортил почти всю ее одежду. Одна из женщин принесла зеленую шерстяную рубаху, пришедшуюся Сансе впору и отвела ее в покои королевы. Серсея завтракала и пребывала, казалось, в добром расположении духа. Рассказ служанки, как девушка пыталась сжечь перину, ее позабавил. Справившись у Сансы, что ей известно о регулах, она долго и охотно говорила о нелегкой доле замужней женщины, о тяжести родов. Вспомнила как сама маялась больше суток, разрешаясь от бремени королем Джоффри. Рассказывая о покойном муже — короле Роберте, доверительно поведала Сансе, что тот был болен глупой болезнью — желанием любви. Узнав, что и Санса хочет любви, королева насмешливо заявила, что расцвет девушке ума не прибавил. Однако, смягчившись напоследок, Серсея все же благосклонно поделилась с будущей невесткой женской мудростью. «Любовь — говорила она — это яд, Санса, и хотя любовный яд сладок, убивает он не хуже всякого другого». *** Было время, когда Сансу больно ранило то, что королева считает ее глупой. А сейчас стало безразлично, потому что она точно знала, Серсея ошибается. Не всякая любовь — это яд. Ее родители любили друг друга, и она выросла в доме, где царили любовь и уважение. Конечно, у отца был бастард, и ее леди-мать всегда воспринимала Джона в Винтерфелле болезненно, ведь отец на глазах всего Севера называл его сыном. Она так и не сумела принять его, как своих родных детей и все -таки Старки семья, где любили и заботились друг о друге. Сансе отчаянно захотелось увидеть мать и оказаться дома среди родных. Люди, которых она встречала по пути из королевских покоев, все были чужими и, казалось, смотрели на нее сегодня как-то иначе. Провожали любопытными и насмешливыми взглядами. Перешептывались за спиной. Она шарахалась от любого, кто встречался ей на пути и торопилась поскорее выйти на улицу. Время шло к полудню. Солнце уже начинало припекать, и воздух нагрелся. Природа противилась всеобщему настроению. По небу неспешно скользили мягкие, почти прозрачные облака. Тихо шелестела листва, заглушаемая щебетом птиц, а под ногами в траве, не внемля страху войны, прыгали и громко стрекотали кузнечики. Все живое стремилось к мирной жизни. К себе идти Сансе не хотелось. Стены комнаты давили на нее. Ей даже дышать там было тяжело. А утром, когда она от потрясения, в каком-то помешательстве, едва не устроила в комнате пожар возвращаться туда и вовсе не было сил. Королева говорит, что Санса расцветала. А она только чувствует липкую грязь между ног да еще стыд, будто в том, что случилось есть что-то гадкое и унизительное. Незаметно, погруженная в свои мысли, она оказалась во внутреннем дворе, спустилась по лестнице со множеством поворотов и попала на восточный двор. В ту часть замка, где находились казармы золотых плащей, конюшни, свинарники и где работала обслуга. Сейчас здесь стояла тишина, нарушаемая разве что мерным чавканьем свиней да редким ржанием лошадей, доносившемся из дальних конюшен. Тут Санса почти никогда не бывала. Хотя ей и разрешалось ходить в пределах замка где угодно. В последнее время ей нигде не хотелось бывать. Но сегодня просто необходимо спрятаться от докучливых глаз и остаться одной. Теперь, когда она стала женщиной, ее ничто не спасет от брачного ложа короля Джоффри. От одной этой мысли ее мутило. Серсея сказала, пусть она и не любит короля, но детей от него полюбит. Санса не представляла как такое возможно. В мечтах будущий муж рисовался ей благородным рыцарем, сильным и красивым. Стоило ей представить как руки Джоффри будут касаться ее тела, а толстые губы целовать лицо, Сансу почти наизнанку выворачивало. Ей страшно было представить, что однажды она понесет от Джоффри и он сможет касаться ее дитя на правах законного отца и короля. И в это самое время ее мысли прервало тихое хныканье