Рубиновый сокол. Часть 2

Записки королевского камердинера Антуана де Амбуаза Октябрь 1494 - декабрь 1495 Про оспу и смерть герцога миланского. А так же про драгоценности маркизы Монфераттской. Я решил делать записи, по примеру советника Филиппа де Коммина. Конечно, мой слог не так красив, и я не обладаю литературным талантом, и все же это может быть полезно. Я не рискну давать оценку, тому о чем буду здесь писать, для этого у меня нет ни знаний, ни опыта, как у месье де Коммина. Я просто запишу, что видел и слышал сам. Может быть, пригодится в будущем. Начну с того, что стало главным событием последних дней. Мы были в Асти, в самом начале нашего пути, когда нашего короля сразила оспа. Болезнь началась внезапно и вызвала большой переполох. Мы ждали сеньора Лодовико Моро с супругой накануне, и король был в прекрасном, бодром расположении духа, и, вдруг, под вечер, на прогулке ему внезапно стало плохо. Он потерял сознание и все сперва решили,так как дни стояли жаркие, что это тепловой удар.Когда же появились первые симптомы, и стало ясно, что это оспа, то большинство приближенных к королю предпочли удалиться. Я особенно хочу подчеркнуть гнусность поведения некоторых людей, которые посвящают себя делу спасения человеческой души, но предпочитают делать это на безопасном для себя расстоянии. Немногие были с королем в те дни, включая меня. Я оспой не болел, но считал своим долгом ухаживать за ним и Бог воздал мне за это – я не заразился. Не заразился вообще никто, вот что удивительно. Кто-то высказал предположение (и король ему поверил), что его болезнь есть испытание на прочность, которое послал ему Господь дабы проверить серьезность его намерений. Ведь многие ждали, что после нее король наш вернется во Францию. Надо сказать, что из Лиона король выступал совсем не исполненный уверенности, как может показаться. Решение о походе было принято им скоропалительно, и он не мог дать ему задний ход. Хотя, скажу по правде, мысль эта в голову ему приходила и не раз. Но так как он имел договоренности с сеньором Лодовико, то не мог нарушить их без веской причины. Такой причиной могла стать его болезнь. Которую, некоторые, напротив, восприняли как дурное предзнаменование. Мол, Бог предупреждает короля не идти дальше. Как видите интерпретаций было много. И все же излечившись, король решил продолжить. Он отправился в Павию. Это стало неожиданностью для сеньора Лодовико. В замке Павии находился племянник сеньора Лодовико – сам герцог Миланский Джан-Галеаццо с женой и детьми. Сыну его было около пяти лет, и он должен был стать наследником герцогства после смерти отца, который был тяжело болен. Ходили слухи, что герцога отравил сам Лодовико, который мечтал получить этот титул. Это в общем, было естественно, потому что сеньор Лодовико действительно сосредоточил в руках всю власть и его племянник полностью был от него зависим. Со стороны короля было рискованно вмешиваться в эту историю. Однако ему удалось встретиться и поговорить с самим герцогом, за несколько дней до его смерти. Я слышал этот разговор своими ушами. Король был в спальне герцога, а я за дверью, должен был следить, чтобы никто не вошел из посторонних. Герцог был ему двоюродным братом и еще совсем молодым человеком – ровесником нашего короля. Он был тяжело болен и никто не мог понять причины его болезни, но у него был синюшный цвет лица, тряслись руки и кровоточили десна. Говорят, когда-то он был красивым молодым человеком, но довольно слабого характера, к тому же любившим выпить и совсем не занимающимся делами своего герцогства. Я допускаю вполне, что он мог быть отравлен самим сеньором Лодовико, но никто не мог это доказать. Герцог лежал на постели, король сидел с ним рядом и тот сказал: «не доверяй моему дяде. Он тебя использует и он тебя обманет, как обманывал меня ». Потом я слышал, как король спросил: что мне делать? – Но ответа я не слышал. Он герцога король вышел задумчивым и хмурым. Потом он позвал меня к себе и сел писать письмо своей сестре и господину Пьеру – король хотел распорядиться на счет усиленной охраны здоровья его сына. Думаю, что-то в разговоре с герцогом заставило короля опасаться за жизнь своего наследника. После этого он ходил и спрашивал у всех, стоит ли все же оказать помощь герцогу и кажется искал поддержки в этом, но все отговаривали его, ведь без поддержки сеньора Лодовико все наше путешествие было под угрозой. Король же как человек добрый искренне сострадал этому несчастному и вообще вся эта история спутала его планы. Через день герцог миланский скончался и сеньор Лодовико,естественно, приехал в Павию и был очень удивлен, застав там короля. Я был при этой встрече и она была странной