Интегрированный попаданец

      В раздевалке я задержался, чтобы оставить второе полотенце и налить себе яблочного сока. После прогрева на полке сауны, а затем и купания в холодной воде, оказавшейся не такой уж и холодной на самом-то деле, жажда требовала своего утоления.       — Налей и мне, — попросила Фригга, задержавшаяся перед дверью затем, чтобы отряхнуться от воды, словно большая собака, тем самым разбрасывая вокруг целый дождь из капель. — Фух… Какое облегчение.       — Э-э-эм… — Баттерфляй приложила правое переднее копытце к щеке. — Надеюсь — не в фонтан?       — Чего? — птица-тигрица даже замерла, с недоумением уставившись на что-то предвкушающую фальшивую пегаску.       — Надеюсь, ты облегчилась не в фонтан? — прищурившись, осведомилась жёлтая крылатая кобылка.       — Да ты… — грифина возмущённо вскинула голову, набрала в грудь воздуха, а затем медленно выдохнула и фыркнула. — Не имею такой привычки. И не следует по себе судить о других.       — Завязывали бы вы уже с этим, — налив полный стакан сока, передаю его крылатой хищнице. — Баттерфляй…       — Ладно-ладно, — подняла передние ноги в защитном жесте чейнджлинг, всем своим видом изображая раскаяние, а в эмоциях фоня весельем. — Больше так не буду. Фригга, очень милая причёска.       Оставив последнее слово за собой, перевёртыш прошмыгнула за дверь, ведущую в помещение для мытья.       — Жора, о чём она? — нахмурившись, птица-тигрица перевела свой взгляд на меня.       — О твоей шерсти: она кажется очень… пушистой, — стараясь не обидеть грифину, похожую на полосатый одуванчик (ибо боязно), тщательно подбираю слова. — И, Фригга, моё лицо несколько выше.       Не могу сказать, что такой уж стеснительный, хотя… возможно, это и правда, но столь откровенное внимание от представительницы другого вида к зоне чуть пониже моего пояса напрягало. При этом, к некоторому моему удивлению и смущению, напряжение в том числе передалось и мужскому признаку, пусть и в довольно слабой форме.       — И чего я там не видела? — наконец вскинув голову, крылатая хищница опрокинула в себя содержимое стакана, с удовольствием зажмурившись. — Хорошо… Может быть, мне настойки принести?       Последние слова грифина произнесла, глядя уже мне в глаза, при этом подмигнув и понизив голос до заговорщического шёпота. Я же вспомнил о том, как проводил собеседование и чем оно закончилось…       «Пьянство с грифоном. Эта история, определённо, заслуживает увековечивания в книге. Вот вернусь домой и возьмусь за писательство…», — собственные мысли заставили вспомнить, к чему привела первая и пока что единственная моя попытка найти дорогу домой, из-за чего настроение изрядно подпортилось.       — Эй! И чего такого я сказала? — усевшись на задние лапы, собеседница сложила передние конечности на груди, став напоминать нахохлившегося полосатого циплёнка. — Не хочешь настойку — не надо. Мне больше достанется.       — Пить в одиночку — это алкоголизм, — отвечаю с лёгкой улыбкой, прищуренными глазами скользя по пушистой после купания крылатой хищнице, в данный момент удивительно похожей на плюшевую игрушку. — Это может прозвучать странно… или обидно, так что — извиняюсь заранее…       — Выкладывай, — милостиво махнула лапкой птица-тигрица, после чего вновь поднялась на четыре конечности. — Я же чувствую, как тебя буквально распирает.       — Ну… — поставив на стол пустой стакан, чешу затылок правой рукой. — Можно тебя погладить?       — Хм… А ты точно не пил? — подозрительно прищурилась грифина.       — Нет, — отвечаю уверенно, но под взглядом собеседницы добавляю: — Ничего алкогольного. А что? Только не говори, что моя просьба является какой-то пошлостью…       — Не буду, — фыркнула Фригга, почесала шею и отвернулась к двери, за которой немногим ранее скрылась Баттерфляй. — Ты же меня боишься.       — С чего ты взяла? — вспыхнуло во мне противоречие, чем-то похожее на отрицание, частенько возникавшее в детстве и подростковом возрасте на вопрос «Хочешь есть?» (до конца даже после взросления от этого избавиться не удалось).       — Ну… может быть… чувствую? — с явной насмешкой спросила крылатая хищница, приподняв уголки рта в улыбке. — Эмоции… знаешь ли. Только чейнджлинги и умеют врать ещё и с их помощью.       При этих словах грифина явно испытывала смущение, обиду, досаду, стыд и гамму менее выраженных чувств.       — Опасаюсь, но не боюсь, — заявляю уверенно, после нескольких секунд самоанализа. — Так что: поможешь мне побороть свой страх?       — Ты же не боишься, а опасаешься, — подколола меня собеседница, полыхнув весельем и азартом, что заглушили другие эмоции. — А давай.       С последними словами шагнув ко мне, птица-тигрица подставила свою голову и выгнула шею, при этом опустив клюв так, чтобы закрыть возможность почесать под ним.       «Не больно-то и хотелось», — подняв руки, осторожно кладу ладони на макушку Фригги, кожей чувствуя тепло и мягкость маленьких пёрышек и пуха.       На секунду в моё межушное пространство пришла мысль, что я голым стою в помещении с открытой на улицу дверью и в компании с разумной грифиной, которую попросил разрешить её погладить. Ещё недавно нечто такое можно было только вообразить, да и то — в не самой трезвой памяти, из-за чего дух буквально перехватывало от эмоций разной направленности.       — Ну? — нетерпеливо переступив передними лапами, крылатая хищница решила меня поторопить. — Долго мне ещё ждать?       — Извини, — провожу правой ладонью по голове птицы-тигрицы, соскальзывая на затылок и шею, левой же рукой поглаживая только голову. — Задумался. Скажи, если я зайду куда-то не туда.       — Не сомневайся: ты сразу поймёшь, если зайдёшь не туда, — фыркнула грифина, после чего раскрыла крылья, а затем вытянула их вдоль тела назад.       «Раз разрешение получено, то глупо им не воспользоваться. В конце концов… это даже не земной тигр, а целое мифическое существо, способное в случае недовольства не только косточки пересчитать, но и языком за себя постоять», — данные факты одновременно напрягали, не позволяя распускать руки слишком уж нагло, но в то же время вызывали внутреннее возбуждение, ни с чем ранее испытанным не сравнимое (даже пятнистая кошка-посол таких чувств не вызывала… выглядя более домашней).       Тем временем моя правая рука проскользила по шее и переместилась на спину, где мелкие пёрышки переходили в густую, не слишком длинную, удивительно мягкую шерсть. левая же ладонь продолжала гладить голову, что, судя по доносящимся до меня ощущениям, Фригге нравилось, хоть и вызывало смущение. Впрочем, она с этим успешно боролась, лишь слегка переступая передними лапами, из-за чего под шкурой перекатывались упругие жгуты мышц…       Немного осмелев, ну или же обнаглев, что в моей ситуации практически одно и то же, согнув пальцы, зарываюсь в шёрстку крылатой хищницы как раз между её крыльями, второй рукой продолжая гладить голову и шею, чувствуя то возрастающее, то ослабевающее напряжение. Благодаря возможности ощущать отголоски чувств птицы-тигрицы, мне не составило труда найти точки, которые вызывали наибольшее удовольствие, чтобы осторожно приступить к их стимулированию… добившись глухого урчания, отзывающегося вибрацией всего тела грифины.       