Тот самый...

Сегодня настроения сидеть на работе не было. И даже не потому, что опять проходили скучные совещания, или было нечего делать. Нет. Совещаний сегодня никаких не планировалось, а работа была всегда. Как только мы выпускали очередную линейку косметики, сразу же приступали к изобретению новой. Этот цикл был непрерывным. На продажах одних и тех же товаров далеко не уедешь, поэтому всегда нужно двигаться вперед. Просто в сегодняшнем дне было мало красок. Все было каким-то скучным и однообразным. Ровным. Одна и та же обстановка, одни и те же лица, снующие туда-сюда в опенспейсе за стеклянными стенами моего кабинета. Не хватало чего-то яркого. Как на скучном сером небе не хватало радуги... Дверь открылась, и в кабинет зашел Минхо. Единственный человек на работе, которого я всегда был рад видеть. ‒ Хен, а коллеги ждут традиционных посиделок, ‒ сообщил он, подходя к столу. Я устало выдохнул, потирая глаза. Вот же черт. Нет, я не забыл, я прекрасно помнил о том, что каждый раз после успешного начала продаж мы собирались всем отделом в каком-нибудь ресторане и отмечали это событие. Но стоило только представить, что сегодня мне нужно идти вместе со всеми и делать вид, что мне весело, как во мне сразу же поднималась волна недовольства и несогласия. Я не хотел сегодня никуда идти. Но и отправить подчиненных отмечать одних я тоже не мог. Я их руководитель и всегда присутствовал на корпоративах, да и ходил на них с удовольствием. ‒ Если честно, не хочу, ‒ я поднял глаза на донсена. Минхо театрально округлил свои и без того огромные глаза: ‒ Хен? Я тебя не узнаю! Ты заболел? ‒ он приложил руку к моему лбу, наклоняясь через стол, и притворился, что меряет мне температуру, ‒ хм, да вроде жара нет. Ну, тогда не знаю. Чтобы ты и не хотел. Я отнял ладонь друга ото лба и улыбнулся: ‒ Не, я здоров. Сегодня просто нет настроения. ‒ Что?! ‒ он удивился еще пуще прежнего, ‒ у Ким Кибома нет настроения для корпоратива? Где календарь, я сейчас обведу этот день. Он схватил красный маркер со стола и на самом деле пошел к календарю, висевшему на стене. Обвел 17 июля в кружок. Я засмеялся, но смех получился натянутым. В самом деле. Я понимал изумление Минхо. Я же всегда любил получать внимание. Никогда не был прочь поздравить с успехами других коллег, и постоянно сам первый рвался устраивать праздничный ужин. Вот только сегодня от всех этих людей получать внимание я не желал. Не от них… Перед глазами всплыл образ Ли Джинки. От него-то я, конечно, не прочь получать внимание прямо сейчас, потому что это означало бы, что я сию минуту становлюсь ближе к цели. Каждая лишняя секунда общения сближала бы меня с ним. А я сейчас вместо того, чтобы мило ворковать с Онью, сидел здесь. ‒ Да, Минхо-я, ты только что стал свидетелем восьмого чуда света. Чхве вернулся обратно к столу и присел на стул, внимательно всматриваясь в меня. В его взгляде уже перестали плясать смешинки, сменившись настороженностью. Он все смотрел и смотрел, вглядывался, словно что-то выискивал во мне. Я уже начал напрягаться в ответ, почти слыша явно зарождающуюся у него на языке реплику, про то, что я «какой-то не такой». Но он молчал. И тогда я решил сказать ему сам. Даже не решил. Слова решили за меня: ‒ Это все из-за моего неудачного похода в «Адажио». В конце концов, Минхо мой друг. Да и в том, что задача по соблазнению обросла новыми условиями на глазах, и поэтому теперь ее решение, вместе с самим Джинки, занимало приличную часть моих мыслей, нет же ничего криминального? ‒ М? ‒ Чхве опять удивился, ‒ а что там случилось? ‒ Ну, все оказалось немного сложнее, чем я думал. Тут я юлил. Все оказалось нАмного сложнее, чем я думал. Отличие всего на одну букву увеличивало степень усложнения в разы. ‒ Он тебе не поддался? ‒ незло посмеялся Минхо. ‒ Пока нет. Но он