Лондон, Великобритания
— Знаешь, если бы мне ещё три года назад сказали, что наш деревяшка будет таким, я бы посмеялась этим людям в лицо, — Габи шепчет тихо, отпивая из бокала шампанское, — просто посмотри на это: как будто лучший твой ученик. И именно сегодня я твоя невеста, а не его. — Жалеешь? — Соло смотрит на неё, прищурившись, пытаясь сдержать улыбку умиления. Девушка ещё раз вскользь проходится взглядом по Илье, который стоит в компании трёх мужчин и двух дам, такой улыбчивый и потрясающе красивый, и кокетливо пожимает плечиками. — Ну... Допустим, — она взмахивает длинными накладными ресницами и хитро косится на Соло. — Чертовка. Того, что с тобой сейчас один из самых привлекательных мужчин в этом здании, недостаточно? Габи поправляет высокую прическу, накручивает выбившиеся каштановые пряди на пальчик и добавляет. — Один из двух. Соло согласно хмыкает, улыбается девушке, смотря в её хитрые карие глаза, и снова переводит взгляд на Илью: — И не поспоришь. Сегодня русский снова в светлом. Молочный костюм выгодно подчеркивает цвет его глаз и золотистую кожу. Сегодня без галстука, так что верхние пуговицы белой рубашки расстёгнуты — это выглядит совершенно не вызывающе, только слегка притягивает взгляд. Илья снова улыбается. Улыбка делает его лицо совершенно другим, он сразу становится на несколько лет моложе. Глаза его светятся, а потрясающие ямочки на щеках очаровывают, видимо, всех вокруг, а не только Соло: к Илье подходит высокий слегка седоватый брюнет и отводит его в сторону под локоть. Наполеон чувствует укол беспокойства. — Это… — пытается прокомментировать появившегося рядом с Ильёй мужчину Габи. — Большая рыба, я в курсе, дорогая, — Соло делает глоток белого вина, которое согрелось в его руках за вечер, и хмурится, но не от вкуса сухого вина, а от осознания, что они близки к цели. — Он уже появлялся здесь раньше? — Угу, — кивает Габи, — и он заинтересован. Наполеон косится в её сторону. — Заинтересован Александром, — кивает девушка в сторону Курякина, — И это полностью нам на руку. Соло согласно кивает, только сейчас осознавая ситуацию. Любой из них пошёл бы на подобное, будь то Габи или сам Наполеон. Но как на такой нюанс в миссии может отреагировать Илья, он не знает. Весь вечер Соло наблюдает за русским. Тот проводит его вместе с «облезлой акулой», как назвала Габи правую руки их «мишени», крутившуюся рядом с Ильёй. То, как ведёт себя сам Курякин, буквально выбивает из колеи — он поощряет. Это видно по каждому его жесту и отслеживается в мимике. Илья доброжелателен, игрив и (на это Соло вообще не может спокойно смотреть) тактилен. Он то касается запястья мужчины, то дотрагивается до локтя, то вообще сам уводит в сторону от толпы, шепча что-то на ухо. Это дико и абсолютно не помещается в голове Соло. Он спокойно может представить на месте Ильи себя, он умеет обольщать и всегда умело этим пользуется. Но Курякин? Такой простой, справедливый, совершенно прямой и бесхитростный Курякин никогда не представал в образе «медовой ловушки». Он физическая сила их связки. Обман и уловки — прерогативы Наполеона. Когда вечер заканчивается и большинство гостей уезжает, в том числе их сегодняшняя цель, Илья подходит к Соло, пожимает ему руку на прощание и разворачивается к другим гостям — сегодня князь Белозерский остаётся ночевать в своём поместье. Соло прячет в рукаве записку, переданную Ильёй. Он прочтет её в номере. На маленьком клочке бумаги аккуратным почерком выведено:Завтра. В 19.30.
Отель Беланж.
Приготовьте всё.
Мы на финишной прямой.
