чувак, эта вечеринка - отстой!

      Кроме Дома и Тома в игру согласились играть только Кроппы, одноклассник Дома Льюис Капальди, Эш и Колсон. — Правда или действие, Эшли? — Действие, а чё бы и нет! — Завяжи глаза и возьми за руки двух случайных людей из зала. Потом отведи их в сад и запри в сарае, — произнёс Адам. — Ох-х… хорошо. — Эшли взяла с полки платок и завязала глаза. «Пожалуйста, только не я», — подумал Дом и ощутил, что холодные пальцы Франжипани сомкнулись на его запястье. «Пожалуйста, только не Том», — пришла в голову Харрисона новая мысль. Если он даже с Ремингтоном может посидеть в одном сарае, то что делать с человеком, которого он почти не знает и в которого предположительно влюблён? Ремингтон издал странный звук, похожий на писк. За годы дружбы с ним Дом начал понимать, что обозначает этот звук. Его, Доминика Харрисона, запрут в сарае с Томом Паллантом.

***

— Эм… тут есть где включить свет? — Дом наощупь пытался найти выключатель и уже начинал паниковать. Том нащупал в кармане фонарик и включил его. — Ты плачешь, — сказал он. По щекам Харрисона и правда текли слёзы. — Отстань. Нужно попытаться выбраться, а не констатировать факты. Фонарик вырубился. — Батарейки сели, наверное, — вздохнул Паллант. — Ищи выход! Примерно минут пятнадцать никто из них не говорил ни слова. — Мне кажется, нам надо нормально познакомиться, не думаешь? — несколько раздражённо сказал Том. — Э-э… чем занимаешься? — Пытаюсь вытащить ногу из какой-то грёбанной херни, которую я нихера не вижу, потому что тут полная темнота, знаешь ли! — Кажется, я нашёл выключатель. Дом нажал какую-то кнопку на стене. Свет и вправду включился. — Я застрял в ведре, точка, абзац, сенд твит. Том вытащил ногу из ведра. — У тебя, может, телефон есть там, соцсети… мне не разрешают… только кнопочный. А он в отрубе. Ты спросишь насчёт «сенд твит», я… у меня был твиттер. Когда-то. У всех моих одноклассников был… да и сейчас есть. А у меня нет. — Стоп, тебе правда не… — Ну да, а чему удивляешься? — Том пожал плечами. — У меня с двенадцати лет его нет. Из-за какой-то… кхм… я не матерюсь. Кстати, прости за мат, когда я застрял в ведре, я был напуган, и… — Но ты и не матерился. — Мне не разрешают ругательств. Никаких. Когда увидели в двенадцать, что я ругаюсь в беседе класса… у меня забрали телефон. И… то, что я тогда пришёл на вечеринку… это чудо какое-то. И то, что сегодня… Я уже съехал вроде… а ощущение, что за мной следят, не пропало. Большой брат, как говорится… Прости, что это всё рассказываю, пожалуйста. Дом посмотрел Тому прямо в глаза и обнял его. — Знаешь что? Всё пройдёт, — сказал Харрисон. — Станет лучше. Или… станет не таким дерьмовым, как сейчас. Я не умею выражать сво… помоги мне выразить мои мысли. — Мы одиноки, — сказал Том. — Мы все одиноки, на самом-то деле. Мне кажется, даже Ремингтон в глубине души одинок. — Тебе не кажется. На самом деле у него полно триггеров, и… я просто не могу его бросить, потому что он всё ещё пишет мне огромные сообщения в соцсетях по ночам, где рассказывает, как ему хреново. Он плачет, Том. Каждую ночь. Ремингтон плачет. У него самооценка ниже плинтуса, у него панические атаки, он… он кажется весёлым, но на самом деле нет. Он всю жизнь жил в тени Себастьяна, который учится лучше него, играет на гитаре лучше него, повышает навыки лучше него, всё делает лучше него. Ты думаешь, он просто так хотел отравить Себастьяна? Он ревнует, чел. Очень сильно. Но общество не заставишь относиться к тебе лучше, если ты хоть в чём-то хуже своего прекрасного, великолепного, идеального родственника. Я хочу помочь ему, я хочу помочь тебе, но… я не могу. По щеке Дома покатилась слеза. — Эй… ты плачешь? — спросил Том. — Иногда нужно немного поплакать, — ответил Дом.