обязательно это сделает. ‒ И из-за этого у тебя нет настроения? Я прислушался к себе еще раз, воспроизводя в мыслях облик Онью. Воображение зашло даже дальше, представляя заведомо невозможную ситуацию: будто он идет с нами на корпоратив, ну или просто волшебным образом прямо сейчас оказывается у меня в кабинете. Сносящее все на своем пути одобрение обеих идей сразу же, не церемонясь, вломилось ко мне. Но его визит я мог заранее предугадать. А вот маленькую странную робкую радость, тихонько прокрадывающуюся прямо за ним, ‒ эту гостью я встретить не особо ожидал. Она улеглась в груди, сворачиваясь в теплый клубок… ‒ Хен?.. Да что ж такое! Я опять не заметил, как ушел в себя. Лицо Минхо уже давно ушло на далекий задний план. Его голос вернул меня обратно в кабинет, растворяя все образы. Радость тут же испарилась, оставляя после себя силуэт досадной пустоты. ‒ Неужели ты так расстроился из-за этого, что даже отказываешься от любимых посиделок с нами? ‒ все продолжал удивляться Минхо, подвигаясь ближе к столу. В пустоте еще и противно засвербило. Маленькое жало царапало мелко, но настойчиво. И Минхо только что назвал хозяина этого жала. Расстройство. Я смотрел на замолчавшего в ожидании ответа Чхве и понимал, что он прав. В данный момент, я, на самом деле, расстроен. Но не конкретно из-за отказа Джинки, а из-за того, что… не мог сорваться сию минуту в хост-клуб. И настроя на корпоратив у меня не было по этой же причине. Как я могу пойти с коллегами ужинать, если все мероприятие я просижу, думая о том, что мог бы сейчас сидеть напротив Онью? На место пустоты сразу пришло теплое волнение, захватывающее меня еще крепче после того, как я напомнил себе, что сегодня у меня есть возможность осуществить желаемое. У Ли была вторая смена на этой неделе. ‒ Ну, не совсем, ‒ ответил я, решив не томить друга, ‒ да и я не отказываюсь. Завтра можно, например. А сегодня у меня другие планы. Поеду в «Адажио». Нужно же довести начатое до конца. Я игриво подвигал бровями. Минхо еле заметно покачал головой: ‒ Все ясно с тобой, ‒ притворно огорченно вздохнул он, ‒ хотел бы я на него посмотреть! Что же там за парень такой, что ты нас на него променять решил? ‒ Могу показать, если правда хочешь. На сайте должна быть фотка. ‒ Хм. Ну давай. Минхо поднялся и обошел стол, подходя ко мне сбоку и склоняясь рядом. Я зашел на сайт «Адажио». В разделе со списком хостов мужчин я очень быстро нашел фотографию Онью, несмотря на то что впервые делал это здесь. Из-за улыбки. Она была как маяк, привлекала к себе взор сразу же. И вот сейчас, смотря на его улыбку и мягкий взгляд, я почувствовал, как намерение увидеть его сегодня еще глубже пустило свои корни. Выдернуть его никакими доводами я уже не смогу. А я не сомневался в том, что, когда Минхо уйдет, я найду их целую кучу. Они уже стояли рядом и выжидали момента, когда можно будет без свидетелей на меня напасть. Но у них ничего не выйдет. С такими глубокими корнями ничто не справится. ‒ Вот он, ‒ я ткнул пальцем в экран и стал ждать. Чхве придвинулся еще ближе к монитору: ‒ Да, симпатичный, ‒ раздалось над ухом. Я энергично закивал: ‒ Вот, теперь ты меня понимаешь? ‒ я воззрился на друга снизу вверх. Одобрение от Минхо я хотел получить в шутку, но в его ответном взгляде застыло чересчур серьезное выражение: ‒ Я понимаю, почему ты не смог пройти мимо него. Но ты же знаешь, что я все это не очень одобряю. Ну вот, опять. ‒ Ой, да ладно тебе, чего ты такой серьезный сразу. Я же ничего криминального не делаю, ‒ махнул рукой я. ‒ Да дело… ‒ Чхве на секунду замолчал, будто боялся говорить дальше, ‒ дело не в криминале. Просто я не хочу, чтобы ты остался один. Я начал понимать, к чему он клонит, поэтому возмутился уже даже не шутливо: ‒ Ну как это один! У меня есть вы. Минхо опять завел свою шарманку про