Публичная бета включена
Дверь кабинета открылась, и на пороге замер Тадеуш Даулинг. Нэнси в это время восседала на кожаном стуле перед масштабным столом. Ноги её покоились на его поверхности, а руки были сложены в замок. Вид её источал крайнюю задумчивость, что частично граничила с непониманием, отразившимся на лице Тадеуша. — Чем ты здесь занимаешься? — черты его лица искривились в недоумении и попытке самостоятельно найти хоть какое-то объяснение происходящему. — Сижу. И думаю. Понимаешь… Хотя, нет, не понимаешь. Мне было интересно, что такого особенного люди находят в сидении в подобной позе. Со стороны выглядит довольно красиво и авторитетно, но непонятно. Грязную обувь на чистый стол… Вот я и решила испробовать на практике, вдруг при погружении в образ на меня снизойдёт озарение… — И как? Снизошло? — отец выглядел настолько растерянным, а на лице его застыло столь прискорбное выражение, что девочке даже стало жаль его, но это чувство почти сразу испарилось. — Нет, — пожала она плечами и ловким движением встала на пол. Из небольшого кармашка рубашки она вытащила носовой платок и стала неторопливо протирать стол. — Зачем ты это делаешь? Можно же вызвать служанку при такой необходимости. — Проще сразу убраться, чем сначала позвать, затем ждать, когда та освободится и придёт, — хмыкнула Нэнси. — Обещай мне, что не будешь заходить сюда, когда я уеду, — в голосе мужчины наконец послышалась обыкновенная строгость. У Нэнси внутри что-то звякнуло и разбилось. Ах да, это был тот самый комок надежды. Как вовремя. — Уедешь? — настороженно и слегка сипло переспросила она. — Да, через месяц. Так ты обещаешь, что больше не зайдёшь сюда? — Ладно, обещаю, — глазами девочки завладел холод, которым уже пропитался её голос. — Ты сказал маме? — Да, ещё утром. — Отлично, — Нэнси быстро направилась к выходу из комнаты, по неосторожности задев локтём край двери.***
Хрупкий клочок снежинок отбился от общего потока снега и свободно плюхнулся на стекло. При этом на окне осталась лишь малая часть, в то время как остальным пришлось ухнуть с третьего этажа здания. Но их судьба уже не была столь интересной. Оставшиеся на стекле были в меньшинстве, но зато здорово вписались в основной узор. — Ты уже пять минут пялишься в окно, Даулинг. Что, снега в своей Америке никогда не видела? — надменный девичий голосок разрушил всю идиллию относительной тишины, как бы странно это ни звучало для описания школьной перемены. Снежинки медленно расплетались и расползались по стеклу, смешиваясь с другими в небольшие кучки. Будто им тоже было холодно, и они всем своим неживым существом стремились согреться. А сбоку на парте сидела особа, что очень хотела отвлечь её от столь увлекательного зрелища. Нэнси давно не была в Америке, но и не особо скучала по ней. Серость и сырость Британии прельщали её куда больше. А Лондон по вечерам фонтаном огней навсегда завладел частичкой её сердца. — Знаешь, это куда интереснее, чем в сотый раз всматриваться в экран телефона, проверяя, не размазалась ли помада, Стэтхэм, — сказала Нэнси, не отворачиваясь от окна. Крупная снежинка упала на сантиметр вниз, приземлившись к трём другим. — А ты не зазнавайся. Смотришь на всех, как на гавно, только с Джун и общаешься. Да всем плевать, кто твой папочка. Дочка у него явно не удалась. «Не туда давишь, абсолютно не туда», — флегматично подумала девочка, стараясь сдержаться и промолчать. По стеклу проскользнула ещё пара звёздочек. Ладонь сжалась в кулак, и рука медленно стекла под парту. — Стэтхэм, не наглей, исчезни с моего места. Пожалуйста. — Сиджей с хлопком опустила книгу на парту. — Так и быть, Джун. Будь осторожна, твоя подружка явно чокнутая. Это слово опять прозвучало в её адрес. Какая жалость. — Не понимаю, почему она к тебе так и липнет? — Клэрити села рядом, и Нэнси всё-таки повернулась. — Ну ты же клеишься к Диноку, почему бы и ей ко мне не «липнуть»? — Эй! — Клэрити нахохлилась и скрестила руки на груди. — Ладно, прости, была не права, — Энд примирительно подняла руки, сдавая позиции. — Ты сегодня не в духе, — ещё немного дуясь, произнесла девочка. Нэнси вздохнула и безрадостно улыбнулась. — Отец сказал, что уедет через месяц, — буркнула она. — В конце февраля? — Да. Весна явно будет весёлой, — угнетающе констатировала Нэнси.***