Соло рвёт в клочья записку, выбрасывает ее в пепельницу, поджигает и, когда бумага превращается в пепел, скидывает резким движением всё со стола. На пол летит пустой бокал, разбиваясь на мелкие осколки. Фарфоровая пепельница, опрокидываясь, пачкает пеплом светлый паркет и краешек брюк Наполеона. Он наклоняется, чтобы отряхнуть брючину, но так и не поднимается с пола, оседая вниз. Соло вспоминает улыбку Ильи, адресованную не ему, гримасу заинтересованности и льстивое выражение лица русского. Такой мягкий и покорный Илья, смотрящий в глаза игриво и соблазняюще, но не на Соло... Такой Илья вызывает лишь раздражение и неконтролируемую ревность. Наполеон скрипит зубами, прикусывает нижнюю губу, чувствуя как лопается тонкая кожа, и пытается уговорить свои взбушевавшиеся чувства схлынуть. Проблема в том, что привыкший контролировать внутренние порывы Соло именно сейчас как будто забывает, как это делать. Ему кажется — с появлением в его жизни Курякина внутри у него что-то сломалось. ______ Они берут всю банду через три дня. У них достаточно доказательств для того, чтобы отдать всю верхушку в тёплые объятия британской полиции и получить для себя заслуженный отпуск на побережье Ниццы. Наполеон же не отказывает себе прихватить с миссии подарок. Для реабилитации, так сказать. Больше всего отдыху радуется Илья. Он дольше всех был в этом деле, и его роль в нём была ключевой. По плану они проведут неделю в Ницце*, а оставшееся время Курякин и Тэллер будут отдыхать каждый у себя дома. Наполеон планировал посетить Милан.Ницца, Франция
— Жара и пляж это, конечно, прекрасно, но я бы предпочел ночные прогулки по набережной, — тянет Соло, прячась от солнца под пляжным зонтиком. Габи, пытающаяся добиться равномерного загара, переворачиваясь с боку на бок на шезлонге, кивает в сторону Ильи, который практически не вылезает из воды. — Попроси нашего русского друга сопроводить тебя вечером. Или ты все же предпочитаешь внимание дам? — она опускает темные очки и подмигивает Соло. — Всё-то ты знаешь, Тэллер, — посмеивается Наполеон, смотря на Илью, который, наверное, снова пытается побить свой собственный рекорд по плаванию на большие дистанции. Тот плавает от берега к буйкам и обратно несколько раз, а когда к ним приближается, кажется — он бы с удовольствием их оборвал. Соло приподнимает губы в предвкушающей улыбке. ____ Илье сейчас так спокойно. Впервые за всё это долгое время он чувствует умиротворение. Они гуляют по Английской набережной почти полчаса. Габи отказалась идти с ними, ссылаясь на мигрень. Неудивительно: столько пролежать под ярким солнцем — немудрено получить солнечный удар. Соло рядом, шагает медленно и грациозно, как умеет только он, рассказывает, как всегда, какие-то небылицы, связывающие его с этим городом. Каждый раз, слушая его трёп, Илья понимает: будь это не Соло, он вряд ли бы поверил во всё это. Но когда дело касается Наполеона, можно принять за чистую монету самые невероятные вещи. Илья смотрит на его будто высеченный из камня профиль, на слегка приподнятые брови и сверкающие задором глаза. Соло кажется снова каким-то родным и близким. Эти годы не прошли даром для их взаимоотношений с Ильёй. Курякин, в начале сомневающийся в каждом действии Соло, сейчас спокойно мог доверить ему прикрыть спину. И Наполеон не подводил — он прикрывал и поддерживал, вытаскивал тогда, когда, казалось, не было возможности выбраться. Что удивительно, эта миссия прошла гладко. Кое в чём Илье пришлось переступить через себя, но подмоги Соло совершенно не потребовалось. И, что самое странное, Наполеона это не задело. Он не пытался доказать свою значимость. Он просто выполнял свою работу. Тихо и спокойно. За это Илья был ему безмерно благодарен. — Я всегда безумно скучаю по морю. — Наполеон подходит к витым перилам лестницы, ведущей к морю. Он опирается на них ладонями, вдыхает воздух полной грудью и продолжает, — Вот где бы ты хотел