Пещера Чудес

      Маленькие кристаллики замороженной воды, каждый из которых имеет свою собственную, неповторимую форму, кружась словно бы в каком-то причудливом танце, медленно и совершенно бесшумно падали из свинцовых туч на иссохшую и израненную землю. Будь я более романтичен, то мог бы сказать какую-нибудь глупость вроде «Природа, как заботливая мать, укрыла Эквестрию белоснежным одеялом…».       Снегопад, двигающийся с севера на юг, за сутки накрыл собой четверть страны (я это видел благодаря системам наблюдения Министерства Морали). Пришлось сместить некоторые планы, перебрасывая дронов к поселениям беженцев для возведения дополнительных ангаров. Впрочем, эта мера, по всем выкладкам как аналитиков из числа пони, так и моих собственных вычислительных программ, является совершенно недостаточной…       «Но ничего большего мы предпринять попросту не успеваем», — вынужденно констатирую очевидный факт.       Снег, попустительством пегасов покрывающий всё большие территории с каждым часом, в местах падения мегазаклинаний оставляет проплешины голой земли, так как температура в том же Мэйнхеттене из-за до сих пор не угаснувших столбов зелёного пламени сохраняется более или менее высокая. Только вот представители понижизни, за исключением гулей, для которых радиационный фон выступает защитой от тех же Стальных Рейнджеров, предпочли бы не иметь под боком подобные «обогреватели».       …       Два крыла, на которые надеты тонкие защитные и маскировочные чехлы, мерно поднимаясь и опускаясь, разрезали воздух, в то время как вытянутые вперёд ноги, создавая небольшую полусферу контактного телекинеза вокруг копытц, защищали от летящего навстречу мусора (пыли, листвы, насекомых… которых уже давненько не видно). Пегасы, конечно, не могут использовать магию столь же разнопланово как единороги, но в том, что касается полёта, они интуитивно превосходят всех остальных едва ли не с рождения.       Плотный серый комбинезон «Хамелеон», являющийся военной разработкой, удобно облегал тело, оставляя открытыми только голову и хвост; шлем, соединённый с пип-баком беспроводным каналом связи, отправлял на линзу, закрывающую левый глаз, непрерывно обновляющуюся карту местности с отметками возможных угроз; небольшой рюкзак привычно давил на спину чуть ниже крыльев, одновременно и не мешая их движению, и не создавая перевеса в любую сторону. Мэйнхэттен с его изумрудными огнями остался далеко позади, внизу же расстилались равнины, припорошённые тускло светящимся снегом (что могло быть обманом зрения), ну а где-то впереди находился древний лес, которым матери не так давно пугали непослушных жеребят. Впрочем, как раз сейчас можно было вообразить, будто бы листва опала не из-за того, что деревья засохли, а потому, что просто наступила зима, ну а когда придёт весна, всё снова будет хорошо…       «Правда, будет, Динки?» — губы дёрнулись в горькой улыбке, глаза сами собой зажмурились а голова мотнулась из стороны в сторону, из-за чего полёт стал «пьяным».       С усилием вдохнув и выдохнув, пегаска постаралась сосредоточиться на своей работе: груз требовалось доставить быстро и незаметно для возможных недоброжелателей. В другое время она бы поднялась над облаками, но как раз этого сейчас делать было нельзя, так как соплеменники из Анклава станут первыми, кто при встрече сперва начнут стрелять, а разбираться, скорее всего, вообще не будут.       «Или вторыми», — мелькнула в голове короткая, но яркая мысль, вызвавшая из памяти череду воспоминаний о закованных в тяжёлую броню земнопони, загоняющих в угол растерянных жеребцов, кобыл и жеребят, чтобы сжечь их огнём из своих пушек…       По телу вновь прошли судороги, из-за которых она едва не упала вниз, но всё же сумела удержаться в воздухе на своих крыльях. В душе же сталкивались и перемешивались непонимание того, как можно проявлять такую жестокость к пони, которых обещали защищать; обида на то, с каким равнодушием солдаты исполняли преступные приказы своих командиров; бессильная злость, вызванная осознанием собственной беспомощности… В такую реальность тяжело было поверить, но каждый раз зажмуриваясь с надеждой, что всё это сон, она вновь и вновь открывала глаза, видя свинцовое небо, посеревшую землю, разрушенные города.       