и неловкой. Сеньор Лодовико почувствовал перемену в нашем короле и заволновался. Он вел себя невероятно обходительно и уверял короля в своей преданности. Король же был до того взволнован, что в тот вечер резко отказался даже пить с ним вино, чем удивил и встревожил Лодовико еще больше. Не знаю, что подумал король, может быть, что герцог и его сейчас отравит, но только после этого их разговора королю, вдруг, стало плохо и с ним сделался припадок. Он страшно побледнел и потерял сознание. Послали за нашим врачом и тот, осмотрев его, сказал, что вероятно, оспа дала какое-то осложнение на внутренние органы и лучше всего будет королю вернуться домой. Но король его не стал слушать, так как меньше всего и всегда он был озабочен своим здоровьем. Дальше произошел забавный эпизод, о котором я так же хочу рассказать. Друзья и родные покойного герцога выступили против Лодовико, обвинив его в смерти племянника, но на его стороне был наш король и его армия, поэтому они оказались бессильны. На утро, в день похорон герцога, к королю прибыла маркиза Монфераттская. Она проживала в Казале и была другом семьи покойного герцога Миланского. Пришла она тайно, потому что сеньор Лодовико ее не выносил, и она его тоже ненавидела. Король наш все еще чувствовал себя неважно, но так как она была в отчаянье,( а король вообще с трудом умел отказывать дамам).то вынужден был принять ее хоть и практически в постели. Он, кстати, скрывал свое плохое самочувствие от сеньора Лодовико (да и не только от него) Я был при нем, когда она пришла. Эта была очень красивая и благопристойная дама, и она пришла просить короля о заступничестве. Она повторила слова покойного герцога, что сеньор Лодовико использует его в своих корыстных целях и предъявляла еще много ужасных обвинений, которые я не стану перечислять. «Лодовико ждет, что вы передадите ему Пизу, Ливорно, Пьетрасанту и Рипафратту, - сказала маркиза. – Но вы, как их возьмете, ему не отдавайте.» Она так же сказала, что народ Италии примет его как благодетеля и ему нет необходимости в поддержки сеньора Лодовико, который преследует лишь свои ужасные и корыстные цели. «Но у нас почти совсем нет наличных денег…без поддержки, в том числе и финансовой, Милана, будет непросто дойти до Неаполя,» - сказал король и мне показалось, что ему было ужасно стыдно говорить все это маркизе. Ведь это так странно: иметь такую прекрасную армию, быть королем и совсем не иметь денег. Дело в том, что сеньор Лодовико еще в самом начале ссудил нам некоторую сумму и немалую, как я понял, так что король был ему должен. Я сам не до конца понимаю, как так получилось, что денег не было, но думаю все дело в том, что все собирались в большой спешке и не продумали этот вопрос. Тогда маркиза и заверила короля, что ради этого отдаст ему свои драгоценности и сочтет за честь помочь нам. Хочу сказать, что договор этот бы мог не состояться, если бы не плохое самочувствие короля, смерть герцога и слезы маркизы. Король ведь и сам уже не верил сеньору Лодовико и скажу по правде, думаю, он его немного боялся. И тут в какой-то момент их разговора вошедший слуга объявил, что у дверей его ожидает сам сеньор Лодовико для срочного разговора и маркиза ужасно перепугалась. Ведь если Лодовико застанет ее здесь, то возникнут вопросы, и будет это тем более странно выглядеть, с учетом того, что накануне король отказался принять его. Конечно, король мог приказать слуге не впускать Лодовико, но это было бы неприлично – отказывать дважды. Хотели было вывести ее по-быстрому, но невозможно было выйти из покоев, не столкнувшись с ним. Пришла было мысль спрятать маркизу в комнате у короля, а ему самому выйти к Сфорца, но как я уже писал выше, король чувствовал себя плохо и ему было велено оставаться в постели еще минимум сутки. Одним словом, ситуация была ужасно нелепая и странная и все запаниковали, а я в тот момент подумал, что это неправильно, что наш король так нервничает из-за этого итальянца и старается ему угодить. И тогда мне в голову пришла безумная, но на тот момент единственно возможная идея. -Мадам, простите, но я не вижу другого выхода..кроме как вам раздеться и лечь в постель к королю, - сказал я. При этих моих словах, маркиза обомлела, но я быстро пояснил, что нет другого объяснения оправдать ее присутствие в комнате у короля, здесь, в столь ранний час, в тайне от всех, кроме как прикинуться его любовницей. «Вы с ума сошли, это невозможно! Что скажут обо мне! Какие будут слухи!» - сопротивлялась она, как всякая благопристойная дама. -Мадам, ведь вы вдова и вам простительно иметь любовника. Тем более разве ж вы падете в глазах общества, если им будет сам король? – привел я этот аргумент. – Это снимет подозрение со всех и Лодовико не заподозрит, что против него здесь плетут интриги.