Интегрированный попаданец

      Заходя вслед за понизавриком в прямоугольную комнату, где с одной стороны стоит картотека с выдвижными ящичками, подписанными какими-то разноцветными загогулинами, а на противоположной стене в рамках висят явно официального вида грамоты, снова начинаю ощущать нарастающее беспокойство. К врачам, с которыми приходится общаться с раннего детства (после того как старшеклассница залепила мне в глаз снежок из сырого снега… за то, что я подрался с её братом) у меня выработалось уважительное отношение. Сложно не уважать людей, которые тебя лечат, оперируют, делают уколы в глаза…       В голове всплыл коротенький анекдот: заходит в кабинет терапевта пациент и говорит: «Доктор, мне кажется, что меня все игнорируют», а врач и отвечает: «Следующий». Как говорится: нет здоровых людей; есть недообследованные пациенты…       «Что-то меня опять начало нести на дурацкий юмор», — стараюсь выбросить из головы посторонние мысли, вместо этого осматривая обстановку кабинета.       Пол здесь похож на шахматную доску, так как состоит из светло-жёлтых и тёмно-коричневых деревянных квадратиков, на широком подоконнике окна, находящегося напротив входа, в один ряд стоят карликовые деревья, похожие на яблони и сливы (спасибо детству в посёлке, где этого добра было навалом). Рядом с окном разместился низкий стол, а перед ним стоят две конструкции, похожие на мешки из красной материи. Из памяти тут же всплыла реклама, где дедушка Мороз нёс мешок с подарками, оказавшийся надувным креслом для сидения.       — Проходите, Жора, присаживайтесь, — устроившись за столом, Харт указал мне на одно из сидений. — Не беспокойтесь: эти кресла рассчитаны в том числе и на минотавров.       — У вас ещё и минотавры водятся? — осторожно приближаюсь к предмету мебели, кладу руку на импровизированную спинку и понимаю, что это действительно надувной мешок, только надетый на жёсткий каркас, да ещё закреплённый так, чтобы не сильно деформироваться.       — Минотавры, грифоны, драконы, гиппогрифы, зебры, каджиты… — начал перечислять единорог, затем прервался и развёл передними ногами, которые после этого скрестил на столешнице. — Рас и народов много, и некоторые из них стали известны не так уж давно.       «Полный набор… Хотя — нет: эльфов, гномов, гоблинов и людей всё же не хватает», — осторожно опускаюсь на сидение, тут же принявшее удобную для меня форму, из-за чего на миг появилось ощущение, будто кресло хочет меня проглотить.       Поёрзав, понимаю, что встать из этой ловушки без посторонней помощи если и смогу, то очень небыстро. Перед внутренним взором же появилась картинка, как боксёр-тяжеловес пытается выбраться из такого же кресла, пока врач тактически отступает за дверь…       «Всё продумали», — мысленно хмыкнув, поднимаю взгляд на доктора, терпеливо ожидавшего пока я наиграюсь (даже неловко… немного).       — Вы готовы слушать, Жора? — уточнил понизаврик, чуть склонив голову. — То, что я расскажу, может показаться вам неприятным. Уверены, что не хотите приглушить эмоции?       — Уверен, — отвечаю максимально твёрдо, вновь отводя взгляд от рога собеседника, а затем, невесело улыбнувшись, добавляю: — Мне не в первый раз приходится слушать дурные новости. Я ведь и без того болен неизлечимой болезнью с неизбежным летальным исходом.       — Что? Как?! — глаза собеседника широко распахнулись, а мимика морды, если я её правильно понимаю, выражала полнейший шок. — Но ведь я лично вас обследовал и не нашёл ничего критичного… Жора, вы срочно должны рассказать мне об этой болезни: насколько она опасна, заразна и как долго вы ей болеете?       — Ам… Док-тор, — подобная реакция меня удивила и даже слегка испугала, так что я неосознанно поднял руки с раскрытыми ладонями. — Это шутка… такая. «Чёрный юмор»… Понимаете? У нас так все врачи и другие медработники шутят… Что-то вроде: «Ответственный патологоанатом даже после смерти явился на работу».       