Нэнси неслась по лестнице, ноги с удивительной скоростью проглатывали ступени одну за другой. Вероятность скатиться вниз кубарем была слишком велика, учитывая округлую форму каменных ступеней, но она не сильно бы этому расстроилась — в конце концов это только приблизило бы её к пункту назначения. Когда она наконец добежала до парадного входа, отец стоял в окружении пары слуг и мисс Аштарот. Пока один из слуг относил чемоданы в автомобиль, другой с блокнотом в руках, очевидно, записывал то, что нужно было приобрести в магазинах. Няня стояла с Магом на руках, слегка покачивая его, и диктовала список покупок для младенца. Когда Нэнси окончательно подошла к ним, та уже закончила и отошла чуть в сторону. — Нэнси, — Тадеуш повернулся к дочери. — Тебе что-нибудь нужно? Мистер Петерсон едет со мной до аэропорта и сможет заехать в магазин на обратном пути. — Бинты, — выпалила Нэнси, которая ещё не успела полностью восстановить дыхание. Ноги предательски подкашивались. — Семь-восемь пачек, — она сглотнула. После этой фразы удивление возникло на лицах двух присутствующих, но выражено оно было весьма по-разному. В то время как у мистера Даулинга преобразилось всё лицо в целом, у мисс Аштарот только вздёрнулись брови, но и это можно было заметить при далеко не поверхностном наблюдении. Нэнси уже привыкла, поэтому заметить это ей не составило большого труда. Мистер Петерсон же вовсе не изменился в лице и лишь взглянул на мистера Даулинга, вопрошая: «Записывать или нет?» — Нэнси, у меня нет времени на твои шутки, — отец бросил взгляд на часы и уже полуобернулся от девочки, но был остановлен цепкими пальцами, что молниеносно и накрепко вцепились в рукав его пальто. — Я не шучу! Мне ведь нужны обыкновенные, самые дешёвые. Семь-восемь пачек. И пузырёк перекиси водорода. И всё, мне больше ничего не надо. — Ладно, Петерсон, запишите, — Тадеуш хотел отдёрнуть руку, но Нэнси уже разжала пальцы. — Спасибо, — прошептала она.***
День X настал внезапно и обрушился на Нэнси стопкой книг с полки. Мать напилась. Эти два страшных слова вновь воссоединились и заполняли мысли без остатка. Они умудрялись соединяться, будто пазл, в уродливую и ужасную картину, которая в реальности вырастала в огромные проблемы, снисходящие до обитателей резиденции. Нэнси осознала, что всё плохо, когда пришла из школы. Это было понятно по тишине, опустившейся на комнаты. Именно она заставила Нэнси чуть ли не на цыпочках пройти мимо гостиной и с опаской заглянуть туда. Гарриет сидела на диване с бутылкой пива в руке. Рядом валялось ещё несколько, но на них девочка уже была не в силах смотреть. После этой картины у неё возникло стойкое ощущение, будто она находится в кошмарном сне. И не в том, который пылал алыми красками крови. Нет, этот кошмар был из тех, которые улавливаются лишь подсознанием и действуют психологически, пугая не меньше поножовщины, а то и сильнее. Нэнси было страшно, и она была не в состоянии прикрыть этот страх. Выходило лишь закусить губу, чтобы не заныть от занявшего всё пространство её разума ужаса. Он прогрызал черепную коробку и проходился мурашками от головы и до пяток. Она никогда, кроме таких дней, не поднималась по лестнице настолько бесшумно. Никогда так неслышно не закрывала дверь своей комнаты, сдерживаясь, чтобы не запереться на ключ. А так хотелось. Ещё было зудящее желание обмотаться одеялом, залезть под кровать и забыться.***