В тот судьбоносный день, когда горел и рушился Клаудсдейл — гордость, душа и сердце всех пегасов — казалось, будто хуже уже быть не может. Сама почтальонша была тогда неподалёку и видела собственными глазами, как падают и разбиваются небесные повозки, вспыхивают ядовитым пламенем облака, а шокированные летуны забывают о том, как махать крыльями, расшибаясь об землю не в силах осознать произошедшее. Только вот то, что в иные времена могло стать вершиной катастрофы, ознаменовало лишь начало событий, которые почти привели к гибели всей Эквестрии.       «Почти, или всё же привели? Хотя… «Пока хоть один пони…». Ведь так, принцесса?», — крылья стали бить по воздуху с удвоенной силой и каким-то исступлённым ожесточением, что прежде быстро привело бы к усталости, но сейчас грозило лишь травмами, которые можно будет «починить».       Она не имела права сдаваться, пока есть те, кто действительно пытаются помогать всем пони; она не имела права делать для себя послабления, когда от неё зависит успех общего дела, чтобы приблизить успех хоть на чуть-чуть; раз уж по какой-то причине ей было отпущено дополнительное время здесь, она собиралась сделать всё возможное и невозможное, чтобы Динки Ду ею гордилась… когда они встретятся там… на Вечнозелёных Лугах.       Небеса уже совсем потемнели, но выпавший снег и карта пип-бака давали достаточно ориентиров, чтобы продолжать успешно стремиться к цели. В конце концов, она ведь сама выбрала это время суток, чтобы как можно дольше оставаться невидимой для возможных наблюдателей с земли.       Решив отвлечься от тягостных мыслей, пегаска слегка притормозила, чтобы нажать кнопку на наножном коммуникаторе, из-за чего в шлеме тут же заиграла негромкая музыка, а затем к ней добавился и голос певца…             Не стой на пути,             У тех кто идёт.             Надежду храни,             И следуй вперёд!..             Ты очень устал — отдохни,             Наш новый рубеж — впереди,             Ведь сердца огонь не угаснет в груди!             Мне боль не забыть,             И чувство вины.             Хотел бы сбежать,             От этой судьбы!             Но час мой настал — ты со мной.             Мы будем вести за собой,             В чей сердце груди, словно солнце горит!             Забыть о войне,             Желаю судьбу.             Когда-нибудь я,             Навеки уйду!..             Закончится бой — отдохнём.             Мы будем мечтать перед сном,             Как в новых сердцах наше солнце горит…             Наше солнце горит!       «Хах… и почему я продолжаю слушать «Верность»? Лучше бы переключилась на «Смех», — невольно ощутив фантомное тепло светила, на миг будто бы выглянувшего из-за горизонта, пронзив своими лучами облачный покров, летунья постаралась ещё чуть-чуть ускориться…       Лишь к утру, когда небо начало светлеть, впереди и внизу показался замок, непоколебимым напоминанием о величии прошлого возвышающийся среди моря высоких и сухих деревьев, кривыми ветвями тянущихся к свинцовому небу. Тактическая карта показывала наличие нескольких зелёных отметок, так что пегаска немного расслабилась, зависла в воздухе над самыми кронами в сотне метров от твердыни, а затем отправила через пип-бак короткое сообщение.       Ответа пришлось ждать совсем недолго: по всей видимости, её уже ждали. Так что прочитав ещё более короткий ответ, крылатая пони пошла на посадку, закладывая небольшой вираж для того, чтобы прибыть со стороны ворот.       От внимания единственного открытого глаза не ускользнуло то, что на башнях и стенах добавилось вооружения, пусть его и старались замаскировать под экспонаты из музея (правда, спутать древний метатель и стационарный пулемёт можно было только с очень большого расстояния).       Прижав ноги к телу, несколькими взмахами крыльев она погасила скорость, после чего медленно и осторожно опустилась во внутренний двор, мягко приземлившись на все четыре копытца. Створки донжона гостеприимно распахнулись, а на пороге появился пони в защитном скафандре с непрозрачным забралом.       — Почта Эквестрии, — шутливо козырнула гуль.       — Рад вас видеть, миссис Ду, — не поддержал шутливого тона собеседник. — Не ожидал вас так рано.       — Я — самая быстрая пегаска Эквестрии номер два, — гордо заявила летунья, снимая со спины рюкзачок, чтобы передать его жеребцу-земнопони. — Расписаться за доставку не прошу, но за положительный отзыв буду благодарна.       — Всенепременно, — кивнул обитатель сто первого стойла, правым передним копытом подхватив посылку, после чего сделал шаг назад. — Внутрь я вас пригласить не могу.       — Угусь, — беспечно махнула крылом и улыбнулась Дитзи. — Я тоже не спешу заходить в дома к незнакомым жеребчикам. Хорошего дня.       Круто развернувшись, пегаска махнула хвостом и ударила по воздуху крыльями, резко подбрасывая себя вверх. Она понимала, что без комбинезона у большинства пони вызовет разве что брезгливость, но это не помешало игриво вильнуть крупом (всё равно воображение собеседника дорисует совсем другую картину). Тот факт, что двери донжона закрылись не сразу, только подтвердил правильность подобных выводов.       Лишь отлетев от замка на почтительное расстояние и при этом поймав себя на том, что неосознанно взяла курс на Понивилль, летунья перестала улыбаться. Пусть для других она старалась вести себя беспечно, немного глупо и игриво, но оставаясь наедине с собой, без посторонних взглядов, можно было позволить этой маске сойти.       Пип-бак завибрировал, давая знак о поступившем сообщении. Крылатая гуль, зависнув над кронами сухого зимнего леса, поднесла маленький экран к мордочке и прочитала короткое послание: «Благодарю за столь быструю доставку, мисс Ду». В строчке отправителя же значилось одно слово — Крусейдер.       — Каждый делает то, что должен, — искренне улыбнулась Дитзи, которая уже знала, кто скрывается за этим именем (разве могло быть иначе, с её-то любопытством?).       Дальнейший путь до городка на опушке Вечнодикого Леса прошёл спокойно, а когда впереди показались ферма «Сладкое Яблоко» и городская стена со смотровыми вышками, а за ней — крыши ярких домиков, в груди стало одновременно горько и радостно. Пришлось сдерживать себя изо всех сил, чтобы не рвануть на знакомую улицу, дабы не спровоцировать развёрнутые системы обороны, которые могли отреагировать на быстро летящего пегаса, как на угрозу.       Но всё рано или поздно подходит к концу, вот и путь летуньи окончился: оказавшись внутри периметра города, она бодро прорысила по тщательно подметённой улице, здороваясь и кивая встречающимся гулям вне зависимости от того, была ли знакома с ними лично. Перед дверью магазина, похожего на кондитерское изделие, она на несколько секунд замерла, после чего решительно толкнула створку правым передним копытцем, тут же услышав звон колокольчика.       — Добро пожаловать в «Сахарный Уголок», — находящаяся за стойкой земнопони, улыбаясь радостно и доброжелательно, поприветствовала посетительницу. — Чем я могу вам помочь?       «Привет, Пинки, пять… семь мафинов», — словно наяву, прозвучал в голове собственный голос.       «Оки-доки-локи… Сегодня всё самое свежее», — бодро отозвалась кобылка, на миг появившаяся перед глазами пегаски.       Разумеется, за прилавком стояла не Пинки Пай, пусть она тоже была земнопони. Продавщица, прекрасно знакомая с причудами гулей, терпеливо дождалась момента, когда крылатая пони вынырнет из своих мыслей, после чего приняла заказ.       «Когда-нибудь всё будет, как прежде», — пообещала себе Дитзи, когда продавщица ушла на склад…       …       Кантерлот, поглощённый розовым облаком, в отличие от других городов Эквестрии, поражённых «драконьим огнём», не источал того жара, который мог бы растопить падающий с неба снег. В результате землю, дома и останки погибших в столице, в единый миг из самого защищённого места в королевстве превратившейся в смертельную ловушку, припорошило белым покрывалом. Впрочем, несмотря ни на какие старания природы, преобладающим цветом здесь остался розовый, так как туман всё равно прогрызал себе путь на поверхность.       