***
Дело они с треском проиграли. Первые страницы «Троллинбургской чернильницы» ещё с неделю после окончания судебного процесса пестрили упоминаниями о провале лучшего Защитника Таврики и фотографиями блестящего Обвинителя. Карьеру господина Драгоевича в высших палатах Менгира ждал крах. Веронику Квитку же ждало серьёзное повышение. Роману Лапшину предстояло вернуться в Львиный Зев прежде, чем начались бы занятия. В четверг двадцать восьмого августа он покинул контору «Титул и Нобиль» вместе со своими вещами, некоторыми книгами и письменными принадлежностями, упакованными в картонную коробку. Шагая по улицам, залитым мягким солнечным светом, просачивающимся сквозь густую листву каштанов и высоких тополей Лапшин вдыхал запах пыльной брусчатки и суетливого Троллинбурга, близящейся осени и ностальгии по Младшему Думу. Одиночество никогда ещё не ощущалось так остро, как когда за ним закрылась дверь в полупустующую гостиную Львиного Зева. Несколько рассевшихся на диванах студентов с разных курсов, группка учеников помладше, скучающе передвигающих шахматы по доске с помощью волшебных перстней — даже если кто-то и предвкушал начало нового учебного года, Ромка к ним точно не относился. Небрежно сбросив вещи на кровать в комнате, которую он занимал вместе с Илларием и Яшкой, Лапшин поморщился — ему пришлось отказаться от своей уютной квартирки с видом на ночной город, потому как вплоть до выпуска из школы студенты были обязаны жить в Домах факультетов или братств. Мила и Белка прибыли в Троллинбург двумя днями позже. Всё это время Лапшин потратил на чтение книг по общественному праву, щедро одолженных ему Виртом и просиживанием задницы в баре «У тролля на куличиках» в компании кружки пива. Между строк, на которых он отчаянно пытался сосредоточиться, то и дело мелькали прищуренные зеленые глаза и острый подбородок, расстегнутые пуговицы на белой рубашке и воткнутый в неряшливый пучок карандаш. Стук каблуков по мрамору Светозариума. Запах кофе и пергамента, потертая цифра «194» на двери кабинета. Общественное право не представляло для него и доли того интереса, которым он горел к Обвинителю Квитке. Прочно вцепившаяся в его мысли, её, казалось, вытравить было ничем. Две теплые улыбки лучших подруг вкупе с последним тёплым летним днём вытянули его из рефлексии в два счёта. Пока Ромка с Милой сидели, прислонившись к стволу старого ветвистого дуба в Думгротском парке и передавая друг другу по очереди бутылку с холодным лимонадом, Белка, умостившись напротив, рассеянно набрасывала что-то в своём альбоме. — Как там Яшка? — посмеиваясь спросил Ромка. — Возвращается завтра, — ответила Белка, не отрываясь от рисунка. Ромка с Милой переглянулись, пряча ухмылки. Обоим было приятно, что в конечном итоге их подруга всё же обратила внимание на застенчивого меченосца Бермана, а не на заносчивого Артёма из Белого Рога. Рассматривая тонкое золотое плетение браслета на запястье Милы, Лапшин думал о том, что обе его подруги, кажется, нашли то, что им было нужно. Даже несмотря на то, что вряд ли бы сам Ромка со всей его проницательностью смог бы предугадать на ком остановится выбор каждой из них. — А у тебя? — спросила Мила, повернув голову в сторону друга и внимательно уставившись в его глаза. — Ты сейчас один или с кем-то? Ромка покачал головой, делая глоток из бутылки и возвращая её на траву между ними. Василиса была последней девушкой, проведшей ночь в его постели. Её он не видел уже больше двух недель, и желания увлекаться чем-то мимолетным почему-то не возникало. — Сейчас один. Мила ещё с минуту проницательно сверлила Лапшина глазами, после чего вздохнула и откинулась затылком на ствол дерева. Кончики её пальцев пробежались по браслету на руке. — Возможно, это к лучшему, — пожала она плечами, разглядывая как терялись лучи солнца в пепельных прядях Белки. — Интуиция или опыт? — Оптимизм и слабоумие. Ромка скосил глаза на серьёзное выражение Милиного лица и не удержавшись, прыснул. Мила довольно часто оказывалась права.3. Оптимизм и слабоумие
12 января 2021 г. в 02:11
— Таким образом, показания свидетеля Лисицына подтверждают обвинения в адрес господина Драгоевича, — твёрдый голос Обвинителя не знал пощады, а набойки её острых каблуков практически втаптывали в грязь последние стены защиты, выстроенные Защитой. — Прошу суд так же принять ко вниманию тот факт, что фальсификация документов государственной значимости даёт Обвинению почву для инициации проверки всего департамента, работающего под руководством господина Драгоевича.