И вы сможете отдать королю свои драгоценности открыто,как возлюбленная, и это не вызовет вопросов. Король сперва к моему предложению отнесся негативно ( больше из чувства приличия), но потом она ему кажется даже понравилось. Хотя он был в менее выгодном положении, ведь он был женат. И все-таки никто не мог придумать другого повода и решения, поэтому пришлось маркизе скидывать платье и ужасно краснея, ложиться рядом с королем. Король велел сказать сеньору Лодовико, что тот может войти и надо было видеть лицо того, когда он узрел эту картину. Сработало все так, как я и думал.Во-первых, сеньор смутился, потому что своей настойчивостью в визите поставил короля в неловкое положение, во-вторых, он видимо почувствовал какую-то мужскую солидарность или что-то вроде этого и это разрядило обстановку. Мне передал один из слуг, что он сказал потом, с искренним удивлением: «однако, король Карл должно быть обладает каким-то особым французским магнетизмом. Уж сколько женщин меня любило и отдавало и честь свою, тело и доброе имя..но ни одна из них не отдавала мне свои драгоценности». Король потом для вида отругал меня за такую дерзкую идею, в каком, мол, свете, я выставил его перед придворными и всеми остальными. Но я заверил его, что эта слава ему еще сослужит хорошую службу, и пусть все говорят теперь в Италии, что французский король великий обольститель и это сделает его особо привлекательным для итальянок. В конце концов мне удалось его даже развлечь этой мыслью, и под конец она совсем ему понравилась.Он даже почувствовал себя лучше. Таким образом мы получили деньги, а маркиза Монфераттская, статус возлюбленной французского короля.Позже король просил меня уже сам не развенчивать этот слух, потому что для мужчины принять столь щедрое подношение от бедной вдовы было бы унизительным, чем брать в долг у своей любовницы. О Савонароле, папе Александре VI и Чезаре Борджиа После истории с герцогом Миланским наш король был в большом смятении. Правдой будет сказать, что решение о походе было принято им сгоряча, о чем он сам мне говорил, теперь же, остыв и столкнувшись с неожиданными обстоятельствами, он начал сожалеть о нем. Я видел по его глазам, что он рад вернуться, но ему мешали гордость, королевское достоинство и еще неловко было перед дамами, особенно перед маркизой Монферраттской. «Ведь нужно будет ей тогда драгоценности вернуть, а как, если мы их уже ссудили..это слишком сложно».- Сказал он мне. – И еще сеньору Лодовико тоже..и мадам Савойской.. Когда король начинал перечислять всех, кому он денег должен, он приходил в отчаянье и начинал бегать по комнате и приходил к тому, что вернуться нет никакой возможности. Дело в том, что с деньгами он всегда испытывал трудности в обращении, но это потому что есть люди, которые от природы умеют ими распоряжаться, а есть те, которые нет и очень грустно, если ты родился королем с одновременно родился тем, кто не умеет обращаться с деньгами. Он очень надеялся раздобыть денег в дороге и как-то поправить наши дела. На него давили с двух сторон – одни настаивали на том, что надо возвращаться, другие(преследуя свой же интерес) говорили, что надо идти дальше, при чем находились те, кто сегодня говорил одно, а завтра совсем противоположное. В нашем лагере не было единомыслия и это было большой бедой. Как-то я зашел к нему под вечер, когда он был один. Король сидел подавленный. Он скрывал от всех свои тревоги и правильно делал, но это было нелегко. Нужно было хоть с кем-то поделиться и он сказал мне: «Антуан, я выслушал уже десятки советов от самых разных людей. Скажи мне ты, как человек далекий от личных интересов..как мне поступить?» И я сказал то, что думал. Я всегда говорил королю свои мысли, как есть и за это он ценил меня. Я сказал: «Ваше величество, ведь это неправильно, что вам диктуют так, как поступать. Вы пытаетесь угодить всем и со всеми сохранить хорошие отношения, но ведь вы король! И это под вас должны подстраиваться! Поступайте,как сочтете нужным сами и не слушайте ничьих советов!» Королю очень понравилось это мое заявление. Он сразу почувствовал себя увереннее. «Я брошу монетку, - сказал он,беря из вазы одну. – Орел – возвращаюсь во Францию, решка- идем до конца.» Я понимаю, что читатель сочтет такой поступок ужасно странным, но нужно понимать, в каком мы были положении. Лучшим советником здесь была судьба. Король бросил монетку и выпала решка. Решение было принято и все дальнейшие события словно подтверждали верность этого шага. Дело в том, что теперь мы двигались вперед уже не под давлением сеньора Лодовико, а по велению судьбы