В заботе о

Казалось, Сириусу потребовалась целая вечность, чтобы упасть: его тело изогнулось изящной дугой, когда он провалился назад сквозь рваную вуаль, свисавшую с арки. Гарри увидел смешанное выражение страха и удивления на изможденном, некогда красивом лице своего крестного, когда тот провалился в древний дверной проем и исчез за завесой, которая на мгновение затрепетала, словно на сильном ветру, а затем снова упала на свое место. - Сириус!- Завопил Гарри. - СИРИУС, СИРИУС! Сириус был там, прямо за завесой, он знал это, он мог спасти его, он мог... но что-то удерживало его, что-то запутывалось вокруг его ног... змея, огромная змея, шипящая и обвивающаяся вокруг его лодыжек и коленей, мешая ему бежать к своему крестному отцу. Он должен был уйти, он должен был ... он должен был спасти Сириуса! - Сириус! - Крикнул Гарри в агонии горя. - Сириус, Сириус! - С помощью могущественного дёрганья он вырвался из извилистой хватки змеи и наклонился вперед и вниз - - и тяжело приземлился на голый пол своей спальни на Тисовой улице, простыня запуталась вокруг его ног. Гарри медленно сел. Его дыхание было коротким и тяжелым, как будто он бежал долго и быстро. Его сердце громко стучало в ушах, а по лицу струился пот. Мерлин, Дядя Вернон! Подумал он. Если я его разбужу, то умру. Вскочив на ноги, Гарри поспешил к двери своей спальни. Не решаясь открыть ее, он прислонился к косяку и напряженно прислушался. После напряженного момента его сердцебиение успокоилось настолько, что он смог различить ровный храп дяди Вернона. Вздохнув с облегчением, Гарри вернулся к своей кровати и сел. Легкий пот на его теле начал высыхать, и он слегка вздрогнул. Включив ночник, он надел очки, затем потянулся за стаканом воды, стоявшим на ночном столике, и осушил его до дна. Слабый шорох привлек внимание Гарри, и он повернулся, чтобы посмотреть на клетку Хедвиг. Летучая мышь, которую он спас днём в саду, не спала и бесстрастно наблюдала за ним. - Привет, Спартак, - тихо сказал Гарри. Летучая мышь просто смотрела на него, не мигая. Её чёрные глаза сверкали в тусклом свете лампы. Гарри первым отвёл взгляд. Он взглянул на часы, стоявшие на полке, которая когда-то принадлежала Дадли, а потом, после того как Дадли однажды утром швырнул их об стену, переместились в эту комнату. Гарри сумел починить их, и на них было написано 2:30 ночи. Гарри наклонился вперёд, упёршись локтями в колени, спрятав лицо в ладонях, и засунул большие пальцы под очки, чтобы медленно протереть круги под горящими глазами. Каждый вечер повторялось одно и тоже – если это был не Сириус, то Седрик. Если это был не Седрик, то Волдеморт. Ночные кошмары вырывали его из крепкого сна; иногда он кричал достаточно громко, чтобы разбудить Вернона, который затем врывался в коридор, чтобы наградить племянника угрозами или даже ударами. В любом случае, Гарри уже не будет спать всю ночь. Это был самый ранний кошмар, который будил его до сих пор. Он не понимал, как можно продолжать в том же духе. Он не сможет справиться со своими домашними делами, и это приведёт Вернона в ярость. Получить удар - это плохо, но когда Дурсли набрасываются на него с бранью, выводя из состояния скорби, это еще хуже. Гарри пожалел, что здесь нет Хедвиг. Хедвиг всегда, казалось... казалось, слушала его, когда он говорил с ней, и он чувствовал себя ужасно нуждающимся в ком-то, чтобы поговорить. Может быть, ему стоит написать Рону или Гермионе? Без Хедвиг он, конечно, не смог бы отправить письмо сразу, но он мог бы отправить его со следующей совой, которая придёт с письмами от них. Они были такими замечательными друзьями... каждый из них уже написал ему однажды, и он также получил записку от очень рассеянного Ремуса, плюс скорые новости о Хедвиг (выздоравливающей) от Хагрида. Но почему-то Гарри не хотелось излагать свои мысли и чувства о Сириусе в письме. Да и не особенно хотелось ему признаваться своим самым близким друзьям (которые ещё даже не знали о пророчестве), как он встревожен и напуган. Каким хрупким и неуверенным казалось всё вокруг, и каким слабым он себя чувствовал. Он скучал по Хедвиг. Вздохнув, Гарри выключил лампу на прикроватном столике и откинулся на подушку, не снимая