жить, Угроза? Не проводить миссии. А после, когда мы выйдем в тираж. Где? Илья пожимает плечами, смотря на развивающуюся челку Соло. Тот всю неделю не зализывал волосы гелем, оставляя тёмные волны свободно вихриться. Илье нравилось видеть его кудри. С ними Наполеон был каким-то более простым и открытым, выглядел моложе и симпатичнее. Хотя красота Соло всегда восхищала Илью, он не мог не признать, что именно такой образ простого парня был Наполеону намного больше к лицу. Илья думает над вопросом. Ещё несколько лет назад он бы сказал, что хочет домой, на родину. В Москву. В свою небольшую квартиру, может, обзаведётся женой и детьми. Но сейчас, прямо сейчас, Илья очень сильно сомневается в этом. — Леон, — тихо произносит Соло. Илья переводит взгляд с прилива на Наполеона. Тот слегка приподнимает уголки губ. — Что? — Илья разглядывает мужчину. Его лицо выражает какую-то предельную открытость и доверие. Слишком часто Соло стал так смотреть на него. И каждый раз такой Наполеон вызывал в Илье бурю эмоций. Абсолютно нежелательных, которые сейчас снова накрывают лавиной, совершенно неконтролируемо, даже стихийно. — Ты спрашивал недавно, как меня мама называла в детстве. Так вот — она называла меня Леон. — Мне кажется, я знал это, — одними губами произносит Илья. Он не может сдержать улыбку, ощущая, как внутри его затопляет чувство какой-то лёгкости и восторга. Они спускаются на пустующий ночью пляж. Ботинки утопают в песке, а морской ветерок холодит оголённые предплечья. Но Илья не замечает дискомфорта, он слушает Наполеона. Леона. — Конечно, Иль-уша, — старательно выговаривает Соло. — Илюша, — поправляет Курякин. Илья чувствует такое уже знакомое напряжение между ними. Илью тянет к Соло, как будто они — два разноимённых полюса. Куда ни поставь — притянутся. Соло смотрит внимательно, как будто хочет заманить в ловушку своих разноцветных глаз. Илья давно уже пойман, примагничен с неимоверной силой. Соло хрипло произносит: — Мне больше нравится Илия. И.., — выдыхает тихо первую букву Соло, и шёпотом завершает — …лия. Человек, перед которым хочется преклониться. За которым хочется следовать. У Ильи воздух застревает в горле, а сердце того и гляди разорвёт грудную клетку и выпрыгнет наружу, стремясь к этому неимоверному человеку. Улыбка Соло просто потрясающая. Илья не помнит, когда последний раз ощущал подобное. Если только тогда. Когда крепко прижимал Наполеона к себе в танце. Чувство тревоги и кричащее прекратить всё это безобразие подсознание перебивается светом этих прекрасных глаз и вкусом слегка кислых от недавно выпитого вина губ. Он не помнит, кто первый кого целует, помнит лишь, что Соло на ощупь как воплощение всех фантазий мира — горячий, крепкий, массивный и подчиняющий скрытой силой. Он тяжело дышит в губы Ильи и бормочет что-то на ломаном русском. Акцент его сейчас ужасен, но Илья даже не вслушивается. Он зарывается ладонями в растрёпанные ветром волосы, перебирая пальцами тугие кудри — они без бриолина мягкие, как шелк. Вдыхает с губ Наполеона солёный запах моря и его самого, мускусный, всегда вплетённый в дорогой одеколон. Илья чувствует, как пьянит осознание — все фантазии и догадки про взаимность Соло были не беспочвенны. Тот льнёт к Илье, а, прервав поцелуй, смотрит так, будто Курякин — восьмое чудо света. И на мгновение Илья верит — всё, что мечтается, возможно. Не только в вечно прогоняемых от себя фантазиях. Прямо сейчас, они воплощаются в его руках, в виде расскрасневшегося облизывающего свои пурпурные губы Соло, который так и не выпускает Илью из объятий. Наутро голову разрывает от боли, а вкус сладкого поцелуя сменяется горечью стыда. Оживший мираж превращается в разбитую страшную реальность: опасная связь грозит им обоим потерей контроля и смертельной опасностью. Илья снова проглатывает свои чувства, прячет их в самом потаённом уголке за грудиной, запирая на замок и выкидывая ключ подальше, чтобы самому не