Женитьба при отягощающих обстоятельствах

Чэн затягивает крепления броника, накидывает поверх рубашку и кобуру. Глупо ввязываться в перестрелку с господином Линь, не подготовившись как следует. Хэ деловито проверяет магазины оружия, разложенного на багажнике одной из тачек. Его ребята занимаются тем же с беспристрастно-сосредоточенными лицами. Некстати вспоминаются встревоженные глаза Ликиу, притихший Тянь и почти обессилевший Цю, держащийся на упрямстве и исключительной воле. Вместе они справятся, Чэн уверен. Всё будет хорошо. «Старею», — обречённо думает Хэ. Иначе зачем ему уверять себя, что всё будет хорошо? Он ухмыляется, но перед внутренним взором стоит Линь. Смешная такая, в его шмотках не по размеру, настроенная серьёзно. Зажигаются фары, выхватывая площадку пустыря. Вдали уже виднеются чужие тачки, крепчающий ветер доносит ворчание моторов. Чэн поправляет глок за поясом, проверяет кобуру, поводит плечами и шеей, готовясь к бог весть чему. Он выступает вперёд, зная, что бойцы выстроились за его спиной в чёткую шеренгу. Чэн, раскуривая сигарету, наблюдает, как неспешно паркуются тачки Бэя, как его люди высыпают на пустырь. Он видел подобную картину сотни раз. Наконец, Линь появляется собственной персоной. Неторопливо вышагивая, он подчёркивает своё превосходство. Хэ смотрит на эту браваду безразлично, автоматически прекладываясь к фильтру. — Здравствуй, Чэн, — культурно начинает Бэй. Но Хэ плевать на всю эту псевдо-интеллигентную мишуру. Он знает, насколько гнилая душонка у отчима Ликиу, и поэтому ограничивается лишь кивком, терпеливо выжидая начала представления. Линь не разочаровывает его: — Что-то не вижу твоего верного помощника. Цю Гэ, кажется. Хэ устало хмыкает, едва заметно дёргает уголком губ. — Я думал, что тебе известно о том, что твои люди творят. Или ты им не хозяин? Линь паскудно щерится. — Ты действительно достойный сын своего отца. Вымуштровал он тебя знатно. — Если ты не будешь дурить, сможешь сделать со своим также, — замечает Чэн, затирая окурок в пыли. Бэй делает вид, что не замечает подкола, только вскользь ухмыляется. — Но тебе бы не мешало быть повежливее, Чэн. Всё-таки со старшими разговариваешь. Хэ молчит, он начинает подозревать, что отчим Ликиу тянет время. Только одно не понятно: для чего? Это подозрительно. Человек, маячащий за спиной господина Линь, внезапно подскакивает у нему, торопливо объясняет что-то в полголоса. Ветер не доносит слов, но то, что ухмылка Бэй становится малость злораднее, Хэ предельно ясно: что-то пошло не по плану. — Знаешь, мне одно, Чэн, интересно: как дорога стала тебе моя падчерица? — Твои ставки? — спокойно спрашивает в ответ Хэ. Ни один мускул на его лице не дёргается, он не сжимает в кулаки ладони, не бледнеет, не краснеет от ярости. Отчим Ликиу, ожидавший хоть малейшего признака гнева или волнения, гасит ухмылку, явно сбитый с толку. — Есть у меня предположения, что девчонка тебе не безразлична. Чэн приподнимает бровь в немом вопросе, и, вытряхивая из пачки предпоследнюю сигарету, говорит: — Предположения обычно строятся на фактах. Что у тебя по фактам, Бэй? Тот не успевает дать ответ, потому что на пустырь въезжает смутно знакомая Хэ машина. Уж не на нёй ли их с Ликиу загоняли сюда? «Дело дрянь», — думается Чэну. Тачка, тем временем, подруливает к Линь. Из неё вываливается вёрткий мужичонка. За плечами Чэна проносится глухой ропот. Парням тоже абсолютно не по вкусу эта ситуёвина, слишком мутная и непредсказуемая. Мужичок из подъехавшего авто перестаёт заискивать перед боссом и бросается к багажнику. Бойцы Чэна вскидывают оружие, противники отвечают тем же. Хэ отшвыривает сигарету на землю: похоже, основное действие сейчас начнётся. Из багажника кого-то вытягивают и толкают ближе к Бэю, в свет фар. Фигурка небольшая, даже тонкая, знакомая. Хэ узнаёт Ликиу и почти даже не удивляется. Она вся изваленная в пыли, со всклоченными волосами и, кажется, новым кровоподтёком на щеке, путается в своих ногах, подгоняемая тычками и ругательствами. Её руки крепко скручены стяжкой впереди. Чэн помнит главное правило: сохранять хладнокровие, чтобы не произошло, чего бы это не стоило. В него такой постулат вколотили ещё в отрочестве тысячью ударов, не жалея и не делая скидок на происхождение. Но именно сейчас система сбоит — Чэн чувствует, как неумолимо вскипают в крови ярость и желание изничтожить Линь со всей его шайкой под ноль. Бэй мягко отводит с лица падчерицы волосы, приподнимает его за подбородок. Он смотрит ей в глаза всего пару недолгих мгновений, наверное, для того, чтобы пощёчина, тяжёлая и хлёсткая, выглядела более впечатляющей. Ликиу едва удерживается на ногах. Чэн сцепляет зубы крепче, лишь бы не рвануться вперёд, не навредить ей ещё больше. — Представляешь, наша милая девочка решила поиграть в благородство. Она отвлекла моих людей, подумавших, что лучше синица в руках, чем журавль в небе, и это дало фору сыну господина Цзянь. Линь потирает подбородок в раздумьях. — Впрочем, это же не так плохо, а, Хэ? Мы можем обстряпать сделочку: ты мне И, я тебе Ликиу. Всё прекрасно, все довольны. Можешь творить с ней всё, что пожелаешь. Хочешь — сам, а хочешь — отдай своим бойцам. Она сильная, выдержит их всех, я уверен. У Хэ темнеет в глазах и пухнут вены на висках. Вместе с кровью в них бьётся мысль: «Сохраняй холодный рассудок». — Неравноценный какой-то обмен, — говорит Чэн, обескураживая равнодушным тоном. Ликиу внезапно заливается хохотом. От этого звука в горле сворачивается мерзкий шершавый ком и что-то непонятное оседает тяжестью в груди. Линь кривится, и впечатывает кулак ей под диафрагму. Девчонка давится смехом, нещадно закашливаясь. У неё подкашиваются колени, но отчим не позволяет упасть, вздёргивая её за предплечье. Ликиу тихо вскрикивает. — Сдаётся мне, ты блефуешь, — заявляет Бэй. Впрочем, выглядит он чуть менее уверенным в своём превосходстве. Единственная козырная карта в рукаве вдруг перестаёт выглядеть таковой. И это обидно, Чэн знает. — Да ты что? — насмешливо спрашивает Хэ. Его задача — вывести господина Линь на эмоции, чтобы он неосмотрительно совершил ошибку. Видит Бог, Чэн не упустит этот шанс ни за что. Бэй белеет от злости, но всё ещё держит себя в руках. — Вот как? — резко спрашивает он, вынимая пистолет из кобуры. Линь тычет дуло под ухо Ликиу, и та застывает, задирая голову. Бэй с нажимом, но медленно ведёт стволом вдоль её челюсти, останавливает его ровно под подбородком, нагнетая и так непростую обстановку. — Смотри, сейчас я снесу ей башку. У тебя минута, чтобы поменять решение. На секунду Хэ удаётся поймать взгляд девчонки. Чуйка, молчавшая до сих пор, толкается под рёбра. Чэн чётко понимает — сейчас начнётся. Ликиу, злющая и, кажется, утратившая последние крохи чувства самосохранения, отшатывается назад и вздёргивает неосмотрительно стянутые спереди руки вверх. Гремит случайный выстрел из выбитого из рук господина Линь пистолета. И это красный стартовый флаг. Тело Чэна, прошедшего триллионы тренировок, действует на автопилоте. Вот он вскидывает глок, вот снимает его с предохранителя, вот жмёт на курок, почти не целясь. Пригибаясь и отстрелеваясь, Хэ отступает под укрытие машины. Над головой свистят пули ребят и противников, и в этом вихре искр, грохота и криков, Чэн видит лишь, как Ликиу, ужом вывернувшаяся из рук отчима, спотыкаясь, бросается прочь от Бэя. — Сюда, — орёт Хэ, не надеясь, что она расслышит. Но Линь встрепенается, как испуганная птица, и находит его взглядом. Совсем рядом чиркает по тачке с отвратным скрежетом пуля. Чэн рефлекторно вжимает голову в плечи и стреляет навскидку. Ему всё равно, попадает ли