любовь на всю жизнь. Он делал это редко, но метко. Почему именно сейчас ему захотелось опять поговорить на эту тему? Нет, я не злился, потому что и сам Чхве делал это не со зла. Раз у него были такие взгляды на жизнь, то неудивительно, что он на все смотрел через их призму. В этом не было его вины. ‒ Дружба – это дружба. Любовь – это совсем другое. Важное. В одном человеке пересекается все сразу. Он тебе и друг, и любовник, и опора, и много еще чего… ‒ Минхо-я, ты же знаешь мое мнение по этому поводу, ‒ я решил быстрее свернуть тему и не разводить спор, твердо смотря другу в глаза. ‒ Знаю! Потому и волнуюсь! ‒ Вы с Тэмином сговорились что ли? То он, теперь ты. ‒ А что он? ‒ Да тоже все уши пропел, что волнуется, что упускаю что-то важное в жизни, ‒ я припоминал наш разговор, ‒ еще что-то про бумеранг… ‒ Ооо, ‒ Минхо смешно округлил рот, ‒ ну, если уж даже Тэмин волнуется! Я знал, что друг удивится, потому что от Тэ, правда, слышать такие речи приходилось очень редко. Или даже вовсе никогда. Он к моим похождениям всегда относился нейтрально, а сам он был некой усредненной формулой меня и Минхо. Девушки у него были. Он встречался с ними не настолько мимолетно, как я, но и «прилежным семьянином», как Чхве, он тоже не был. ‒ Да и вообще. Вот вы все жужжите-жужжите… А может я просто тщательно отбираю себе кандидатуру. Дома-то если сидеть, то точно никогда не найдешь свою вторую половину, ‒ неожиданно даже для себя выдал я, ‒ чем больше переберешь, тем больше вероятность найти ее. Одну единственную и неповторимую. Разумеется, я так не думал и вовсе никого не искал, но внезапно пришедший на язык аргумент, пусть и несерьезный, мне даже понравился. С ним сложно было поспорить. ‒ Если бы я, наоборот, вообще ни к кому не подходил и был «старой девой», вот тогда вам можно было бы обо мне волноваться. А так, ‒ я развел руками, ‒ я в активном поиске! ‒ Точно. В очень активном. Конечно, Минхо не воспринял сказанное мной всерьез, сделав многозначительное ударение на слове «очень», но я, хотя бы, добился того, что его взгляд расслабился. Друг выпрямился, отошел обратно и остановился перед столом. Развивать тему дальше он не стал. ‒ Скажи тогда коллегам, что завтра будем собираться. И смотри, завтра не отвертишься, ‒ он подмигнул и вышел из кабинета, оставив меня одного. *** В мужском зале было достаточно многолюдно. Сегодня я не стал уходить с работы раньше, поэтому народ уже успел набежать. Тут и там торчали макушки. Как я и предполагал, никакие доводы не искоренили моего намерения. Не хватило сил даже у самого веского: что я буду выглядеть подозрительно, если продолжу ходить так часто и настойчиво. Но в следующий раз этот довод обязательно вернется и победит. И я даже сдамся ему, потому что он прав. Нельзя показывать свою заинтересованность, выходящую из дружеских рамок. Я же сделал вид, что она у меня прошла. Нужно было поддерживать марку. Но вот какая именно частота встреч с Онью не будет вызывать подозрений?.. Я обещал себе подумать об этом потом. Сегодня мне не терпелось приступить к походу по извилистой тропе. За столом, где сидел Джинки, макушек оказалось больше всего. Вместе с его ‒ аж четыре. Три из них – женские. Еще издалека, подходя к ним, я узнал Сэми, сидящую лицом ко мне. Вторую девушку рядом с ней, я видел первый раз. А когда я оказался у столика, то узнал третью гостью, сидящую около Онью. Юнсо. ‒ Добрый вечер, ‒ я встал в проходе, осматривая присутствующих и оставляя самую ожидаемую встречу взглядов напоследок. Я уже не слушал, как со мной здоровались девушки, потому что мои глаза добрались до Ли. Он смотрел на меня, приподняв голову. На одну секунду немного удивился, но потом мягко улыбнулся: ‒ Привет. Его приветствие я услышал очень хорошо. В груди что-то дернулось и ухнуло в живот, разбиваясь там