Посланник снов

      …Первыми вернулись запахи. Причем как-то резко, будто ему под нос подсунули чьи-то носки не самой первой свежести, а следом сразу же завоняло лекарствами и ненавидимой им больницей. Роман невольно содрогнулся всем телом, и мышцы тут же заныли даже в тех местах, где им отродясь ныть не случалось. Открытие было неприятным. Память медленно и неохотно подсовывала обрывки происшествия, которое случилось… Определить, когда же оно случилось, было трудно по целому ряду причин. Кое-как разлепив глаза, Роман обнаружил, что в его палате было темно. Только сквозь узкие дверные щели проглядывали тонкие полоски света. Он лежал в темноте на больничной койке в гордом одиночестве, в то время как голова гудела так, будто у него в мозгах кто-то поселил дробильную фабрику. Не составило труда понять, что на дворе была глубокая ночь: где-то рядом светил фонарь, и часть его света падала на потолок комнаты.       Немного придя в себя и поразмышляв, из своего незавидного положения Роман вынес одну очень важную вещь: боженька есть, и у него не слишком хорошее чувство юмора. Впрочем, Яровецкий признавал, что отчасти сам был виноват: нечего было раздувать из мухи слона и думать про всякие там асфальтоукладчики. Какой-то его знакомый однажды сказал, что, если хочешь что-то получить от мироздания, нужно отправлять мысль об этом в космос как можно чаще. Эх, кем бы ни был тот товарищ, а он определенно знал, о чем говорил. Рома не был точно уверен в том, автомобиль какой именно марки его едва не сбил, но что тот перемолотил бы его в порошок, сложись обстоятельства иначе, это наверняка.       Кстати, что касается обстоятельств…       Рома попытался сесть, но потерпел сокрушительное фиаско и бухнулся обратно на кровать с тихим стоном. Вот приспичило ему проснуться ночью, когда рядом нет ни души, чтобы разузнать все подробности. Сам он все помнил очень обрывочно: в голове мельтешили только какие-то отдельные кадры, которые никак не хотели укладываться в один ряд. Светофор, дорога, приближающаяся машина, а потом кто-то сильно толкнул его в спину, и небо с землей поменялись местами, кружась перед глазами с невиданной скоростью. А после… Роман не был уверен, но ему казалось, что он видел чье-то лицо, склонившееся над ним. Спаситель? Сложно было что-то утверждать наверняка. Но кто бы его ни спас, Рома был ему от души благодарен. Вот только…       Он по привычке потянулся взъерошить волосы, как делал всякий раз, когда что-то ставило его в тупик, но, когда пальцы наткнулись на бинты, решил пока оставить свою несчастную голову в покое. Когда Роман осознал, что он и в самом деле жив и чудом пережил автокатастрофу, чувство признательности за спасенную жизнь затопило его с головой. Он тихо рассмеялся, не обращая внимания ни на то, как снова заныли мышцы живота, ни на то, как сдавило грудную клетку. Смех перешел в отрывистый кашель, но даже это не заставило его прекратить. Похоже, Леша был прав: Роман действительно в последнее время слишком грузился и даже не осознавал этого. В этот момент все неприятности вдруг стали казаться такими мелочами, что он просто диву давался, как позволил таким откровенно банальным проблемам одолеть себя. Похоже, чтобы трезво посмотреть на реальное положение вещей, ему не хватало хорошей встряски.       Отсмеявшись, Роман медленно вздохнул и даже не поморщился от запаха лекарств. Он был жив, более-менее цел, с руками-ногами, и мозги ему последние все же не отшибло. Что еще нужно было для счастья? Рома попытался снова воскресить в памяти лицо, которое видел перед отключкой, но оно неуловимо ускользало, и облик незнакомца оставался лишь расплывчатым пятном на фоне серого неба. Небо… Он помнил, что что-то подумал о небе, но не мог вспомнить что и почему. После нескольких неудачных попыток выудить из своей памяти что-нибудь полезное голова заболела еще сильнее, и Рома решил все-таки подождать до утра. Авось кто-нибудь да заглянет его проведать…       Смирившись, что придется отложить все вопросы до завтра, он закрыл глаза и почти сразу же провалился в сон.

