sugar glass

- Я понравился тебе зафиксированным? - Я думал тогда о другом. Однако больше да, чем нет, - признал Мирко, - тогда мне не понравился и повод. - Интересный был опыт, да, но. Знаешь, быть зафиксированным немного не для меня. Я люблю другое, - Мирко приподнял брови, - я, конечно, не сеньор Марсель, не люблю животных до такой степени. Но, уверяю, медвежонок, я не подпорчу тебе шкурку. Доверься.       Мартин точно знает, что делает, ведь он делает это не в первый раз.       Мартин любит власть. Любит контролировать. Любит быть главным. Любит, когда всё происходит так, как он хочет. Хотя из-за невысокого роста и мягких черт лица и стиля в одежде он был не слишком похож на того, кто может быть главным, кто может быть сверху. Но в некотором роде он был.       Мирко с любопытством смотрел на верёвку в руках любовника.       В монастыре он такого не мог представить. В монастыре они закрыли дверь, прикончили бутылку вина, а потом занялись сексом. - В монастыре, - объяснил Мартин, - у нас не было времени. У меня. И верёвки. И мы выпили тогда. В общем, сам понимаешь...       Понимает, Мартин постарался, наверное, найти самое крепкое вино. Потому что Мирко обычно не так-то просто напоить.       Поэтому он не помнит точно, было ли что-то в ту ночь, что указывало или намекало на такие предпочтения. Он не помнит. Помнит только ощущения - как же жарко им было.       Мартин предлагает Мирко сесть на стул с прямой спинкой. Мирко садится, ему интересно, на что способен Мартин, когда его не ограничивают ни время, ни обстоятельства.       Его руки теперь за спиной, связаны, он может ими двигать, верёвка затянута не туго, но свести их перед собой не может. Та же участь постигает и его щиколотки, они фиксируются к ножкам стула.       Вот он. Безжалостный наёмник. Грабитель. Медведь.       Усмирён. Обездвижен. Почти возбуждён.       Мартин садится между его ног. Поднимает голову. Смотрит ему в глаза, покусывает нижнюю губу. Затем облизывает её. Не глядя, расстегивает три пуговицы на своей рубашке, как бы невзначай подводя кончиками пальцев по ключицам. И улыбается. - Я могу и глаза тебе завязать, если хочешь. Хочешь? - Я хочу видеть тебя. - Ну, тогда смотри.       Мартин расстегивает брюки Мирко, спускает их к щиколоткам. Но не трогает трусы. Пока что.       Короткими ногтями он поцарапывает кожу на бёдрах, с внутренней стороны, там где чувствительность выше. Быстрыми, короткими движениями или наоборот долгими, от начала бедра к колену. При этом выражение его лица немного скучающее, расслабленное, взгляд лукавый. Мирко так не может, несмотря на свой внешний суровый вид, он очень нежный и чувственный. И чувствительный.       И для него это уже невыносимая пытка, хотя он знает, что это только начало. Руки Мартина нежные, не такие, как у него, полная противоположность, руки гитариста, инженера, безумного тусовщика. - Когда мне было лет двадцать, я делал всякое. Не за деньги. Хотя, может, и следовало бы. А потому что хотелось. Мои родители делали вид, что им не похуй, думали, это пройдёт. Что я перебешусь. Перестану ублажать мужиков. Не перебесился. И сидя сейчас тут, с тобой, я не жалею, что не перестал.       Мирко сложно, он понимает, что когда-то давно Мартин был несчастным ребёнком, которому нужно было немного внимания и понимания, его бы пожалеть. Но он не мог не возбудиться - потому что тембр голоса, движения рук, улыбка, несерьёзность, с которой он говорит то, что говорит. - Хочешь знать, что было самым диким?       Мирко с радостью бы подумал над этим вопросом, если бы мог - Мартин начал целовать его бедро, не просто целовать. Оставлять засосы и слегка прикусывать кожу. - Молчание - знак согласия, да? - ухмыльнулся он, - у меня как-то был гэнгбэнг с пятью мужиками. Не знал, что их будет столько. И шестой скромно стоял в сторонке. Я даже обрадовался, потому что на него меня бы точно не хватило.       Мирко сдавленно рыкнул, когда рука Мартина наконец-то коснулась его члена. Даже сквозь бельё это сводило с ума.       