По мере моих слов Харт успокоился, но его взгляд, обращённый на меня… стал очень выразительным. Как мне кажется, именно так специалисты смотрят на душевнобольных.       — Жора, очень вас прошу так больше не шутить, — серьёзным тоном произнёс единорог. — Не знаю как у вас, но у нас принято не упоминать смерть в анекдотах. Селестия! Я вообще не понимаю, кому и почему может прийти в голову шутить о таком.       — Ну… — непроизвольно сцепляю руки в замок, под взглядом собеседника ощущая себя очень неуютно. — Мы — люди, никакой магией не владеем, и о том, что происходит с нами после… Ну вы понимаете? В общем: неизвестность пугает, а когда ты с этим сталкиваешься сколь-нибудь часто, то это очень давит на психику. Поэтому врачи, которые не всё могут вылечить, чтобы сбросить стресс, шутят о разном. Ведь то, над чем ты смеёшься, пугать уже не может… Как-то так.       «Ну я, хлебобулочное изделие, и оратор. Рубиус Хагрид одобрил бы», — босыми стопами нервно постукиваю по полу, ощущая гладкость деревянных квадратиков, зазоры между которыми настолько малы, что никак не определяются тактильно.       — Понимаю, — выражение морды доктора смягчилось, и даже как на дебила он на меня смотреть перестал. — В этом есть логика, но всё же в нашей стране смерть — это не тема для шуток. И да: с этой проблемой я и мои коллеги справляемся разными способами, от медитативных техник до участия в масштабных карнавалах. Секс тоже хорошо помогает: кобылки, между ним и сладостями, обычно выбирают первое, хотя второе любят не меньше… а то и больше.       На последних словах хозяин кабинета усмехнулся и подмигнул. Я же улыбнулся в ответ больше из вежливости, нежели из-за веселья. В голове мелькнула пара анекдотов пошлого содержания (в одном из которых девушка рассказывает о лучшем способе похудеть…), но шутить об этом в компании четвероногого пони…       «И вроде бы понимаю, что он — как минимум не глупее, а, скорее всего, и умнее меня. Но вот представить себя, за кружкой пива обсуждающего девушек с понизавром, всё же не получается», — прикрыв глаза, стараюсь собрать разбегающиеся мысли в кучку.       Один мой знакомый как-то заявил: «Скажи мне, над чем твой друг смеётся и из-за чего грустит, и я скажу, что это за человек». Конечно же, скорее всего, он сильно преувеличивал свои навыки психолога, но в чём-то несомненно был прав. Как известно всем, юмор — это огромный пласт культуры народа.       «Хм… Вызвать медсестру на дуэль анекдотами? Даже если получится, то вряд ли я многое смогу из этого почерпнуть. Джеймс Бонд из меня никакой. Как раз на семь сотых от оригинала. Лучше уж задавать вопросы напрямую», — выныриваю из собственных мыслей под покашливания единорога.       — И всё же, Жора, я спрошу ещё раз: вы уверены, что отказываетесь от процедуры временного угнетания эмоций? — доктор изобразил на морде выражение, которое мне распознать не удалось. — Уверяю, что это совершенно безопасно.       «Может, всё же согласиться? Не зря же он настаивает. Хотя… Тварь я дрожащая или человек не из самых трусливых? Спрятаться за тем ощущением безэмоциональности, конечно, можно, но в таком случае, я сам себя уважать перестану», — молча качаю головой, всем видом показывая, что принял окончательное решение.       — Нет, — всё же произношу вслух. — Скажу честно: то состояние меня пугает сильнее, чем даже ощущение полной… неосведомлённости.       — Тогда слушайте, а вопросы будете задавать после того, как я закончу, — поднеся правую переднюю ногу ко рту, Харт прочистил горло, сложил передние конечности крест-накрест и стал рассказывать: — Вас, Жора, принесли к нам гвардейцы её высочества принцессы Селестии на носилках и в сопровождении королевского целителя. Ваше состояние было стабильно-тяжёлым, но обследование показало то, что критических повреждений организма нет. У вас были сломаны нижние лапы, глаза имели следы шрамов и иные дефекты, не хватало зубов, в то время как некоторые из них имели заплатки из разных материалов… большая часть туловища и лапы несли на себе следы слабого химического ожога. Сопровождающий вас единорог, который поддерживал защитный купол, сообщил о том, что им пришлось удалять с кожи какую-то ядовитую массу, которая и оставила эти следы…       «О-ба-на… Кажется, я догадываюсь, что случилось с моей одеждой. А ноутбук? Другие вещи?», — верить в услышанное не хочется, но как бы это ни было невероятно, само моё попадание в общество говорящих четвероногих — это уже событие из ряда вон.       — …образцов тканей вашего вида у нас не было, в результате чего операцию пришлось отложить, — продолжал вещать единорог, немигающим взглядом следящий за моими реакциями, по всей видимости, собираясь при первых же признаках угрозы себе, всё же наложить своё воздействие. — Сутки ушли на то, чтобы сперва обнаружить, затем извлечь и размножить ваши первичные клетки…       — Док-тор… — хотел было я спросить, что это ещё за зверь такой.       — Первичные клетки — это материя, образовывающаяся в зародышах всех живых существ, — пояснил понизаврик, одним взглядом умудрившись передать фразу «Все вопросы — потом». — За это время нижние лапы были полностью восстановлены и зафиксированы, так что мы принялись за кожный покров. К сожалению, растительность на туловище восстановить мы не смогли, так как для этого не было образца. Но, я думаю, что вы сможете выбрать для себя подходящий вариант из каталога косметических услуг.       «То есть у меня есть возможность стать настоящим маленьким ети? Всю жизнь мечтал. А драконью чешую, хвост и крылья сделать можно?», — прикусив язык, всё же успешно сдерживаю поток дурацких вопросов, терпеливо слушая продолжение истории.       — Глаза и зубы мы восстанавливали в самую последнюю очередь, так как сначала требовалось понять, не отличается ли ваш способ восприятия света чем-либо радикальным, — убедившись, что впадать в истерику я не собираюсь, единорог слегка расслабился. — После всех процедур вы были размещены в изолированном боксе, где и наблюдались до вчерашнего дня. В общем счёте, со дня вашей доставки в больницу прошла декада…       «И всё же я не ошибся… в том, что вышел из комы», — промелькнуло в голове как-то отстранёно.       …       «Ну что, Жора, хотел ли ты быть попаданцем, чтобы «Пиу-пиу» и магия? С «Пиу-пиу», конечно, могут возникнуть проблемы, зато вот волшебства хоть залейся. А самое главное — никаких тебе преимуществ над местными: даже одежды из дома нет, так как она превратилась в химическую заразу. В новый мир, с голым задом и без собственного имени?», — стою и разглядываю своё отражение в большом зеркале, перед которым находится металлическая раковина с краном, справа и слева от которого отходят два поднимающихся рычажка, включающие горячую и холодную воду.       Понимаю, что могло быть и хуже: я мог переместиться в прошлое, когда нацисты пленных траками танков давили, или вовсе в какой-нибудь долбанутый мир с иллитидами, один из которых сожрал бы мои мозги, а то и… Фантазировать можно долго, а на бурное (буйное) воображение я никогда не жаловался. Только вот лучше всё равно не становится.       Вокруг меня облицованная голубым мрамором комната, вдоль одной из стен которой тянутся унитазы… только один из которых подходит для человека. Впрочем, радует уже и это. Раковины низкие, но они — есть, как и горячая вода, и кристалл в потолке, источающий ровное белое свечение…       «Десять дней по двадцать пять часов. Каждый час — пятьдесят минут, а минута — пятьдесят ударов сердца. Хорошо, что часы изобрели минотавры, у которых на верхних конечностях по пять пальцев. Хотя бы система исчисления привычная… А ведь сутки, получается, короче чем дома часа на три. Значит, и дней прошло меньше…», — зажмурившись, растираю лицо руками, ощущая, как пульсирует от мыслей голова.       