очков. Легкий ветерок мягко раздвинул занавески, позволяя слабому лучу света от уличного фонаря на углу проникнуть в комнату, освещая клетку Хедвиг с летучей мышью внутри. Со своей кровати Гарри некоторое время наблюдал, как летучая мышь чистит когти на левой передней лапе. Вскоре она, казалось, почувствовала на себе его пристальный взгляд и посмотрела на него снизу вверх. - Привет, Спартак, - повторил Гарри, стараясь говорить мягко. - Надеюсь, я тебя не напугал. Хедвиг иногда очень пугается моих плохих снов. Летучая мышь молча смотрела на него. Гарри вздохнул и поднял глаза к потолку. Через мгновение он добавил ещё тише: - Мне приснился кошмар. Он снова перевёл взгляд на летучую мышь. Она всё ещё наблюдала за ним. Гарри снова сел, скрестив ноги на спутанных одеялах. - Это был... сон, я имею в виду ... о моём крёстном отце. - Он мёртв. Его убили. - Гарри заставил себя сказать это, глядя на свои колени. Когда после долгого молчания он поднял голову, Спартак всё ещё смотрел на него. Выражение его черных глаз было непроницаемым, но почему-то Гарри почувствовал странное облегчение. В отличие от Хедвиг, которая, как фамильяр волшебника, обладала интеллектом намного выше, чем обычная сова, эта летучая мышь была просто бессловесным животным... но это было живое существо, разделяющее его пространство, и, что более важно, это был не Дурсли. Он не осмелился задержаться над ней, когда тайком пронёс её в дом накануне вечером; если бы тетя Петуния застала его дома, когда он должен был работать на улице, ему пришлось бы чертовски дорого заплатить. Гарри быстро поднялся наверх, пока его тетя была в душе, положил бесчувственную летучую мышь на пол клетки Хедвиг, закрыл за собой дверь спальни и вышел на улицу. Полчаса спустя, когда Петуния ушла за покупками, он проскользнул наверх, чтобы получше рассмотреть маленькое существо и посмотреть, что можно для него сделать. По правде говоря, он больше чем наполовину ожидал, что она будет мертва к его возвращению. Несколько раз в детстве он пытался ухаживать за ранеными птицами и даже за одной – двумя белками - хотя бы для того, чтобы Дадли, который мог быть так же жесток к животным, как и ко всему более слабому и маленькому, чем он сам, не мучил их ещё больше. Впрочем, он редко добивался успеха... особенно с птицами. Однако когда он вернулся в свою комнату, летучая мышь все еще была жива и лежала там, где он её оставил, на полу клетки Хедвиг, высунув язык между зубами. Гарри быстро определил, что кровавая пена на её морде появилась, когда зубы существа прокололи его собственный язык, возможно, когда он упал. Это была несерьёзная рана, и он оставил её заживать самостоятельно. Гораздо серьёзнее был разрыв вдоль сустава его правого плеча, разрыв, который проходил мимо самого плеча и тянулся вдоль перепонки паутины, образующей его крыло. Гарри долго смотрел на рану. Он даже представить себе не мог, что могло вызвать такую травму. Конечно, это были не зубы и не когти – они были длинными и ровными на поверхности, в то время как разорванная мышца внутри могла быть перерезана зазубренным лезвием. Коричневые волоски по обе стороны раны казались опаленными. Гарри оставил попытки выяснить причину травмы и принялся за её восстановление. Он тщательно очистил её очищающим зельем, затем добавил мазь из бересты и берёзовой росы, тщательно покрывая её. Он использовал маггловскую повязку-бабочку, чтобы закрыть зияющую рану; затем намотал марлю на тело летучей мыши и подложил под неё стерильную подушечку. Он осмотрел свою работу и остался вполне довольным результатами, хотя и не был уверен, сможет ли летучая мышь когда-нибудь снова летать. Гарри с помощью глазной пипетки скормил потерявшему сознание животному несколько капель обезболивающего, а затем положил его в маленькую коробочку, в которой когда-то лежали шоколадные лягушки, но теперь она была выстлана ватой. Он поставил коробку на стол, тщательно вымыл клетку Хедвиг и выстелил её свежей газетой. Оставив тарелки Хедвиг пустыми, он вместо этого поставил на пол клетки две маленькие миски - одну для еды (которую наполнил ягодами, украденными из холодильника), а другую для воды. К воде он добавил несколько капель