и Бога. Должен сказать, что народ Италии повсюду принимал нас хорошо и это потому, что простые люди здесь жили почти все очень плохо и притеснялись своими правителями, которые все были людьми жадными и жестокими. Флорентийцы же, к которым мы направлялись не знали, что такое война и потому не хотели сражаться против нас. И это было правильно, потому что у них не было ни оружия, ни запасов продовольствия. Во Флоренции тогда правили Медичи и как только мы вступили в Пизу(которая была флорентийцами захвачена и потеряла свою самостоятельность)то к королю бросились сразу несколько послов – одни из пизанских горожан обещали ему полную покорность, если он поможет изгнать Медичей, а другие прибыли от самих Медичей и стали просить напротив, заступничества в обмен на полную покорность. Короля это все удивляло ужасно и казалось забавным, потому что он мог вести переговоры и выставлять те условия, которые хотел. В Пизе случилось так, что люди встречали короля целой толпой, и мужчины и женщины кричали слово «свобода» и просили короля дать им ее. И король, который был очень впечатлен этим зрелищем сказал, что он будет рад сделать это для них. Пизанцы обрадовались, побежали к мосту через реку Арно и сбросили на землю большого льва, стоявшего на массивном постаменте из мрамора при входе на мост (он символизировал флорентийскую синьорию), а затем столкнули его в реку. Это очень разозлило монсеньора де Коммина. Во-первых, потому что это не понравилось бы флорентийцам, а во-вторых, потому что это не понравится сеньору Лодовико. Он сказал: «Ваше величество, я молю вас, не идите на поводу у этих людей, и не давайте обещаний, которые не сможете выполнить. Это не Франция и слово «свобода» для этих людей значит совсем не то, что вы думаете. К тому же вы не можете дать им ее, так как город этот вам не принадлежит.» На что король ответил: «Этим людям нужны перемены. Я король и могу делать все, что сочту нужным. А Пизу я еще может быть не передам Лодовико…потому что он устроит здесь то же, что сделали Медичи». Надо сказать, что сеньор Лодовико страшно разозлился тогда на короля. Он -то был уверен, что может отдавать ему распоряжения и король будет делать все, как он скажет. В итоге Лодовико уехал из Пизы, сказав, что его ждут дела и больше мы его не видели. Во Флоренции были очень недовольны тем, как король повел себя в Пизе,но мы как-то смогли с ними договориться. Однажды во время мессы перед королевским кортежем выступили небольшая толпа людей, которую возглавлял брат Джироломо Савонарола. Это был человек неопределенного возраста, лысый и довольно жуткого вида, одетый в черные одежды. Он потребовал(именно потребовал, а не попросил), видеть короля Франции.Стража хотела было преградить ему дорогу, но король отдал приказ этого не делать и вышел ему навстречу. Я шел рядом с ним и видел, как он часто дышит от волнения. Он подошел к монаху и спросил: «я король Франции, ты хотел со мной говорить?Так говори!» Монах поклонился лишь совсем немного и посмотрел в глаза.У него самого были глаза необыкновенные – ярко-голубые и пронзительные. Он смотрел так, как будто видеть насквозь. И он сказал: «Ваше величество, я вижу перед собой человека с добрым и благородным сердцем. И взывая к нему, прошу о покровительстве». Они проговорили около часа, и король был невероятно воодушевлен этой беседой. Он поклялся на алтаре святого Иоанна в том, что вернет Флоренции все города через четыре месяца после того, как войдет в Неаполь, или же раньше, если вернется во Францию. Этот монах говорил, что король наш избран богом, чтобы реформировать церковь и покарать тиранов. И король очень хотел это сделать, но не совсем понимал, как, потому что для таких дел у него не было достаточно понимания этого народа. Он сказал тогда: «Как было бы хорошо найти человека, итальянца, обладающего умом, знатного происхождения, который был бы мне предан и которому я мог бы доверять». Он так был занят этой мыслью, что я думаю, поверил в то, что это возможно. И потом была встреча с Чезаре Борджиа, о которой я расскажу ниже. Я зарекся писать в своих записках события политические и прочие, в которых мало понимаю дабы потом мне не поставили в упрек мое невежество. Я не историк и не дипломат, и я пишу только о том, чему был свидетель лично и хочу пояснить, почему считаю свои наблюдения достойными внимания. Здесь надо объяснить, в каких отношениях был я с королем. Я был приставлен к нему как паж еще совсем ребенком, и короля тогда только самого короновали и было ему четырнадцать лет, а мне было семь. И с тех самых пор я был при нем все время и в самые личные моменты. Я хочу сказать, что со мной он никогда не притворялся, как с другими. Здесь