Разговор с доктором завершился минут пятнадцать назад, после чего меня передали с хуфов на хуфы (как местные называют свои магические хваталки) сестре Ваниль. Почему не Карамель? Просто её смена окончилась, так что мы теперь увидимся… если увидимся… дня через три.       «И дёрнул меня чёрт за язык спросить: «У всех сестёр такие сладкие имена?», — приложив ладонь к лицу, чувствую желание постучаться головой обо что-нибудь твёрдое, а останавливает меня лишь осознание, что принцессе, с которой мы практически не знакомы, придётся оплачивать поломку.       Могу себя оправдать только тем, что находился в слегка шокированном и расстроенном состоянии, так как на прямой вопрос: «Ваши маги могут отправить меня домой?», мне был дан честный ответ о том, что: «Заклинания телепортации и портала существуют, но без точных координат прибытия, ни один единорог не будет совершать эксперимент, который, скорее всего, окончится убийством». Но даже так, смотреть на ванильную понизаврушку, смущённо хихикающую себе в хуф мне стыдно.       — Вот ведь… плоское хлебобулочное изделие, — оторвав ладонь от лица, вновь смотрю на своё отражение. — Ловелас доморощенный.       На самом деле, я не так уж и плох: высок, широк плечами, двуног… морда лица вполне симпатичная, что карими глазами, ставшими какими-то уж больно яркими, только подчёркивается. Правда, мускулатура подкачала, так как до культуриста мне ещё качаться и качаться, но по человеческим меркам это вполне достойно.       Стук в дверь отвлёк меня от самолюбования, которым я с чего-то начал заниматься, хоть нарциссизмом вроде бы и не страдаю. А затем из коридора донёсся голос медсестры:       — Мистер Жора, вам пора возвращаться в палату. Амулеты скоро разрядятся. Вы будете пить полуденный чай?       …       «День, окошко, инвалид… И вроде бы всё хорошо, но почему душа болит? Стихи получились, а продать некому. Печально», — стою в своей палате перед окном, разглядывая деревья и землю, вверх стараясь не смотреть из-за пегасов (сам не понимаю почему, но летающие понизаврики вызывают лёгкую панику).       Жизнь, как всегда, оказалась несколько сложнее, и даже магия, которая может многое, ограничена своими законами. А ведь как бы хотелось найти лампу джинна, загадать три желания и… Ведь я, в отличие от того же Алладина…       — …не сумел бы пройти Пещеру Чудес, — произношу негромко, взъерошивая короткую шевелюру.       В голове всплыл анекдот, подходящий под мои мысли. Поймал рыбак золотую рыбку, а она ему и заявляет: «Отпусти меня, а я исполню три твоих желания». Мужик подумал, положил рыбку в воду и сказал: «Мне нужно только одно желание: хочу, чтобы у меня всё было». Тут рыбка хвостиком махнула и, ныряя в воду, ответила: «Мужик, у тебя всё было».       «Какой-то грустный анекдот… но поучительный. Нельзя верить говорящим рыбкам — разведут, как лоха», — хмыкнув, отворачиваюсь от окна и возвращаюсь на кровать, чтобы улечься на спину и заложить руки за голову.       Анекдот, на самом деле, действительно поучительный. Учит он тому, что если не быть осторожным и предусмотрительным, то даже три желания можно потерять… И повезёт, если останешься при своих.       Так получается, что многие шутки смешны только при первом рассмотрении, а если копнуть чуть глубже, то можно нарваться на философскую мысль… а то и жизненный урок. Но это совсем уж дикие дали, о которых даже думать не хочется.       Ощущение беспомощности убивает. Чтобы не думать о том, что нахожусь в другом мире, где у меня есть только право хранить молчание, да и то лишь пока мне не начали задавать вопросы, а также больничная одежда с чужого плеча, я вытаскиваю из памяти всё, что может отвлечь хоть ненадолго, при этом не напоминая о семье. Даже и не думал, что буду рад тому, что не успел жениться и завести детей, ну, а подруга не настолько влюблена, чтобы грустить слишком долго. Куда хуже это воспримут брат с сестрой и родители…       «Стоп-стоп-стоп. Рано я себя начал хоронить. Вот пойду на сотрудничество с властями, а там посмотрим. В конце концов, раз уж меня поместили в больницу, да и подлечили очень даже качественно, значит, вскрывать-убивать не собираются. Тогда… что я могу им предложить?», — вопрос оказался интересный, сложный и увлекательный, так как позволил скоротать несколько часов (оказывается, трапез, кроме завтрака, дневного чая, состоящего из чуть подкрашенной водички, а также ужина, тут не предусмотрено).       