и разливая вокруг себя тепло. ‒ Можно я где-нибудь приземлюсь тут у вас? ‒ невинно спросил я, снова осматривая всю компанию, при этом прекрасно зная, где именно хочу приземлиться. Конечно, рядом с Джинки. Но пока он не подвинет свою соседку и не подвинется сам, я не смогу сесть там. Места не было. И если он сейчас так сделает, то… ‒ А. Конечно. Юнсо-щи, подвинься немного, пожалуйста. …то, значит, первый успешный шаг к цели я уже сделал и даже немного отомстил Юнсо. Я, не раздумывая, опустился рядом с Джинки: ‒ Спасибо. Левый бок так стремительно нагрелся, будто между мной и Онью вообще не было никакого воздуха, и мы сидели вплотную, хотя на деле это было не так. Словно в Джинки была встроенная печка. Это ощущение было мне знакомо, но раньше оно не было таким щекочущим и отвлекающим. От всего. Я даже не мог поймать нить разговора, сразу возобновившегося между сидящими за столом, чтобы тоже вступить в беседу. Этот жар, окутывающий уже не только бок, но и ползущий по спине, рукам, проникающий в меня, забрал способность ясно мыслить и вообще воспринимать окружающий мир. На какой-то, надеюсь не очень долгий, промежуток времени я превратился в сломанный приемник, настроенный только на одну волну и различающий только голос Ли среди всей какофонии звуков, в которую смешались слова, произносимые остальными посетителями. «Возьми себя в руки. Еще немного и у тебя на лбу проявится печать, что ты тут явно не с дружескими намерениями». Внутренний голос очень тихо, но достаточно строго напомнил мне, что нельзя расслабляться, как бы сильно не притягивал меня Джинки. Поэтому я, сделав усилие, вынырнул обратно в окружающий мир. Решил себя отвлечь, фокусируясь на незнакомой девушке, сидящей напротив. Теперь, когда я ясно и четко разглядел черты ее лица, стало даже еще интереснее. Она явно была не кореянкой. Заметив, что я внимательно смотрю на нее, гостья немного смутилась, опуская глаза на стол. Хм. И я почти на сто процентов уверен, что сейчас правильно угадал, откуда она: ‒ Вы, случайно, не японка? ‒ обратился я к девушке, говоря на языке страны восходящего солнца. Японский язык разрезал корейскую речь своей внезапностью. Даже прозвучал будто громче, чем нужно, хоть я говорил в тон остальным. Все замолчали и устремили на меня удивленные взгляды. Один из них особенно остро впился куда-то в район уха. Девушка робко улыбнулась: ‒ Да. Я приехала из Токио. Учу тут корейский. В Сеуле. ‒ Ммм, как интересно. Давно учите корейский? ‒ Здесь - два с половиной года. А до этого учила в Токио около года. ‒ Так нечестно! ‒ в наш милый японский разговор влезла Сэми, ‒ мы же ничего не понимаем! ‒ Да, вдруг вы плетете против нас заговор. Последнюю фразу произнес Джинки. Я повернулся на его голос, пересекаясь с шутливо-хитрым взглядом. ‒ Так ты знаешь японский? ‒ спросил он. Я еле сдержался от довольной улыбки. Люблю производить на людей положительное шокирующее впечатление. И знанием иностранных языков в том числе. ‒ Как видишь, ‒ пожал плечами я, будто говорил о плевом деле. Век бы не отворачивался от этих карих глаз. Но долго смотреть в них нельзя. Чем дольше я вглядываюсь, тем сложнее будет отлипнуть. Буквально отскребая себя, я повернулся обратно к девушке, но продолжил разговаривать уже на корейском. Она достаточно хорошо им владела, но говорила немного с акцентом. И у Масако – так звали японку – у единственной оказалась «нормальная» причина для посещения «Адажио». Не разбитое сердце или помешательство на одном из хостов, а языковая практика. Хотя, даже эта причина поначалу показалась мне странной. Почему именно хост-клуб? Но это было уже неважно. Мы начали болтать о всяком. Все, кроме Юнсо. Она сидела молча. Только иногда слабо улыбалась, когда в разговоре мелькали шутки. А иногда в ее взгляде читалось неприкрытое недовольство. Я