тоже надо объяснить, что притворялся король почти все время, но не потому что был по натуре человеком неискренним или фальшивым, нет. Но он стал королем еще очень юным, и почти все приближенные к нему особы были старше его в два или три раза, и его советники годились ему в отцы. А между тем ему нужно было этим людям отдавать приказы и не всегда добрые. По своей натуре король же был человеком нрава достаточно мягкого, не склонного к тирании, однако, зная это, понимал, что королю необходимо выглядеть солидно и вызывать трепет у подданных. Потому он очень много сил потратил, чтобы в себе развить манеры поведения соответствующие статусу. Он научился выглядеть величественным и загадочным, и те, кто мало его знали и встречали впервые часто обманывались, принимая его совсем не за того человека, каким он был. Король так старался, что в своих стараниях иногда и выглядел, и вел себя довольно странно. Я пишу об этом чтобы стало понятнее о тех вещах, которые будут ниже. Теперь про Рим. Воодушевленный напутствиями Савонаролы король был исполнен самых великих намерений. И все складывалось удачно. Во-первых, в Риме обвалилась более чем на 20 локтей в ширину стена, открыв проход в город. Во-вторых, папа римский явно струсив, дал разрешение впустить король в Рим, а сам при этом укрылся в замке Святого Ангела. Нас всех очень удивляло как вели себя итальянцы. Многие из представителей могущественных семей, убежали, побоявшись оставаться в Риме. Прошел слух о том, что король хочет добиться переизбрания Папы и слух этот подогревал кардинал Делла Ровере, который был при короле все это время. На самом деле это было не совсем так. У Папы Борджиа была плохая репутация и его многие не любили, но реформация церкви была делом очень серьезным и рискованным. Король же как человек очень верующий, сомневался,( хоть и Савонарола убеждал его в обратном), что имеет право свергнуть Папу, как наместника Бога на земле. Когда он прибыл в Рим, то у него в мыслях не было свергать Папу, потому что король предпочитал вести переговоры, а не применять оружие и утверждал, что раз ему удалось уже пройти через всю Италию без кровопролития, то и с Римом так будет. И оказался прав. То, что Папа укрылся в замке Святого Ангела говорило о том, что он боится короля, не подозревая, что король сам его опасается. Однако он хотел выйти из этого дела победителем и заставить Папу согласиться на его условия. Подчеркну здесь снова, что думаю, даже если бы папа и не согласился на его условия, то король все равно бы не стал нападать на него, но это мое мнение. Была назначена встреча во дворце Святого Марка и король очень нервничал перед ней. Его даже шатало от волнения, плюс ему много времени приходилось проводить в доспехах, которые он не любил, называя «железным гробом». И тут ему сообщили, что папа прислал вместо себя своего сына – кардинала Чезаре Борджиа. И от этой новости у короля отлегло от сердца, он сразу почувствовал себя увереннее,хотя и удивился. Он сказал: «Папа римский настолько не уверен в себе и своем влиянии, что посылает своего сына на защиту своих интересов? Должно быть он либо совсем не дорожит им, либо надеется, что я пожалею его». Чезаре Борджиа встретил нас в главном зале. Это был молодой(примерно того же возраста, что и король) человек, один из самых красивых, которых я когда-либо встречал. Правду говорили, что у него был лик Христа, однако держался он очень уверенно и даже вызывающе. Короля это удивило, потому что он другого ждал, но я уверен, что Чезаре Бордижа ему понравился сразу. Во-первых, он был первым храбрым итальянцем, который говорил с ним так уверенно и не льстиво, во-вторых, он был действительно очень хорош собой, а короля всегда привлекали красивые люди. К тому же, Чезаре, как и король был склонен вести переговоры прежде чем принимать всякие важные решения и сам процесс этот, как мне кажется, доставлял обоим особое удовольствие. После обвала в Риме городской стены обвалилась на 15 локтей и наружная стена замка Святого Ангела и кардиналы старались убедить короля, что это – чудесное знамение и что папу нужно взять силой, но он отказался и я думаю это потому, что предвидел последствия этого, о которых сказал ему Чезаре. Тогда король снова проявил свою волю и сделал так, как хотел, а не так как ему указывали.Потом его встреча с папой все-таки состоялась и все очень беспокоились за ее исход, особенно кардиналы, потому что король больше не хотел подчиняться их воле и говорил то, что считал нужным и им это не нравилось.