Светлая обжарка — это мягкий кофе с насыщенным вкусом, в котором содержится больше кофеина, благодаря чему он нежно пробуждает чувства.
Этим утром Чимин ждёт поезд, разглядывая своё тёмно-серое отражение в сломанном рекламном щите. Он всего лишь хотел убедиться, что его волосы и одежда в порядке, но случайно встретился взглядом со своим отражением. Кажется, Чимин уже давно не смотрел этому человеку в глаза. Сейчас он смотрит, и его удивляет то, что он видит. Нельзя сказать, что он удивлён из-за чего-то определённого. Аккуратно разделённые тёмные волосы спадают на лоб. Чимин отлично знает свои глаза со слегка нависшим веком, приплюснутый нос и пухлые губы. Свет и тень на лице, изгиб подбородка и шеи выглядят как обычно. Он в простой, но стильной белой рубашке, чёрном костюме и галстуке. Да, он никогда не носит костюмы без необходимости, но причина его удивления точно не в этом. Чимин не сомневается, что его нежные движения создают ту же ауру легкости и утончённости, что и всегда. Он знает, что, несмотря на маленький рост, выделяется из толпы. Он видит привычный интерес и, пожалуй, даже желание в глазах мужчин и женщин, проходящих мимо. Всё в нём кажется таким же, как и всегда. Люди смотрят на него так же, как и всегда. Тогда в чём причина? Чимин отворачивается, словно, если он потеряет зрительный контакт с самим собой, ему не нужно будет отвечать на этот вопрос. Может, только себе он кажется не таким, как раньше. Его глаза потеряли былую наивность и стали тусклыми. Может, именно отсутствие яркости мешает ему смотреть на себя так, как прежде. Он не тот человек, который вступил в те отношения. Он не тот человек, который был в тех отношениях. Он тот, кто закончил отношения. Скорее даже… улетел от них. Он уже не тот человек, но при этом он и не кто-то другой. Может, он не поменялся в корне, а просто принял слегка другую форму под влиянием своего бывшего. Чимин был слеплен из того же пластилина, из которого состоит сейчас. Но сейчас он закончен только наполовину. Оставлен на ночь на столе. Сухой и слегка нелепый. Без пальцев, которые придавали ему разный облик, он чувствует себя свободным, но без чужого тепла ему холодно. И он сломается, стоит только рукам сжаться в кулаки. Чимин слегка вздрагивает. Всё хорошо. Ему не стоит отвлекаться. Нет никакой причины для паники. Что в данный момент с ним? Слова. Видение этих лиц в толпе; лепестки на влажном черном суку. Звуки. Мягкая, далёкая смесь металлических шумов из тёмного туннеля, которая с каждой секундой становится всё громче. Внезапный порыв ветра шутливо раздувает волосы. Электричество. Оно витает в воздухе. Когда Чимин делает глубокий вдох, его лёгкие наполняются особым земляным запахом, который можно почувствовать в любом метро. Движение. Поезд ещё не видно, но он приближается. Фары прочерчивают яркие полосы на холсте чёрных как смоль стен, и в этот же момент всё приходит в движение. Свежая газета в урне, собранные в хвост волосы старшеклассницы, длинный плащ бизнесмена — всё комично развевается на ветру и хлопает, будто приветствуя приближающийся поезд и его пассажиров. Предчувствие. Оно заставляет вскидывать головы, оглядываться по сторонам, опускать телефоны в руках и поправлять сумки и очки. Заставляет пассажиров двигаться как одно целое, словно невидимая рука Сеула дёргает их за нити, словно они исполняют хореографию в огромном кукольном театре, именуемом городом. Чимин невольно делает несколько неуверенных шагов к краю платформы, останавливаясь в тот момент, когда поезд стрелой пролетает мимо, вырывая его из тревожных мыслей. Толпа несёт его навстречу будущему. Чимин неохотно подчиняется и заходит в вагон. — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Синдорим. Люди стоят подальше от дверей. Спина к спине. Станция за станцией. Металл по металлу. Он сидит в относительно тихом и тёплом уголке, обнимая рюкзак, как плюшевого медведя. Непрерывный грохот и шипение поезда окутывают его, словно одеяло, предупреждающие гудки убаюкивают, а собранный, но добрый женский голос в громкоговорителе несёт Чимина через весь город. Он выходит на станции Каннам в половину девятого, замирая в изумлении. «Значит, вот как выглядят, и пахнут… и ощущаются