И ему было наплевать, только в данный момент, почему Мартин рассказывает ему эти, с одной стороны, возбуждающие, а с другой стороны, несчастливые истории из своей жизни. С первым проблем итак не было, а о втором они говорили ранее - то, чем Мартин занимался до тридцати лет, они могут спокойно обсуждать, там нет драмы или чего-то, что вызовет плохие воспоминания. А со стороны Мирко не будет никакой ревности - Мартин ведь никого из этих людей не любил, даже имён их не знал, какие уж там чувства. - Думаю, нам это пока не понадобится, - Мартин манерно оттянул резинку его трусов, от которых сам Мирко был бы рад на время избавиться, так что только помог их снять, - забавно, наверное, но мне всегда нравилось делать это другим больше, чем себе. - Но тебе ведь нравится, когда я это делаю для тебя? - Ох, не надейся, я не развяжу тебя раньше времени. Но вот после...       На самом деле, больше всего в мастурбации ему нравится возможность говорить. На любые темы, от погоды до кино. И возможность получать ответы. Слышать чужой дрожащий голос, неуверенную интонацию, попытки казаться спокойным. Стоны, сдержанные, или нет.       Мартин дохуя в себе уверен не просто так. Опыт. И по собственному опыту он может сказать, что есть те, кто работают руками очень посредственно, без чувств. И он всегда старался не быть одним из таких. - Когда я работал инженером в конструкторском бюро, мой начальник сказал, что я бы больше денег заработал в индустрии взрослого кино или на проституции. - Итак? Мне повезло встречаться с порнозвездой? - Мирко улыбнулся, сдерживая стон. - Увы. Но если ты хочешь... Мы могли бы стать звездами вместе, хотя не думаю, что Профессор обрадуется, если мы засветим лица. Но. Хм. Есть же маски. Ну, медвежонок, как тебе такая идея?       В этот момент Мартин убрал руку с его члена и мягко рассмеялся, когда не получил ответа.       В силу определённых обстоятельств Мирко ответить не смог, но всё то время, что они были вместе, он давал ему понять - он с ним до конца мира, хоть в огонь, хоть в воду. Хоть на порнхаб. - Подожди. У меня есть то, что действительно лишит тебя дара речи.       Острый, в прямом смысле, язык Мартина провёл тонкую линию от основания члена к головке. Латинос снова посмотрел на него, сохраняя на губах спокойную улыбку. - Постарайся не кончить сразу, хорошо?       Если бы он не знал Мартина, он бы кивнул из вежливости или чтобы подбодрить. Но он знал. И если он о таком предупреждал, значит, надо было постараться.       Не дожидаясь ответа, Мартин взял его член в рот, продвигаясь глубже сантиметр за сантиметром. Непринуждённо. Легко. Не задыхаясь, не кашляя.       Мирко смотрел на это, приоткрыв рот, затаив дыхание, будто и в его глотку сейчас погружается член. Но нет, он как бы и мог дышать свободно. И не мог.       Когда он почувствовал, что нос Мартина упирается в его лобок, он опустил взгляд. Зря.       Как же, блять, зря.       Зря.       Он столкнулся взглядом с покорным взглядом серых, слегка влажных глаз. Он хотел отвернуться, хотел отвлечься. Он не был из тех, кого заводит подчинение и прочие игры, основанные на контроле и власти. Но он любил Мартина, может, слишком сильно.       И закрыть бы глаза. Но тогда из органов восприятия останутся слух и осязание. Чувствовать приятное, сводящее с ума, жаркое давление ещё сильнее, было, наверное, невозможно. А звуки, они это оба знают, могут на самом деле свести с ума: ровное дыхание, короткий кашель, хрипловатый голос: - Как ты, медвежонок? - интересуется латинос, утирая струйку слюны изящным движением руки. - Держусь. - Да? - он улыбнулся, - на секунду вернул конец члена себе в рот, и так же быстро выпустил, - и надолго тебя ещё хватит?       Мирко сразу понял, что в этой части игры он долго не протянет. Не с Мартином.       Тот брал его член в рот полностью, по самые яйца. И выпускал. Брал. И выпускал. Мучительно. Невыносимо. Руки у него были связаны, но если бы он мог их освободить, он бы позволил своей жестокой натуре взять над разумностью верх, он бы не позволил голове Мартина двигаться, даже если бы тем самым сделал ему больно. И в тот раз, когда Мартин взял его член в рот целиком, а сразу не выпустил, специально держал долго, Мирко кончил. Прямо в его глотку. Обильно так, будто к нему не прикасались долгие годы, хотя это было буквально позавчера.       У Мартина нет вариантов, кроме как глотать. И он глотает.       Мирко не терпится дождаться, когда его уже освободят, потому что ему хотелось обнять любовника крепко-крепко. И поцеловать. - Дай хотя бы...       Он так уже делал с ним, много раз - просто притянул его к себе и жадно впился губами в его рот.