найти. Даже если очень захочется. _____ — Это было глупо, — цедит сквозь зубы Курякин. Они сидят на балконе в номере Наполеона. Габи не пришла: позвонила Соло и сказала, что спустится ближе к обеду. Он пытался уговорить её вызвать врача, но девушка пояснила, что вечером просто приняла больше обезболивающего чем нужно и теперь хочет просто выспаться. «Если ты понимаешь, о каком обезболивающем речь» — хихикнула она в трубку. — Что именно? — переспрашивает Соло у Ильи. Он в прекрасном настроении, чего не скажешь о Курякине. Тот пришёл к завтраку в темных очках, закрывающих пол-лица, на что Соло подумал, что Курякин тоже перебрал с «обезболивающим». — Я про вчерашнее, — сквозь зубы цедит русский. Соло предполагал подобный сценарий, поэтому вечером они просто разошлись по своим номерам. Он не собирался давить, тем более когда от положительного ответа решалась судьба целостности его сердца. — Ничего ведь не было, Ильюша, — хмыкает Соло, стараясь произнести имя как можно правильнее. — Поцелуя достаточно, — Курякин снимает очки, и в его глазах читается упрямство. — Как скажешь, Угроза, — медленно и примирительно выговаривает Соло. Он чувствует злость и обиду. Сейчас бы дать Илье время, просто подождать, но внутренние противоречия и то, что он видел в отеле во время захвата «Акулы», давят на темечко зудящей потребностью высказаться. Он наклоняется к Илье и шипит сквозь зубы: — То есть вот такие ваши большевистские принципы, товарищ Курякин? Ложиться под «объект», когда этого потребует партия — не зазорно, — голос его сочится ядом и обидой, — а проявить свои чувства — статья 121 УК СССР? Курякин хватает ртом воздух, сминая салфетку в руке. Щеки его начинают гореть румянцем гнева, брови сходятся к переносице, а голубой цвет радужки меняется на темень грозового неба. Зубы его уже плотно стиснуты, а ноздри раздуваются. Соло, видя всю эту картину, ощущает волну тревоги и сожаления за сказанное. Он пытается добавить что-то еще, чтобы сгладить свою реплику, но ему не дают открыть рта. Курякин протягивает ладонь вперёд, требуя замолчать и тихо, слогами произносит сквозь зубы: — Это. Совсем. Другое. Дело. Он прикрывает веки и добавляет уже быстро и сбивчиво: — Кому, как не тебе, знать, что ничего не было, ты был там, рядом, ты всё видел. Почему вообще ты посмел об этом говорить? — Илья, я… Курякин распахивает глаза, теперь в них всё затапливающая ярость. — Я не привык смешивать работу и удовольствие, в отличие от тебя, Соло. Я никогда не разменивался на мимолётные связи. И впредь не собираюсь. — Мимолётные? — холодно уточняет Соло, — Это ты про меня? Внутри Соло борются два чувства — обида отверженного и желание остановить Илью, смягчить его гнев, вернуть вчерашний вечер с их взаимной открытостью. Соло смотрит на Илью, тот так ничего не отвечает. Он глядит на Наполеона, прожигает гневным взглядом, моргает пару раз, со стуком кладёт ладонь поверх стола и встаёт. Он уходит, а Наполеон смотрит на его спину, обтянутую светло-голубой футболкой и переводит взгляд на белую скатерть, на которой остались темные очки Курякина и ключ от его номера. Вечером Илья улетает в СССР. Его провожает только Габи. Наполеон пробует новое «обезболивающее» из бара их отеля, но оно всё равно не помогает.***
Просыпаясь, Соло чувствует, что что-то не так. Он открывает глаза. Перед ним посеревшая от времени потолочная краска, испещрённая трещинами. Он моргает пару раз, трёт веки и поворачивает голову вправо. Илья смотрит, не моргая, лицо его спокойно, но выглядит очень уставшим. Соло поднимает взгляд вверх, навстречу пробивающемуся сквозь шторы солнечному свету. Уже утро. Он резко садится, спуская ступни вниз, озираясь по сторонам. Рассматривает висящие на дверях шкафа постиранные вещи, среди которых не только Ильи, но и самого Наполеона. Соло переводит взгляд на Курякина. Тот уже отвернулся к окну, как будто пытается что-то там высмотреть. Но как он собирается