перемены?» — спрашивает он себя, поднимаясь на эскалаторе, выходя на улицу и чувствуя тепло осеннего солнца на щеках. Если да, то сейчас он должен ещё и попробовать перемены на вкус. Крошечная кофейня прямо перед его будущим офисом отлично подойдёт. В этом городе всё невероятно уродливо и при этом красиво. Контраст старого и нового, необычная гармония высоких прямоугольных серых зданий и округлых разноцветных деревьев. Кофейня следует этому правилу: в ней вычищенная до блеска белая плитка на стенах, но открытый грязный потолок, под которым проходят трубы и вентиляция. В ней последние модели кофе-машин, но старая и не сочетающаяся между собой мебель. От неоново-розовых вывесок и зелёных растений кружится голова. Всё это создаёт эстетически приятную картину, делая место уникальным. Двери кофейни полуавтоматические: нужно лишь слегка нажать, и они откроются. Это становится для Чимина неожиданностью, и он чуть не падает, едва устояв на ногах. Беспроводной дверной колокольчик звенит, будто насмехаясь. Чимин быстро оглядывается по сторонам, но никто ничего заметил. Он сглатывает и встаёт в очередь. Он никогда раньше не видел столько сортов кофе. Огромными глазами он смотрит на висящее на стене меню, пытаясь расшифровать названия, но терпит неудачу. Очередь становится всё короче, но он никак не может решить, что заказать. Несмотря на то что меню написано на корейском, большинство слов ни о чём не говорят Чимину. Как и для чего обжарка может быть светлой? Правда ли он может попросить любой кофе без кофеина? И, ради всего святого, что такое «двойной»? Надо было просто купить какой-нибудь яблочный сок в магазине, думает Чимин, но он хотел быть как все офисные работники. Потому что… Ох. Его очередь. Сейчас или никогда. — Здравствуйте, что я могу для вас сделать? Бариста, иностранная девушка с красными волосами, широко улыбается ему. У неё идеальный корейский. Какое облегчение: Чимин неплохо пишет по-английски, но в своём умении говорить на этом языке сомневается. — Здравствуйте. Эм… Я не особо разбираюсь в кофе… И, хм… Я хотел спросить, могу ли я… Так. Могу ли я заказать латте без молока? — Хм… Значит, вы хотите американо или… — Нет. Простите. Я хочу латте. Но без молока. — Латте — это эспрессо с молоком, — любезно объясняет она. — Ой. Да, конечно, — Чимин понимает, какую глупость он сейчас ляпнул. Он серьёзно попросил кофе с молоком, но без молока? Да, он не эксперт в кофе, но базовые вещи знает. Видимо, он настолько нервничает, что разучился говорить на родном языке. — Я имел в виду… без обычного молока. — О, конечно, сэр. Вы вегетарианец? — Вегетарианец? Ох. Нет. У меня непереносимость лактозы. — Понятно. У нас есть разные виды растительного молока, не переживайте. Какое бы вы хотели? — Хм-м… — он кидает быстрый взгляд на меню. Кто-то позади него прочищает горло. — Миндальное молоко. — Простите, но, к сожалению, миндальное молоко закончилось. Могу предложить вам рисовое или соевое, — девушка закусывает губу. — Ох… Тогда… — Тот же самый кто-то нетерпеливо кашляет у Чимина за спиной. Это раздражает. — Рисовое подойдёт, — на автомате отвечает он, отвлекшись на шум. — Нет, подождите. Соевое. Пожалуйста. Мне не нравится вкус рисового молока. Спасибо. И извините. — Ничего страшного. Какой сделать фильтр? — Простите? — У нас есть пять разных фильтров. Они перечислены здесь, — она с улыбкой показывает на бумажку перед ней. Там и правда перечислены названия, но они абсолютно ни о чём не говорят Чимину, так что он тыкает наугад на самое экзотическое из них. — Отлично. Значит, «останься, луна». Какой размер? — Эм… — Он смотрит на слово «венти», но решает выбрать что-то знакомое: — Гранде. — Гранде латте с соевым молоком. С собой или здесь? — С собой. — Хорошо. С вас пять тысяч вон. — И, эм… Я забыл из-за этих… разборок с молоком… Я бы хотел латте без кофеина. — Ох. — Простите. Девушка, должно быть, сердится, но она не показывает этого. — Ничего. Подождите минуту. Она исчезает в подсобке и возвращается с картой менеджера. Этот небольшой перерыв даёт Чимину время, чтобы обернуться и слегка поклониться, принося извинения, но он замирает, когда встречается глазами с низким парнем со светлыми волосами, который раздражённо