Из этого я делаю вывод, что они считались друзьями королю только в том случае, если он делал, как хотели они, а это было невозможно. Потому что либо ты король и тебе подчиняются, либо ты подчиняешься сам, а королю нашему это изрядно уже надоело. В итоге они смогли договориться, и король в качестве одного из требований попросил Чезаре Борджиа сопровождать его в Неаполь. Я думаю, король смотрел на этого человека как на диковинную, красивую игрушку, которую ему очень хотелось заполучить для себя. О дерзости и храбрости этого человека много говорили, но говорили и много плохого. Мне он показался очень хитрым и расчетливым, как все итальянцы, но он был храбрым и не прятался за спину своего отца, наоборот, он единственный, кто не показал страху перед королем. Король явно хотел произвести на него впечатление, и я полагаю, он уже тогда стал задумываться о том, чем Чезаре может быть ему полезен. Поэтому мы все ждали, что он очень огорчится, когда тот сбежал от нас по дороге в Неаполь. В ту ночь этот человек устроил настоящее представление. Он ушел не тихо, а вызывающе, устроив взрыв, убив нескольких французских солдат и украв лошадей, которые обещал в подарок королю. У охраны был шанс его схватить, но король позволил ему уйти, ни капельки не удивившись, даже как будто чему-то порадовавшись. Он сказал: «Я отпустил его. И он придет ко мне сам, потому что у меня есть то, что ему нужно. Такого человека не хватает нам в этом деле.» Про Неаполь и ссору с герцогом Орлеанским. Надо сказать, что мы все это время были готовы к тому, что нынешний король Неаполя Альфонсо окажет нам хоть какое-то сопротивление, но как только наш король беспрепятственно вышел из Рима, этот человек трусливо сбежал, отрекшись от престола и побросав все свое добро. Как так получилось, что все эти опытные, богатые и умные люди так испугались нас, французов, и нашего доброго короля, при том что за все время похода наши солдаты почти не одевали доспехи? Я думаю, что дело было в их совести, которая была не чиста. Страх за свои злодейства и грехи погнал их прочь. Королю, например, рассказывали, что они раздавали народу свиней для выпаса и откормки, дабы повыгоднее их затем продать; а если у кого-либо свинья умирала, то тот обязан был заплатить за нее. К тому же слухи ходили по Италии, что король наш так могущественен, что поставил на колени все города, включая Рим, и держал в заложниках в замке самого Папу и доходили до того, что как будто бы и главную стену в Риме он разломал, хотя она сама рухнула, без нашего участия. Одним словом, все эти слухи привели к тому, что в Неаполь король наш вступил с триумфом. Это действительно прекрасное королевство и все были очень рады и даже удивлены, что так легко дошли до цели. Начались различные праздненства и гуляния, но как мне показалось, радость от победы радовала нашего короля не так уж и долго. Ему вообще все быстро надоедало, особенно то, что доставалось слишком легко, а государство это далось ему действительно легко. Он много размышлял над народом Италии и недоумевал, как может такое быть, чтобы в стране, где столь развита культура и искусство, есть столько богатств и живет много умнейших людей, одновременно может существовать такая убогая нищета и люди живут так бедно и плохо, что готовы продаться кому угодно, кто их накормит. Я думаю, что, не смотря на окружавший его почет, он чувствовал себя здесь чужим, и скучал по Франции. Единственным, что скрашивало его грусть – были дамы. И тут надо сказать пару слов о сеньоре Гасталле. Некоторые говорили, что ее к королю подослали специально, чтобы соблазнить его и выведать ценные сведения, но я так не думаю. Я думаю, что она была хорошей, доброй женщиной и искренне к нему привязана. В отличие от остальных, она ничего от него не требовала(хотя король человек не жадный и обычно всегда давал, если его о чем-то просили) и к тому же не понимала французский, поэтому в ее присутствии король мог говорить все, что хотелось и быть расслаблен. Многие упрекали его(и не только его) за распутный образ жизни, который он вел в Италии, и из-за которого он не занимался важными делами, но я не согласен. Его можно было бы упрекнуть в этом, если бы он искал этих увлечений, но женщины всегда сами приходили к нам и никто их не удерживал силой, и потом чем еще было заниматься в этом чужом городе? Какими делами? Как-то король сказал, что проживи он тут год или два, то стал бы таким же ужасным, как король Альфонсо и его сыновья, потому что такая праздная жизнь очень вредна не только для тела, но и для души. При все при этом я точно знал, что король по-настоящему влюблен только в свою супругу, нашу королеву Анну Бретонскую. Но это гордая, высокомерная и холодная женщина, которая совершенно не достойна его любви. Поведение короля в Италии так же можно понять, потому что он никогда не имел полной