он, попадают ли в его людей, пусть это и недостойное для лидера поведение. Его взгляд прикован к Ликиу, рвущейся под густой ливень из свинца. У неё нет другого выхода, как и нет гарантии, что она пересечёт этот клочок пустыря живой. Она стремительно, насколько только может, бросается к Чэну, но очухавшийся Бэй успевает дёрнуть её за плечо. Девчонка спотыкается на ровном месте и, неловко выставив руки вперёд, летит в пыль лицом. Стяжка на её запястья разлетается, лопнув от слишком резкого падения. Девчонка, наверняка, разодрала ладони в мясо, но не это сейчас важно. Чэн, хаотично палящий по неприятелям, смотрит лишь на неё, силящуюся подняться с земли. «Давай», — думает Хэ. — «Давай же!» Но стоит только Ликиу приподняться на дрожащих руках, как Бэй хватает её за лодыжку и тянет к себе. Медленно, издевательски, позволяя падчерице цепляться пальцами за неровности почвы. — Блять, — коротко бросает Чэн. Он практически беспомощен сейчас. Одно его опрометчивое движение и кто-то из прихлебателей Линь всадит девчонке два куска свинца в голову и сердце. Но и промедление приведёт к точно такому же исходу. Время истекает, а он только и может смотреть, как Ликиу волокут всё ближе к неминуемой расправе. Однако, у судьбы иные планы. То, что пистолет Бэя никто не подобрал, Чэн понимает только тогда, когда Ликиу выдёргивает ногу из отчимовой хватки и резко переворачивается на спину, вскидывает крепко зажатый в обеих руках пыльный ствол. Выстрел гремит мгновением позже, за ним разом - второй и третий. Чэн не различает их в звуке пальбы, но видит короткие вспышки и то, как отдачей вжимает Ликиу в землю. Бэй стоит ровно ещё пару секунд. На тёмном костюме кровь не разглядеть, но не попасть со столь мизерного расстояния в такую цель едва ли возможно. Ноги у Линь подкашиваются и он грузно бухается на колени. Перестрелка умолкает. Над пустырём разливается блаженная, но страшная тишина. Бэй валится к подошвам кед Ликиу, и теперь слышно, что он что-то хрипит. — По машинам и ходу, — орёт Чэн, зная, что нужно быстро валить отсюда. Он подлетает к оторопевшей девчонке и подхватывает её под локоть, попутно подбирая пистолет Бэя. — Шевелись, Ликиу, — кричит он ей, но она лишь шугается окрика и виснет на его руке неудобным грузом. Люди Линь отмирают и снова начинают беспорядочно палить. Чэн отстреливается, кажется, пришивает кого-то мимоходом, старательно отвалакивая девчонку к своим тачкам. Бойцы, оперативно погрузившиеся в тачки, прикрывают из окон точечным метким огнём. Ворчание моторов разносится над пустырём. Ликиу отходит от своего ступора и уже бежит наравне с Чэном, вжимая голову в плечи, тихонько, инстинктивно дёргаясь от каждого звука выстрела. Они почти у машины с предусмотрительно открытой задней двёркой, но с этой бедовой девчонкой никогда ничего не бывает слава богу. Просто в один момент Ликиу вскрикивает и припадает на одно колено, как подкошеная. Чэн моментально понимает: попали в бедро. Он тащит её к машине, благо, до неё всего ничего. Вот уже и радушный салон, в который Хэ шустро запихивает малую. Его руку обжигает знакомой жалящей болью: по касательной задели левое предплечье. Ерунда для этакой заварушки, царапина. Хэ втискивается в тачку и она моментально срывается с места. Вряд ли их будут преследовать, скорее, мстить будут позже, с холодным расчётом, как принято. Ликиу тихо подвывает от боли, неосознанно жмётся к нему ближе, пока авто нещадно трясёт и швыряет на грунтовке. — Гони к доктору Се и вруби грёбанный свет, — резко бросает Чэн водителю. Тут же над ними зажигается лампочка, дающая белёсый дребежащий свет. Его мало, чтобы точно оценить урон, но достаточно, чтобы понять примерную тяжесть ситуации. — Так, потерпи немножко, — просит Хэ, как можно мягче. Вряд ли до Ликиу, обескураженной болью и недавнешними событиями, сейчас в полной мере доходит смысл его слов. Разве что интонация. Чэн аккуратно отводит её ногу в сторону. На извозюканных и порванных спортивках расплывается тёмное пятно. Не громадное, но достаточно большое. Он распускает тугой шнурок на талии девчонки, даже не сопротивляющейся, и тянет штаны вниз. Благо, что они так сильно велики ей. — Преподнимись чуть-чуть. Ликиу шипит и хнычет попеременно, но выполняет просьбу. Чэн видит одно входное пулевое отверстие, лениво сочащаеся кровью. — Кажется, бедренная артерия не задета, — комментирует он вслух.