даже догадывался, чем именно. Джинки будто бы забыл о ее существовании, сосредоточившись на беседе с нами. Мне удавалось ловко завлекать его в обсуждения… А ему так же ловко удавалось завлекать меня своей улыбкой. Я спотыкался каждый раз, когда натыкался на нее. Не успевал вовремя сгруппироваться, чтобы перепрыгнуть. И с каждым таким разом я понимал, что научиться игнорировать ее невозможно. Я пытался, но постоянно терпел неудачу. Сердце спотыкалось вместе со мной. Единственное, чему я смог научиться – это не терять равновесие. Быстро выпрямляться. Интересно, его улыбку все так воспринимают? И словно прочитав мои мысли Сэми внезапно заявила: ‒ Мне так нравится улыбка Онью-щи, ‒ девушка почти мечтательно вздохнула, разглядывая Джинки. Я посмотрел на хоста, оценить его реакцию, сразу находя кончик уха. Я уже успел понять, что именно его уши были индикаторами смущения, выдавая его с потрохами. И сейчас они покраснели прямо на глазах. И, наверняка, нагрелись. Проверить бы языком… «Ким Кибом!» Да-да, я помню. ‒ Сэми-щи, ты осторожнее. Не попадайся. За этой улыбкой водятся страшные звери, ‒ моя реплика была обращена к девушке, но смотрел я при этом на Джинки. Навеяна эта шутка была вчерашним разговором. Я помнил тех крокодилов. Несмотря на свой «Онью-образ», этот парень точно умел показывать другую темную сторону своего характера, стоило только переборщить и поспешно попытаться проникнуть в его личное пространство. Во всех смыслах. С ним нужно было делать все плавно и постепенно. Снимая слой за слоем, как кожицу с лука. Джинки не растерялся и отбил мою подачу: ‒ За твоей звери будут пострашнее. Не успеешь опомниться, а они уже сожрали. Мне показалось, что мы говорили о разных зверях. Наверняка он намекал на мой образ ловеласа, прочно закрепившийся у него. Я невинно похлопал ресницами, повернувшись к девушкам: ‒ Не слушайте его! Я белый и пушистый. Все засмеялись. Даже Джинки. Сдержанно. Еще через пару часов веселой болтовни Юнсо ушла. Расстройство тусклыми красками окрасило ее личико. А я позлорадствовал. Хотел даже по-детски высунуть язык ей вслед. Минус одна. Я намеревался сидеть здесь, пока все девушки не разойдутся. Я был уверен, что никто из них не собирался сидеть здесь допоздна. Джинки попрощался с Юнсо, коротко поклонившись, и быстро вернулся за стол. На его лице особенных реакций по поводу ее ухода я не заметил. Зато весь оставшийся разговор я иногда ловил на себе его… немного напряженный и даже будто неодобрительный взгляд. Особенно, когда я начал рассказывать про мой личный опыт изучения японского, обращаясь больше к Масако. Онью затихал и просто молча слушал. Но его глаза при этом будто застывали. Мог ли он не одобрять того, что я, по его мнению, сейчас обольщал девушек? Вполне. Но если это так, то он не прав. Единственный, кого я здесь хотел обольстить – это был он сам. А с гостьями я просто был вежлив и дружелюбен. Тем более, в них обеих меня ничего не напрягало и не настораживало. В отличие от Юнсо. Уверен, что у нее в голове полно термитов. Огромных и клацающих челюстями. Как я и думал, девушки ушли раньше меня. Когда я проверил время на телефоне после их ухода, возвращаясь обратно на диван следом за Онью, на дисплее светилось 22:47. Часы пролетели незаметно. Я надеялся, что время было не такое позднее, потому что казалось, что прошло всего полчаса… Ну хорошо. Час! Но нет. Надежды были вмиг развеяны. Мне самому придется скоро уходить… ‒ Фух, что-то я устал сегодня, ‒ Джинки уложил лоб на руки, устроив их на столе. Я не мог видеть его лица, оно было спрятано внизу, но усталость было слышно и так. В приглушенном голосе. Конечно, устал! Что вообще такой интроверт, как Онью, забыл в хост-клубе, да еще и в качестве хоста, а не гостя? Я вспомнил его график, который мне присылал Тэмин. Если обычно