свободы во Франции. Потому как его сначала обручили в возрасте 14 лет,а потом женили в 21 год ( и оба раза жену выбирал даже не он сам, хотя и был королем)и он не мог и шага ступить в сторону без внимания сначала своей сестры, мадам Анны де Боже, а потом и королевы. Потому в Италии он и почувствовал себя наконец свободным делать то, что хочется, но это не означает, что он чем-то желал оскорбил королеву или собирался оставить ее насовсем. Напротив, он всегда с нетерпением ждал от нее писем, собирал много подарков, и как мне кажется, ужасно хотел, чтобы она ревновала хотя и испытывал угрызения совести иногда за свои похождения. Слухи о его успехе у дам, конечно, несколько преувеличены, и пошли они начиная с маркизы Монферратской,(и я рассказал, как это было) но откровенно говоря, в обществе женщин король всегда чувствовал себя спокойнее. Наверное потому, что с детских лет он рос почти что без отца и среди королевы и ее придворных дам, и сестер. Отдельно нужно рассказать про герцога Орлеанского и его приезд. Как я уже писал, королю в Неаполе было не всегда так весело, как многие считали. Но опять же, напомню, что многие судили о нем по маске, которую он носил и был он по натуре человеком скрытным и истинными чувствами своими ни с кем не делился, потому что мало кому доверял. Тот приезд герцога Орлеанского его очень огорчил, потому что они поссорились, а король не любил ссорится ни с кем. Лично мне герцог не нравился никогда, потому что он человек очень двуличный и от него одни неприятности нам только были. Все произошло из-за того, что герцог начал как и другие, читать королю проповеди о нравственной жизни( хотя сам был человеком очень развратным), но дошел до того, что стал требовать у короля, чтобы тот отдал ему Милан( хотя король не мог этого сделать, потому что Милан ему не принадлежал). Тут надо сказать, что многие люди мечтают быть королями, стремятся к этому и совершают ради этого много злых вещей. Но я считаю, что нет участи более печальной, чем бремя быть королем. Вот вам пример. За все время нашего похода, все только и делали, что требовали у нашего короля то или иное. Каждый считал, что он обязан удовлетворить его просьбы, все чего-то постоянно от него хотели, и были недовольны, и обижались. Взять, к примеру, монсеньора Коммина. Когда короля постигала неудача, он критиковал его, зато, когда что-то получалось хорошо, он говорил, что это заслуга господа Бога. Получалось так всегда, что король наш был в ответе за все плохое, что происходило, а хорошее люди быстро забывали. Когда же он проявлял твердость, как например с герцогом, то тот так на него разобиделся, что они едва не подрались. Король был очень огорчен его поведением, потому что у него оставалось все меньше союзников в этой стране, и он чувствовал себя одиноким. Именно с герцога и начались все наши беды. Через несколько дней после его отъезда из Неаполя( он так ничего и не добился от короля), к нам пришли с обращением несколько горожан, которые утверждали, что наше войско совершает грабежи и насилие над женщинами. Они просили короля разобраться с этим. Он выслушал каждого, но ничем им не помог, но не потому что ему было безразлично и не трогало горе этих людей. Он объяснил потом мне, что не может постоянно требовать от своих людей не совершать насилия над итальянцами, потому что тогда они начнут устраивать беспорядки в армии, так как такова их натура и им надо куда-то девать свою агрессию, ведь они военные. Однако после этого визита случилась беда. Король отпустил просителей, вышел из зала, и ему,вдруг, стало нехорошо. Случился второй за время нашего путешествия припадок его болезни, боле сильный, чем предыдущий. Однако он нашел в себе силы добраться до своих покоев, чтобы никто из его людей не заметил, что ему плохо. Дело в том, что свое состояние он скрывал по понятным причинам. Если бы в армии нашей узнали, что он болен, это подняло бы смуту и даже панику среди людей, и дошло бы до наших врагов, которые только этого и ждали.Поэтому король запретил мне и кардиналу Брисоне, который был с нами, рассказывать об этом. Мы тайно провели к нему врача и его вердикт был неутешителен. Оказалось, что к королю вернулась та болезнь, что была у него в детстве, но которую он думал, что победил. Возможно, причиной обострения стала оспа, а может и что-то другое. Но только доктор настоятельно рекомендовал ему вернуться во Францию, так как климат и образ жизни, которые тот вел в Неаполе, действовали на него губительно. Я помню этот разговор. Врач сказал, что королю надо одновременно находиться в прохладном, но сухом месте, не употреблять вина, тяжелой пищи, сладкого, соленого, не поднимать тяжестей, не нервничать и не напрягаться лишний раз ни по какому поводу. И вообще желательно соблюдать постельный режим, при чем в одиночестве и желательно в темной комнате, а прогуливаться каждый день не более двух часов, но в ночное время, когда прохладнее.