младенца так неожиданно и едва уловимо раздавшееся среди свиного ворчанья. Санса даже решила, что ей это слышится, настолько она погрузилась в свои размышления. Но повторный, уже требовательный, крик вывел ее из задумчивости. Это, без сомнения, плакал грудной ребенок. Обогнув загон маточника с корытами вдоль забора и очутившись за довольно высоким логовом для супоросых свиней, она увидела босую женщину, сидящую на лавке. Одной рукой женщина держала завернутого в какие-то тряпки младенца, а другой развязывала завязки на некогда белой сорочке. — Миледи? — изумилась женщина и дернулась, порываясь тут же встать. — Не надо, сиди, — Санса положила ей на плечо руку, не позволяя подняться, — ведь он, должно быть, проголодался. Это твой первенец? — Нет, миледи, — удивилась женщина, она никак не ожидала, что леди заговорит с ней, — это четвертый. Первая дочка, а второго и третьего богам было угодно прибрать, слабые рождались. Но этот мой сынок, Грон младшенький, — она перевела взгляд с Сансы на ребенка и улыбнулась ему щербатой улыбкой, — настоящий крепыш. Грону только третий месяц от роду, а он посмотрите какой голодный да жадный, всю меня вытянул. Санса присела рядом на лавку и с интересом наблюдала за ней. Женщина достала большую белую грудь из льняной рубашки, на которой вокруг сосков выделялись круглые мокрые пятна. Одной рукой она бережно придерживала головку плачущего младенца. А другой чуть сдавливала себе грудь, зажав розовый сосок между растопыренными указательным и средним пальцами. Когда на нем появилась белая капля женщина легонько направила грудь к ротику ребенка. Губки его был таким круглыми и крохотными, похожими на розовый бутон, что Санса не представляла, как такой большой сосок сможет поместиться у него во рту. Но к ее удивлению малыш, почувствовав рядом живительное тепло молока, быстро и ловко за него ухватился. Он сразу замолчал и, широко раскрыв рот, стал жадно, причмокивая сосать, упираясь ручонками в материнскую грудь. Он был такой невероятно хорошенький, что Санса не могла не улыбаться. На маленькой головке росли редкие, рыжеватые волосики, а зеленые, чуть припухшие глаза, как только малыш приложился к груди, сразу блаженно закрылись. — Как твое имя? — спросила Санса. — Дора, миледи. Я — свинарка. Работаю здесь, почитай, уж шестой год, как замуж вышла. А мой муж, Грон, конюх. Один из лучших конюхов в замке, это все знают! Как мой Грон чистит лошадей, как отбивает денники, никто так хорошо не сработает, уж у его лошадей никогда ни мокрецов, ни лишаев не бывает. Самые здоровые лошади в королевских конюшнях те, за которыми мой муж ходит, — гордо рассказывала Дора, поглядывая то на Сансу, то на малыша. — Покойный наш король Роберт приказывал, чтобы только Грон занимался его лошадями, даже имя его помнил и говорил, что Грон лучше всех в Семи Королевствах знает как подойти к лошади. Рассказывая о муже, женщина едва заметно покачивалась, легонько похлопывая попку малыша. — Выходит, и твоего мужа, и сына зовут одинаково, Грон? — Да, миледи! Муж так захотел, уж очень он сынка ждал, а я разве против? Имя ведь красивое. Ребенок, наевшись, незаметно выпустил изо рта грудь и бесшумно спал на руках матери. Какое-то время они сидели молча. — Хотите его подержать, миледи? — вдруг спросила Дора. Сансе очень хотелось, но она не знала как и не решалась взять на руки такого маленького. — Не бойтесь, леди Санса, — тихонько засмеялась Дора, — у Вас получится. Все женщины умеют держать детей, а уж наша будущая королева лучше всех! Она открыто и добро смотрела на Сансу и Санса вдруг поняла, что женщина эта, несмотря на плохие зубы, совсем молодая и даже красивая, просто четвертый ребенок и тяжелая работа уже наложили отпечаток на ее лицо. — Давайте, я помогу, — она бережно положила