смотрит на него. — Эй, тот латте, который только что пришёл, — слышит Чимин голос бариста, обращённый к её коллеге. — Система накрылась, и я не могу изменить заказ. Сделай, пожалуйста, декаф. Чимин поворачивается к девушке. — Декаф? — резко спрашивает он, забывая о стоящем позади парне. — Без кофеина, — быстро объясняет она, несколько раз считывая свою карту менеджера и торопливо нажимая на экран, вероятно, пытаясь как можно скорее разделаться с этим заказом. — Как вы и просили. — О, точно. Простите. — Чимин чувствует, как у него краснеют уши. Конечно, он слышал это слово и раньше, но не от человека, который говорит по-английски и произносит слова… ну, правильно. Однако вся ситуация явно выглядит иначе со стороны, и почему-то Чимин надеется, что тот парень со светлыми волосами не слышал разговора с бариста. Впрочем, тот точно всё слышал. — Что не так?.. Не могу поверить, — бормочет бариста и снова исчезает в подсобке. В этот раз она возвращается вместе с менеджером. — Ох, простите меня, — говорит Чимин, пытаясь игнорировать нетерпеливые вздохи за спиной. — Нет, вы простите, — отвечает бариста. — Нет, это вы простите. Сколько времени у тебя отнимает простой заказ кофе? — раздаётся удивительно низкий и хриплый голос, вероятно, принадлежащий именно ему. Конечно, это тот же раздражённый парень. Чимину требуется несколько секунд, чтобы понять, что парень обращался к нему. Что просто смешно. Сейчас Чимин явно не виноват. Произошла какая-то техническая ошибка, и… Он вновь медленно разворачивается, чувствуя, как всё внутри сжимается, когда он встречается с парнем глазами. Чимин не может разобрать его выражение лица, но от него он… начинает нервничать. Стесняться. Даже стыдиться. Да. Зачем надо было приходить в эту модную кофейню, если он ничего не знает о кофе? Но затем его старая добрая непокорность берёт верх над неуверенностью в себе. Это свободная страна, не так ли? В утренний час пик такое вполне может случиться. У него есть деньги, и он заплатит за обслуживание так же, как и этот парень. Так что Чимин строго смотрит на него, не реагируя на грубость. Он задирает нос, давая понять, что даже глазом не моргнёт — это будет ниже его достоинства. — Простите, сэр. У нас неполадки с системой, и сейчас мы пытаемся их исправить, — сообщает раздражённому парню бариста, потом снова поворачивается к Чимину. — С вас пять тысяч вон… Ох, у вас есть с собой наличные? — добавляет она, увидев кредитную карту в его руке. — Сейчас терминал не работает, потому что мы перезапустили систему, и… — она кивает головой, показывая на длинную очередь позади Чимина. — Ох… хорошо. Да. Надеюсь, у меня хватит денег, — он лихорадочно ищет бумажник и слышит, как тот парень щёлкает языком. Чимин всё ещё пытается его игнорировать. Когда он наконец находит бумажник, его ждёт очередной неприятный сюрприз. — О нет, — вздыхает Чимин, увидев, что у него есть только купюра в пятьдесят тысяч. Он колеблется. — Хорошо, — слышит он голос того парня. Это короткое нетерпеливое «хорошо» вызывает у Чимина странное чувство. Будто он уже слышал этот голос раньше. В Пусане? Быть того не может. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на парня, чувство пропадает. Чимин не знает его. И, когда тот снова начинает говорить, Чимин понимает, что хотел бы никогда его не знать. — Позволь мне заплатить за тебя, — предлагает парень без малейшего намёка на щедрость. — Нет! Нет! — Чимин чуть ли не подпрыгивает, отталкивая руку парня. — Не нужно, спасибо, — говорит он без намёка на благодарность. Ладно, он всё понял. Это Сеул. Все стильно одеваются. Все красят волосы. Все пьют модный американо и всё такое. Все курят. У всех есть лишняя мелочь. Но ни у кого нет лишней секунды. — У меня есть деньги. Я просто не хотел платить крупной купюрой и доставлять неудобство. Потому что я внимателен к другим, — объясняет Чимин с улыбкой, близкой к оскалу. — Полагаю, ты никогда не слышал о таком. — Я бы похлопал тебе за твой безупречный характер, если бы ты параллельно не доставлял неудобство всем остальным в этом сраном кафе. Никто не смеет поднять на них взгляд, все слишком вежливы для этого — в конце концов, они в Корее, — но даже так Чимин чувствует, что все