Мёртвые не умирают

— Что это? — Гарри крутит в руках толстую книгу, только что всунутую ему матерью. — Сейчас покажу, — она усаживается рядом с ним на мягкий диван. — Это наш семейный фотоальбом. Женщина открывает первую страницу, где на фотографии изображена молодая девушка. — Смотри, вот это, — указывает пальцем. — Это я, а вот здесь, — она перевернула страницу. — Это твой отец. — Но ты на неё совсем не похожа. — Я была гораздо моложе, — улыбается тепло. — Так. Вот смотри — это наша с твоим папой свадьба, а вот этот маленький кулёчек, это ты, мой сладкий Джейми, — лёгкий чмок в макушку. — Здесь ты пошёл в первый класс, а вот это — твой десятый День рождения… Гарри смотрит на фотографии и ничего не чувствует. Не узнаёт даже себя, только лишь тревожный червячок грызёт изнутри. — Эта фотография сделана в тот день, когда ты попал под машину, — переводит взгляд на всхлипнувшую мать и не замечает ни одной морщинки горести — абсолютная пустота. — После этого у меня начались проблемы с памятью, — догадывается подросток. — Да… — А что было потом? — Тебя долго обследовали, пытались лечить, но результата это никакого не дало, — быстро проговорила она и замолчала, погрузившись в собственные мысли. — Пойдём обедать. Хватит на сегодня воспоминаний. Гарри чувствует, словно мама ему что-то не договаривает. Она спешно встаёт и уходит из его комнаты. Он ощущает себя очень странно… думает, что с его родителями что-то не так. Это ощущается на каком-то духовном уровне. Но в тоже время, ему кажется, будто это с ним что-то не так, что это он — ненормальный, словно внутри него два разных человека: один абсолютно и безгранично верит своим родителям, другой же — чувствует ложь в каждом слове. Жить так тяжело… Может быть, это последствия травмы? Он встал и подошёл к окну. Вглядываясь в бескрайние просторы леса, Гарри думает, что в этом городе веет волшебством. Нет, он, конечно, в сказки не верит. Да и не помнит он ни одной сказки. Здесь просто сама атмосфера такая — чарующая. Протягивает руку, чтобы открыть окно и… какого же его удивление, когда оно не поддаётся. Дергает ручку ещё пару раз и отходит на пару шагов назад. — Мама! — сбегает вниз по лестнице, чуть не свалившись с последних ступенек. — Можно я выйду на улицу? — Нет, — отвечает слишком резко и тут же разворачивается к Гарри корпусом. Он видит, опустившуюся на её лицо, тень. — Нет, Джейми, — теперь уже гораздо мягче. — Ты ещё не поел, да и, ты ведь уже был на улице. Гарри вглядывается в её глаза и упирается спиной в стену. Он и не заметил, как отошёл на несколько шагов. — Ох, милый, — хватает со стола стакан с водой и подходит практически вплотную. — Выпей, тебе станет легче, — подносит стакан к губам и Гарри поддаётся, делая пару больших глотков. Мама же смотрит прямо в глаза, кажется, заглядывает в саму душу. — Там сегодня холодно, побудь дома, — говорит тихо и медленно, обозначая интонацией каждое слово и сил противиться совсем нет. Подросток только кивает и думает, что дома действительно гораздо теплей и безопасней. Почему ему вообще захотелось выйти отсюда? Здесь ведь так хорошо и уютно… — Я пойду тогда разберу вещи, — делает попытку развернуться на пятках, но она мягко разворачивает его за плечи. — А как же обед? — Да, точно… — снова нет никаких сил. Словно выжали всего. Едят они в абсолютном молчании.