Сансе на руки ребенка. — Головку придерживайте, миледи. Малыш был таким легким и теплым и держать его было хоть и немного страшно, но очень приятно. А еще от него так чудесно пахло. Когда Дора передавала ей малыша, пеленки немного распустились и Санса увидела нежные розовые пятки, которыми ребенок тут же стал легонько сучить по ее руке. — Что миледи, хорош мой сынок? — с гордостью спросила Дора спустя несколько минут. — Ну, давайте, я его возьму. Грон наелся, того и гляди, начнет пеленки пачкать, а как Вы пойдете в грязном платье через весь замок? Уже попрощавшись и уходя, Санса не удержалась и обернулась. Ребенок проснулся и мать что-то тихо и ласково ему напевала. «Какая она счастливая, любит своего мужа и сына, — думала Санса.- Раньше эта семья служила королю Роберту, а сейчас — Джоффри. Наверное, они останутся работать здесь, кто бы ни занял Железный трон. Может королева Серсея и права, называя меня глупой, но она ошибается, раз считает любовь болезнью. Все любви хотят. А любовь мужа и жены не должна быть ядом. Ни для кого. Ни для свинарки, ни для королевы». *** Вернувшись к себе, Сансе казалась, будто она побывала в другом мире, где живут любовь и умиротворение, которых не встретишь в этой части замка. В комнате было прибрано. Только запах гари еще чувствовался в воздухе, хотя окна и были открыты настежь. «А здесь только пожары и пепел» — с горечью думала Санса. Первым делом она сняла подвязанную с утра на талии веревочку, при помощи которой держался свернутый в несколько раз кусок хлопковой ткани. Ткань вымокла, и Санса не знала что делать дальше. Звать служанку она стеснялась, а королева лишь щедро поделилась с Сансой мудростью, но совсем не рассказала, как с этим справляются женщины. На кровати она обнаружила аккуратно сложенные лоскуты и специальный пояс, который служанки оставили для нее, избавляя от разговоров на деликатные темы. «Надо помыться и положить новую тряпицу» — решила Санса. И зачем только боги уготовили женщинам лунную кровь? Жизнь мужчин в этом свете ей казалась куда как проще. Она выбросила в отхожее ведро тряпку и, как смогла, омыла себя в тазу. Вода опять из прозрачной стала розовой. «Сколько дней это будет продолжаться?» — думала она, шнуруя шелковый пояс и оправляя юбки. На столе оказался поднос с едой. Санса выпила большой кубок воды, но есть ей совсем не хотелось. Вяло поклевав, она отодвинула тарелку. Санса понимала, совсем скоро, о том, что она стала женщиной будет говорить весь замок. Ведь все знают о беременности Лоллис Стокворт и судачат об этом на каждом углу. А если об этом уже доложили Джоффри? Вдруг он прямо сегодня пошлет за ней? О нет, только не это! Слезы тут же застили глаза. Его побоев она сейчас просто не вынесет, и как доказательство ее опасений тело опять свело спазмом. Санса легла на кровать и обхватила руками живот, ожидая когда боль утихнет. Незаметно она задремала. В этот раз ей не снился бунт и разъяренная толпа, ей снился маленький Грон. Весь покрасневший, мальчик одиноко лежал на лавке и надсадно кричал. Когда Санса проснулась, лицо было мокрым от слез, а в ушах еще долго отдавался плач ребенка. *** Дома, в Винтерфелле Санса любила богорощу. Колючий бархат мхов на кряжистых дубах, острый запах дымчатой хвои, древние угрюмые дерева с корявыми стволами и тугими кронами, кусты терновника, щедро обсыпанные сизыми ягодами и влажный воздух, пропитанный прелью старых листьев. Все там дышало временем, тишиной и покоем. И в самом центре Чардрево с вырезанным ликом. Настоящий светлый великан, отражающийся в зеркальной глади прудов. Своим вековым величием он всегда навевал на Сансу тихую радость и умиротворение. Замковая же богороща действовала на нее угнетающе. Санса понимала, что надеяться ей не на что. Вряд ли со вчерашнего дня