Афенфосмофобия

Слышу звон будильника, и мне становится интересно посчитать, сколько раз за свою никчемную жизнь я чертыхалась под его мелодию? Касаюсь прохладного пола, не понимая, в чем причина моей любви к открытым окнам. Надеваю пушистые тапочки и спускаюсь вниз к своему заветному завтраку. Странно ощущать одиночество на первом этаже нашего дома. Здесь всегда царит домашняя атмосфера: готовящая мама и запах выпечки встречают меня. Ищу взглядом что-то типа записки, как это обычно происходит, ну, или хотя бы намека на нее. Замечаю лежащие на столе купюры и разблокирую экран телефона, в надежде увидеть смс. Резко вздыхаю, обнаружив небольшой текст от мамы. «Надеюсь тебе уже лучше… Сегодня меня не жди, я с Бэном. Деньги на столе, купи что-нибудь и приготовь себе поесть. Люблю тебя!» Что я чувствую? Как мое настроение поднимается вверх в геометрической прогрессии. Черт! Разве можно так радоваться одиночеству и свободе?

***

— Тогда пиццу? Я киваю сама себе, пока подруга внимательно следит за дорогой. Пока она молчит, думаю, на каком фильме остановиться. — А чего ты не ездишь на своей машине? — как-то резко и совершенно не в тему спрашивает она, словно вспомнила о чем-то. Я не знаю. Понимаю, что, и вправду, что-то не так, ведь я который день езжу с Эллисон, утруждая ее просыпаться раньше, чтобы забрать меня. — Эй, меня совсем это не напрягает. Словно читая мои мысли, брюнетка сбавляет скорость и на секунду одаривает меня дружелюбным взглядом. Ее волосы развеваются на ветру, который проходит сквозь открытое окно, и она выглядит слишком красиво. Улыбка появляется на моем лице, и я сама не прочь почувствовать это. — В последнее время мне хочется проводить больше времени с людьми, что ли, — отвечаю на ее вопрос о машине, над которым я успела знатно поразмыслить. Арджент говорит что-то о том, что не узнает меня, и я малость вздрагиваю, потому что не помню, когда в последний раз так тянулась к друзьям. Мне кажется, я знаю, в чем дело, и мурашки скользят по моему телу. — Я надеюсь, твои походы к психологу помогут… Впервые слышу такой отчаявшийся тон из ее уст. — Тебе восемнадцать и… Обычно это уже чувствуют. Разве она за десять лет нашей дружбы не поняла, что я не все? — Останови, пожалуйста. Не хочу слушать то, что твердят вокруг, не хочу видеть жалость в ее глазах. Отвратительно. — Лидия, я не это имела ввиду! Просто… — Просто заткнись! Мне жаль, что так грубо. Правда. Я бываю слишком агрессивна в отношении всего, что касается моих… Просто всего, что касается. В ужасно тошнотворной тишине и давящей со всех сторон атмосфере, которая сформировалась из кучи недосказанности и непонимания, мы кое-как доезжаем до школы. Пулей выбегаю из салона авто и быстрым шагом направляюсь внутрь. Не слышу знакомых шагов позади себя, и все нутро громко шепчет, чтобы я оглянулась. Чувство собственной важности или гордыня руководствовала мной в тот момент, но я так и не обернулась. Уверенным шагом захожу в кабинет, рассматривая всех присутствующих. Понимаю, что ведь даже не общалась толком с одноклассниками, не знаю, как зовут того парня за первой партой или ту блондинку, которая вечно ест одни яблоки в столовой. Плюхаюсь за свободное место и достаю учебники по биологии. В дверном проеме замечаю своих друзей. Эллисон сжимает губы в тонкую полоску, пока Скотт активно машет мне рукой. Ребята подходят ближе и присаживаются сзади. Небольшой клочок бумаги падает на деревянную поверхность, когда раздражающим ушные перепонки звуком раздается звонок. «Мне так жаль. Даже если ты останешься без рук, я все равно буду любить тебя! :)» У нее всегда был аккуратный почерк. Я по сей день удивляюсь, как можно так выводить каждую букву. Усмехаюсь