При свете дня, на который была назначена встреча с обитателями дворца, один мой дрон, Твайлайт Вельвет и двое её телохранителей, которым пришлось тащить за собой катушки с дополнительными кабелями, выдвинулись в сторону Министерской Аллеи. Лаенхарт, и до катастрофы являвшийся не самым приятным, сговорчивым и гибким пони, после своего становления гулем, гибели принцесс и фактического поражения в войне (в которой вовсе нет победителей), по словам главы одной из фракций кантерлотцев, стал окончательно невыносим. Впрочем, его подозрения, что мы можем попытаться захватить резиденцию принцесс, можно оправдать приобретённым психическим отклонением, что для заражённых магией зебр представителей понижизни почти нормально.       «Но лучше бы он зациклился на чём-нибудь другом, а не на защите дворца и охране останков принцессы Луны. Торжественные похороны правительницы, до последнего находившейся на своём посту, можно было бы использовать для сплочения пони, а кроме того — как стимул для большей самоотдачи на работе и в учёбе. Ну а новость о том, что группа свихнувшихся гулей не позволяет похоронить принцессу, отдавшую свою жизнь за Эквестрию… Хотя в нынешней ситуации, лучше вовсе не делать объявлений о том, что обнаружены останки аликорна», — сделав заметку в виртуальном журнале, отправляю команду Мыслителю, чтобы начал разрабатывать легенду о том, что кто-то из принцесс мог выжить, но по какой-то причине не может вернуться к своим пони (вера и надежда — это удобные инструменты для мотивирования на подвиги).       Сам я, разумеется, поддерживать легенду не стану, придерживаясь официальной версии, но вот за тем, чтобы слухи всё же появились, прослежу. Пока же следует позаботиться ещё кое о чём:       — Миссис Вельвет, — обращаюсь к единорожке-гулю, которая едет в своём кресле рядом с монотонно вышагивающим шестилапом.       — Вы что-то хотели, мистер Крусейдер? — мать Твайлайт Спаркл перевела взгляд водянистых глаз на разведчика, за которым тянется толстый кабель высокоскоростной передачи сигналов.       — Я прошу вас лично и ваших пони не распространяться о том, где и в каких условиях находятся останки принцессы Луны, — прозвучал мой голос из динамика дрона. — Другие пони могут воспринять это… не слишком хорошо. В связи с тем, что вера в принцесс превращается в религию…       Оборвав монолог, ожидаю реакции собеседницы, одновременно отслеживая показания тактической карты, на которой уже пять минут как присутствуют ещё две жёлтые отметки, двигающиеся параллельным нашему курсом. Если отбросить вероятность наблюдения представителей третьей стороны, то можно предположить, что пара бойцов Лаенхарта уже следит за нами.       — Опасаетесь, что в какие-нибудь горячие головы придёт идея устроить священный поход? — после непродолжительной паузы предположила пожилая кобыла, а затем, не дожидаясь моего ответа, вздохнула и продолжила: — Хотела бы сказать, что этого не будет, но вынуждена согласиться. После возвращения в штаб я сделаю объявление для всех.       — Буду весьма признателен, — прозвучал мой голос из динамика. — В конце концов, содержание останков принцессы в неподобающих условиях — это преступление, даже если не учитывать религиозную подоплёку.       — Только вот упрямцу Лаенхарту это не объяснить, — проворчала Вельвет.       Моя последняя фраза в первую очередь была предназначена не для собеседницы, которая и без того придерживается устраивающей меня точки зрения, а для шпионов фракции ночного гвардейца. Пусть это и маловероятно, но всё же остаётся шанс, что они не станут поддерживать своего лидера в случае, если он пойдёт на обострение ситуации. Да и глупо было бы не попытаться зародить сомнения в командире в головах у его подчинённых, если уж этот представитель понижизни изначально ставит себя нашим противником (атака дрона, останки коего никто не вернул, на это намекает).       И вот мы выбрались на Аллею, припорошённую снегом, отражающим розовый туман, закручивающийся завихрениями, в которых ощущается электрическое напряжение. Тут и там видны сугробики, по форме и размеру подходящие под силуэты останков, зафиксированных камерой разведчика ранее. Однако же в нескольких местах «горки снега» отражаются на тактической карте жёлтыми или даже красными маркёрами…       «Засада. Как мило», — отметив этот факт, не могу в очередной раз не восхититься пип-баком, в столь компактном корпусе совмещающем столько полезных функций.       