посетители согласны с этим парнем. К щекам приливает жар. — Что ж, прости, но, как видишь, ты не один в этом городе, — его голос звучит намного выше, чем обычно, и возражение получается слабым. — О, я вижу. А вот ты нет. Этот парень просто невозможен. Что бы Чимин ни сказал, у него находится ответ получше. — Да? — всё, что получается выдавить у Чимина. — Да. Этот парень действительно умудряется сохранять хладнокровие. Чимина бесит, каким безмятежным и спокойным тот выглядит, в то время как он проигрывает спор. Разочарование заставляет его забыть о манерах. Чимин отворачивается от парня и бурчит под нос едва разборчивое ругательство на родном диалекте, что-то, похожее по смыслу на «тогда жри говно, урод», но гораздо грубее. Глаза бариста расширяются, будто она не может поверить своим ушам. Бабушка, сидящая неподалёку, давится круассаном; посетители забывают о правилах приличия и все как один смотрят на них. Чимин знает, что его слова были очень обидными, намного обиднее тех, что говорил этот парень. И он уверен, что с головой выдал своё происхождение — он потерял контроль и сказал всю фразу на диалекте Пусана. — Что? — слышит он голос парня за спиной. Чимин отказывается повторять сказанное и демонстративно поджимает губы. Его лицо, должно быть, уже не просто розовое, оно пылает алым. Чимин молча отдаёт ошарашенной бариста купюру в пятьдесят тысяч вон, пытаясь вести себя так, словно ничего не случилось. Но этот парень не собирается оставлять всё как есть. Он подходит ближе и наклоняется так близко, что Чимин чувствует древесный парфюм, смешанный с тошнотворно приятным запахом сигарет, который пробивается даже через аромат ментола. — Я так и думал. Может быть, там, внизу, есть много свободного времени и допустимо так разговаривать. Но здесь, наверху, тебе лучше быть порасторопнее и держать себя в руках, принцесса. Он не повышает голос и говорит с ноткой веселья, но так его слова звучат ещё унизительнее. Чимин, услышав их, застывает. — Могу я узнать ваше имя… сэр? — с беспокойством спрашивает бариста. — Что? А, да. Я Чимин. Он Чимин. Чимин, который должен был знать, что он покажется странным, если не будет поспевать за ритмом столицы. Но всё же. Его глаза наполняются слезами, пока он расплачивается. Чимин делает глубокий вдох и проходит мимо того парня, не отрывая глаз от проклятого меню, всё время глядя вверх, чтобы не заплакать. Нельзя сказать, что он не привык к грубым и нетерпеливым людям. Нельзя сказать, что он не привык к злым высказываниям по поводу его ориентации. Чимин знает, что для некоторых его манеры и голос кажутся… слишком экстравагантными, слишком женственными для мужчины. Слишком очевидными. И, к сожалению, он привык, что его называют именами куда хуже «принцессы». Просто это его первая неделя вдали от дома, первый день в городе, первый день на новой работе. Чимин столько ожидал от этого дня, а он оказался целой чередой неприятностей. Сначала не сработал будильник, потом выяснилось, что в квартире не было горячей воды, и Чимин не смог помыть голову. Он не нашёл галстук, который хотел надеть сегодня, ни в одном из чемоданов. И последней каплей стало то, как его отчитал этот грубый коротышка… который, конечно же, заказывает холодный американо без молока и сахара. Классические вычурные вещи здесь, наверху, думает Чимин. Пока они ждут свои заказы, стоя бок о бок, он невольно разглядывает этого парня. Этого парня с объёмными растрёпанными волосами, но в безупречно сидящем костюме, в галстуке, который сочетается с рубашкой, и с дорогими часами на запястье. Этого парня, который прокручивает ленту на экране огромного смартфона последнего поколения, даже не удосуживаясь поднять взгляд. Словно не он только что оскорбил Чимина, говоря о Пусане так, будто это чёртова рыбацкая деревушка, в которой жители целыми днями праздно сидят на берегу и перекидываются оскорблениями. Этот парень вытащил на свет всё худшее, что есть в Чимине, но при этом вся ссора, кажется, ничего для него не значит. Как он смеет игнорировать Чимина, как он смеет быть таким спокойным? В Чимине медленно закипает ярость, его лицо начинает пылать, и от стыда в уголках глаз скапливается влага. Он отчаянно ищет что-нибудь, что можно