Лапшин прикладывал последние усилия для того, чтобы не опустить челюсть на стол.
Вероника Квитка бросила последний уничтожающий взгляд на ряд Защиты и уверенным шагом вернулась на своё место. Из её аккуратно уложенного пучка не торчали карандаши, воротник белоснежной блузки был безупречно выглажен, а от темных кругов под глазами не осталось и следа.
Нет, правда. Как она могла? Как можно было так искусно пустить ему пыль в глаза своей фальшивой истощенностью, чтобы двумя днями позже блистать на слушании и разбить их с Виртом в пух и прах? Даже если Нобиль был подготовлен к поражению, вера Ромки в наставника не иссякала ни на мгновение. Он преданно заглядывал в ничего не выражающие глаза эльфа в попытке разглядеть в них досаду, но не увидел ровным счётом ничего. Немую похвалу, разве что. Явно не в его, Ромы, адрес.
Стук деревянного молотка оповестил их об окончании слушания. Ромка отметил в ежедневнике дату следующего, и принялся сгребать разложенные на столе бумаги в портфель.
— Каков смысл терпеть это унижение ещё раз? — прошипел он сквозь зубы, следуя за стремительно развевающимися полами ярко-желтого плаща. — Наш проигрыш очевиден.
Вирт пожал плечами.
— Он был очевиден с самого начала. Так же, как и то, что мы защищаем человека, который и в самом деле совершил преступление. И не только то, в котором его обвиняют. — Нобиль вздохнул, пропуская в двери кучку работниц Менгира в одинаковых мантиях. — Я взял это дело исключительно ссылаясь на старые счеты, но я не обязывался помогать нечестному человеку избегать правосудия.
— Если я не ошибаюсь, это противоречит этике Защиты, — пробормотал Ромка, расстроенно ероша волосы и оглядываясь по сторонам в поисках лотка с чебуреками, появляющегося у здания Менгира каждый четверг.
— Если бы не новый Обвинитель, мы бы выиграли, — внезапно добавил Вирт, когда они с Лапшиным уже не торопясь шли по направлению к конторе Нобиля, жадно вгрызаясь в жирное тесто с мясной начинкой. — Тебе нужно было раньше мне сказать, что эти штуки такие вкусные.
— Не могу поверить, что за семьдесят с лишним лет ты ни разу не ел чебуреков, — скривился Ромка. Прожевал, и после недолгой паузы осторожно спросил: — Неужели она и впрямь так хороша?
Вирт с усмешкой взглянул на подопечного, заглядывая в его невинно-бесхитростные глаза.
— Ты сам видел, — хмыкнул он. — Или увидел бы, если бы не пытался просверлить взглядом дыру в её декольте все два часа пока шло слушание.
Лапшин поперхнулся. Хлопая его по спине, Нобиль громко и заразительно рассмеялся.
— Ты слишком часто забываешь о том, что я тебя насквозь вижу, господин умник.
Ромка раздраженно фыркнул, сдувая со лба челку.
Вероника и впрямь блистала на заседании суда. Её правильно поставленная, уверенная речь заставляла слушать и внимать. И если бы не свежие воспоминания об острых ключицах в разрезе рубашки, Лапшин, возможно, так бы и делал.
— Прекрати пускать на неё слюни, Лапшин, — уже строже прозвучало от Вирта, когда они расселись в его кабинете, чтобы проанализировать прошедшее заседание. — Вероника совсем не для тебя.
— А для кого тогда? — с насмешкой парировал Ромка. — Неужто и сам великий Нобиль-младший попал под чары госпожи Квитки? Не спорю, выигрышная партия.
Уязвленный словами эльфа, Лапшин оборонялся ухмылками и старался совсем не думать о том, что он, как и всегда, может оказаться прав. Ромке была свойственна импульсивность, но и логики он не был лишён. И впрямь — сколько у них разницы в возрасте? Года четыре, не меньше. Вероника Квитка совершенно не его полёта птица. Не исключено, что она совсем его не замечала, а тот обед с доставкой на рабочий стол после реплики Вирта показался Лапшину несусветной глупостью.
И впрямь, о чём он думал?
Нобиль наградил его снисходительным взглядом и внезапно потеплевшим голосом:
— Вероника проходила практику под руководством моего близкого товарища. Он очень высокого мнения о ней, как и я теперь, когда увидел её в работе, — Нобиль раскрыл перед собой блокнот с заметками, давая понять, что разговор окончен. — Она не заслуживает твоей легкомысленности.
Со словами Вирта было трудно не согласиться. Ромкиной легкомысленности не заслуживал никто.