***

      Следующее пробуждение оказалось куда интересней предыдущего. В палате было светло, и он уже был не один: на стуле у одного края стены с прямой спиной сидел Сашка, а в противоположной стороне от него со скрещенными на груди руками стоял Леша. Друг на друга они не смотрели, но Роман, проснувшийся и какое-то время наблюдавший за ними украдкой из-под полуприкрытых век, без труда мог ощутить напряжение, витавшее в воздухе. Эти двое не то чтобы недолюбливали друг друга, но находиться в одной комнате для них было сложно. Во многом потому, что Леша в разговорах с Сашкой за словом в карман не лез, а тому это не особо нравилось. Алексей был родом из самой обыкновенной семьи и, разумеется, в глазах Александра несколько не дотягивал до уровня человека, с чьим мнением можно считаться. Так что если им доводилось пересекаться, то они оба старались делать вид, что просто не замечают друг друга. Рома всегда находил, что это довольно смешно, но вслух говорить не собирался.       Чтобы они обратили на него свое внимание, он едва слышно застонал, обозначая свое «пробуждение», а потом медленно открыл глаза. Посмотрел сначала на постное лицо брата, а затем перевел взгляд на хмурого коллегу.       — Вау! Какие люди… Вы, ребята, сколько здесь, что больница еще не рухнула, а?       Лешка отлип от стены и усмехнулся с явным облегчением. Саша остался сидеть на стуле, но бросил на Романа один из тех тяжелых взглядов, в котором так и читалось: «Как же ты меня достал со своими шутеечками, юморист недоделанный».       — Ну раз уж ты в состоянии острить, значит, действительно все в порядке, — Лешка подошел, по-прежнему улыбаясь, и легонько стукнул его ладонью по плечу.       — В порядке? — Рома театрально-удивленно вскинул брови. — Да чтоб со мной что-то стало не в порядке, потребуется агрегат посерьезней какой-то советской тарантайки.       Леша прищелкнул языком и сел на кровать, устраиваясь у него в ногах. Сашка по-прежнему молчал, поджав губы, и смотрел на переплетенные пальцы своих рук. Как пить дать очередную речь готовил. Рома решил пока не обращать на него внимания. Не буди лихо, пока оно тихо, и все такое…       — Вот тебе бы все шутки шутить, — ворчливо ответил Леша, но видно было, что вся его сердитость напускная. — А ведь в том, что ты только синяками да ссадинами отделался, вообще твоей заслуги нет.       Рома благоразумно закрыл рот, ибо ответить ему на это действительно было нечем.       — Ладно-ладно, я это признаю. Да, мне повезло. Доволен?       — Да ну тебя. К твоему сведению, мы все очень переживали. Не ели, не пили…       — Не работали, — с энтузиазмом вставил Рома.       — Угу, — машинально подтвердил Леша и в следующий миг вскинулся, когда понял, с чем согласился. Рома едва подавил смешок, наблюдая за его реакцией. Никоноров наградил его ощутимым тычком в плечо, и Яровецкий обиженно зашипел.       — Эй, тебе кто дал право с начальством так обращаться, а?       — Ты на больничной койке валяешься — это не в счет, — с довольным видом парировал Леша, после чего достал из кармана мятную конфету и закинул в рот. Роме оставалось только тихо офигевать от такой неслыханной наглости.       — Вот выйду я отсюда… — многозначительно начал он и потряс перед лицом коллеги указательным пальцем. Алексей, вообще не впечатлившись угрозой в его голосе, только громко фыркнул.       — Ты это… не напрягайся, тебе не положено. Вон, выглядишь как один сплошной синяк. Хотя, если бы не тот парень, ты был бы больше похож на омлет.       Рома на его словах сразу весь подобрался и мгновенно посерьезнел. Возможно… Возможно, то лицо ему перед отключкой все-таки не померещилось.       — Он… Тот, то кто меня спас… С ним все в порядке?       Леша неоднозначно пожал плечами и неуверенно отвел глаза.       — А кто его знает? Он не стал дожидаться скорой. Я запись с камер видеонаблюдения только мельком видел: почти сразу после аварии его какая-то девушка увела. Но я почти уверен, что машина его не задела. Так что он, видно, тоже легко отделался.       Рома недоуменно нахмурился.       — Что, вот так просто взял и ушел с места ДТП?       — Ну да. Мы оставили запись, ты потом, если хочешь, можешь ее глянуть: наш Пашка сейчас над ней колдует, чтобы можно было все хорошенько рассмотреть.       — М-м…       Рома машинально засунул большой палец в рот и принялся его грызть, задумчиво прокручивая сказанное Лешей. Однако какой интересный товарищ. Жизнь спас незнакомому человеку и поспешил исчезнуть в неизвестном направлении. Хотя нет, сперва он удостоверился, что спасенный жив, а уж только потом дал деру… что, собственно, было странно как-то. Если бы Роме кто-нибудь рассказал такую историю, он бы ни за что не поверил. В жизни таких героев днем с огнем не сыщешь, но вот как-то неожиданно один все же отыскался…       — А что с водителем? — решив вернуться к размышлениям о таинственном спасителе позже, Рома, по-прежнему продолжая грызть палец, выжидательно уставился на Алексея.       — Тут же, в конце коридора лежит. Пенсионер, неожиданно стало плохо за рулем. Но вроде бы сейчас ему полегче.       — Правда? О, как хорошо все сложилось, — Рома усмехнулся, приятно удивившись таким хорошим новостям. — Я думал, такое только в кино бывает.       — Не слишком обольщайся, — внезапно сказал Саша со своего места, и Роман, уже успевший позабыть о присутствии брата, сразу скис. Они с Лешей переглянулись, и тот украдкой закатил глаза. Рома в целом был с ним согласен.       — Ладно, я пойду, дела еще есть, — Алексей сразу же живенько поднялся с койки, начисто игнорируя умоляющий взгляд начальника. — А ты тут отдыхай и не переживай ни о чем.       — Леш… — начал было Рома, но тот просто похлопал его на прощание по плечу и поспешил смыться, даже не оборачиваясь. Яровецкий едва сдержал рвущийся наружу тяжелый вздох.       Предатель.       Когда они с братом остались вдвоем, Роман поднял подушку повыше, чтобы сесть поудобнее, и снова запустил в рот палец: когда сигарет под боком не было, ничего другого не оставалось. Сашку он мог выносить либо с алкоголем, либо с куревом. Иначе никаких нервов не хватит.       — То, что тебе повезло, еще не повод собой гордиться. Я говорю это не в первый раз. Когда уже ты начнешь серьезней относиться к своей жизни?       Роман громко вздохнул и прикусил язык, мысленно обещая, что никто не посмеет ему испортить сегодня настроение.       — Да с чего ты вообще взял, что я несерьезен? Уж извини, но узнать заранее, что мне «посчастливится» попасть под колеса, я никак не мог. И конкретно этот инцидент не имеет ничего общего с твоими претензиями, так что будь добр оставить свое мнение при себе.       Саша встал. Поправил манжеты, отряхнулся от невидимых пылинок, и Рома вновь почувствовал на себе его тяжелый внимательный взгляд.       — Родителям я ничего сказал, так что ожидаю тебя увидеть на мамином дне рождения.       — Ладно, я тебя понял, — эхом откликнулся Роман. Положил голову на подушку и уставился в потолок. Вот же шантажист выискался. Теперь уж точно никак не отделаться от этого милого семейного воссоединения: думать о каких-нибудь опасных для жизни способах откосить от праздника он уже как-то не очень хотел. Придется собрать всю свою выдержку в кулак и просто пережить эти несколько часов мозгоедства с достоинством. Ага, нет ничего проще…       — Лида немного прибралась в твоей квартире, когда мы вчера зашли взять для тебя чистые вещи. Поскольку таковых не нашлось, я купил тебе новые — они в шкафу, — как бы между прочим заметил Саша, и Рома кинул на него возмущенный взгляд.       — Какого черта?.. — он замолчал, а затем недовольно пробормотал себе под нос, отворачиваясь. — Я не просил.       Роман не переносил, когда Сашка так поступал, потому что терпеть не мог быть ему обязанным. Впрочем, он вообще не любил ходить в должниках: куда проще и выгоднее было самому помочь или оказать услугу. Но это… Конечно, хотя бы из уважения к труду невестки (а ведь это наверняка была ее собственная инициатива — разгрести его завалы), придется идти у брата на поводу, и ничего с этим не поделаешь. Всегда стремясь к независимости от родителей и брата, Роман все равно не мог избавиться от ощущения постоянной опеки над своей персоной. И это уже не говоря том, что над ним теперь висел долг посерьезнее Сашкиных подачек. А вот как и кому его отдать — еще предстояло выяснить…       — Знаю. Поблагодаришь, когда созреешь.       Рома на это только фыркнул. Как же все-таки противно было раз за разом ощущать на себе его чертово превосходство. И ведь с годами совершенно ничего не менялось. Казалось, что восемь лет разницы — это Великая Китайская стена: и не обойдешь, и не перепрыгнешь. А иногда ведь хотелось нормально пообщаться, как брат с братом. Роман не знал, почему не получалось. Когда был помладше, думал, что все дело действительно в возрасте: дурак, он еще молодой да зеленый по сравнению с братом, поэтому тот и относится к нему как к неразумному ребенку. Но — на минуточку — ему уже тридцатник прилетел, а все как было, так и осталось. Нравоучения так никуда и не исчезли. Единственное достоинство Сашки по сравнению с отцом заключалось только в том, что брат обычно был спокойным, а вот Юрий Яровецкий норовом обладал резким и в выражениях не стеснялся. Рома, как правило, тоже не стеснялся, если его доводили до ручки, но, когда с возрастом отец стал сдавать, Сашка целиком и полностью взял его роль на себя. На спокойные выпады братца не сильно-то и покричишь, поэтому доводилось только едкими фразочками отделываться. Но даже если это Сашку действительно раздражало, то он это почти никак не демонстрировал.       Так и не дождавшись более содержательного ответа, Александр застегнул пуговицы на пиджаке.       — Мне пора на работу. Я навещу тебя позже.       — Не утруждайся. Когда меня выпишут, я позвоню Никонорову. Он отвезет.       Саша еще какое-то мгновение стоял рядом с выходом и смотрел на него, в то время как сам Рома продолжал равнодушно созерцать потолок.       — Хорошо. Как хочешь. Но я все же попрошу тебя дать мне знать, когда будешь дома.       Рома медленно кивнул и растянул губы в кривой улыбке.       — Обязательно.       Саша ушел, тихо прикрыв за собой дверь, и улыбка тут же медленно сползла с лица Романа. Он так и не пошевелился, продолжая бездумно скользить взглядом по беленым стенам палаты, и думал о том, что же с ними обоими все-таки не так. Почему между ними не было этой братской любви, которая, как в пословице, пуще каменных стен?..       Вздохнув, Рома опустил подушку ниже и улегся, морщась и шипя от неприятной боли, которая все еще сквозила в потревоженных мышцах. Он как-то не хотел задумываться над этим, но мысль против воли все равно продолжала настойчиво лезть в голову. Какой-то незнакомый человек спас его из-под машины, не испугавшись рискнуть собственной жизнью. А если бы там был Сашка, сделал бы он то же самое?..       Роман рассеянно смотрел перед собой и понимал, что не имеет ни малейшего понятия о том, как бы поступил в такой ситуации его собственный брат.