Интегрированный попаданец

      «Мы снова встретились, незнакомый потолок», — с трудом разлепив глаза, чувствуя какую-то тяжесть в голове (будто бы её набили ватой), смотрю строго вверх, пытаясь собрать мысли в кучку.       Последнее из того, что я помню — это широко распахнутые, явно испуганные жёлтые глаза с вертикальными зрачками, расширившимися до почти круглого состояния. Тёмно-серая, с синим отливом, узкая мордочка с открытым в крике ртом, из которого выглядывали две пары клыков, треугольные уши с кисточками и серый жилет запомнились как-то расплывчато… Впрочем, самым отчётливым воспоминанием всё же является ощущение удара по голове, будто бы мне на макушку опустили молот.       Подняв правую руку, немного подрагивающую, словно после бурного празднования, подношу ладонь ко лбу, на котором обнаружилась влажная тряпка. Опустив кисть к лицу, принюхиваюсь к пальцам, влага на которых пахнет каким-то лекарством, определить которое не получается (какие-то травы). От желания лизнуть кожу, чтобы попробовать это нечто на вкус, удалось отмахнуться.       Возвращаю руку на кушетку, после чего осматриваюсь внимательнее: я нахожусь в полумраке, в небольшой комнате, очень похожей на больничную палату, с голубым потолком, светло-салатовыми стенами, одной лежанкой, письменным столом у изголовья, деревянным шкафом у противоположной стены и тусклым светильником над дверью. Створка, к некоторому облегчению, деревянная, покрыта красным лаком и украшена рисунком в виде сердца, в то время как лампа имеет форму распустившегося бутона кувшинки… если бы эти цветы состояли из стекла.       «Хорошо, однако, посидели. Душевно», — прикрыв глаза, медленно и глубоко вдыхаю, ощущая запах всё того же лекарства, которым пропитана тряпка на голове.       Стоит, наверное, ещё заметить то, что я одет в рубашку и джинсы, а вот обувь и жилет куда-то делись. Ну и кроме того, что не может не радовать, зрение всё ещё при мне, а руки и ноги ничем не связаны. Да и эмоции, пусть мысли и ворочаются в голове как-то неохотно, при мне в полном составе, хоть и притуплены…       «Так Жора, думай… Придумал же себе имечко. Ну да коней на переправе не меняют… Или меняют? Что за бред в голову лезет. Нужно сосредоточиться», — чтобы очистить разум от посторонних и отвлекающих мыслей, сперва считаю от одного до десяти, а затем от одиннадцати до двадцати, но при этом параллельно считая от одного до десяти, чтобы затем ещё раз повторить процедуру, но уже считая от тридцати до ста.       Казалось бы, чего трудного в том, чтобы вести три параллельных отсчёта одновременно, тем более что между ними разница в десять? На самом деле ничего такого уж особенного в этом нет, но чтобы не сбиться ни в одной цифре приходится сильно концентрироваться, из-за чего ни на что другое «вычислительных мощностей» уже не хватает. И вот, когда последний отсчёт доходит до ста, в голове образуется ощущение приятной пустоты, пусть и совсем ненадолго.       «Вернёмся к тому, что же произошло и где я нахожусь…», — закончить мысль не успеваю, так как в этот момент дверь приоткрылась, впуская в комнату запах чего-то горячего и сладкого, а в зазор между косяком и створкой ворвался яркий белый свет.       — Прошу прощения, Жора, — прозвучал ровный мужской голос, в котором слышалась некоторая хрипотца. — Я — доктор Грандлайм. Позволите войти?       «Что-нибудь изменится, если я скажу «Нет»?», — обкатав эту мысль на языке, решаю не строить из себя оскорблённую невинность, тем более, что вопрос, скорее всего, исключительно дань вежливости.       — Заходите, доктор, — отвечаю негромко, чувствуя некоторое першение в горле. — Чувствуйте себя, как дома.       — Благодарю, — то ли не оценив мой юмор, то ли приняв его за серьёзное заявление (мало ли какие традиции могут быть в обществе туземцев), собеседник открыл дверь, и моему взгляду предстал высокий зелёный единорог в зелёном же халате-накидке, с белой гривой и седой бородкой, украшающей нижнюю челюсть. — Чувствую, ощущаете вы себя неплохо. Нет тошноты?       Цокая копытами по деревянному полу, пони проследовал в палату (а теперь у меня отпали всякие сомнения в предназначении комнаты), закрыл за собой дверь и пролевитировал на стол кружку с тем самым ароматным напитком. Без колебаний посетитель подошёл к шкафу, раскрыл одну дверцу и, вытащив оттуда плоскую подушку, положил её на пол, после чего закрыл шкаф и уселся на импровизированное сидение.       