потрёпанному листу и засовываю записку в карман. Принимаюсь записывать тему, обращая внимание на парня, сидящего спереди. Он поднимает ручку с грязного паркета и неохотно передает ее соседке по парте, которая активно принимает потерю. Я запечатляю этот момент в своей памяти, как она ошарашенно поднимает взгляд, пока он просто молчит, разглядывая ее лицо. Шатенка смущенно ерзает на стуле, все сильнее сжимая ручку в руках. Одноклассник поднимает руку и просится выйти по нужде, и, кажется, только я знаю, почему он так стремительно покидает кабинет. Слышу тихий шепот за спиной и слабо разворачиваюсь, наклоняя голову к подруге. — Ты тоже видела это?! — она почти пищит и, кажется, довольна картиной, которая произошла пару секунд назад. Я тоже это видела. Просто смотрела со стороны, лишь догадываясь, что происходило на самом деле: мурашки по коже или леденящий удар током. *** — Я так голодна! — воплю, что есть мочи, дабы друзья поняли, что все это не шутки. — Мы и так идем в столовую, — констатирует Скотт, приобнимая Эллисон за талию. Прошу их ускорить шаг, оставив всю нежность на потом. — Здесь пахнет яблоками. — Арджент оживленно присаживается за стол, доставая какой-то йогурт из сумки. Пытаюсь принюхаться к аромату и, черт, это компот из сухофруктов, который я терпеть не могу. Скорее забираю свой обед, или несостоявшийся завтрак, направляясь к столу. Медленно прожевываю листья салата, вертя головой по сторонам. Почему я раньше не замечала стольких мелочей? Мы постоянно выбираем самое укромное, как по мне, место в столовой. Здесь всегда висели эти часы? Если долго вслушиваться, то можно услышать тиканье сквозь шум. Столько людей в одном помещении, и все такие разные, но я вижу улыбки на их лицах. Замечаю, как часто они касаются, и завидую. Ненавижу себя за это. Следующие уроки пролетели до воли незаметно, поэтому мне пришлось вспоминать, что нужно купить в магазине, чтобы побаловать себя и свой желудок. Эллисон подкинула меня к супермаркету возле моего дома, а сама умчалась со Скоттом встречать закат. Слишком сладко. Но она обещала зайти ко мне вечером. Беру тележку и медленно качу ее вперед. Не люблю носить корзинки. Это лишний груз и боль в руках. Как ни странно, мне не хочется ничего особенного, поэтому, заметив молоко, плетусь к нему, так как лишним в доме оно не будет. Нечасто хожу по магазинам, поэтому замечаю разный процент жирности, указанный на упаковке, и теряюсь. Не думаю, что оно слишком отличается друг от друга, но что, если какое-то из них вкуснее? Эта ситуация забавляет, так как я около трех минут отчаянно смотрю на разные пачки молока. — Привет. Поворачиваю голову на звук, и мне кажется, я спятила. И как судьба собирается отчитываться передо мной за свои выходки? Если, конечно, она существует. Брюнет стоит справа, проверяет срок годности на одной из пачек и даже не смотрит в мою сторону. Тихо шепчу это гребанное «привет», намереваясь уйти в отдел шампуней, так как он ближе всего. — Зачастила ты. — Слышу, как он хмыкает, и оборачиваюсь. Я, значит, зачастила. Он серьезно думает, что я специально выслеживаю его местоположение, чтобы встретиться? — Ты придурок? — прямо задаю вопрос, пока мои щеки горят от его присутствия. Он смеется, держа в руках злосчастную корзинку. Забираю молоко с полки и ухожу под тихие смешки. Чертыхаюсь, осознав, что взяла пачку с высоким процентом. Не хочу рисковать. Возвращаюсь и отправляю продукт на место, захватывая другой. — Почему ты вечно недовольная? — Парень медленно идет за мной, пока я делаю вид, что его не существует. — Ты можешь остановиться? — Улыбаюсь мысли о том, как забавно он оправдывается, и разворачиваюсь к нему лицом. — Чего тебе? Рассматриваю