— Нэнси, — рвано донеслось с первого этажа. Аштарот нахмурилась — Маг только уснул, и сил или желания заново укладывать его у неё не было. Дверь соседней комнаты отворилась с лёгким шумом, и по коридору заскрипели шаги. Они звучали совсем неуверенно, и она подумала, что девочка вновь плохо себя чувствует, поэтому решила на всякий случай увязаться за ней, о чём в скором времени пожалела. Коридор встретил её давящей тишиной, даже шаги не сильно её нарушали. Бесшумно прикрыв дверь, Аштарот обернулась и увидела Нэнси, поворачивающую к лестнице. На вид она казалась вполне здоровой, лишь подрагивающие руки намекали, что что-то сегодня явно было не так. Оглянувшись по сторонам, она аккуратно вытянула язык, но тут же втянула его. Чуть ощутимый запах алкоголя разлился в её сознании. Наверняка внизу он был ещё сильнее. Теперь она посчитала ещё более важным пойти следом за девочкой, которая явно направлялась к источнику запаха.***
Когда её имя разлетелось по этажу, Нэнси показалось, что сердце просто разорвётся на части, лопнет от того, насколько резко она дёрнулась при этом. Она встала, и ноги тут же потянули её обратно на стул, но девочка назло им, то есть самой себе, пошла к двери. Она знала, что Маг заснул, и, чтобы не доставлять няне хлопот и чтобы проблем на этот вечер стало хотя бы на одну меньше, открыла дверь очень и очень тихо, насколько способны были это сделать не слушающиеся её в тот момент руки. Спина машинально выпрямилась, плечи опустились. Она шла на удивление ровно, в то время как в голове стучало желание сбежать обратно в комнату. Но это был дохлый номер, она познала это в пять лет. Мать с ещё большим шумом бы поднялась к ней, а с рождением Мага это лишь усугубило бы ситуацию. Поэтому ей оставалось лишь одно. Она абсолютно отвыкла от равенства, что непроизвольно возникало у неё в голове в такие дни: гостиная становилась подобием эшафота. Эшафот — красивое слово, но лишь из-за звучания, значение же сжирало всю прелесть подобного сложения букв.***
На первом этаже запах и вправду стал более резким и чётко ощущался каждым рецептором. Ей захотелось остановить девчонку, что так упрямо шагала в самый эпицентр. И она бы сделала это, если бы при этом её не схватили под локоток и не оттащили в какую-то каморку, которая оказалась вовсе не каморкой при последующем изучении. Это была кухня, но признать её было сегодня непростой задачей из-за огромного скопления людей, наполнявших её. Глаза сами прошерстили толпу, остановившись на голубых омутах, что, заметив её, теперь смотрели с некоторой мольбой. Франциск расположился в противоположном конце в окружении нескольких дам, включая кухарку, что стояла к нему ближе остальных. Аштарот на это лишь цокнула языком и картинно перевела взгляд, будто не заметила его. «Не сегодня, Ангел, не сегодня. Сам виноват», — на губах при этом растеклась хитрая усмешка. — «Так, нужно раз-зобратьс-ся, какой леди Ди меня запихнули в этот дурдом», — мысленно прошипел Кроули.***
Она потопталась у стен некоторое время, хотелось ещё пару минут подышать спокойно, прежде чем самовольно ступить внутрь. Если ранее она была обречена на скандал с двух сторон, когда, будто Сцилла и Харибда, её поджидали прошлая няня и мать, то теперь, по крайней мере, угрозу источала лишь одна. Хоть какое-то облегчение. Это продлилось до того момента, пока из гостиной не послышался стук каблуков, а затем шум от пустой бутылки, скатившейся с дивана. Девочка резко выдохнула и шагнула в комнату. — Я здесь, матушка, — она встала напротив матери, словно тореадор напротив быка. Вот только в этом случае она была красной тряпкой в его руках, которая к концу представления непременно будет изорвана.***