раскритиковать в этом парне, но ничего не находит. Тот безупречен. Но потом Чимин замечает имя незнакомца на стакане только что приготовленного кофе и просто не может промолчать. Юнги. Чимин подходит ближе, преграждая тому дорогу. Юнги медленно поднимает взгляд. У него ни капли раздражения на лице. Даже напротив. Кажется, что, сорвав злость на другом человеке и получив кофе, Юнги полностью расслабился. Это злит Чимина ещё сильнее. Юнги медленно выпускает изо рта соломинку, не сделав даже глотка. — Эм, — он прочищает горло. — Слушай. Я не жаворонок. Так что… Прости меня за мои слова, хорошо? — говорит Юнги, но ни в его глазах, ни в его голосе нет раскаяния. Чимин корчит рожу, даже не вслушиваясь в сказанное. — Юнги, да? — Чимин смотрит на парня. Юнги молча кивает, явно ошеломлённый. Отлично. Хоть какая-то реакция. — Что это вообще за имя такое? — с насмешкой спрашивает Чимин, поднимая брови. Юнги, приоткрыв рот от удивления, опускает руку с кофе и, кажется, искренне ничего не понимает. — Какие-то проблемы? — Нет, никаких. Абсолютно, — отвечает Чимин, пытаясь найти, что бы ещё покритиковать. — Только то, что черепахи там, внизу, будут страдать из-за твоей милой маленькой привычки пить свой холодный американо через трубочку. — А, это? Это колд брю. От исправления у Чимина раздуваются ноздри. — Мне плевать, что это. Это всё равно вредно. — Но я всегда выкидываю свой мусор в урну для пластика. — Большинство мусора на самом деле не перерабатывается. Ты знал это? — спрашивает Чимин, не желая отступать. — Я не знал, — просто признаёт Юнги. Это слегка смягчает ситуацию. — Что ж, теперь ты знаешь, — Чимин пожимает плечами. — Большинство мусороперерабатывающих заводов не принимают трубочки, потому что они маленькие и тонкие и легко могут застрять в машинах. Так что трубочки оказываются на свалках или, что ещё хуже, в море, где они представляют угрозу для фауны. — Для чего? — Для животных, — Чимин закатывает глаза. — А ещё хуже то, что трубочки делают из полипропилена, а переработанный полипропилен почти никому не нужен. И он, кстати, не разлагается. — Юнги, похоже, не понимает всю важность этого факта, и Чимин быстро объясняет: — Он только распадается на крошечные кусочки пластика. Так что ты попользовался трубочкой пять минут, но оставил на окружающей среде огромный след, который никогда не исчезнет. Сильнее всего на нервы действует то, что Юнги внимательно слушает его, сжимая пальцами подбородок. Юнги быстро моргает, смотрит на губы Чимина, кивает и не произносит не слова, совершенно не переживая, что Чимин впивается в него взглядом. — Чимин-ши? Ваш латте готов, — тихий, обеспокоенный голос бариста возвращает Чимина к реальности. — О, точно. Спасибо. Он словно очнулся ото сна. Он почти забыл своё имя. Он почти забыл, зачем вообще пришёл сюда. Чимин забирает свой картонный стакан и поворачивается к Юнги: — Всего хорошего. — Ну, сейчас уж точно хорошего, — комментирует Юнги, фыркнув, и вновь смотрит на Чимина. Это идеальное время, чтобы развернуться, уйти и просто забыть о случившемся. Но, господи, почему Чимин не может пошевелиться? Он замирает, уставившись на Юнги, и пытается понять, что тот вообще имел в виду. И почему Юнги тоже не уходит? — Вообще-то… Не всего хорошего, а, скорее, всего плохого. — Ага… Умно. Ты сам это придумал? — наконец спрашивает Юнги. Он делает первый глоток кофе, и лёгкая улыбка появляется на его лице. — Да. Чимин в последний раз яростно смотрит на Юнги, а затем драматично разворачивается — только чтобы запнуться о свою же ногу. Юнги быстро ловит его запястье, крепко сжимая длинные тонкие пальцы, и не даёт ему упасть. — О боже, — выдыхает Юнги. Как дедушка, думает Чимин. — Будь осторожнее. — Я могу позаботиться о себе, спасибо, — резко отвечает Чимин, вырывая руку. Они одного роста, но Юнги неведомым образом заставляет его чувствовать себя маленьким и неуклюжим. — Конечно. Всего плохого, — сейчас Юнги явно веселится, и это бесит Чимина ещё сильнее. Юнги провоцирует его, оскорбляет его, а потом ещё и смеётся над ним? Он ужасный, просто ужасный человек!***