его, замечая несколько родинок слева, а затем еще парочку. Перевожу взгляд на его руки и сглатываю, ощущая, как где-то снизу завязывается тугой узел, и мне определенно не нравится это чувство. Вообще не нравится то, что ощущаю что-либо рядом с этим парнем. Странная паника окутывает все, что я наблюдаю. Но мне лишь кажется, потому что все это внутри меня. Становится страшно, и по моему телу пробегают мурашки. Отхожу назад, стараясь найти что-то, дабы зацепиться взглядом и не думать. Просто не думать. Вижу, как брюнет тянет свою руку к моему плечу, от чего резко шарахаюсь. Смотрю на него отрешенным взглядом, которого иногда пугаюсь сама. Цвета вокруг принимают обыденный вид, и я немного успокаиваюсь. Черт. Неловко. — Ты боишься меня? — слышу нотку чего-то горького в его интонации. И понимаю, что он чуть ли не единственный, кто не знает о моей болезни. Отрицательно мотаю головой, вдыхая побольше воздуха. Мне от чего-то хочется улыбнуться. Он видит меня нормальной, такой, как все. — Ты что-нибудь слышал о жирности молока? — Вопросительно поглядываю на него, пока юноша принимается рассматривать процент на упаковках. Наблюдаю, как он облизывает нижнюю губу и устремляет взгляд на меня. — Думаю, это зависит от породы коровы, — кареглазый пожимает плечами, продолжая смотреть. Плевать на этих коров, я хочу узнать, какое вкуснее, смотря на его влажные губы и думая совсем не о рогатых. К черту молоко. Покупаю свежие овощи и останавливаюсь возле сладкого. Черный или молочный? — Я больше люблю молочный шоколад. — Он берет упаковку с орешками и проходит к кассе. Достаю темный 99-процентный и, довольная, становлюсь рядом. Кассирша словно нарочно тянет время, когда обслуживает меня, и я замечаю, что парень стоит у выхода, уткнувшись в телефон. Складываю все в пакет и плетусь на улицу. — Давай сюда, — он оголяет ладонь, намереваясь забрать пакет. Плевать, выглядело ли это нагло, но я аккуратно ставлю все содержимое на специально отведенную для этого тумбу и жду, пока мой знакомый возьмет его. — Спасибо. Оказывается, внимание — это приятно. Чувствую себя содержанкой после такого жеста, я ведь всегда справлялась сама. Выбегаю на свежий воздух, расправляя волосы. Ветер сегодня по-особенному нежный. Мне нравится, что становится все теплее и теплее. Стоя на улице, наслаждаюсь необъяснимой легкостью и стараюсь вдохнуть полной грудью. — Стой! Спасибо, что напомнил о своем существовании. Останавливаюсь в паре метров от него, пока он кладет в машину один из пакетов. Заранее, что ли, придумать ответ, чтобы отмазаться от поездки, ведь еще перед школой планировала пройтись. Парень подходит ко мне, видимо, гадая, в какую сторону идти. Что ж, иду вперед, задавая немой вопрос по поводу его машины. Может, его девушка слишком ревнива и, если увидит в салоне чужой волосок, устроит истерику вселенского масштаба? — Мне показалось, ты хотела прогуляться. Стайлз говорит так искренне и открыто, словно мы старые друзья и то, что он помогает мне с пакетом, — совершенно обыденно. Может, я просто не привыкла к таким жестам? Осознаю, что благодарна ему, поэтому не задаю встречных вопросов и вообще не интересуюсь, почему он делает это. Нужно чаще общаться с людьми, возможно, тогда буду адекватно принимать хорошие манеры. Пару минут мы идем в полной тишине, и мне абсолютно это не нравится, это заставляет слишком много думать. Хочу нарушить молчание и придумываю, что бы такого спросить. Где-то внутри чувствую странный дискомфорт, но умело игнорирую его. Вообще, часто, находясь с чужими людьми, ощущаю тревогу или волнение, и мне казалось это нормальным. Сейчас же все смешалось воедино и вытанцовывает эмоциональный танец внизу живота. Но