что-то могло перемениться и сир Донтос с его влиятельным другом смогли устроить ей побег сейчас. Бес перекрыл реку и возможность уплыть на корабле до начала битвы уже упущена. Санса сердилась на сира Донтоса за это, но что она могла поделать? Кроме того, рассуждала Санса, если не приходить сюда, сир Донтос может решить, что она передумала бежать. Ах, если бы ее добрый Флориан мог поддержать, успокоить и сказать что делать. К счастью, Сир Донтос был здесь. Но он спал и даже храпел, сидя прямо на траве и прислонившись к толстому стволу дерева. Голова его свесилась на плечо, а из угла приоткрытого рта стекала слюна. Около огромных, широко раскинутых, ног валялся мех с вином. Санса замерла в нерешительности. Ей было неприятно будить его. Но как тогда узнать новости, которые он принес? — Сир, — Санса легонько потрясла его плечо, — проснитесь, пожалуйста… Донтос дернулся и от неожиданности стукнулся затылком о дерево. — Это Вы, моя прекрасная леди! Он засуетился, сгибая ноги в коленях и пытаясь резко встать, но завалился. Неуклюже перекатив тело набок и опираясь ладонями о землю он с трудом, тяжело дыша, поднялся. -Как я опасался, что Вы сегодня не придете, моя милая Джонквиль! — О чем Вы говорите, милорд? Неужели мы сможем покинуть замок до битвы? — затрепетала Санса от внезапной надежды. — Нет, дитя. Пока нет, я ведь говорил Вам, — сир Донтос вытер мокрый подбородок тыльной стороной руки, — нужно запастись терпением. — Так почему же Вы тогда боялись, что я не приду? Терпеливо ждать можно не рискуя и в своих комнатах, — разочарованно протянула Санса. — Потому что я принес вам добрые вести, милая Джонквиль. С тех пор как меня разжаловали из рыцарей и я стал королевским дураком я слушаю все разговоры в замке. И вот что я узнал. Во время битвы королева Серсея позаботится о Вас и других высокородных леди. Вместе с ней вы будете находиться в Бальном Зале Королевы в Мейегоре, а это самое безопасное место в городе, дорогая, где Вам ничто не будет угрожать. Королева позаботилась даже об угощениях. Там будет много вина, изысканные кушанья, музыка… Вы не будете скучать… — Меньше всего сейчас меня заботят еда и питье, сир Донтос! Это и есть Ваши добрые вести? — Нет, миледи, конечно, нет. Главное, там вместе с Вами буду я, и я смогу о Вас позаботиться. Вы только подумайте, как это хорошо. Благодаря Вам мне не нужно с другими стоять на стене и подставляться под удары топоров и мечей! Я тоже буду в крепости Мейегора. Разве это не добрые вести? — возбужденно продолжал он. — Я не знаю кто еще будет там для нашей защиты. Этого при мне не обсуждали. Лунатик наверняка знает. Если стянуть его с дурацких ходуль да хорошо стукнуть по голове жонглерской булавой, наверное, можно узнать и больше. Но он очень опасен, Лунатик. Главное, когда битва кончится и Боги даруют нашему королю победу, мы будем живы! И очень скоро Вы сможете вернуться домой. — Если боги даруют нашему королю победу, я стану его женой и меня уже никто не спасет. Все изменилось, сир Донтос, и для меня убежать сейчас это последний шанс, как Вы не понимаете? Когда лорд Станнис переправится через реку? Через день, два? А что будет потом? Я устала! Мне страшно! Я домой хочу! Она старалась при нем не плакать, сдерживалась как могла, но рыдания сами вырвались наружу, а слезы покатились по щекам. — Ну полно, полно, дорогая Джонквиль! Тише, не надо, — неловко пытался утешить ее Донтос, обнимая и привлекая к себе на грудь. — Конечно, Ваш расцвет пришел не в самое легкое время, но стоит ли так отчаиваться? Положитесь на своего Флориана. — Вы уже об этом знаете, сир Донтос? — отшатнулась Санса. — Кому как ни мне, королевскому шуту, одному из первых знать такую новость? — он тихо засмеялся. — Сир Донтос, если лорд Станнис войдет в Красный замок он сожжет