Прислушавшись к себе, слегка качаю головой, после чего произношу вслух:       — Вроде бы нет. Доктор, могу я узнать, что произошло?       У меня, конечно, есть предположения, подкреплённые воспоминанием последнего крика Вельвет, но уж лучше услышать официальную версию, а уже потом искать её доказательства или опровержения. Вообще, как мне кажется, я непозволительно расслабился, уверовав в дружелюбие и добродушие туземцев, за что, вполне закономерно, расплатился.       «Будет мне наука на будущее. Главное, чтобы это самое будущее было», — осознав, что как-то слишком уж спокоен, подозрительно кошусь на сверло единорога, заметно более длинное, чем у Каденс или Твайлайт, что даже с моим глазомером понятно.       — Не беспокойтесь: в вашем личном деле есть упоминание, что вы негативно относитесь к прямому воздействию на разум, а потому я позволил себе добавить в лечебный состав немного успокоительного, воздействующего через дыхательные пути, — правильно поняв мой интерес, поспешно объяснил Грандлайм. — Доза совсем маленькая и рассчитана с учётом вашей физиологии. Что же до вашего вопроса, то я с радостью всё объясню, но сперва вы должны попытаться сесть и промочить горло: горячий шоколад со сливками — это то, что вам сейчас жизненно необходимо.       «Пациент, у вас острая шоколадная недостаточность в крови», — саркастично заявил внутренний голос.       Секунду подумав, прихожу к выводу о том, что хуже от этого явно не будет. В конце концов, травить меня у пони смысла нет (захотели бы — давно сделали), так что собравшись с силами и вдохнув, крайне осторожно принимаю сидячее положение, разворачиваюсь лицом к собеседнику и спускаю стопы ног на пол. Тут же кружка, на ощупь оказавшаяся прохладной, подлетела со стола в облачке зелёного телекинеза и опустилась мне в подставленные ладони.       «А неплохо», — попробовав шапку из взбитых сливок на вкус, отхлёбываю и шоколада, который, кроме сладости, отдаёт ещё и горечью.       — Со слов мисс Твайлайт Вельвет, которая ожидает вас в приёмной моего кабинета, в случившемся виноваты несколько неприятных совпадений, — единорог огладил бородку правым передним копытом, затем вскинул передние ноги в останавливающем жесте. — Нет-нет, это не оправдывает действий мистера Биг Шоу, помещённого в дворцовый карцер по обвинению в нападении на гостя принцессы Каденс, но объясняет первопричину столь неприятного стечения обстоятельств… Гхм.       «Короче, Склифосовский», — чтобы не ляпнуть лишнего, делаю ещё один глоток горячего напитка, растекающегося жаром по всему телу.       — Получилось так, что работница газеты «Сплетни Ночного Кантерлота», каким-то образом сумела проникнуть во дворец, и даже более того — спряталась под передвижным столиком, который мистер Шоу отвёз в гардеробную, где проходила ваша встреча, — пони неодобрительно поджал губы и покачал головой. — В тот момент, когда вы её раскрыли, бэтпони растерялась и воспользовалась средством, которое позволяет представителям её вида отпугивать хищников: особое строение речевого аппарата, при напряжении голосовых связок, выдаёт узконаправленную звуковую волну, вызывающую приступ страха. Использовать подобное средство самообороны в приличном обществе запрещено, с исключением лишь в отношении хищных животных, но кобылка растерялась и испугалась, из-за чего и крикнула, пусть не в полную силу.       «Серьёзно? Не в полную силу?», — вспоминая эффект, от которого у меня на голове волосы дыбом встали, мысленно передёргиваю плечами (желания проверять «полную силу» голоса бэтпони у меня нет, как и желания вообще к ним приближаться).       — Тут в дело вступила ваша особенность, вскользь упомянутая в личном деле доктором Хартом, — продолжил говорить зелёный единорог, опустив обе передние ноги на пол. — Защитная реакция, переводящая страх в агрессию — это редкий случай, пусть и не уникальный. В моей практике он встречается только второй раз, причём первым был молодой грифон… Ну да это — врачебная тайна.       — Гхм… — прокашлявшись, осторожно спрашиваю: — Вы ведь не хотите сказать, что в произошедшем ещё и я виноват?       — Вы виноваты ровно в той степени, в которой земнопони виноват в том, что не умеет летать, — добродушно фыркнул собеседник, но тут же нахмурился и продолжил куда более серьёзным тоном: — Жора, я не знаю того, нормально ли для вашего вида реагировать агрессией на испуг, так что не могу сделать вывод, является ли подобное патологией. Скажу лишь, что для пони нормальной реакцией считается попытка убежать-защититься. Даже грифоны, пусть и бахвалятся своим бесстрашием, но скорее уж преодолевают страх, а не перековывают его в злость. Не знаю уж, почему мой коллега проявил столь мало внимания к данной проблеме, но я подготовлю подборку материалов по упражнениям на самоконтроль, которую доставят в ваши покои уже сегодня вечером. Ни на чём не настаиваю, но очень рекомендую ознакомиться с этим и сделать свои выводы.       — Спасибо, доктор, — после непродолжительной паузы, понадобившейся на осмысление услышанного, произношу со всей возможной искренностью.       — Это моя работа, — изобразил неопределённый жест правой передней ногой Грандлайм. — В конце концов, если кто-то не желает принимать помощь, то настаивать на этом как минимум глупо. Но вернёмся к минувшим событиям… Вы же не возражаете?       — Только «За», — осторожно киваю и делаю новый глоток, обнаруживая тот факт, что кружка уже опустела.       «Классный всё же напиток. Интересно, доктор сам его готовил, или у него есть секретарша с подходящим талантом?», — перед внутренним взором появилась картинка с шоколадного цвета земнопони в мини-юбке, из-под края которой выглядывает татуировка в виде блюдца и чашки кофе.       — Один вопрос… — не дав зелёному единорогу и рта открыть, поднимаю левую руку с раскрытой ладонью на уровень груди, а получив кивок, произношу: — Где мы?       — Страна — Эквестрия; город — Кантерлот; место — госпитальная палата больничного крыла королевского дворца, — отчеканил Грандлайм, после чего вскинул левую бровь и уточнил: — Год и дату уточнить?       — М… Нет, — отказываюсь от этой перспективы, не совсем понимая реакцию пони.       — Хорошо, — удовлетворённо отозвался доктор, вернувший своей морде выражение невозмутимости. — Я подумал, что у вас проявилась избирательная амнезия: тут — помню, тут — не помню… Вы ведь так и не вспомнили своего настоящего имени?       Задумавшись, отрицательно качаю головой.       — Так вот, мистер Жора, возвращаясь к произошедшему в гардеробной: ваша вспышка ярости, пусть и направленная на вполне определённое существо, задела всех остальных, в чьих зонах восприятия вы находились, — постучав правой передней ногой по полу, собеседник пожевал губами и вздохнул. — Мисс Беби Харт, как и мисс Твайлайт Вельвет, на некоторое время впали в ступор, не ожидая подобного. К счастью для нас, единорожка первой из этих двоих смогла взять себя в копыта, чему поспособствовал богатый жизненный опыт. К несчастью, мистер Шоу к этому моменту уже был рядом с вами и наносил удар… Не волнуйтесь — с последствиями ушиба и сотрясения я уже поработал. Не были бы вы выгоревшим, то моя помощь и вовсе не понадобилась бы.       «Вот ведь козлина двурогая, а ещё на меня гнал за то, что я себя не контролирую. Урыл бы гада… да ведь не справлюсь», — злость на минотавра вспыхнула, пересилив даже действие успокоительного, и только через пару секунд до меня дошло, что рядом сидит эмпат, который всё это чувствует.       Опасливо оторвав взгляд от кружки и посмотрев на пони, вижу невозмутимое выражение морды единорога, который и намёка на испуг не проявляет. Злость ослабла, пусть и не исчезла окончательно, сменившись удивлением и облегчением.       — Не беспокойтесь, — поднял переднее копыто в успокаивающем жесте Грандлайм. — Меня в своё время жизнь покидала по пограничным конфликтам. Чего там только не навидаешься… Так что ваши эмоции — не столь уж и сильное испытание.       Смутившись, ощущаю укол абсолютно иррациональной обиды (не уникальный я, видите ли…), но облегчение было всё же сильнее. Может быть, это и странно, но собеседник, невзирая ни на что, умудрился расположить к себе…       «Как опытный психолог. М-да», — воображение подкинуло картину того, как за дверью стоят несколько стражников со смирительной рубашкой, которые ждут отмашку, чтобы повязать опасного меня (избитого первым знакомым минотавром).       — Предупреждаю, что дальнейшие мои слова — это конфиденциальная информация, которую я вам сообщаю исключительно из-за того, что вы — прямой участник инцидента, — перешёл на ещё более серьёзный тон зелёный единорог. — Вы подтверждаете, что готовы хранить данную врачебную тайну?       — Нужно где-то расписаться? — уточнять, что на местном языке я не читаю, считаю излишним.       — Хватит устного согласия, — дёрнул ушами собеседник. — Всё же вы — гость принцессы Каденс. А она бы не стала связываться с недостойным разумным.       «Иными словами: проболтаешься — подставишь доверяющую тебе принцессу», — пусть удар Биг Шоу и выбил из меня излишнюю расслабленность, но, вспоминая розовую аликорницу, вынужден констатировать, что мне бы не хотелось доставлять ей неудобств (тем более, что она-то виновата только в том, что познакомила нас с неадекватным минотавром).       — Даю слово, что от меня по доброй воле об услышанном никто не узнает, — всё же и мне понятие врачебной тайны не чуждо, хоть врачом я себя и не считаю… да и не являюсь.       — Хорошо, — доктор коротко кивнул, несколько понизил голос и снова заговорил ровным, проникновенным тоном: — У мистера Шоу, пусть это и не подтверждено глубоким обследованием, прослеживается психологическая фиксация на племяннице… Нет, не в плане сексуального интереса, а в виде желания защищать от всего и вся, что заставляет его видеть угрозу во многих обыденных вещах. Нет, я не читаю ваши мысли. Просто ваши эмоции говорят лучше всяких слов, а мне хватает опыта, чтобы «читать между строк».       «Вот ведь… эмпаты-мозгоклюи», — досадливо поморщившись, на этот раз и не стараясь удержать лицо, понятливо киваю.       — Ваша вспышка ярости, которая возникла крайне неожиданно, сама по себе могла вызвать у минотавра желание защищаться, но на неё наложился едва ли не панический испуг племянницы, что заставило мистера Шоу действовать быстро и весьма… жёстко, — зелёный единорог поморщился, явно желая сказать что-то другое, ну или просто демонстрируя эмоции, которые (по его мнению) хотел бы видеть я. — Мисс Вельвет несколько запоздала с реакцией на угрозу вам, но после первого удара мистера Шоу обезвредила, а кроме того — задержала виновницу всего инцидента, после чего позвала стражу и вызвала меня. Я же, прибыв на место, принял решение усилить ваш сон на время проведения медицинских мероприятий, после чего транспортировал вас в свою вотчину. С момента вашей потери сознания прошло… примерно минут сорок пять.       «В этом мире много психов: каждый пятый — это псих; говори со мною тихо: может, я — один из них? Э-хе-хе… Впрочем, смотря на поведение Биг Шоу, можно было о чём-то таком догадаться. А как маскировался… Только вот голове моей от этого не легче», — прислушавшись к себе, понимаю, что боли нет, но «котелок» всё равно ощущается тяжёлым, да и варит немного медленно (хотя, это можно списать на успокоительное).       — И что теперь? — отставив кружку на стол, ставлю локти на бёдра и сцепляю кисти рук в замок.       — Мистер Шоу, если мой диагноз подтвердится, будет вынужден пройти принудительный курс лечения, ну а вы… — доктор пожал плечами, легко поднимаясь на ноги. — Вас я сдам с копыт на копыта мисс Вельвет, ну или принцессе Каденс, приближение которой к моей вотчине ощущается очень отчётливо. Выписки о лечении уже внесены в личное дело, ну а мои рекомендации и подборку литературы вам доставят вечером. Если нет никаких жалоб…?       — Голова тяжёлая, — жаловаться, конечно, не хочется, но молчать, как партизан, на приёме у лечащего врача — это не самый умный поступок. — Ну а так… вроде ничего.       — Это нормально, — успокоил меня Грандлайм, поворачиваясь к двери. — Повязку рекомендую подержать ещё час, просто на всякий случай. И… Сочувствую вам, Жора.       «Что-то новенькое. В его голосе действительно промелькнула жалость?», — внутренне подобравшись, на всякий случай поднимаюсь на ноги.       — Почему? — пусть и понимаю, что ответ мне не понравится, но всё же задаю напрашивающийся вопрос.       — Волнующиеся кобылки бывают очень… навязчивыми, — подобрал наиболее дипломатичное слово зелёный единорог.       В следующую секунду в дверь раздался быстрый-быстрый, пусть и не сильный, стук…