Не кофе, но сожаление обжигает язык Чимина. Соевое молоко на вкус оказывается ещё хуже, чем рисовое, и Чимин выкидывает полный стакан в ближайшую урну, понимая, что пластиковая крышка так же вредна для экологии, как и долбанная трубочка Юнги. И мусор, как он сам только что рассказал Юнги, не разлагается. Чимин чуть не давится мелкими частицами пластика. Город слишком шумный, и слишком жарко, неестественно жарко для октября. Не надо было надевать шерстяной пиджак, думает Чимин, ослабляя галстук. Он чувствует, как холодный пот бежит по спине, когда он понимает, что зря вёл себя так по-детски в кофейне. Он даже не придумывал ту чёртову игру слов, которую сказал Юнги. Чимин услышал её в поэме. Юнги, вероятно, никогда не узнает об этом, но всё же. Сцена из кофейни на повторе крутится в голове Чимина, и с каждым разом она искажается всё сильнее и становится всё ужаснее.***
Когда Чимин снова видит Юнги, стоящего прямо перед ним, он проецирует на Юнги всё своё разочарование. Это оживший ночной кошмар смотрит на него. Впрочем, Чимин должен признать, что этот кошмар… довольно красивый. Но, боже, какой ценой? И, в любом случае, Юнги не в его вкусе. Кроме того, он все ещё Урод. Мучитель Черепах. Мистер «Пью-Только-Чёрный-Кофе-Потому-Что-Думаю-Что-Это-Делает-Меня-Крутым». Парень «там, внизу». Тот, кто назвал его принцессой. Юнги. Это не может быть правдой. Юнги действительно работает в том же здании, на том же этаже и, очевидно, в той же компании, что и Чимин. Почему? Просто почему? Вокруг есть другие здания, есть десятки этажей и сотни других мест, где он мог работать, но вот он здесь. Чудесно… Что Чимин только что сказал себе? Может, ему здесь понравится? Сейчас он уверен, что нет. — Привет, Юнглс. — Кажется, мы уже обсуждали это, хён, — говорит Юнги, глядя на Сокджина с Тэхёном и полностью игнорируя присутствие Чимина. — Это так, — Сокджин кивает. — И к чему мы в итоге пришли? — Ты отлично донёс до нас причины, почему не стоит звать тебя этим именем, цитата, Юнглс, конец цитаты, а также другими прозвищами, включающими в себя, но не ограничивающимися такими именами, как Глосс, Агуст Ди и… — Да, хён, это мы тоже обсуждали, — перебивает Юнги. — Но вы оба знаете, что я имел в виду. Тэхён кивает, придаёт лицу серьёзное выражение и начинает говорить со странным акцентом, не произнося «р», словно он только что вышел из чёрно-белого фильма: — Да, я припоминаю обсуждение этого вопроса, мой дорогой брат из Тэгу, с которым мы странствовали по диким лесам… — Я абсолютно точно нигде в этой жизни не странствовал и, надеюсь, не буду, — быстро прерывает его Юнги. Но уже слишком поздно. Сокджин, вдохновлённый Тэхёном, тоже переходит на старинный акцент: — Послушай! Да, ты вразумительно выразил своё мнение по поводу достойных профессиональных манер и, возможно, не упомянул мимоходом, что наше обычное поведение для достижения цели есть полная этому противоположность. А после ты захлопнул дверь перед моим лицом. Этим привлекательным лицом. — Что ж, я не понял половину из твоей болтовни, но звучит очень похоже на меня. — И, ежели это так и моя собственная память мне не изменяет, ты, сэр, даже не потрудился установить допустимое ограничение деципол, децибел и… — Что такое деципол? — спрашивает Юнги. — Единица для измерения качества воздуха, — шепчет Тэхён, стараясь не помешать монологу Сокджина. — Что? — Запахи, хён, она измеряет запахи. — А-а. — Деципол, децибел, — продолжает Сокджин, — и всего, чего бы мы ни пожелали, не приведи Господь, превзойти, поскольку это является нежелательным для нашей команды по тестированию программного обеспечения, в которой состоит один-единственный человек, ты. — Только ты… — начинает проникновенно петь баритоном Тэхён, и не проходит и секунды, как к нему присоединяется Сокджин, решивший взять на себя роль фонового вокала на этом импровизированном концерте. Они такие хаотичные, что Чимин слабо смеётся, не в силах сдерживаться, хоть он и не в настроении смеяться. Не сейчас, когда его сердце бешено колотится, когда он снова столкнулся с парнем, которого хотел бы не видеть никогда. С парнем, которого, вероятно, Чимин теперь будет видеть каждый день. — Может, уже хватит? — Юнги повышает голос, когда Тэхён продолжает петь, но Чимину кажется, что это его Юнги хотел бы заткнуть. — Есть, сэр! Будет исполнено! — отдаёт честь