все хосты работали два дня и два отдыхали, то у Джинки порой выстраивалось по три смены подряд с одним выходным между ними. И это не Тэ составлял ему такой график. Сам Ли старший просил себе работы сверх нормы. Что за трудоголизм? Я осторожно положил ему руку на спину, легко похлопывая пальцами. Осторожно, потому что боялся спугнуть. Будто он мог вскочить и убежать, как дикий неприрученный зверек. Но он даже не вздрогнул. ‒ Понимаю. Думаю, до конца смены уже никто не придет, так что, отдыхай, ‒ я вложил в голос всю теплоту, которая у меня имелась. Может и мне стоит уйти, а не утешать его? Он же не зря жалуется на усталость. Вдруг это жирный намек, на то, чтобы я тоже проваливал? Но не успела эта мысль до конца сформироваться четкими очертаниями и породить сожаление, ‒ я не хотел уходить, мы же только-только остались наедине, ‒ как последующая реплика Джинки заморозила этот процесс: ‒ Ты тоже сейчас пойдешь? Я не успел уловить интонацию, с которой он ее сказал, уж слишком неожиданно она была произнесена. Но повторив эхом ее еще раз у себя в голове, я понял, что, по-моему, улавливать там было и нечего. Фраза вышла ровной и почти бесцветной. Кроме бытового вопроса в ней ничего не было слышно. Но это всего лишь внешняя ее оболочка, зато внутреннего смысла в ней было хоть отбавляй. В ней же явно была скрытая надежда. Либо на то, что я побыстрее уйду, либо на то, что я останусь. Второй вариант мне нравился больше, но готовиться надо было к первому. Я разглядывал его затылок, рука уже мелкими движениями потирала его лопатки через грубую ткань пиджака: ‒ Я бы хотел еще немного посидеть с тобой, но, если ты совсем плохо себя чувствуешь, то не буду мешать и пойду. Внутри все замерло в ожидании ответа. Будто моя голова лежала сейчас на плахе, и я ждал, махнет ли палач топором, отрубая голову, либо меня ждет помилование. Я не хотел так остро реагировать. Даже если он меня прогонит, в этом нет ничего страшного, но… По неведомой причине этот момент превратился в жутко важный. Мне казалось, что я даже дышать перестал, будто сейчас как минимум решалась моя судьба. Онью повернул голову на бок, не поднимая ее, и его черные глаза воззрились на меня. Словно оценивающе. Во мне и без того было все заморожено, не зная, куда двигаться дальше, а сейчас еще и уменьшилось в размерах. Схлопнулось и задрожало. Рука на спине замерла. Ну, попроси меня остаться. Ну же! Лицо Джинки вновь спряталось в столе, заставляя мои внутренности дернуться. Прогонит? ‒ Нет, я не против, чтобы ты остался, ‒ оповестил меня ровный приглушенный голос. «Пациент, дышите!» ‒ вот как воспринялось мною сказанное. Я тихо, но очень облегченно выдохнул. Будто до этого мне не разрешали дышать целую минуту. Пружина расслабилась, запуская жизненные процессы. За облегчением, которое, по-моему, даже лишило меня пары килограммов, пришла ликующая радость, дергая губы за невидимые ниточки и собираясь растянуть их в улыбке, но я сдержался: ‒ Хорошо, ‒ моя рука возобновила поглаживания по спине. Я только что сделал огромный шаг вперед! Но злоупотреблять гостеприимством было нельзя, поэтому я установил лимит. Максимум полчаса. ‒ Может, тебе взять отпуск? Отдохнешь как следует, ‒ предложил я. Джинки медленно выпрямился, моя рука соскользнула с его спины. Он потер ладонями лицо и вздохнул: ‒ Да нет, не нужно. Все нормально. Это пройдет, ‒ он слабо улыбнулся, поворачиваясь ко мне. Я бы не сказал, что «все нормально». Онью на полном серьезе выглядел уставшим, теперь я видел это воочию, но я решил не заводить разговор о том, что эта профессия явно не в ладах с его характером. Тема «почему Ли Джинки ринулся из программистов в хосты» все еще была в центре лабиринта, по которому гулять еще долго, утыкаясь лбом в тупики и стены. Да и в конце концов, он уже большой мальчик