— Не подозревала о ваших суицидальных наклонностях, — прислонившись к двери, с флегматичной усмешкой на губах и со скрещёнными на груди руками стояла Кэтрин, одна из служанок, что вечно мешалась под ногами, пытаясь при этом помочь Аштарот с Магом. — И что же такого суицидального в том, чтобы отозвать девочку от похода к пьяной матери? — Глаза под очками сверкнули. — Не смотрите так, будто здесь сидит сборище пофигистов, которым плевать на то, что это чудовище сделает с дочерью. Вы думаете, до вас никто не пытался этого сделать? Ошибочное мнение, складывающееся у большинства новеньких здесь. Аштарот хотелось засмеяться — девушка всерьёз старалась впихнуть ей комплекс героя в диагнозы. Интересно, как давно та хотела выказать ей своё недовольство? Что ж, будет весело послушать, а может, и посмотреть. — Кэтрин, подбери передник. Ты здесь тоже лишь второй год, — упрекнул мужской голос из дальнего угла комнаты. Через толпу просочился дворецкий, тот самый, что встретил её в день прихода. — Я всего лишь предупредила её, Чедвик. В конце концов, почти все здесь знают, как кончил достопочтенный мистер Гудман. Краем глаза Аштарот уловила испуг, пробежавшийся по лицу садовника. «Неужели убийство?» — одними губами выдавил он. — Не стоит так пугать людей, Кэт. Вон как мистер Фелл побледнел, — засмеялась ещё одна служанка такого же возраста, что и Кэтрин, но вид её был куда легкомысленнее. По помещению прошлись смешки, а щёки мужчины залил розоватый румянец. — Так что насчёт Гудмана? — с ядом на губах спросила Аштарот. После этих слов дворецкий прокашлялся и спокойно ответил, обращаясь лишь к ней: — Он долгое время работал дворецким в этом доме. Знал, что происходило в его стенах при уезде мистера Даулинга, как никто другой. В прошлый год он не стерпел, когда хозяйка в который раз принялась тиранить собственную дочь, и вступился за дитя. После этого последовало его немедленное увольнение. Он ушёл с гордо вздёрнутым подбородком. По нему было видно, что он ни о чём не жалел. — Вроде бедная девочка вела с ним переписку после его ухода, пока он не скончался от сердечного приступа через несколько месяцев, — продолжила мисс Дональдсон.***
— Явилась наконец, — бросила мать. Нэнси медленно прошла вглубь комнаты. Взгляд стал холодным, руки сложились за спиной. Она безразлично смотрела на Гарриет, которая направлялась в её сторону. — Что смотришь? Хоть бы постыдилась. Заставляешь мать ждать. Лицо девочки не изменилось. Оно не выражало никаких эмоций. То самое лицо, которое до этого выводило большинство чувств наружу. Его будто обесточили. Нэнси ощущала себя выключенным прибором. Она молчала, зная, что за первыми её словами обязательно последует боль. Мать просто хочет получить от неё хоть небольшую реакцию, чтобы был малейший повод ударить. Она всегда металась от одного варианта к другому, пока не находила самую больную точку. — Не стыдно. Бессовестная! Пощёчина разрезала её монолог, острые ногти очертили кожу девочки, оставив кровоточащую линию. «Оу, так рано. Видимо, сегодня всё будет поинтереснее, чем раньше». Капля крови упала на ключицы и потекла ниже. — Что, мало? Могу добавить! Нэнси сощурилась. Второй удар пришёлся туда же. «Здравствуй, головная боль, давно не виделись!» Глаза открылись с озорным огоньком. «Если ты сегодня настолько нетерпелива, почему бы мне не побыть мазохисткой?» Она мысленно потирала ладони.***
— От жизни в этом доме ещё и не такое произодёт, — в разговор вмешалась миссис Дженкинс. Как уже поняла за проведённое в этом доме время Аштарот, эта женщина имела здесь какой-никакой авторитет, поэтому в этой ситуации больше подходило иное описание. Прыжком рыси эта женщина вступила в разговор, явно подгребая главное слово под себя. — Если вам настолько здесь плохо, почему же вы не уйдёте? Который год здесь работаете, — Кэтрин сегодня была в ударе. — Поверьте, милочка, не от хорошей жизни я горбачусь в этом доме. Сестре с племянником, кроме меня, помочь некому. И я не хочу, чтобы, когда я уйду отсюда, а я непременно уйду из этого отвратительного дома, эта пьянчужка посчитала себя ещё более всемогущей. — Тише, не горячитесь. Вдруг услышит, — опасливо произнёс кто-то из присутствующих. — Эта, — женщина вместила в слово всю свою ненависть, — не услышит. В стену со стороны гостиной влетела бутылка. Нужно было выбираться с этого собрания недовольных.***