Сокджин. Юнги, похоже, не верит словам хёна. — Хосока и вас двоих было достаточно. Я не хочу, чтобы новички решили, будто это допустимое поведение на рабочем месте, — вскользь добавляет Юнги, словно Чимин — это ещё один кактус на его столе или непослушный пёс, а не настоящий человек, который понимает, о чём говорят другие. Может, Юнги и прав насчёт шума, ладно. И он мог быть прав в кофейне. Дело не в том, что он говорит, а в том, как он говорит. И это «как» выводит Чимина из себя настолько, что, вспоминая случившееся утром, он чувствует, как краснеет. Чимин против физического насилия, но сейчас он думает лишь о том, как сильно он хочет ударить Юнги за то, какой он отвратительный. Чимин просто смотрит на Юнги, пытаясь взглядом прожечь в нём дыру. Затем он открывает рот и собирается отчитать Юнги за то, что тот игнорирует Чимина, но… — Да. Прости, — быстро говорит Сокджин, спасая Чимина от позора. — Обед с меня, — Тэхён кивает. — Мы знаем, что ты занят невыполненным заказом, а мы ведём себя как мудаки. Но, понимаешь, у нас появился новый друг, Пак… — Да, я уже знаю. Драматург и танцевальный феномен из Пусана. Теперь лицо Чимина точно красное, но уже из-за злости. Он не стал бы хвастаться и половиной своих достижений, если бы знал, что этот парень всё слышал. Как стыдно. — Точно. Ты сказал, что слышал наш разговор. — Не то чтобы у меня был выбор. — Верно, — говорит Сокджин. — Чимин, познакомься, это наш старый ворчливый дедуля Мин Юнги, глава французской команды по тестированию программного обеспечения. Обычно его нет в офисе, но, к нашей великой радости, сейчас он благословил нас своим крошечным присутствием. Он помогает нашей команде в этом релизе… — И он очень полезен, — продолжает Тэхён. — Мы можем просто подойти к нему и тут же получить все решения и входные данные. Прошли дни, когда мне приходилось неделями ждать ответа… Больше не нужно часами писать напоминания, чтобы получить хоть один пример выходных данных от инженера. — Ты никогда не тратил часы на эти напоминания, — возражает Юнги. — Может, ты и заявлял так в своём расписании, но мы все знаем, что это неправда. — Такое чувство, что на меня напали… — Он прав. Ты буквально копировал и вставлял один и тот же текст, добавляя в название темы «вежливое напоминание» капсом, если за день не получал ответа, — Сокджин возмущённо фыркает, качая головой. — И включал в рассылку всех менеджеров, чтобы стыдить их за то, что они не делают свою работу, — соглашается Юнги. — И это всегда работало, — Тэхён, явно довольный собой, кивает и откидывается на спинку стула. — В любом случае. Это будет весёлый релиз. Теперь, когда в нашей команде по документации есть Чимин… — Ах да, Чимин. — Юнги наконец-то смотрит на него. Юнги впервые произносит его имя. И Чимин ненавидит это, ненавидит, что тот знает его имя, ненавидит, что тот узнал его имя ещё в кофейне. Это словно даёт Юнги какую-то власть над ним. Заставляет Чимина чувствовать себя уязвимым. — Добро пожаловать. — Спасибо. — Или мне стоило сказать… зло пожаловать? — с ухмылкой добавляет Юнги. Никто не смеётся, и никто, кроме Чимина, не понимает шутку. Которая не кажется смешной. Ни капли. Чимин стискивает зубы. В воздухе витает напряжение, и Чимин уверен, что остальные тоже чувствуют это. — Фу, Юнглс. Что это у тебя во рту? Выплюнь это немедленно, — Тэхён отчитывает его, словно кота. Юнги наконец отводит взгляд от Чимина и хмурится. — Эй, не разговаривай со мной таким тоном. Я всё ещё твой хён. — Ты подаёшь плохой пример, говоря такие ужасные вещи перед младшими. — Зло… пожаловать? Боже, спаси и мою старую душу, — Сокджин качает головой в притворном разочаровании. — Это звучало очень неуместно. Прости, Чимин, ему нет оправдания. — Да, пожалуйста, воздержитесь от игры слов в будущем, мистер Мин, — добавляет Сокджин. — Согласен. И я беру назад свои слова насчёт обеда. — Как неожиданно, — Юнги широко улыбается, показывая зубы и дёсны. — Учитывая то, что сейчас конец месяца, а до зарплаты ещё неделя. Но это неважно. У Чимина раздуваются ноздри. Судя по всему, Юнги питается болью других людей и улыбается только из злорадства. — Я знал, что ты поймёшь, — подмигивает Тэхён. Кажется, он не принял слова Юнги близко