- Всё будет хорошо. Конечно же, он безбожно врёт. Большая часть дерьма ещё только маячит на горизонте. Чэн не хочет думать о том, как вызверится его отец, как разбиратся с людьми господина Линь. Сейчас главное, не потерять девчонку. Он даже не знает, сквозное ли ранение, хотя толку от этого знания, будь оно, тоже мало. Чэн прикрывает Ликиу чьим-то пиджаком, болтавшимся на подголовнике. Он берёт её перемазанные кровью и грязью ладони в свои. Девчонка приподнимает бледнющее в зеленцу лицо. В туманных глазах боль и усталость, подбородок и кончик носа ободраны. Без слёз не взглянешь, но именно в этот момент до Хэ доходит, как сильно он боялся её потерять. И это может значить только одно: он любит Линь Ликиу, свою навязанную непутёвую невестушку. Девчонка утыкается лбом ему в плечо, обмякает всем телом, теряя сознание. — Ускорься, — приказывает Чэн таким тоном, что водила втапливает педаль газа до упора. *** Ликиу очухивается от полузадавленной пульсирующей боли в ноге и вони табачного дыма. Тело ощущается мешком с сеном, в которое напихали иголок и камней. Она закашливается и открывает глаза. Перед ними плывёт низкий серо-белый потолок. — О, доброе утречко, малая, — басят сбоку знакомым голосом. Линь поворачивает голову. Даже с расфокусированным зрением видно ироничную ухмылку на квадратной роже Цю. Ликиу морщится, чувствуя, как саднит подбородок, туго заклееный пластырем. Гэ щёлкает пальцами левой руки, заставляя Линь сконцентрироваться. — Э, приём! Ты нормально? — Ага, — хрипит она. Под нос подсовывают стакан с трубочкой и бережно помогают приподняться, придерживая за плечо. — Сделай один маленький глоток, — невнятно наставляет Цю, зажав между губами бычок. Ликиу послушно выполняет сказанное, и понимает, как сильно пересохло в глотке. Гэ предусмотрительно отнимает стакан. — Как дела с памятью? — интересуется он, отсаживаясь на свою койку. — Я помню, что застрелила отчима, если ты про это, — отвечает Ликиу, снова распластываясь по простыням. На ней больничная рубашка, и, если б не теснота, скупость меблировки и дым коромыслом, Линь бы подумала, что попала в больничку. Цю молчит и крипово пялится на неё, словно пытаясь прожечь дыру. — Ты же понимаешь, что Чэну придётся разорвать с тобой помолвку? — наконец спрашивает он посерьёзневшим тоном. Голова ощущается чугунком, набитым стекловатой. Перекатить её по подушке снова требует значительных усилий, но Ликиу справляется. Смотрит в волчьи глаза Цю, медленно соображая. — Я — официальная наследница Линь. Мой брат ещё мал, чтобы управлять делами семьи. Меня Бэй удочерил, больше прямых наследников нет. Гэ хмыкает: — Тебя заставят отказаться от прав наследования. Иначе твоим родным не поздоровится. Вкуриваешь? Ликиу хочет поспорить, но осознание, тяжёлое, как бетонная плита, придавливает её к кровати. Она разевает рот, хватает воздуха и выпаливает: — Чэн мог бы помочь мне отстоять наследство. Потом уже понимает, как смехотворно звучит всё это. Но Цю не смеётся. — Отец ему не позволит. — А он без ведома папочки никуда рыпнуться не может? — Ликиу чувствует, что начинает бессильно беситься. От этого мутит, ломит в висках и кислит на кончике языка. — У старшего господина Хэ много рычагов давления на Чэна. — Не надо его