— Всё из-за тебя. Ты всегда была лишь обузой, разрушила абсолютно всё. Я ведь надеялась, что хотя бы появление первенца удержит его дома. Но всё напрасно. Он ждал мальчика, а родилась ты. «Вот, твою мать, проблема — аборт сделать. Ну вот вообще не вариант, да?» — Нэнси начинала закипать. — «Поверь мне, я бы с превеликим удовольствием не появлялась на этот свет и не доставляла тебе с отцом таких неудобств». — Может, я ещё виновата в том, что ты вышла за него замуж? — туманно высказала мысли вслух девочка и тотчас осознала свою ошибку. — Ах ты, мелкая погань! В десяти сантиметрах от неё в стену прилетела бутылка. К тому времени Нэнси уже стояла, почти полностью прижавшись к стене, поэтому закрыла лицо руками. Осколки хлынули, врезаясь в кожу, а в следующий момент Нэнси ударом сшибло на пол, прямо на стёкла, благо приземлилась она на ладони. Закусив губу и зажмурившись, она встала на четвереньки и повернула голову к матери. Та смотрела на неё с омерзением и бешенством. Нэнси поднялась на ноги. Теперь все её органы чувств напряглись на последнем издыхании. Боль от впившихся в руки осколков мешала думать. Нужно было каким-то чудесным образом выбираться. Этот момент всегда вызывал затруднения, потому что Нэнси никогда не помнила, как всё заканчивалось. Просто в определённое время она осознавала, что всё позади, оказываясь у себя в комнате. Наверняка выглядела она сейчас довольно паршиво. Кровь с ладоней стекала к локтям, покрывая руки противным липким слоем. Раны были довольно глубокими. Из ссадины на вспухшей щеке тоже вытекло прилично, поэтому какая-то часть шеи и груди тоже была в красных пятнах. Казалось, будто кровь проистекает из глаза.***
Аштарот одним прыжком оказалась за дверью, которую тут же с ликованием захлопнула. Она облегчённо выдохнула, но тут же приняла серьёзный вид. Звон осколков мог означать большие проблемы, поэтому она направилась прямиком в соседнюю комнату. Брови сами взметнулись вверх, когда она застала Нэнси Элеонор Даулинг, которая, вся в крови, укутывала похрапывающую на диване мать пледом. В её глазах, когда та обернулась, Аштарот прочитала такую боль и усталость, что ей стало плохо чуть ли не физически. Она жестом показала своё желание пройти к девочке и помочь ей преодолеть препятствие в виде многочисленных стёкол на полу, но девочка на это категорично помотала головой. Самостоятельно обойдя осколки, она чуть не упала в руки гувернантки, когда сильно пошатнулась, подойдя к ней. Аштарот так же, как и в тот раз, когда девочка упала в обморок, аккуратно взяла её под руки, в то время как Нэнси старалась не запачкать её кровью. — Возьми меня за талию, — тихо сказала она и встретилась с удивлением на лице девочки. — Не смей даже думать о подобной ерунде. Их шаги гулко разносились по коридору. Когда они проходили мимо двери, за которой гудела прислуга, Аштарот взглянула на неё с глубочайшим презрением, этим взглядом можно было выжечь всё помещение, которое скрывалось за дверью, не будь за ней ангела Господня. К собственному изумлению, она заметила в глазах девочки схожие эмоции, притупляемые усталостью и недомоганием из-за жуткой боли. Быстрее добраться до верхних этажей было необходимо. В этот момент Кроули позволил себе чудо. Почти незаметное, но гораздо ускорившее их перемещение. После глухого щелчка пальцев они преодолели длинную лестницу в считанные минуты. Девочка не могла этого заметить, так как сам процесс переступания со ступеньки на ступеньку отпечатался в её голове, а время, которое было на него затрачено, не отложилось, либо ложно увеличилось за счёт восприятия и тяжёлого состояния. По