я не хочу останавливаться — я вошла во вкус. — Ты, кстати, дважды должна мне. Видимо, ему тоже не особо нравилось играть в молчанку. Вспоминаю разлитый сок и слабо улыбаюсь. Я тоже люблю яблочный. — Хорошо, что у меня есть, чем расплатиться с тобой сейчас. Мы подходим к моему дому, когда брюнет вопросительно смотрит на меня. Я собиралась больше никогда не полагаться на свою интуицию, но в этот раз она кричит, чтобы я доверилась. — В том пакете, — киваю головой на белый мешок у него в руках и на пару секунд задерживаю взгляд, — есть кое-что, от чего ты не откажешься. Надеюсь, он понял мой намек, потому что вот так прямо звать его на чашку сока у меня не повернется язык. Парень до сих пор стоит в паре шагов от меня, а весь мой адреналин, который берегся все года, кажется, для этого случая, исчерпался. — Сок? — Он странно кивает и поднимается ко мне, пока я трясущимися от неловкости руками пытаюсь открыть дверь. С какой-то надцатой попытки у меня все-таки получается, и мы заходим внутрь. Вздыхаю, стаскивая с себя легкое пальто, и прохожу на кухню. — Миленько, — кареглазый осматривается по сторонам, оставляя пакет на полу. Стою, облокотившись о тумбу, думая, как обычно ведут себя в таких ситуациях. Наверное, я выгляжу более, чем нелепо, а воспоминания о соке в целом сводят меня с ума. — Вот! — Кладу пачку на деревянный стол, улыбаясь. Стайлз подходит ко мне еще ближе, от чего мое сердце пропускает пару ударов. Стараюсь дышать размеренно и вести себя, как прежде, чтобы не разрушить нечто сокровенное для меня у единственного человека из моего круга общения, который остается в неведении. Он становится напротив, странно улыбаясь, от чего хочется провалиться сквозь землю. А вообще, все это забавляет, но я пытаюсь понять, что не так, и меня отвлекает закипевший чайник. — Черт! — произношу вслух, выключая его. Он смеется, пока я остаюсь в недоумении. Мне нравится слушать его смех, поэтому отвожу взгляд. — Я, например, пришел сюда за соком. — Он все еще стоит напротив, облокотившись о стол, пока я осознаю нелепость всей ситуации. Не знаю, зачем я поставила этот гребаный чайник. Сжимаю губы и достаю нам стаканы, стараясь не думать о произошедшем. Время так скользко тянется, пока я разливаю желтоватую жидкость и присаживаюсь. Парень садится за мной, и я задерживаю дыхание, когда он случайно чуть не касается моей ноги. — Ты такая забавная. — Брюнет делает глоток, при этом улыбаясь. Не знаю, что он имеет в виду, но не хочу, чтобы Стайлз узнал правду, хотя бы не сейчас. Пожалуйста, только не сегодня. Ужасно боюсь очередного монолога о выборе спутника жизни, да и вообще, о том, как я буду жить в этом чертовом социуме. Я не успевала считать, сколько раз за вечер смеялась. Кареглазый рассказывал мне о каких-то незначительных вещах, но с его уст это звучало, как нечто особенное. Да и сок уже давно закончился, поэтому поставленный мною чайник был не настолько глупой идеей. Впервые сидела с парнем у себя дома, и мы просто общались. Это было странное чувство, которое напоминало мне качели. — Я всегда хотела попробовать, но при каждой возможности кажется, что разобьюсь, — засовываю в рот печеньку, причитая о том, что никак не могу сесть в салон гоночной машины. А может, это вообще не мое? Вот так просто подсознание шепчет мне, что я все-таки смертна. — Не понимаю тебя, потому что всю жизнь в них сижу, — он пожимает плечами, улыбаясь. Мне бы хотелось больше времени уделить его глазам, но перевожу взгляд на часы, понимая, что прошло достаточное количество времени, чтобы начать паниковать. Так долго в одном помещении с ним. Еще тогда, на барбекю, я ощутила странное желание отдалиться. Это необъяснимый страх, иногда нарастает