и эту богорощу? — спросила она, утирая слезы и стараясь не всхлипывать. — Наверное. Он срубает все деревья в богорощах и делает огромные костры в жертву своему новому богу. Но сейчас об этом лучше не думать. Наши боги не оставят нас. К тому же скоро вернется мой друг, и Ваш тоже. Это очень могущественный человек и мы позаботимся о Вас. Просто нужно подождать… Приходите сюда завтра, возможно, я еще чем-то смогу порадовать Вас, милая Джонквиль. С тех пор как я стал дураком, я стал знать больше, чем многие рыцари! — почти с гордостью произнес он. — Поцелуйте своего Флориана, дитя мое! — он выпятил влажные губы в надежде на поцелуй, но Санса не смогла пересилить себя. — Мой добрый Флориан, я приду завтра в это же время, — сказала она на прощание, — если только не начнется битва. На обратном пути у нее снова начало тянуть живот. Стараясь отвлечься, она думала кто же тот могущественный друг, о котором говорил сир Донтос. Когда он вернется в город и как они намерены отвести ее домой? Иногда эта затея казалась ей возможной и вселяла в душу надежду. Но в последнее время Санса все чаще корила себя за то, что доверилась такому ненадежному человеку, как сир Донтос, глупому и трусливому пьянице. «С тех пор как я стал дураком, — повторял он. Ах, бедный сир Донтос, Вы всегда им и были» — думала Санса с горечью, поднимаясь по лестнице и потирая рукою живот. Но что поделать, ведь кроме него у нее вообще никого нет… *** — Седьмое пекло, где ты все время порхаешь, пташка? Разве невесте Джоффа не следует в такой час быть у себя в комнатах? Санса вздрогнула, услышав знакомый скрипучий голос. Тускло догорающие свечи слабо освещали коридор и было почти ничего не видно. Из темноты на нее бесшумно шагнула огромная фигура, заставив инстинктивно попятиться. — Где ты была, отвечай! В богороще? — Да, милорд, я молилась за нашего короля, — ложь, казалось ей, прозвучала вполне гладко. — Твоими молитвами король давно в своих покоях, только тебя все время где-то носит. — Это он послал Вас за мной? — обмерла Санса от страшной догадки. — У короля сейчас, надо думать, есть дела и поважнее твоего расцвета. Это я решил узнать как ты себя чувствуешь. Санса не верила своим ушам. Всегда жестокий и грубый Пес оказался единственным кто за весь день спросил об этом. Ни служанки, которые утром оттаскивали ее от очага, ни королева, ни ее Флориан никто не подумал каково ей. Служанки только и делали, что шептались между собой, Серсея рассказывала о себе и Джоффри, а сир Донтос болтал об угощениях, которые будут подавать во время битвы. — Я чувствую себя хорошо, — удивлённо сказала Санса. Ей не хотелось стоять здесь и разговаривать с ним, но она почувствовала необходимость выказать благодарность. Леди должна быть вежлива и учтива. Ее так учили. Этот человек уже спасал ее от неминуемой гибели. А сейчас он нависал над ней с таким неожиданном вопросом и в голосе его не было ни жуткого лязгающего смеха, ни привычной злобы. А еще от него сегодня совсем не пахло вином. — Благодарю Вас за доброту, милорд. И Санса, повинуясь не разуму, а скорее порыву, едва коснулась пальцами его руки. — Пошли, — вдруг прорычал Пес и схватив ее за локоть потащил за собой по лестнице, ведущей на крышу. Санса испугалась и ничего не понимала. Она едва поспевала за ним, боясь оступиться на крутых ступенях. Очутившись на самом верху, Клиган отпустил её локоть. Вчера Санса стояла на этом самом месте и глядела на едва освещаемый узким серпом месяца город, который несмотря на поздний час, двигался, шевелился, готовясь к обороне. Как огромное чудище, выдыхал он темные и смрадные клубы дыма. Но кроме удушающего чада над городом висело еще нечто более тяжелое. Неотвратимость и страх приближающегося сражения. Теперь к этому страху примешивался еще и другой, ее