этажу они шли в обычном темпе. Женщина лишь заглянула в детскую, где оправдались её надежды, когда она увидела крепко спящего в кроватке младенца. Они вошли в спальню девочки, и Аштарот осторожно усадила её на кровать. Нэнси была в полубессознательном состоянии, поэтому гувернантка удивилась, когда та ровно и методично заговорила, увидев, что женщина пошла рыться на полках в ванной в поисках лекарств. — Вы не там ищете, — протянула она. — Бинты лежат здесь, в шкафу, так же как и всё остальное. Аштарот тут же нашла нужное там, где сказала Нэнси. Пока она аккуратно вытирала кровь с рук девочки и обрабатывала многочисленные раны, у той хлынула кровь из носа — события этого вечера всё ещё давали о себе знать. — Представляю, сколько вопросов посыпется в школе, когда я приду завтра в таком виде, — приглушённо из-за ваты в носу произнесла девочка. — В лучшем случае подумают, что я резала вены. — Почему же в лучшем? — поинтересовалась Аштарот, залечивая особенно глубокую рану на правой ладони. — Я не хочу оказаться в детдоме. И не хочу, чтобы там оказался Маг, — будто распробывая собственные слова, растянуто произнесла девочка. Женщина поймала себя на мысли, что её брови слишком часто изгибаются от действий и слов этого ребёнка. — Как давно это началось? — продолжила она расспросы. Девочка ненадолго призадумалась. — Сказать, что так было всегда, будет неправильно, так как, когда я была совсем крохотной, мать меня не трогала. Вообще. Всё началось, когда мне было пять. О да. Именно тогда она начала пить. Хотя, может, она пила и до моего рождения. От такой жизни, почему бы и нет? — она задумчиво качнула ногой. — Я сочувствовала ей сначала. Я всем им сочувствовала. И прошлой няне, и маме. Понимаете, они ведь обе страдали в какой-то мере. Переносили свои обиды на меня посредством битья и вечных скандалов. Да, от няни мне тоже доставалось, — ответила она, когда Аштарот склонила голову набок в вопросе. — Когда-то она мне рассказала, что её родители тоже били её в детстве и тоже заставляли верить. Они тоже были фанатичны. Она воспитывала меня так же, как некогда они — её. А мать… Мать всегда считала меня виновной в том, что отец не стал уделять ей хоть чуточку больше внимания после моего рождения. Она всегда ревновала его к работе. Ну вот, собственно, и вся история, — она наклонила голову к плечу и уставилась прямо в глаза Аштарот. Они некоторое время молчали, а затем женщина вновь задала вопрос: — Почему вы не сказали мне раньше? Девочка перед ней съёжилась и опустила взгляд. Она долго так просидела, пока с шумом не втянула воздух и не подняла глаза, полные слёз. Одна из них рухнула на простыни. — Я боялась, что вы уйдёте, когда узнаете. А мне так не хотелось, чтобы вы уходили. Я знаю, что это было весьма эгоистично с моей стороны, что в какой-то степени даже бесчеловечно. Я признаю это. И мне очень жаль, что так получилось. Простите меня, пожалуйста, — она шмыгнула носом, по щекам заскользили слёзы. Аштарот замерла в сильнейшем шоке, еле сдерживаясь, чтобы не раскрыть рот от удивления. Голова девочки опустилась к ней на плечо, и новые порции слезинок падали на пол, к их ногам.***
После обработки всех ран Аштарот предложила Нэнси перебраться вместе с ней в комнату к Магу. Девочка согласно кивнула, и через несколько минут они уже сидели на диване в детской напротив кроватки, где посапывал малыш. Они сидели молча, наслаждаясь тишиной, которая сейчас была в комнате. Не та колючая и заставляющая паниковать, что сейчас простилалась в коридоре и на нижних этажах, а та, которая легонько убаюкивала и ласкала слух. — Вы ведь не уйдёте? — через неопределённое количество времени спросила Нэнси, смотря на свои забинтованные руки. — Разумеется, нет. Спи, — ответил разбуженный её словами Кроули и вновь уснул, сквозь сон почувствовав голову девочки, приземлившуюся совсем близко к его шее.