Друг познается в беде.

      После того случая Аластор частенько наведывался в гости к ним двоим. То утром заглянет за лишней чашечкой кофе, заодно «пронюхивая» всё, что происходило в незатейливой жизни Вагаты, то под вечер, ровно за пол часа до прихода Энджела, дабы тот не застал его.       За каждым очередным, успевшим стать, привычным приветствием «Здравствуй, дорогая!» девушка вновь и вновь открывала ему дверь. За каждой простой беседой, с такими же простыми вопросами и ответами, она аккуратно ставила кружку на стол только для него, совсем не догадываясь, что мужчина не терпит сладкий кофе. Но Аластор улыбается, когда она, под его внимательным, чуть проскальзывающим невидной неприязнью взглядом, кладет ложку сахара в его стакан и тоже ответно улыбается, усаживаясь на диван рядом с ним. Сказать, что он предпочитает только горький кофе, показалось бы уже глупым и странным сейчас, спустя столько встреч.       Демон забалтывает её, оттягивая тот момент взять кружку в руки. Сегодня ему очень «повезло»: Энджел пришёл раньше обычного и что-то готовил на кухне, поэтому обоим пришлось разместиться в небольшой комнатке. Зато тут Аластор мог не сомневаться и опасаться, что их может услышать Даст.       Порой, разговоры были душевными, иногда с шуточками демона и смехом демонессы, но никогда, совсем никогда, ни он, ни она не нарушали границу между жизнью и смертью. Эту черту вообще не пересекали в Преисподней, ведь воспоминания с прошлого чаще всего были тёмными, наполненными грязью, несмываемой из памяти долгие века. Это было своеобразным правилом, чуть ли не единственным, который соблюдался беспрекословно всеми, по одной понятной причине — боль, опять проносившаяся по телу. Тяжесть той нелёгкой жизни, что многие пытались заглушить чем угодно, лишь бы её не ощущать. — Скажи, а за что ты попала сюда? — всё же Аластор переступает ту непростительную грань, сам зная, какого это вспоминать былой грех, что висит и на нём сейчас. — Я всё, конечно же, понимаю, можешь не отвечать, давно мертвы же. — издает смешок, скорее из вежливости и привычки усмехаться, тихо кашляет в кулак, осознавая, что ситуация крайне неловкая.       Затих и смех девушки и, будто бы, перестал играть джаз из радио, но вместе с тем и сопровождая возникшее молчание между обоими. Оно продлилось совсем недолго — девушка поёрзала на месте, бегая взглядом по всему помещению. Отказать было сложно, выдавать правду тоже не хотелось. Некоторые грехи могут звучать наоборот достойно, показывая всю смелость и вместе с тем гордость собою. И не стыдно в таких случаях сказать о том, кем ты был и являлся. Такие случаи не касались Вэгги. — Ну… — начала она говорить, пытаясь смотреть куда-то вбок, а не в лицо демона, — Скажем так. У меня была большая семья и я помогала, как могла. Пусть даже это был самый грязный способ. Пусть это было отвратительно и неприятно, — она остановилась, но почти сразу же продолжила. — Я делала всё, чтобы заработать эти деньги и прокормить мелких. — Вагата всегда называла своих братьев и сестер мелкими, ведь была старшей из всех. — Так значит слухи не врали. Ты и вправду… — В прошлом. — быстро отрезала она. — Будь другой способ заработать — я схватилась бы сразу. — Вэгги недовольно скрестила руки на груди, чуть отворачивая голову: неприязнь к мужчинам так и осталась. — Оу, дорогуша, ты явно что-то недоговариваешь, — девушка, назвав бы он её так в первый раз, разозлилась бы, однако, она уже давненько так привыкла к манере общения Аластора, — Не может быть такого, что за помощь, пусть и такую, тебя отправили в эту дыру. — он недоверчиво фыркнул, что было похоже то ли на усмешку, то ли предъяву и обвинение во лжи.       Демон чуть приподнялся с места, пододвигаясь к демонице, дабы заглянуть той в глаза. Чаще всего недосказанность или ту же самую ложь можно определить по глазам, по любым движениям, по интонации и по многим другим признакам. Хоть Аластора это не касалась.       А Вэгги резко откинулась на спинку дивана, немного злобно, с досадой и строгостью в голосе, задала риторический вопрос: — А кто сказал, что жизнь справедлива?       Мужчина вновь отодвинулся от неё после сказанных слов. Действительно, где справедливость? Он призадумался, несвойственно ему это. Обычно тараторит без остановки, так, что потом даже не выгонишь его из дома, пока не расскажет очередную «удивительную» историю, произошедшую фиг знает в каком веке. А тут замолчал.       Заметив это, Вэгги щелкнула ему по носу, даже не задумываясь о последствиях. Теперь казалось, будто бы они были давними друзьями, позволяя друг другу иногда совершать недозволенные кому-то другому вещи. И каждый раз перешагивая границы, они всё больше и больше отрешались от настоящего Ада, от тех лицемерных и гордых масок и образов. Не было тех хищных оскалов, того чувства, будто прямо сейчас на тебя нападут, вгрызаясь в шею, страха, из-за которого в панике каждый раз оглядываешься назад. Рядом с Аластором чувствовалась безопасность.       Девушка чуть помотала головой, отгоняя ненужные мысли, что-то невнятно сказала о том, что не стоит об этом вообще загружать голову. И улыбнулась. Едва заметно, уголками рта, прикрывая глаз. Она устала. Аластор хотел бы задать ещё тысячу подобных вопросов, рассуждать вечность о той самой вечности, однако ни слова дальше не говорил. Лишь треск помех, будто бы включенного радио, которое он уже вырубил к чертям, потому что надоело слушать никчемных и неумелых недо-ведущих, был слышен рядом с ним.       Признаться, он изредка аккуратно заглядывался на лицо Вагаты, пока та практически уснула в сидячем положение, только облокотившись об «пирамидку», состоявшую из нескольких подушек. Хотел было уже укрыть её пледом, думая выйти из помещения, как… — Вэг, ужин готов! — громко, резко и как не вовремя раздалось из кухни. Девушка сразу же подскочила, уже полностью села, смотря на Аластора недоумевающим взглядом. Это было совершенно скорее спонтанно, и сама Вэгги не до конца поняла, как проснулась и уже видела перед глазами Энджела, упирающегося плечом об косяк. — А тебе, красавчик, уже пора.       Даже спросонья демонесса чувствовала нотки раздражения демона. Ей нравилось видеть, как у Аластора менялось лицо, когда Энджел его называл по-всякому, но только не по имени. Это было забавно. Но демон тут же встал с насиженного места, шепча на ухо пару приятных слов, благодаря за такой прекрасный вечер, поцеловал тыльную сторону, казавшейся маленькой на фоне его когтистой руки, ладошки, и исчез, один раз щёлкая пальцами, словно растворяясь в зеленоватом дыму. Эффектно. А Вэгги ласково, хихикая, подумала — «Показушник».       А кружка давно остывшего кофе так и осталась одиноко стоять на столике.