Что у меня есть, чтобы предложить местным? На самом деле не так уж и мало, но вместе с тем — совсем немного. Первое, что приходит на ум — порох… который здесь уже может быть известен, если вовсе кому-то нужен, и который я могу описать только одной фразой: «Взять серу, селитру и угольную пыль, а затем перемешать». Не слишком-то впечатляет.       Далее, я более или менее неплохо знаю о том, как работают двигатели внутреннего сгорания и электромотор. Но тут опять же проблема — даже начертить и объяснить схему не смогу. В результате, если кто-то и заинтересуется, что с учётом магии становится маловероятно, то основную работу придётся делать грамотным механикам.       Вывод? Я как тот гипотетический попаданец в прошлое, у которого есть флешка с терабайтами полезной информации, но нет считывающего устройства. Разница лишь в том, что у меня даже этого кусочка пластмассы и металла нет: с высокой долей вероятности ноутбук потерян раз и навсегда.       «Да и не было у меня там ничего ценного: журнал записей пациентов, программа чтения с экрана и расслабляющая музыка», — печальный выдох вырвался из груди сам собой, нагоняя глухую тоску.       Что можно сказать о моей специализации? Вряд ли в этом мире нужен массажист, привыкший и умеющий работать только с представителями своей расы. Так что шансов очаровать принцессу, погладив её по спинке и почесав за ушком, в общем-то и нет.       С другой стороны, есть творчество, которое всегда ценилось у развитых цивилизаций. Музыка и картины сразу отбрасываются, так как пусть я и умею петь, хоть и на уровне «Из душа не выгоняют», то играть умею только на флейте, а рисую вовсе никак. Остаются книги, которые помню не дословно, но зато могу пересказать очень близко к изначальному сценарию, да и додумать недостающие куски сумею. Нужен только соавтор, который сможет писать на местном языке, да ещё будет помогать с сюжетными дырами…       «А ведь — план. Слабенький, непродуманный, но уже что-то. Утром и этого не было», — настроение слегка приподнялось, хоть умом я и понимаю, что все мои замыслы, пока моя судьба не определена, вилами на воде писаны.       И всё же, как известно во все времена, «Надежда умирает последней». Так что мне остаётся ждать, стараться не выглядеть дикарём, маньяком или идиотом (всё же я — первый представитель человечества в этом мире, что накладывает свои обязательства), и надеяться на то, что понизаврики действительно такие миролюбивые и доброжелательные, какими хотят казаться. Впрочем, реакция сестры Карамель на агрессию намекает, что всё именно так.       Звуки о чём-то переговаривающихся голосов, доносящиеся из-за двери сообщили, что моё ожидание подошло к концу. Не желая встречать венценосную особу лёжа, сажусь на край кровати, всё же не решаясь вставать в полный рост, чтобы не нависать над гостьей.       Дробный цокот по полу прервался, а за ним прозвучал стук в дверь. Створка распахнулась и на пороге появилась розовая крылато-рогатая понизаврушка, мордашку которой украшает широкая белоснежная улыбка.       — Привет, Жора, я вам не помешала? — жизнерадостно произнесла гостья.       «Ну здравствуй, Наденька», произнесла Смерть, прижимаясь глазом к оптическому прицелу снайперской винтовки», — промелькнула в голове неуместная мысль, вызванная моим волнением.       — Здравствуйте, ваше высочество, — сидя изображаю что-то, похожее на дёрганный кивок. — Вы совсем не помешали… Я как раз вас и жду.