это сделать за завешенными окнами, непонятно. — Доброе утро? — на пробу произносит Соло. Курякин поворачивает голову В его сторону и не произносит ни слова. — Что случилось, Илья? На самом деле Илья сам не знает, что с ним. Все эти долгих две недели он старался делать вид, что ничего не происходит. Ни с ним, ни между ними, ни с его сердцем. Если сейчас Наполеон спросит, чего хочет сам Илья, он не сможет даже самому себе ответить на этот вопрос. Он не помнит даже, когда всё это началось. Когда Наполеон стал чем-то большим, чем просто коллега или друг? Илья хмыкает, произнося про себя это слово. Друг не хочет поцеловать своего товарища, а потом сгорает от стыда. Друга не хочется обнять, и не отпускать от себя всю оставшуюся жизнь. От друга не идёт кругом голова, не сводит судорогой низ живота. Но одно дело, когда ты пытаешься справиться с этим сам, надо признать, довольно успешно выкидывая лишние мысли и образы из головы. Другое дело, когда твой «друг» настаивает на сближении, что может грозить проблемами для вас обоих. Сейчас Илья не знает чего он хочет больше: забыть всё, что связано с Соло, навсегда, или быть по-настоящему рядом с ним, отпустив наконец все свои загоны. Соло смотрит в задумчивое лицо Ильи и ещё раз повторяет: — Что происходит? — Ты спал на моей постели, — голос мужчины хрипит, и последнее слово он произносит шёпотом. — Я заметил, — иронично произносит Наполеон, — Что с тобой происходит? Я имею право знать. Я молчал почти два года, Илья. Я хочу наконец понять, что происходит. Илья пожимает плечами и буднично произносит: — Я люблю тебя. Это как удар тяжёлым предметом по затылку. Наполеону кажется, что из его лёгких высосали весь воздух, не дав взамен живительного кислорода, оставив едва живое тело умирать и осознавать всю неизбежность бытия. Он смотрит на Илью широко раскрытыми глазами, пытаясь осознать, что это ему не кажется. Тот ещё раз дёргает плечами и медленно встаёт. Наполеон видит, как в замедленной съёмке, как тот уходит, снова оставляя Соло и его разрывающуюся душу один на один. Наполеон не знает, сколько времени проходит прежде, чем он приходит в себя, уложив в голове слова Ильи и его совершенно непонятную реакцию. Он смотрит на свои ладони, сжатые в кулаки, разжимает их несколько раз, сжимает заново и вскакивает с постели, прямо так, в трусах и майке, даже не пытаясь одеться. На кухне Курякина он не находит, а когда выходит во двор, застаёт того за уборкой придомовой территории от щепок. Тот деловито сгребает граблями мусор в одну небольшую горку, когда Соло подходит к нему вплотную. — Ты решил, что скажешь мне это — и всё? Сможешь снова отмалчиваться, как будто ничего не произошло? Ты думаешь, я отпущу тебя после этого? — сипит Наполеон. — Ты спросил — я ответил, — вид у Ильи деловитый и сосредоточенный. — Ты сейчас издеваешься? — Соло слышит свой голос: он тихий и звенящий, но внутри Наполеона всё кричит и надрывается, требуя сделать хоть что-то. — А что изменилось? — интонации Ильи меняются мгновенно, теперь это скорее тихое рычание, нежели речь. Он отбрасывает грабли в сторону и пронзительно смотрит на Соло. — Всё! — теперь Соло уже кричит по настоящему, внутреннее возмущение вырывается наружу, — Это даёт нам шанс. Мне шанс. Мы... — Этого не может быть, потому что не может быть! — прикрикивает на него Илья и снова понижает голос, говоря уже спокойно, — Иди умойся, завтрак на столе под полотенцем. Это как холодный душ. Возмущение сменяется апатией, а внутреннее бушующее море чувств застывает, как будто мгновенно покрываясь коркой льда. Илья разворачивается, поднимает грабли и ставит их к стене. Его движения четкие и даже несколько механические, когда он уходит в сторону дома, а плечи упрямо развернуты. Соло снова смотрит на его прямую спину. ____ Почти весь день они не разговаривают. Илья находит любое занятие по дому, только чтобы не попадаться Соло на глаза, а после обеда вообще