***

Вернувшись в комнату, Гарри снова открывает альбом и несколько раз пролистывает его от начала до конца. На всех фотографиях либо он один, либо он с родителями, если не считать нескольких карточек родителей в молодости. Это немного настораживает, самую малость. Просто на подкорках что-то говорит о неправильности. Внезапно лоб простреливает вспышка боли и Гарри понимает, что его смущало — шрам. Мама сказала, что он у него с самого детства, но почему тогда ни на одной фотографии его нет? Ещё раз просматривает альбом, внимательно вглядываясь в собственное лицо и ощущает, как пальцы, которыми он до этого перелистывал страницы, перестают сгибаться, каменеют. Абсолютно везде у него идеально чистый лоб. Прикрывает глаза, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. В голове вспышка: он видит себя, готовившим завтрак на маленькой кухне. В кресле напротив сидит мужчина, который ядовито комментирует каждое его действие, рядом бегает толстый мальчишка лет десяти и в голове всплывают имена — Вернон и Дадли Дурсль. Он оборачивается, что бы… От боли Гарри падает на колени, стёсывая их о деревянный пол. Он раскрывает рот в немом крике, кажется, будто голова сейчас разорвется. Подросток обхватывает себя руками и чувствует жгучую пульсирующую боль, волнами расползающуюся по телу. А потом все резко прекращается, так же мгновенно, как и началась. Словно по щелчку. Гарри не может сказать, сколько это длилось, по ощущениям — целую вечность. В действительности же — пару минут. Он с трудом вскарабкивается на кровать и вытирает рукавом мокрое от слёз лицо. И ведь не помнит даже, что плакал. Глаза расширены от ужаса — он не понимает, что только что произошло. Его била крупная дрожь, всё тело и особенно внутренности сводило от небывалого напряжения. Этот приступ, или что это вообще было, выдул из головы все мысли, идеи и предположения. Он судорожно вдыхает горячий воздух и перебирает пальцами кромку кофты.

***

Гарри рассматривает таблетки, данные ему матерью. — А я всегда их пью? — перебирает в ладони две гладкие шайбочки. — Да, — отвечает даже не задумавшись, и Гарри не подаёт виду, что помнит о том, что раньше принимал три цветные пилюли. — А они помогают? — Ну разумеется. Ловким движением он зажимает таблетки между пальцами и запивает несуществующее лекарство водой. В эту ночь Гарри практически ничего не снилось. Никаких образов, только крик. Женский, душераздирающий крик. Несколько раз он просыпался в холодном поту. А на следующее утро мама уже не рассказывала ему всю его жизнь, по всей видимости, она решила, что он пошёл на поправку. По правде сказать, Гарри действительно было гораздо лучше. Пусть он и не вспомнил ничего из своего прошлого, но когда он прекратил принимать таблетки, то хотя бы перестал забывать каждый свой прожитый день. Просто не подавал родителям виду. Он не может объяснить, почему он им не доверяет, просто чувствует, что не должен им этого показывать. — Джеймс, — начал отец, когда с завтраком было покончено. — Ты помнишь, что с сегодняшнего дня ты посещаешь школу. Он не помнил. Вернее, не так. Гарри помнил разговор о том, что будет ходить в школу, но не думал, что так скоро. — Сегодня? Отец тяжело выдыхает и окидывает его грузным взглядом. — Да, милый, я же тебе вчера говорила, ты не помнишь? — уточняет мама, продолжая потягивать кофе из узорчатой чашки. — А что ты помнишь из вчерашнего дня? Гарри чувствует, какое напряжение повисло в воздухе. Кажется, родителям очень важен его ответ. Он судорожно думает о чём можно рассказать и сглатывает вязкую слюну, которая кажется прилипла к нёбу: — Ничего особенного. Я помню, как мы с тобой обедали и твой поцелуй перед сном, — говорит тихо, почти шёпотом, даже дыхание задержал. Руками сжал в кулаки домашние брюки. — Это очень хорошо. Напряжение словно разрезали ножом. Гарри практически кожей чувствует, как стало гораздо спокойнее, даже дышать легче. Родителей явно устроил такой ответ. — Если ты поел, то переодевайся. — Переодеваться? — Не волнуйся, я тебе помогу, — мама заботливо сжимает его плечо ладонью, вставая из-за стола. — Пойдём, я покажу тебе твою школьную форму.