к сердцу. — Давай тогда воспользуемся твоей невероятно эксклюзивной картой руководителя команды, когда пойдём в столовую, — предлагает он, набирая что-то на клавиатуре. — Хорошая идея. Я только что проверил почту, — Сокджин откидывается в кресле и потягивается. — Сегодня в меню итальянская кухня. — Белиссимо. — Кто-то сказал «кухня»? Хорошо сложенный молодой парень с детским лицом выглядывает из-за перегородки Сокджина, оглядывает всех и останавливается на Чимине, с любопытством глядя на него. Этот парень даже не пытается закрыть рот. У него стильная укладка, уши проколоты, замечает Чимин, и он одет в чёрный костюм, сидящий по фигуре, и белую рубашку. — Смотрите, я призвал нашего макнэ. Нужно было всего лишь упомянуть еду. Макнэ морщит нос, усмехаясь, и кивает. Затем он снова смотрит на Чимина, и его глаза расширяются от осознания. — Ты новый технический писатель? — спрашивает он Чимина. — Да, а ещё он танцор, знает актёрское мастерство, умеет петь, а ещё он пишет сценарии, сценарии, Гук, представляешь? — Тэхён, сияя, пытается скорее рассказать Чонгуку всю информацию о Чимине. Чимин краснеет, но восторг Тэхёна ему льстит. — Вау, сценарии? — глаза Чонгука становятся ещё больше, а рот распахивается. Чонгук явно в шоке. — На самом деле это не так круто, — Чимин пожимает плечами. — Я тоже пишу сценарии! — Да, Чонгук, но это другие сценарии, — смеётся Сокджин. — Оу, — говорит Чонгук. — Оу, — говорит Чимин. Они оба растеряны. — Бывают другие сценарии? Чимин собирался спросить то же самое, но он рад, что решил промолчать. — Он пишет постановки для театра, — Юнги грубо кивает в сторону Чимина. — Понимаешь, Чонгук решил, что ты пишешь сценарии, которые автоматизируют работу задач в исполнительной среде, — поворачивается Юнги к Чимину. — Правда? — спрашивает Чимин. Он не понял ни слова из того, что сказал Юнги, но не хочет это признавать. — Он решил, что ты пишешь всякие штуки на языке программирования, — объясняет Сокджин. — Точно, — Чимин смеётся, наконец-то разобравшись в терминах, и нервно запускает пальцы в волосы — уже, кажется, в сотый раз. — Ничего такого. — Но он тоже из Пусана, — Тэхён пытается впечатлить Чонгука новой информацией. — Ты тоже из Пусана? — с восторгом спрашивает Чонгук, снова улыбаясь. — Да. И, кажется, я ещё не представился. Я… — Хватит этих формальностей, мальчики, — Сокджин останавливает Чимина, чтобы тот не пошёл пожимать Чонгуку руку. — Пойдём скорее, отведём мою прекрасную и ваши обычные задницы вниз, пока команда Эксо не ограбила буфет. — Не переживай, тебя всем представят на твоём первом стэндапе, — Тэхён поворачивается к Чимину. — На моём первом… чём? — бормочет Чимин, снова запуская пальцы в волосы. Он вытягивает руки и медленно, элегантно выпрямляется, кажется, готовый упорхнуть. — Что за… стэндап? Вроде такого? Все обмениваются взглядами. Сначала стоит полная тишина. Слышно только мяч, который откатывается к стене и отскакивает со стуком. Должно быть, все думают, что Чимин шутит. А затем все, кроме Юнги и Чимина, разражаются хохотом. Чимин не знает, почему. Наверное, он опять сказал что-нибудь глупое. Глаза Тэхёна превращаются в полумесяцы, его рот растягивается в форме прямоугольника, а его смех красивый и такой же низкий, как и голос. Чонгук откидывает голову и хихикает, как ребёнок. Сокджин практически сгибается пополам, колотя ладонями себя по бёдрам, и издаёт звуки стеклоочистителя. — Стэндап… как будто он собрался стоять на сцене. — Ох, я люблю тебя, чувак. Посмотри на свои вывернутые ноги. Ты даже встал в начальную позицию, — выдавливает Тэхён между смешками. Все коллеги Чимина веселятся, но это не обидное веселье. Их оживление заразительно, и Чимин чуть не начинает смеяться сам, когда смотрит вниз и понимает, что его ноги действительно в привычной третьей позиции. Чуть не начинает, но… он видит, как Юнги снова улыбается. Чимин замечает это мельком, но он уже по горло сыт этой противной, обнажающей дёсны улыбкой. И Юнги, разумеется, снова улыбается со злобой. Плечи Юнги трясутся, он смеётся беззвучно, но непонятно почему — хотя остальные веселятся намного сильнее — Чимин обижается только на этот особенный тихий смех. И решает ненавидеть Юнги лютой ненавистью.