пропадает. Соло не знает, ушёл он вниз в деревню или куда-то в сторону леса и ручья, но Курякин явно его избегает. Впрочем, Наполеону тоже нужно немного подумать. Он понимает Илью, да. Долгое время он тоже так думал. Поэтому томился в собственных чувствах, как в ядовитом соку, и ничего не предпринимал. Но одно дело, когда чувства не взаимны, другое — когда два любящих человека отказывают себе в счастье, мучаясь, даже не попытавшись хоть что-то изменить. Осознание своих желаний давно пришло к Наполеону. Он не был наивным мальчиком, понимал, чем может грозить подобная связь для них обоих. Но и быть рядом с любимым человеком, осознавать, что это — их общая боль, становится для него всё более невыносимо. Он видел в глазах Ильи страдание, сомнение и страсть. Он догадывался всё это время, особенно с той их миссии в Лондоне. Но подтверждение его догадок дало им двоим надежду. И тут же её разрушило. Одно Наполеон знал точно: так больше не должно продолжаться. Или они решают эту проблему, или же прощаются друг с другом навсегда. Соло смотрит на маленькую книжицу у себя в руках. На ажурной обложке витиеватыми и еле заметными буквами выведено «Евангелие от Матфея», а в корочке спрятан замок. Этот неприметный томик — гарантии Наполеона, шанс на прикрытие и начало новой жизни. И его выбор — применить их сейчас или оставить на более поздний срок — зависит лишь от решения, которое он примет сегодня вечером. Всё, что надо для этого: нормально поговорить с Курякиным. Хотя Соло понимает, что шансов у него нет, но стоит всё же попытается. Наполеон стоит на распутье своей жизни, и решение за него примет самый сейчас для него дорогой человек.***
Илья появляется к вечеру. Он хмурится, его руки расцарапаны, а от куртки пахнет лесом. Соло молча ставит перед ним ужин, состоящий из тушенной с грибами курицы и риса, консистенция которого далека от идеальной, но (с учетом имеющихся ресурсов) Наполеон считает, что справился он превосходно. Илья не смотрит в его сторону, ковыряя белую массу в тарелке, и, так и не поднеся её ко рту, он вдруг начинает говорить. И по тому, как звучит его голос, как усилился его акцент, Соло понимает — думал не только он один. — Ты... Ты ведь Наполеон Соло. Для тебя нет границ и законов. Любое твоё желание обязано выполняться любыми путями и средствами. Ты, всю жизнь работавший в одиночку, только недавно научился быть частью команды. Я поверил, что ты можешь измениться. Но как же я ошибался. — Илья поднимает на Наполеона глаза, и Соло кажется, что он видит в них блеск непролитых слёз. Но Курякин моргает, и иллюзия исчезает без следа. Наполеон неверяще мотает головой, спрашивая. — И почему же ты сделал такие выводы? Илья грустно ухмыляется: — Вот по этой нашей ситуации, — он показывает туда-сюда пальцем, от Наполеона к себе и обратно, — ведь это очередная прихоть. — Любовь — это прихоть, Илья? Ты только что мне признался в своих чувствах, и чего требуешь в итоге? Чего? Отказаться от тебя? — Да! — выкрикивает Илья, вставая из-за стола. Он проходит в комнату и возвращается. Он продолжает говорить надрывным голосом, — Потому что я отказался от себя! Потому что я знаю, к чему может привести этот наш каприз. К каким ужасным последствиям для нас обоих. На кону чужие жизни. Любая привязанность делает нас слабее, дает врагам в руки козыри. Нами так легко будет манипулировать. В любой момент я могу потерять тебя, просто позволив кому-то узнать правду. Я не хочу видеть, как тебе пустят пулю в затылок! Он выкрикивает последнее слово, останавливается и тяжело дышит. Соло несогласно качает головой. — Илья, я ведь всё это понимаю, причем не хуже тебя. Но есть одно «но», — он хрипит последнее слово, сглатывает и произносит, — уже слишком поздно, Илья. Всё наше окружение в курсе, дорогой. Это невозможно скрыть. Нет разницы, вместе мы или убегаем друг от друга. Мы уже ничего не можем поменять, потому что наши чувства слишком