новый личный страх, который мучил не меньше. Ее расцвет пришел не в самое легкое время, как сказал сир Донтос, и стал для нее не только печатью зрелости, но и жестоким уведомлением о скором замужестве. — Значит, пташка стала женщиной, — Клиган словно прочел ее мысли и ухмыльнулся, — скоро Джоффри возьмет тебя в опочивальню и окажет свою королевскую милость. Ее благодарные порывы к этому человеку тут же испарились. — Милорд, — вспыхнула Санса, — Вы не должны об этом говорить, это не благородно и… стыдно. — Так я же не долбаный сир, чтобы вести благородные беседы и стыдного в этом ничего нет. Ты стала взрослой. Это должно было когда-то случиться, вот и случилось. Конечно, кричать об этом на каждом шагу не стоит, но твой будущий муж имеет право знать. -Но не Вы, милорд! Пожалуйста, не говорите больше об этом, — Санса чувствовала как её щеки заливаются краской стыда. С сиром Донтосом, когда он упомянул о ее расцвете, она так не смущалась, но с Псом все было почему-то иначе. Она стыдилась его, как и боялась, до дрожи. — А о чем же говорить? — хмыкнул Клиган, — может о пожаре, который ты учудила нынче утром в своей клетке, чуть не спалив Красный замок и всех нас заодно? — Откуда Вы знае… — Санса осеклась на полуслове потому, что вдруг почувствовала движение со стороны Пса. Совершенно неожиданно, быстро и неловко он сунул свою ручищу в её ладошку. Он столько раз хватал ее за руки, причиняя боль. Но сейчас это было нечто совсем иное. Санса в растерянности замерла, не зная как себя вести и не смея пошевелиться. А Сандор Клиган вел себя так, словно ничего не произошло, и это не он только что втиснул свои пальцы в ее руку. — А чем, по-твоему, занимаются слуги в свободное время как не сплетничают о своих хозяевах? В Красном замке такую тайну, как шило в мешке, не утаишь. А я живу здесь очень давно. Готов спорить, что это ни разу не приходило в твою хорошенькую головку, но и я где-то сплю и что-то ем. В этом замке полно людей и есть те, кто стирает мне белье, метет горницу и развлекает беседой. Удивлена? Дочери благородного Эддарда Старка не пристало думать где и как живёт пес ее короля. Голос его вдруг сделался злым и грубым. Но сейчас не испугал Сансу, как прежде. Потому что произнося насмешливые слова и гневно сверля ее глазами, он в то же время легко и спокойно держал её руку. И это, Санса чувствовала, было важнее и красноречивее того, что он говорил. — Тебе ведь нравятся только кудри сира Лороса, красные розы с турнира да песни про доблесть и отвагу. «Не только» — подумала Санса, сразу вспомнив Дору и маленького Грона. Ей даже на мгновение захотелось рассказать ему о малыше, который так забавно сосал материнскую грудь, но она, конечно, промолчала. Благоразумно решив, что он будет лишь насмехаться над этим. — Утром я растерялась и ничего не понимала, милорд, это было ошибкой. — Точно, ошибка! Пихать перину в очаг — ничего глупее не придумаешь. Вот тебе добрый совет, пташка, никогда не играй с огнём, а если вдруг позабудешь, то всегда можешь посмотреть на меня. Ну как? Нравится? Смотри на меня, — он повернул в профиль обожженное лицо, и приподняв свободной рукой прядь редких волос с виска, склонился так, чтобы ей было лучше видно. Ничего не оставалось делать, как поднять глаза и смотреть. Лицо было безобразным. В лунном свете рытвины шрамов казались еще более глубокими, бугристыми и устрашающими. Отсутствующее ухо в темноте зияло черной дырой, а открытый кусочек кости на челюсти напоминал злобный собачий оскал. Она хотела заставить себя глядеть дольше, но все же отвела глаза. -Что, — прорычал он, — никак не можешь привыкнуть к моему красивому личику? Сансе казалось будто с ней рядом два человека. Выше парапета едва освещаемое уродливое лицо и грубый голос, которые ее пугали. Ниже, в