и, наверняка, знает предел своей прочности, раз выбрал такую работу… ‒ Будь аккуратнее, ‒ все же предостерег его я. ‒ А ты что, волнуешься за меня? ‒ спросил он…по-японски! Я отхлебывал кофе из чашки в этот момент и чуть не поперхнулся. Интересно, насколько смешно выглядело мое вытянутое от удивления лицо с чашкой между губ? Онью засмеялся, обнажая ряд белоснежных зубов. ‒ Конечно, волнуюсь. Мы же не враги какие-нибудь, ‒ ответил я после глотка кофе, подхватывая речь на японском языке, ‒ так ты тоже знаешь японский, хитрюга? И молчал все это время! А Масако-сан знает об этом? ‒ Знает, ‒ кивнул он, переходя обратно на корейский, ‒ она пришла сюда раньше всех, мы уже успели поговорить с ней и на ее языке, и на нашем. ‒ Милая девушка, правда? ‒ Милая, да, ‒ тон энтузиазма в голосе Джинки отсутствовал. Будто он на самом деле так не считал. ‒ Если честно, мне японки частенько даже больше кореянок нравятся. Они проще. У многих наших девушек завышена самооценка. Даже превышена. Сама из себя ничего не представляет, а самомнения ‒ я поднял вытянутую руку над головой, демонстрируя уровень, ‒ воооот столько. Из-за того, что женщин в Корее было меньше, чем мужчин, некоторые кореянки считали, что достаточно того, что у них есть корейский паспорт с отмеченной там галочкой напротив женского пола, и можно строить из себя богинь. ‒ Прям, как у тебя, ‒ прыснул Ли. ‒ Вообще-то. моя самооценка заслуженная, ‒ возмутился я, собираясь и дальше отстаивать свои честь и достоинство, но Онью опять меня удивил: ‒ Да, я знаю, ‒ в его словах не было ни тени насмешки, хоть его глаза при этом и улыбались, ‒ я пошутил. Это что же, он сейчас сделал мне комплимент? Я не должен был показывать, как сейчас доволен, и усиленно старался сжать раздувающийся в груди шар из гордости, радости и еще чего-то… ‒ То-то же, ‒ погрозил я пальцем. Повисла какая-то неловкая тишина, пока Джинки отпивал свой кофе. Когда он закончил, задумчиво уставился в чашку. Видимо, он и сам не планировал отвешивать мне похвалу. Доказательством этому были все те же порозовевшие кончики ушей. Какой удобный индикатор. Я перевел разговор на другую тему, отгоняя ненужную сейчас тишину в сторону: ‒ Так откуда познания в японском? ‒ Сам учил. Немного еще ходил на курсы. Жалко, что сейчас стал потихоньку все забывать. Практики мало. Прямо сейчас очень удобно и очень мне на руку яркими маркерами вырисовывался наш общий с Джинки интерес, призывно повисая между нами. Приглашая уцепиться за него и не отпускать. ‒ Но теперь у тебя есть очень удобный я. Живой подопытный для практики японского языка. Джинки вскинул на меня глаза. Опять оценивал. Колебался. Я терпеливо ждал. ‒ И… как нам его практиковать? Я достал из кармана телефон: ‒ Ну, например, можно переписываться, если тут неудобно на нем болтать. А то Сэми-щи опять возмущаться будет. ‒ А… А мне нельзя давать телефо- ‒ Мне – можно. Забыл? Я же не клиент. Я знал, что он вспомнит о том, что по правилам хосты не могли обмениваться телефонами с посетителями. Но я больше, чем уверен, втихомолку они все равно это делали. Да и кто, в принципе, будет следить за тем, чем занят хост в нерабочее время? Там уже начиналась их личная жизнь. Даже если они делили ее с клиентами, этого никто не мог им запретить. Джинки колебался, но через пару мгновений я уже довольно наблюдал за тем, как он протягивает руку: ‒ Ладно, давай. Я напишу номер. Позвонишь мне. После нехитрых манипуляций, мы стали обладателями мобильных номеров друг друга. Я записал Ли у себя в записной книжке, как «Онью». Раз уж никто не мог знать его имя здесь в клубе, лучше пусть будет под псевдонимом. Я хотел получить его номер и знал, что для сближения он мне понадобится. В современном мире цифровые технологии и соцсети были хорошими помощниками в этом деле, но я даже не рассчитывал, что