sugar glass

- Нет,- отрезал Мартин, - либо ты едешь один, либо ты едешь один.       Серхио, чтобы история с Токио, Рио и телефоном не повторилась, решил собрать всех заскучавших в безопасном месте в Китае на несколько дней. Типа встречи выпускников в школах и университетах. Все будут хвастаться своими новыми жизнями, Мирко наконец-то увидится с Цинциннати, все они будут вспоминать былое и... - Они мне это никогда не простят. Ни Найроби, ни тебя.       Мирко, тяжело вздохнув, сел рядом с ним и обнял его. - В том, что случилось с Найроби, мы все виноваты. И я, и Токио, и Денвер. И Рио. И Профессор. - Но Гандию выпустил я. - Ты бы не стал этого делать, если бы не то, что произошло до этого. Не стал бы ведь?       У него было много времени, очень много времени, обо всём подумать, всё вспомнить: после того, как медвежонок с пакетом таблеток и телефоном оказался в здании, Мирко вспомнил, Палермо приказал вернуть Найроби к ним. Он не пошёл за ней сам, потому что она дала ему понять, что не позволит за ней идти.       Во второй части истории виноват и он. Он тогда не думал головой, он лишь хотел, чтобы его подруга была жива и не испытывала боли. Он потом винил себя в том, что думал, что Палермо из вредности или мести не позволил отдать её в руки врачей. Нет. Он принял решение, по его мнению, подходящее для команды, уверенный в их хирургических познаниях, чтобы никто больше не подвергался пыткам и страданиям. Чтобы никого больше не казнили.       И виноват тот, кто решил посадить Палермо, безоружного инженера, рядом с наёмником, ведь никто не знает, как избавиться от наручников. В общем, кто бы это ни был, это была ужасная идея. - Это не только твоя вина, - подытожил серб, - так что, всё в порядке. Поедем вместе. - Мирко. Я не могу. Я не знаю, как смотреть им в глаза. - Я буду с тобой, я не брошу тебя. - Мирко, - Мартин грустно улыбнулся, - "нет" - значит "нет". Ты можешь поехать туда один, всё в порядке. Ты же знаешь, я не ревнивый, - аргентинец рассмеялся.       Мирко рассмеялся тоже - ему нравится, что его возлюбленный научился смеяться над своими недостатками. Его эго стало не таким хрупким. Но он сам... - Я боюсь оставлять тебя одного.       После всех разговоров о самоубийстве, сожалении, горе, ему страшно. Дома, хоть и нет огнестрельного оружия, опасных таблеток, а ближайшая река от них далековато. Но дома есть бритва, дома есть топор. - Ты считаешь меня опасным? Для себя, разумеется. Считаешь? - Нет. Но я переживаю за тебя. А переживаю я за тебя, потому что я люблю тебя. И я не хочу, чтобы ты вредил себе - мыслями или действиями. И если я не переживаю за второе, то за первое я буду беспокоиться всегда.       Мирко обнимает его.       Тем же днём они начинают собирать вещи. Вещи собирает в основном Мирко, Мартин готовит для них обед и ужин заодно. Делает что-то, чтобы отвлечься от предстоящей разлуки. Он пытается быть разумным и рациональным: они же, блять, мужья теперь, какие к чёрту сомнения?! У этого человека было столько возможностей уйти, но он ни одной из них не воспользовался. Он чистит картошку и пытается успокоиться. Он режет морковь и старается не думать о том, как было бы здорово сейчас выпить. Напиться. Он украдкой поглядывает на Мирко и отгоняет от себя мысли о том, чтобы оставить ему на шее и челюсти засосы, метку, символ несвободы. Но у них уже есть кольца.       Мартин старается дышать ровно и не ронять на свежие томаты слёзы.       Он прекрасно справляется и находит в себе силы помочь Мирко уложить вещи в дорожную сумку. Улыбается ему и подбадривает. И, кажется, действительно перестал переживать.       Ночью он обнимает его крепко-крепко и несмотря на почти невыносимую жару, не отпускает до утра, до самого будильника и пару минут после. Однако не удерживает. Вещи уже собраны, осталось только позавтракать, одеться и пойти к пункту назначения, чтобы встретиться со связным. - Тебе что-нибудь привезти из Китая? - Мирко заглянул в глаза Мартина, чтобы удостовериться, что всё в порядке. - Только себя.       Да, всё в порядке.