очевидны, как бы мы это ни скрывали. Илья пытается открыть рот, чтобы поспорить, но Соло не даёт ему сказать и слова: — Нет, Илья, послушай, пожалуйста. Я знаю твою позицию, я хочу, чтобы и ты знал мою. То, что мы бегаем друг от друга, не даёт нам никакой гарантии на защиту. Мы просто делаем друг другу больно, можем провалиться в любую секунду, при этом ничего не получить за свои страдания. И у нас нет ни твоей мифической безопасности, ни нашей… — Соло сглатывает комок в горле, чувствуя, что во рту пересохло, как в пустыне, но он продолжает, — любви. Он замолкает. Смотрит на Илью неотрывным взглядом. Тот тяжело вздыхает, садится снова на стул и поднимает на Соло глаза. Тот молчит несколько секунд и добавляет, то что собирался сказать ещё до прихода Ильи. — Кроме тебя и Габи меня ничего не держит в агенстве. Меня обменяли, да. Но я сполна расплатился. Габи переживёт: у неё останешься ты. Единственный способ уничтожить моё чувство, хотя я слабо верю вообще, что это возможно — больше никогда друг друга не видеть. — Но как? — Илья удивлённо приподнимает брови. — Способ не имеет значения, это лишь наше с тобой решение, — Наполеон выдыхает, кусает внутреннюю сторону губы. — У меня больше нет вариантов. Он встаёт. Они оба так ничего и не съели, но у Наполеона нет аппетита. Ему кажется, у него отняли вкус к жизни. Илья так и сидит за столом, опираясь лбом о ладони. Соло бросает последний взгляд на светлый затылок и выходит из дома. Он идёт в баню, запирается на засов и глядит в темноту маленькой комнаты, чувствуя, как изнутри рвётся крик. Он воет на одной ноте, выражая этим звуком всё своё сожаление и боль, чувствуя, как внутри всё сгорают в пламени разочарования и досады, сполна понимая слова Ильи про отказ от самого себя.***
Соло просыпается от гула голосов и мелодичного высокого смеха. Очень знакомого смеха. Он выползает из спальни, натыкаясь на Илью, что стоит, привалившись боком к косяку. На улыбающегося счастливого Илью. Тот смотрит в угол кухни, и Наполеон переводит туда взгляд. На табуретке, поджав босые ноги под себя, сидит Габи. Она открыто улыбается Соло, а тот не выдерживает, одним махом оказывается рядом с ней, хватает девушку в объятия и поднимает её вверх, кружа по комнате. Та хохочет и опираясь ладошками о его плечи тараторит. — Отпустите меня, неизвестный мужчина, я вас не знаю! — когда Соло ставит её на землю, она поправляет свой пиджак, темные брючки и строго добавляет, — Настоящий Наполеон Соло не позволил бы таких зарослей на своём лице. — Я тоже рад тебя видеть, Тэллер, — улыбается Наполеон. Он косится на Илью, тот смущённо протирает длинную щетину, которая почти превратилась в бороду и пожимает плечами. Видимо, по мнению Габи, растительность на лице Курякина для неё норма. Девушка подходит к Наполеону, кладёт ладошку ему на щеку, зарываясь кончиками пальчиков в густую темную бороду. Наполеон уже сбился со счета, сколько они провели тут времени и как давно он не брился и не стригся. Пока Илья хоть как-то приводил себя в порядок, Соло решил пустить всё на самотёк. Сил хватало только на то, чтобы находиться рядом с Ильёй и не срываться в приступы уныния, поэтому его внешний вид был последней вещью, о которой он думал. Габи чешет его под подбородком, как кота, и запускает руку в волосы, заправляя их назад, открывая взору высокий лоб Соло, и всматривается в голубые глаза. — Уничтожить, — она становится на носочки, целует его в щеку и добавляет, — я хочу видеть твоё прекрасное лицо, Наполеон. Соло ещё раз крепко её обнимает, смотрит на задумчивого Илью через плечо девушки и отпускает её из объятий. — Ну что, господа лесорубы, вам на сборы полчаса, в которые входит в том числе бритьё. Я жду вас во дворе, — она морщится, осматривая дом, — лучше подышу свежим воздухом и посмотрю на горы. Соло глядит на Илью (тот смотрит не отрываясь в ответ), потом переводит взгляд на выходящую Габи и кивает сам себе. Ну вот и всё.