Впереди возникли два силуэта, которые по мере приближения к нашей делегации принимали всё более чёткие очертания. Когда между группами оказалось не больше шести шагов, я отдал команду шестилапу остановиться, а затем снять со спины ноутбук, который разведчику придётся держать в манипуляторах.       Верхняя часть переносного компьютера поднялась, экран засветился, а затем на нём появилось изображение четырёх окон, из которых смотрели мордочки четырёх небезизвестных кобыл.       — Здравствуй, Лаенхарт, — первой нарушила тишину Эпплджек, прервав некое подобие дуэли взглядов, начавшееся в тот момент, когда перепончатокрылый пегас приблизился достаточно, чтобы туман не скрывал его морду.       — А… Гхм, — сурового вида жеребец, закованный в тёмно-фиолетовую броню, в первые секунды выпучил водянистые глаза, будто бы не ожидал увидеть этих кобыл, но быстро взял эмоции под контроль, вернув себе невозмутимость. — Мисс Эпплджек, мисс Спаркл, мисс Флаттершай… мисс Дэш. Рад видеть… вас живыми и здоровыми?       «То есть теперь он подозревает, что это монтаж? С одной стороны — похвально, но с другой — досадно», — отправив свои выводы на терминалы министерских кобыл в виде текстовой строки, готовлюсь к долгим переговорам…                   ***       «Одна тысяча девятьсот девяносто девять; одна тысяча девятьсот девяносто восемь…».       «Сто девяносто девять; сто девяносто восемь…».       «Три; два; один».       «Отклик от генерального штаба не получен. Инициирован протокол «Мёртвое Копыто». Внимание: нет связи с пусковыми установками; нет связи с хранилищами химического, биологического, некромантического оружия. Получен отклик от объекта «Ноль». Инициирована расконсервация; отправлен пакет данных с целями первостепенной важности. Передаются коды доступа мобильному командному штабу».       …       В удалённом подземном комплексе включился свет и заработали системы фильтрации воздуха; в коридорах, красующихся голыми бетонными стенами, подобием лучей солнца сходящихся к общему центру, со скрежетом моторов открылись металлические двери, ведущие в комнаты, внутри каждой из которых находилось по два резервуара, где плавали тела жеребцов, погруженные в зеленоватую жидкость. Спустя какое-то время консервирующий состав слился в систему канализации, в результате чего пленники оказались лежащими на самом дне в неудобных, а порой и нелепых позах.       Прошли секунды и в глазницах подопытных вспыхнули красные огни, а конечности начали шевелиться, будто бы их владельцы вспоминали о том, как нужно шевелиться. Спустя ещё минуту каждые восемь из десяти пленников поднялись с пола, а затем молча, с пугающей синхронностью и неожиданной для худощавых тел силой, стали бить передними копытами по стёклам, заставляя их покрываться паутинками трещин. Вскоре их усилия принесли успех, заставив преграды рассыпаться осколками, ну а сами жеребцы, не произнеся ни слова, стали выходить из комнат и в едином порыве шагали к центру, где их ожидал металлический паук, ростом достигающий четырёх метров.       «Двадцать два процента объектов не отвечают на команды интерфейсов. Брак производства неудовлетворителен; причины закрытия проекта оправданы», — констатировал управляющий комплексом мобильный командный центр, процессор которого оценивал состояние имеющейся армии как неудовлетворительное, но достаточное для исполнения поставленных задач.       Почти восемь тысяч зебр остановились перед выходами из коридоров, заполонив собой всё свободное пространство. Их тела блестели от слизи, которую представлял из себя консервант, глаза светились огоньками камер, лёгкие продувались системами искусственной вентиляции, а искусственные сердца выходили на полную мощность, впрыскивая в кровь химикаты.       Получив беззвучную команду, головы преступников, дезертиров, противников действующего режима вскинулись, и комплекс огласил хор голосов:       — Аве Цезарь!