sugar glass

      Когда Лиссабон ввели в курс дела, Мирко буквально мог видеть, как почти все силы покинули Мартина. А те, что остались, удерживали его на ногах.       И он думает, а когда Мартин спал?       Можно было подумать, он спал до ограбления, пока жил в Италии. Ведь те, у кого депрессия, могут много спать. Или не спать совсем.       Можно было подумать, он спал в монастыре. Едва ли это было возможно, потому что Денвер и Стокгольм постоянно ругались. Потому что Берлин с портрета смотрел очень уж сурово, и даже в Хельсинки каждый раз просыпалось чувство вины, хотя он уж точно был не виноват.       Можно было подумать, он смог выспаться в их последнюю ночь в монастыре. Когда они распили бутылку крепкого вина на двоих, когда они слушали музыку, когда они разговаривали на настолько неважные темы, что он даже ни слова из того разговора не запомнил, когда они переспали. Когда Палермо выставил его из своей комнаты, как будто бы у него хватило совести лечь в постель и сладко заснуть. Нет. Хельсинки твёрдо уверен, что нет. После того, как Палермо его выставил из своей комнаты, он, скорее всего, тихо плакал.       Можно было подумать, он смог поспать после того, как его лицо подпортили осколки стекла. Ему вкололи обезболивающее, но оно не очень хорошо действовало на него, ему всё ещё было больно. И страшно.       Можно было подумать, он смог поспать после того, как Найроби поговорила с ним. После этого разговора его какое-то время буквально трясло.       Можно было подумать, у него было время поспать после того, как ДЭФКОН-2 был приведён в действие, а Найроби получила ранение. Нет. Для Палермо - убивать людей не плёвое дело, он может говорить о том, чтобы лишить кого-то жизни, но Хельсинки сомневается, что он лично кого-то убивал. После этих тяжёлых секунд из-за его действий люди были в опасности. Полицейские - тоже люди. Найроби, как бы к ней ни относился, тоже человек.       Можно было подумать, у него была возможность поспать, когда Найроби сделали операцию, а у него отняли позицию лидера. После переворота он почти сразу отправился в туалет, чтобы побриться и переодеться.       Можно было подумать, он выспался, пока был прикован к стулу. Нет. После попытки убить себя, он не сомкнул глаз. Хельсинки было понятно, что ему до сих пор страшно, что, возможно, он по-прежнему думает, а что было бы, если бы его не удержали. И ему страшно. Ночью, когда он всё ещё был прикован, он тоже не мог спать. Хельсинки знает, Хельсинки проходил мимо него, он видел блеск его открытых нездоровых глаз. Он хотел подойти к нему, освободить, позволить ему лечь на пол, но ему было запрещено - лучше начать выполнять приказы поздно, чем никогда.       Можно было подумать, он выспался после того, как Гандия оказался на свободе, а ему вернули комбинезон и возможность снова руководить. Вот именно, он снова руководил. Он снова говорил, а его приказы выполняли. Он собой так наслаждался!.. И даже если бы он хотел спать, спать было нельзя.       Можно было подумать, он сможет поспать сейчас.       Хельсинки обнял его за плечи и так, чтобы другие не видели и не слышали, прошептал ему: - Теперь они разберутся сами. Я сказал Лиссабон, что тебе нужен отдых.       Мартин ничего не сказал. Не потому что он снова начал притворяться грубым и чёрствым, а потому что он слишком сильно устал. Из всех них он единственный не спал нормально. И не поспит, пока они не покинут Банк. Но Мирко постарается сделать всё возможное для него.       Он отводит его в какой-то из кабинетов, там пусто. Он думает, надо бы сходить за спальным мешком, но Мартин ложится на пол. Ему плевать, станет ли его новый комбинезон грязным, ему плевать, что спать на полу будет неудобно. Он уже лёг, заняв не самую удобную позу и максимально неудобно сложив руки под голову. - Сколько времени у меня есть? - Часа два или три. - Много, - Мартин улыбнулся. Мирко постарался улыбнуться ему в ответ, хотя улыбаться было нечему.       Мирко смотрел, как Мартин закрыл глаза. - Мне остаться с тобой? - Безумная принцесса останется сторожить принца?       В этот раз в его голосе не было яда, это не прозвучало оскорбительно. Даже немного забавно. - Поэтому принцесса и безумная. - Я серьёзно, Хельсинки, иди. А то чудик из Монетного двора будет по тебе скучать. - О малыше Артурито позаботится Денвер. - Зачем ты тогда спрашивал, можешь ли ты остаться, если всё равно не собирался меня оставлять? - Ради приличия.       Мартин снова улыбнулся, не открывая глаз.       Мирко лёг с ним рядом и обнял его. Всё было так, как должно было быть в ночь перед ограблением.       Всё, наконец-то, было так, как должно быть. Они оба даже не придали значения громким шагам в коридоре - мало ли, снова заложники выпендриваются, а заложники это не их проблема, пусть этим занимаются Денвер, Манила, Матиас... Да кто угодно. - Палермо! - Мирко, первым открывший глаза, увидел сильно паникующую Лиссабон, - я не могу связаться с Профессором.       Палермо рывком поднялся, нездоровые глаза открыты, дыхание перестаёт быть ровным, он облизывает губы. Вскакивает на ноги и выходит вместе с ней в коридор.       Хельсинки кладёт руку туда, где лежал Мартин. Пол всё ещё тёплый.       Серб с грустью поднимается на ноги и покидает комнату.