оправдывать, — фыркает Линь, остро жалея, что до капельницы не дотянуться. Чтоб там не плавало в этом пластиковом пакете, нужно подкрутить подачу на максимум. — Ты думаешь, разовый секс стоит отношений с семьёй? — саркастично осведомляется Цю. — Откуда ты знаешь, что разовый? — слабо огрызается Ликиу. У неё не хватает сил на то, чтобы разом расстраиваться дальше, злиться и ненавидеть мир. Ей всё ещё больно и морально, и физически, но принятие уже даёт свои первые всходы. Цю хрипло хохочет. — Ты выживешь и выплывешь из этого дерьма, инфа сотка, — внезапно говорит он сквозь смех. — Вангуешь? — бросает Линь. Она ни в чём не уверена, в отличие от Цю. — Дай затянуться, — просит она. Гэ скалится во все тридцать два. — Ласты склеить не боишься? — подъёбывает он, даже не шолохнувшись. — Ха-ха, — говорит Ликиу. Только что раскуренная сигарета тычется ей в губы, и Линь делает вдох. Предсказуемо закашливается, но гудение в башке чудотворным образом поутихает. — Что здесь происходит? — внезапно спрашивают строгим стариковским голосом. Они и не заметили, как в проёме двери нарисовался сухенький дедок. На его плечах небрежно накинут посеревший халатец. «Добрый доктор Айболит», — отрешённо догадывается Ликиу, но вслух произносит другое: — Помогите, он пытается меня убить. Глаза у врача лезут на лоб, Цю ржёт. — Засранка, — беззлобно комментирует он, отползая на свою койку. — Что вы здесь устроили? Это не кабак. Девушка слаба, у неё нет вашего лошадинного здоровья, — доктор отчитывает почему-то только Гэ. — Пардон, — говорит Цю и тушит сигарету в жестяной миске, приспособленной под пепельцу. Врач принимается осматривать Ликиу. Он долго разматывает бинты на ноге, придирчиво разглядывает рану, делает свежую перевязку. Потом зачем-то светит в глаза крошечным фонариком с раздражающе-ярким светом. Линь не помнит, чтоб билась головой, но доктору лучше знать, какие исследования проводить. — Что по прогнозам, жить буду? — смешливо интересуется она, дабы разбавить гнетущую тишину палаты. — Всенепременно. — откликается док. — Но должен вас огорчить — останется шрам. Ликиу, замершая на первых словах, выдыхает: — Вы ж не пугайте так. Шрам — это ерунда. — Девушки обычно переживают из-за таких вещей, — нудит старик. — Мне плевать. — Ваш жених будет расстроен. Линь замирает на мгновение, ловит внимательный взгляд Цю с соседней койки и спокойно отвечает: — О, не переживайте. С моим женихом мы как-нибудь это решим. В довесок она выдаёт мягкую улыбку. Доктор Се абсолютно ни в чём не виноват. Он кивает и говорит: — Отдыхайте. — Погодите, — окликает его Ликиу: — Можно мне увеличить дозу обезболивающего? — Я бы не рекомендовал, — строго говорит Се и изчезает в дверном проёме. Только краешек халата мелькает напоследок. — Вот говнюк, — тихо шипит себе под нос Линь. — С доктором Се не забалуешь, — откликается на её ворчание Гэ. — Скажи честно, Чэн решил сэкономить на нашем здоровье и сослал сюда? Цю усмехается. — Не, на самом деле, он печётся о нас. Чтобы мы не отсветились в полицейских хрониках и всё такое. Ликиу вздыхает, у неё масса вопросов, но задаёт она самый неочевидный: — Цю, тебе когда-нибудь стреляли в ногу? — Было дело, — ошарашенно отвечает он. — Как скоро я смогу нормально передвигаться? — Честно? Не то, чтобы скоро. Ликиу вздыхает. — Снова удрать намылилась? — прозорливо интересуется Цю. — Теперь вам не будет нужды искать меня. — Верно, — отзывается белобрысый. — Мне просто чисто по-человечески любопытно. Девчонка хмыкает и отворачивается к стенке, показывая, что продолжать разговор у неё нет настроения. Хочется разрыдаться от безысходности и пережитого нервяка, но слёзы не идут, глаза сухие как Сахара и в горле ком. Как дальше жить, она пока не знает. Может, стоило тогда придумать что-то сложнее побега со знакомства с женихом?