заполучу его номер так скоро! Фортуна до сих пор продолжает мне благоволить, открыв наш общий интерес с самого начала. Теперь у меня будет возможность написать ему в любой момент! Мы еще немного поболтали. Меня подмывало позвать его с собой на завтрашний корпоратив. Но это была настолько глупая идея, что я веником смахнул ее в самый дальний угол. И еще накрыл сверху, чтобы глаза не мозолила. ‒ Пора, наверное, идти. Завтра работать, ‒ сказал я после некоторого времени и поднялся с дивана, одергивая брюки, ‒ еще увидимся. Джинки встал за мной: ‒ Да. Пока. И мы одновременно протянули руки для рукопожатия, случайно сталкиваясь пальцами. Я чуть не отдернул ладонь: не был подготовлен к такому внезапному прикосновению, и поэтому чересчур обжигающему. Но сдержался и сжал ладонь Онью. Даже чуть сильнее, чем нужно. ‒ Пока, ‒ я поднял руку с телефоном, отходя назад, ‒ пишем только по-японски! Он мягко улыбнулся: ‒ Ладно. По дороге домой почти на каждом светофоре я сжимал в руке телефон, открывая пока еще пустой чат с Джинки. Желание поскорее начать с ним переписку почти давило сверху на палец, почти заставляло его прыгать по клавишам… но незнание о том, что именно написать, каждый раз перебивало его. И откуда столько сомнений? В другой раз я бы уже обязательно что-нибудь настрочил. Пусть даже какую-нибудь фигню. А сейчас любая идея казалась какой-то пресной. Или не к месту. Или банальной. Да чего я так заморачиваюсь? На очередном светофоре я еще раз раздраженно отбросил телефон и весь оставшийся путь уже не пытался брать его. Был еще вариант, что Онью сам первый напишет мне, но почему-то мне казалось, что он не будет этого делать. Инициатором всех начинаний в наших, кхм, отношениях, был я. Первый увидел, первый познакомился, первый предложил дружбу, первый попросил телефон, ‒ все я. Тут вряд ли будет исключение. Но если Джинки напишет сам, значит, я сделал еще один шаг вперед. Гигантский. Равный сразу десяти шагам поменьше. Поэтому, когда я, уже будучи дома, распаренный вышел из душа, вытирая полотенцем голову, и увидел, что на телефоне, валявшимся на полке в коридоре, мигает индикатор, оповещая о пришедшем сообщении, то сначала застыл, а потом быстро протопал вперед. Да ладно? Сердце прыгало в нетерпении и преддверии, пока я снимал блокировку. Мне мог написать кто угодно. Я чувствовал себя маленьким ребенком, который разворачивал подарок на Рождество, чтобы узнать быстрее, что же там внутри. Онью: 0:02 «Спокойной ночи» Сердце скакнуло еще сильнее, когда я убедился, что это Джинки. Я пробежался по строчке еще несколько раз. Казалось, что буквы были живыми и такими теплыми, что меня сносило этой теплой волной прямо из экрана. Всему виной было воображение, дорисовавшее, как Джинки мог произнести такое повседневное пожелание вслух. Непременно тепло и мягко. Своим низким медовым голосом… «Надо бы ответить, вообще-то». Точно. Я: 0:12 «Спасибо. Удачно добраться домой! Спокойной ночи» Неся телефон, я направился дальше в спальню. Интересно, ответит ли что-нибудь? До конца смены ему еще минимум два часа, при условии, что после двух ночи никто больше не захочет его общества. Официально смена была до трех, но последнего клиента пускали за час до закрытия. И если в это время становилось понятно, что хост остается свободен, он мог уйти домой раньше, не досиживая до конца. Динь-динь. Не успел я дойти до кровати, как ответ уже прилетел. Онью: 0:13 «Спасибо» Да, для тренировки японского фразочки были явно легковаты. Но все еще впереди. Уже перед сном лежа на животе, я еще раз открыл нашу «длиннющую» переписку, чтобы еще раз убедиться, что начало, правда, положено. Состоявшая из трех строчек переписка за 10 минут никуда не делась. «Убедился? Давай спи». Я улыбнулся сам себе и, сунув телефон под соседнюю подушку, выключил ночник.