расслабляющего настоя, предназначенного успокоить существо и дать ему возможность уснуть. Устроив летучую мышь в её новом жилище, Гарри накрыл клетку тканью. Поскольку летучие мыши - ночные существа, он решил, что будет держать её под прикрытием днём и снимать ночью. Это побудило бы животное придерживаться своего обычного режима сна, который был не только более здоровым, но и делал его еще менее вероятным, что кто-то из Дурслей случайно её заметит. Уход за летучей мышью занял около полутора часов. Гарри пропустил ланч (настоящая жертва) и со всей возможной скоростью принялся заканчивать работу в саду, прежде чем приступить к другим своим обязанностям. К счастью, Петуния поздно вернулась домой, и поэтому ни один из его опекунов не обнаружил, что он увиливает. Они вознаградили его за этот подвиг, позволив ему поужинать, как это было (Дадли снова сидел на диете, а значит, и Гарри тоже). Когда Гарри вернулся в свою комнату вечером после ужина, он был приятно удивлён, обнаружив летучую мышь не только живой, но и бодрствующей и, по-видимому, несколько активной. Он говорил с ней тихо, но твердо решил дать ей немного пространства, пока она не привыкнет к своему новому окружению. Он был поражён тем, как спокойно она выглядела – часть его боялась, что она поднимет шум, привлекая нежелательное внимание к его комнате. Теперь, почти в три часа ночи, Гарри наблюдал, как она потягивает нектар из винограда, который он принёс ей раньше, пьёт из своей миски и начинает тщательно причесываться почти по-кошачьи. Когда он снова заговорил, её маленькое ухо дрогнуло, но она не поднял головы. Каким-то образом это побудило Гарри продолжать разговор. -Его убили… я имею в виду, моего крёстного, - повторил Гарри. Спартак продолжал мыть пальцы ног. - Я думаю, может быть... то есть я знаю, что это моя вина, что его убили.- Гарри помолчал, напряженно размышляя. Он снова откинулся на подушки. - Иногда я думаю... я думаю, что, возможно, я не был тем, кого он хотел видеть в своем крестнике, Спартак, - тихо продолжал Гарри. Летучая мышь перестала причёсываться и подняла голову, но Гарри поначалу ничего не заметил. - В прошлом году были моменты, когда... ну, он был... разочарован во мне, я думаю. Потому что он думает – думал, я имею в виду, - что я не такой, как мой отец. Это заставляло меня чувствовать себя довольно плохо, потому что я хотел быть похожим на своего отца. Летучая мышь слегка чихнула на этот звук, который был каким-то насмешливым, и издала странный, мягкий, пронзительный звук. Гарри посмотрел на неё снизу вверх. -Я даже не хочу больше быть похожим на своего отца, - сказал он ей. - Я... узнал в прошлом году, что мой отец не был… по крайней мере, не всегда... как я думал... надеялся, что он мог быть таким. А я был… по правде говоря, я был немного разочарован. - Гарри вздохнул, снял очки и повернулся на другой бок. Однако его глаза были широко открыты, и он невидящим взглядом уставился в стену. После долгого молчания он сказал почти шепотом, - Сириус был самым близким мне человеком. Я хотел, чтобы он ... чтобы он гордился мной. - Он чуть было не сказал, что любил меня, но в последний момент передумал. - Я думаю, что он был ... но я никогда не проводил с ним так много времени. Я думаю, что Азкабан сделал его ... немного неуравновешенным, понимаешь, Спартак? - Он посмотрел в сторону клетки; без очков он почти ничего не видел, но ему показалось, что Спартак устроился в своём гнезде и снова внимательно наблюдает за ним. Гарри почувствовал себя немного лучше, как будто часть огромного веса, который он часто ощущал, давя на него, немного уменьшилась. И, о чудо из чудес, он также чувствовал себя очень усталым – он думал, что, возможно, даже сможет снова заснуть. Ему вдруг пришло в голову, что если Спартак достаточно хорошо передвигается, то ему, возможно, захочется устроиться на ночлег вверх ногами. Решив разобраться в том, чтобы установить в клетке что-то такое, что позволит летучей мыши сделать это уже на следующий день, Гарри закрыл глаза и отпустил все остальные сознательные мысли. - Спокойной ночи, Спартак, - пробормотал он. Ещё долго после того, как он уснул, летучая мышь сидела и, не мигая, смотрела на него.