Я думаю, вы понимаете невозможность всех этих условий не то что для короля, который нервничает с самого своего рождения, а для любого простого человека. Выслушав все это, король спросил: и если я буду все это делать, я поправлюсь? И врач ответил: нет, но жизнь ваша продлиться несколько дольше. На это король как-то странно улыбнулся и сказал: но какой же будет эта жизнь? И стало понятно, что он не будет ничего соблюдать. После этого одно за другим приходили печальные известия – сначала из Франции, от королевы, пришло с большим опозданием сразу два письма. В одном сообщалось, что их ребенок родился мертвым, и было это больше месяца назад, а во втором, очень суровом, письме королева угрожала, что если он пробудет в Италии еще немного, то она совсем его бросит и он, вернувшись, не увидит больше ее лица. Я,конечно, писем этих не читал, но передал примерное их содержание, потому что он об этом мне говорил. Естественно, в том состоянии, в котором король находился, никуда ехать он не мог, если б и хотел. Меня же вдруг охватил ужас при мысли, что будет если он не дай Бог умрет. Ведь что тогда делать всем нам?Мы находимся в чужой земле и не можем оставаться там одни. Никто из нас не знал обратной дороги, потому что все маршруты и карты были у короля и он решал, куда и как нам двигаться. Конечно, мы могли бы как-то добраться до Франции сами, с божьей помощью, но что такое войско без предводителя? Все бы переубивали друг друга, началась бы паника. Эти мысли захватили меня, и я не мог спать ночами, даже плача иногда. Я дошел до того, что высказал предложение написать монсеньору де Коммину, который в тот момент был с дипломатической миссией в Венеции и попросить у него помощи, а так же написать господину де Бурбону во Францию. Но король тогда на меня рассердился и запретил даже говорить об этом. Дело вот в чем. Имея много страхов в отношении своего окружения и самого похода, часто сомневаясь, как поступить, больше всего король боялся, что об этих его страхах и сомнениях кто-то узнает. Больше всего он боялся представить в неблаговидном виде перед своими солдатами и месье де Коммином, мнением которого очень дорожил и по этой причине никогда не просил помощи. Я думаю, это было его недостатком, потому что шло от чувства гордости. Между тем, в армии нашей начались другие проблемы. После короля стали заболевать и другие солдаты и эта была страшная болезнь, которая убивала буквально за считанные дни. Говорят, что пошла она от неаполитанских женщин, и говорили, что заражали она наше войско специально. Люди были испуганы, потому что никто не знал, как болезнь эту лечить и люди умирать начали стремительно. Про короля же пошел слух, что на самом деле его давно уже отравили медленнодействующим ядом( я сразу подумал о герцоге Орлеанском). Как бы он не скрывал свои проблемы со здоровьем, но внешний вид его говорил за него, и я бы вообще не знаю, чем бы все могло это закончится. Мне кажется, в одночасье вся Италия стала нам ненавистна и люди проклинали тот день, когда вступили на эти земли. Решающим стало прибытие монсеньора Коммина, но приехал он с плохими новостями (хотя я ничего хорошего уже и не ждал). Он сообщил, что сеньор Лодовико и другие герцоги из Венеции и Рима, с поддержки Папы против короля собирают огромное войско. Я присутствовал при этом разговоре и помню, что король при этой новости даже в лице не переменился, как будто бы ждал ее. Решено было покидать Неаполь немедленно. Коммин советовал королю собрать людей со всех своих гарнизонов в Италии вместе, но король отказался, сказав, что не может оставить завоеванные города без защиты. И тут я был на стороне Коммина, потому что от наших людей совсем ничего не осталось и это было безумием в таком составе идти через горы, но король, кажется, совсем этого не боялся. Иногда с людьми такое бывает, когда они не видят опасности, потому что видят ее не хотят и не могут признать, что уязвимы перед ней. И дело тут не в храбрости, хотя король был смелым человеком, а скорее в отчаянье, потому что он предчувствовал, что дальше будет плохо. Мы покинули Неаполь в мае, и король тогда чувствовал себя лучше,и никто не знал о его болезни, а король продолжал делать вид, будто никакой опасности для нас не существует. Как-то я спросил его об этом и он сказал мне, что обязан поддерживать бодрость духа в нашей армии, ведь если король впадет в отчаянье, то и войско его ослабеет. Возможно, он был в чем-то прав.