Напряжённые крылья, до этого момента прижатые к телу, выгнулись и приподнялись, позволяя запустить пальцы под широкое полотно, чтобы ногтями пробежаться по чувствительным точкам. В то же время пока правая рука изучала место, откуда росло левое крыло Фригги, левая ладонь бессознательно скользила по шее, переходила на голову, подныривала под клюв и оглаживала грудь, пёрышки на которой вздыбились. А затем грифина чуть сместилась и, переступив всеми четырьмя лапами, прижалась боком к моему животу, позволяя кожей ощутить мягкость шёрстки и жар дрожащего тела.       «Кажется, я слишком увлёкся», — промелькнула в моей голове отрезвляющая мысль, когда мой мужской признак явственно упёрся в крылатую хищницу.       — Гхм… — кашлянув, убираю руки, только сейчас отметив, что левой ладонью довольно нагло гладил Фриггу под клювом, за что не так давно она весьма негативно отреагировала. — Увлёкся.       — А?.. — будто бы вынырнув из своих мыслей, полыхнув возмущением, раздражением, разочарованием и Дисней знает чем ещё, грифина отстранилась и отвернулась. — Пролетели. Идём, наконец, мыться.       — Сейчас я подойду, — отвернувшись к столику, чтобы мой конфуз не было видно, хватаюсь за графин и наливаю себе полный стакан яблочного сока, чтобы тут же его в себя и опрокинуть.       Ничего не сказав в ответ, птица-тигрица прошла к двери, открыла створку и шмыгнула внутрь помещения, откуда доносился отчётливый жар. Её хвост же, самым кончиком хлопнул меня по тому месту, где спина теряет своё благородное название, из-за чего я поперхнулся и закашлялся, ощутив вспышку чужого веселья.       — Вот ведь… засада, — продышавшись, с сомнением смотрю на графин, а затем наливаю ещё один стакан. — Чувствую, она мне это ещё припомнит. И что мне с этим делать?       Опустив взгляд вниз, концентрирую внимание на напряжённом стволе, указывающим на стену словно Ленин в светлое будущее. В голове возникли вопросы от «С какого испугу?», ну и до «Видела ли это Фригга?». Впрочем, даже если не видела, то скорее всего, почувствовала… и проигнорировала.       «Вообще, надо поскорее разобраться в том, как разные виды смотрят на подобное. А то сколько я уже тут времени живу, но до сих пор плаваю во многих вопросах. И вообще, проблемы нужно решать по мере их поступления», — успокоив себя такими мыслями, решаю ещё разок окунуться, прежде чем идти мыться (мысль о том, чтобы прервать банные процедуры и отправиться отдыхать, предварительно предупредив подруг, была загнана в тёмные уголки мозга как трусливая).       Поставив посуду на стол, выхожу под открытое небо и, раскинув руки в стороны, чтобы прохладный воздух окутал всё тело, вдыхаю полной грудью. Свет полной луны, льющийся с неба непрерывным потоком, что отражался от водной глади, словно от зеркала, превращал знакомую обстановку в нечто ещё более сказочное, чем обычно.       Хотя… казалось бы… куда уж сказочнее?       Мотнув головой, разбегаюсь и прыгаю через бортик, умудрившись не удариться об него ногами. Второй раз за ночь вода приняла меня в свои объятья, помогая остудить голову, а заодно и расслабиться… на этот раз — в одиночку.       Неспешно проплыв пару кругов вдоль борта, выбираюсь из фонтана и, пару раз подпрыгнув на месте, целеустремлённо направляюсь в баню. Тело чувствуется удивительно лёгким, мысли в голове скачут с темы на тему, эмоции буквально кипят и стремятся выплеснуться наружу. Все опасения по поводу Фригги ушли на задний план, а их место сменило желание повторить опыт с поглаживанием…       «Кто из моих знакомых может похвастать тем, что гладил грифона? Селестия, разве что. Интересно, а удастся ли её уговорить меня покатать?», — последняя мысль вызвала в голове образ мальчика со шрамом, летающего на гиппогрифе.       Войдя в баню и миновав прихожую, распахиваю дверь в помещение для мытья и вижу Фриггу, развалившуюся на скамье хвостом ко мне, свесив заднюю правую лапу на пол. Баттерфляй, сидящая перед грифиной в образе жёлтой пегаски, подняв на меня взгляд воскликнула:       — А вот и банщик!