темноте, его теплая рука, которая едва ощутимо сжимала ее ладонь. И то как он деликатно, почти нежно, держал ее руку никак не вязалось с тем, как он выглядел и что говорил. — Прошу прощения, милорд, но мне кажется я слышу чьи-то шаги. — Ладно, пойдём, — он выпустил ее руку — ты, верно, устала сегодня и должна хорошо выспаться. Никто не знает что ждет нас завтра. О предстоящем сражении ни он, ни она сегодня не обмолвились ни словом. У дверей её комнаты Санса вежливо попрощалась, пожелав Клигану доброй ночи. — Подожди, — вдруг остановил её Пес, когда она совсем было ушла, — с завтрашнего дня ты будешь молиться в своей комнате. — О чем вы говорите, милорд? — Не смей больше ходить в богорощу, вот о чем. У Сансы ухнуло и замерло сердце. Она не ожидала такого разговора. Неужели он узнал? Но как? Ведь это невозможно. Ее Флориан перед богами поклялся в верности и обещал, что никто не узнает. — Вы считаете, что Боги слышат нас везде? — осторожно спросила Санса надеясь, что голос не выдаст ее волнения. — Я считаю, что Богам на нас плевать. — Значит, Вы расскажете Джоффри? — Просто не ходи в богорощу или я убью этого дурака. Пес исчез в темноте так же бесшумно, как и появился. *** Санса долго не могла заснуть, ворочаясь в постели. Ей становилось то холодно, то жарко. Завязки на исподней сорочке душили ее. Но сдернув с себя тонкую ткань рубашки и оставшись обнаженной, ей становилось холодно и страшно. Так она чувствовала себя незащищенной даже в крепости Мейегора, в собственной постели с запертой на задвижку тяжелой дверью. Она снова надевала сорочку и куталась в теплое одеяло. Мысленно она все повторяла разговор с Клиганом и пыталась понять зачем он приходил. То, что он приходил увидеть ее, Санса поняла. Но вот зачем? Эти странные встречи второй день на крыше и пугали ее и, странным образом, волновали. Она вдруг впервые заметила, что встречает на своем пути мрачного и угрюмого Пса чаще, чем сира Меррина Транта или Бороса Блаунта или других рыцарей. От этих мыслей становилось почему-то жарко и она скидывала с себя одеяло. А сегодня он ждал ее. Неужели догадался, что она с кем-то встречается в богороще? Знать с кем именно он никак не мог. Отправляясь на эти тайные свидания, Санса всегда старалась быть осмотрительной и пребывала в уверенности, что за ней никто не следит. Сейчас, думала она, до нее никому нет дела. Но оказалось это не так. Теперь ходить в богорощу нельзя. Это очень опасно. Она погубит и себя, и несчастного сира Донтоса, который ни о чем не догадывается. Угрозы Пса очень напугали Сансу. Она не сомневалась, что если он дознается о планируемом побеге, то убьет ее доброго и глупого Флориана и тогда ее надеждам покинуть Королевскую Гавань никогда уж не сбыться. А еще он может рассказать королю. Пес не благородный рыцарь и сам не раз об этом говорил. Ее снова начинала бить дрожь и она натягивала трясущимися руками одеяло до самого подбородка. Ведь никому нельзя рассказать о своих встречах с сиром Донтосом и о том, что мрачный охранник короля, с которым она стоит по вечерам на крыше, о чем-то догадался и угрожает. Сир Донтос говорит, что Санса покинет Королевскую Гавань после сражения. Но если Бес одержит победу, как ей сбежать? Ей придется разделить с королем ложе, подарить ему свое девство и стать навсегда женой ненавистного мальчишки с губами как жирные червяки, который жестоко казнил ее отца. Санса беззвучно плакала и не знала что ей делать. Она так надеялась, что Станнис убьет Джоффри и освободит ее от этого чудовища. А если нет? «Что ждет нас завтра?» -вспомнила она слова Пса. А еще почему-то вспомнила, как они вдвоем стояли на крыше и как это было странно, что его большая и тяжелая рука так легко держала ее ладошку. Сансе, наконец, стало хорошо и она не заметила как заснула.