волнами, которые я пытаюсь унять. — Могу тебя покатать. Реплика пролетает мимо, но я вовремя возвращаюсь в реальность, хватаясь за идею, как за что-то прочное и желанное. Хочется выкрикнуть от неожиданности, но сдерживаюсь из последних сил и устремляю взор на него. Без доли стеснения осматриваю собеседника, пытаясь уловить, говорит ли он серьезно, и, к счастью, не нахожу причин не верить ему. Вот теперь я как самая настоящая дурочка. Эллисон, где же ты, чтобы подтвердить это? Может, завалить его сто и одним вопросом, после чего он вряд ли согласится покатать такую занозу, как я. Порой мое поведение оставляет желать лучшего. — Когда? Если бы я могла, то коснулась бы его руки или, чего еще хуже, — лица и… И что? Задаю себе вопрос, на который не могу найти ответ.иСерьезно? Ты, все-таки, сдаешься, Лидия Мартин, и не по дням, а по минутам. Отвратительно. Какие там еще синонимы существуют? Гадко, мерзко и противно — вот, что я ощущаю от своих мыслей и беспомощности. — Давай завтра? Он ведет себя немыслимо спокойно, чего еще лучше — беззаботно. Возможно, если я спрошу «как?», то брюнет даст мне пару уроков? Конечно, я киваю. Пытаюсь отобразить в памяти свое расписание, чтобы быть уверенной во времени. — Давай телефон. Его пальцы так смешно двигаются, когда он жестикулирует, ожидая мой девайс. Во мне все дрожит, при том, что я не хочу этого. Не хочу чувствовать. Может, просто дать неверный номер и забыть обо всем? Ты ломаешь всю мою жизнь и пространство, Стайлз. Отдаю девайс, пока моя нога под столом не унимается. Я замечаю, как парень обращает на дёргающуюся конечность внимание, и, в общем-то, как в любой непонятной ситуации, не подаю виду, что ужасно напугана. В моей телефонной книге не больше десяти номеров, и все я могу чуть ли не на память рассказать. — Держи, — кареглазый протягивает мне раскрытую ладонь, где, собственно, расположился мой телефон. Что теперь? Просто перевожу взгляд куда-то в сторону. Я готова прочесть молитву, лишь бы он положил этот чертов кусок металла на стол. Брюнет продолжает цедить меня взглядом и даже не шевелится — в принципе, как и я. Что он, мать твою, делает?! Внутри вновь нарастает странное чувство тревоги, которое я всеми силами подавляю. Сглатываю накопившуюся во рту жидкость, переводя взгляд на его глаза, которые, я уверена, играют со мной. Готова поклясться, что вижу эту гребаную ухмылку на его лице, которая, кстати, идет ему. — Тебя в детстве били? Серьезно? Лучше бы били. Звучит волнительно, но я отрицательно качаю головой. Думаю, ему заметно мое нервное поведение во всех его проявлениях. До сих пор не могу успокоиться, сходя потихоньку с ума. — Эй, все в порядке? — Его рука тянется ко мне в который раз, и я не понимаю, зачем люди это делают? Если касаешься, то убеждаешься в трезвости состояния? Подпрыгиваю со стула, отходя в сторону. Я ведь сама удачно хороню любую надежду на светлое будущее, которое меня, кажется, не ждет. — Ты странно реагируешь на обычную заботу  — Юноша поднимается с места и натягивает темную куртку, которая все время мирно висела на спинке. Странно — это мягко сказано. Я действительно так выгляжу со стороны? Как психованная истеричка, скорее всего. — Мы в расчете, — он подмигивает мне, подходя к двери. Наверное, мои щеки пылают адским пламенем, чувствую, как они горят. Парень мягко улыбается, покидая мой дом. — Стайлз! Просто смотрю в его спину, пока он замер. Брюнет стоит так пару секунд, и у меня есть немного времени, чтобы придумать оправдание этому дерьму. Черт. — Я иногда странно веду себя. — Пожимаю плечами, будто я не при чем, и стараюсь улыбнуться в ответ. — Завтра в шесть. Не опаздывай! Вот так просто? Может, он не с этой планеты?