Посланник снов

      Когда на пороге его кабинета показался Никоноров, шурша полиэтиленовым пакетом, Роман занимался тем, что грыз большой палец, таращась в пространство пустым взглядом практически не мигая. На самом же деле его полностью занимала обрушившаяся недавно мысль о подставном брате. В голове уже битых полчаса он крутил и ворочал эту теорию с разных сторон, пытаясь представить, кому нужно было бы подставлять Шевкова, который и так был по горло в долгах; как можно было бы вообще провернуть подобную авантюру, и как так вышло, что Дольникова не распознала подмены. Впрочем, в последнем пункте на руку убийце могли сыграть обстоятельства: глухая ночь, скудное освещение, да и жертва не слишком тесно общалась с родственником, чтобы заметить какие-нибудь внешние отличия. Девушка открыла ему, возможно потому, что боялась таинственного преследователя, и наверняка не слишком-то и вглядывалась в черты лица своего ночного гостя. Да и вряд ли бы ей пришло в голову в тот момент разглядывать, под каким глазом у него была родинка.       — Ты такими темпами скоро останешься без пальца, — с легкой укоризной в голосе произнес Никоноров, и Роман, будто очнувшись, тут же поспешил вытереть обозначенную часть ладони о рукав. Алексей тем временем поставил пакет на диван и, достав два бумажных контейнера с едой, один поставил на стол перед Яровецким.       — Взял всем одинаковое, чтобы не ворчали, — усмехнувшись, пояснил он, когда заметил вопросительно приподнятую бровь Романа. — И ты в том числе.       Роман, поджав губы, фыркнул.       — Когда это я ворчал? Я, между прочим, всеядный!       Никоноров возвел очи горе, но предпочел не комментировать. Они практически синхронно открыли крышки контейнеров, где оказалась аккуратно упакована в картонных коробках гречневая каша, салат из капусты и большая котлета по-киевски, плотно обернутая в фольгу. У Романа при виде всей этой красоты прямо слюнки потекли — до этого момента он даже не осознавал, насколько был голодным.       Вытащив одноразовые приборы, которые также были упакованными в контейнере, он открыл крышку на гречке и салате, после чего с энтузиазмом принялся за еду. Заметив, с какой скоростью начальник принялся поглощать обед, Алексей невольно рассмеялся.       — Эй, ты помедленнее, каша никуда не убежит!       — Заткнись, — беззлобно проворчал Яровецкий и, сделав титанический глоток, бросил быстрый взгляд на товарища. — Давай, рассказывай, что ты там выяснил.       — Подожди, пойду чайник поставлю.       Пока Никоноров ходил туда-сюда, Роман успел оприходовать свой нехитрый перекус и теперь, вполне сытый, чувствовал себя довольным, умиротворенным и готовым к работе. Алексей вернулся несколько минут спустя с чашками, от которых шел пар, и поставил рядом с Романом его любимую желтую кружку с большим улыбающимся смайликом. Втянув носом приятный аромат кофе, Роман блаженно прикрыл глаза и откинулся на спинку стула.       — Как же мало на самом деле нужно для счастья.       Алексей вытянул из пакета пачку вафель и, открыв, положил на стол.       — Думаю, ты станешь еще счастливее, когда я скажу, что мы не ошиблись в предположениях.       Яровецкий мгновенно открыл глаза и тут же вернулся в нормальное рабочее положение, взявшись за чашку. Чуть подавшись вперед, он пристально посмотрел на собеседника.       — Продолжай.       Никоноров вскинул руку и, отхлебнув, принялся грызть вафлю, безбожно засыпая крошками стол начальника. Роман не обращал на это совершенно никакого внимания.       — Я встретился с несколькими девушками из списка Павла, более-менее близкими подругами Дольниковой, — покончив с одной вафлей, Алексей принялся за следующую. Никоноров был жутким сладкоежкой и ни дня не мог прожить без какой-нибудь печеньки, конфетки или пряника. Роман давно привык, что если они обедают вместе, то в подавляющем большинстве случаев его рабочий стол со стороны Лешки всегда покрыт чем-то противно липким и сладким, и был рад, что товарищ решил немного разнообразить свой рацион, пусть и громко хрустящие вафли слегка действовали ему на нервы.       — Терпеть не могу всех этих расфуфыренных девиц. Возможно, я старомоден, но когда одна из них, узнав, что я из полиции, попросила сделать совместное селфи, мне снова показалось, что я ошибся веком рождения.       Роман рассмеялся, невольно представив себе эту картину.       — Эх, Валерьевич, просто смирись, что ты уже слишком стар для общения с «расфуфыренными девицами».       — Я всего на четыре года тебя старше, так что не надо тут.       Яровецкий вскинул руки в примирительном жесте.       — Ладно-ладно, неудачная шутка. Ну так что, после того как тебя… э-э… сняли, хоть одна из них рассказала что-нибудь дельное?       Алексей бросил на него многозначительный взгляд исподлобья, пока Роман давился беззвучным смехом в свою чашку с кофе.       — Угу, — покончив с вафлями, Никоноров струсил с ладоней крошки и сделал еще один глоток. — Дольникова несколько раз мимоходом упоминала некоего преследователя, но чаще всего в шутку — видно, он наблюдал за ней не один день, но всегда на расстоянии. Может быть даже гораздо дольше, чем она сама знала. И судя по тому, что мне рассказали, сперва она говорила об этом так, будто такое внимание ей даже льстило. Вероятно, все изменилось в последние день-два… Возможно, он сделал какой-то необдуманный шаг, что-то, что ее напугало, и поэтому она так стремительно снялась с места и укатила ночью за город. Не самая мудрая идея как по мне, но Дольниковой уже этого не скажешь.       — М-м…       Роман, пока Алексей убирал со стола пустые контейнеры, крошки и обертку из-под вафель, машинально запустил в рот палец, вновь полагаясь на свое воображение, чтобы представить, как это могло выглядеть. Молодая яркая брюнетка в стильных шмотках и дорогих аксессуарах отжигает на вечеринках чуть ли не каждую ночь. Да преследователь мог заприметить ее где угодно — та меняла ночные клубы как перчатки, впрочем, как и круг знакомых. Может, это было убийство на почве неразделенной любви? Или ревности? Может, Шевков здесь действительно просто козел отпущения, и ничего более?..       Пока Никоноров суетился с уборкой, Яровецкий вытащил из-под папок портрет подозреваемого и какой-то момент пристально в него вглядывался. Неужели все действительно так прозаично и семейная драма не имела отношения к смерти девушки? У Романа все еще было много сомнений, чтобы окончательно принять эту теорию как имеющую право на существование. Был ли Шевков в сговоре с убийцей? Если да, то зачем подставлять себя?.. Яровецкий на секунду прикрыл глаза, положил листок на стол, а затем откинулся на спинку кресла и, вытащив палец изо рта, уставился в беленый потолок.       Алиби. У Шевкова на момент преступления было железное алиби. И если он действительно имел отношение к убийству своей сестры, то доказать это было несколько проблематично, располагая только косвенными уликами и свидетельствами. Конечно, мотив у него был — хотя бы месть отцу за то, что не внес его в завещание, а отдал все ребенку от другой женщины. Если все так хотя бы отчасти, то Шевков придумал интересную схему: свалить все на себя, заранее подготовив неопровержимое алиби на момент совершения убийства, — вот тебе и фокус с раздвоением, и даже в случае какой-нибудь непредвиденной осечки попробуй докажи потом, кто врет, а кто говорит правду. Пусть пока некоторые детали оставались неясны и было непонятно, каким образом Шевков состряпал себе двойника, имея крайне скудные средства к существованию, но за эту ниточку можно было потянуть…       Роман снова взял в руки листок и нахмурился. Двойник… Если он и правда подставное лицо для отвода глаз, то не на улице же Шевков его подобрал? Да и шанс встретить похожего на тебя человека едва ли большой…       От внезапно пришедшей в голову мысли Роман едва ли не подскочил на своем кресле.       — Первая жена, — пробормотал он, и Никоноров, нагнувшийся, чтобы выбросить мусор в корзину, выглянул из-под стола.       — А?       Роман замахал рукой. Мысли проносились в голове одна за другой так стремительно, что язык за ними не поспевал.       — Помнишь, Дольников упомянул в разговоре, что есть какая-то история, связанная со смертью матери Шевкова?       Алексей медленно сел на стул и утвердительно кивнул.       — Ну?       Роман громко прищелкнул языком.       — Что «ну»? Давай, соображай, Валерьевич! Мы с тобой все спорили из-за фокуса с раздвоением, а вдруг никакого фокуса не было, и родинка, — Роман поднял лист с портретом и, повернув его лицевой стороной к Никонорову, возбужденно постучал по правому глазу, едва не проткнув пальцем бумагу, — с правильной стороны?       Алексей переводил взгляд с рисунка на начальника и обратно несколько долгих секунд, которые казались Роману вечностью. Он и сам поражался, как не додумался раньше, ведь объяснение было буквально перед глазами — Инаев сам ему его дал еще вчера, а у него ушли почти сутки на то, чтобы во всем разобраться. Просто поразительная недалекость!       — Подожди, — Алексей неверяще хмыкнул, уставившись на едва ли не прыгающего в кресле от нетерпения Яровецкого, — ты хочешь сказать, что у Шевкова есть брат-близнец? Близнец с этой самой родинкой под правым глазом, который и убил Дольникову?       Роман от души шваркнул рукой с портретом по столу, расплывшись в широкой улыбке.       — Мы с тобой те еще тугодумы, но пока это только теория, которую нужно еще доказать!       Никоноров задумчиво скрестил руки на груди.       — Даже не знаю. Я ведь говорил с женой Шевкова, говорил с его друзьями — ни она, ни кто-либо из них не упоминал ни о каком брате. Да и Дольников тоже… Не кажется ли тебе это немного притянутым за уши? В конце концов, твой новый друг мог просто ошибиться.       Роман в ответ только закатил глаза и громко прищелкнул языком.       — Валерьевич, друг мой, так для этого и существует наша работа, — доверительным шепотом поделился Яровецкий, буквально сгорая внутри от нетерпения и азарта в предвкушении погони. — Чтобы проверять, перепроверять и переперепроверять дважды, трижды, да хоть сотню раз! Пока один Шевков здесь, есть вероятность, что мы сможем поймать другого. По крайней мере, я процентов на восемьдесят уверен, что он все-таки существует.       Алексей какой-то момент просто моргал, глядя ни рисунок, лежавший между ними, а потом нахмурился и встал.       — Не знаю, откуда взялась твоя уверенность, но ладно. Хорошо. Если ты прав и этот близнец действительно не плод твоего воображения, нам лучше его найти, пока наши сорок восемь часов не истекли и Шевков не вышел на свободу. Я тогда попробую выяснить, что там за история случилась с его матерью.       — Давай. И возьми Макса с Жеником, так будет быстрее, — бросил вдогонку Яровецкий. Алексей кивнул и стремительно вышел за дверь. Роман несколько раз побарабанил пальцами по столу. — А я пойду потолкую с нашим гостем… Авось чего да и расскажет.       Шансов было откровенно немного, но попытаться все же стоило.       Следственный изолятор находился на первом этаже, но вниз Роман спускался лифтом в гордом одиночестве. Сорвав ребят с места посреди творческого процесса под названием «отчет о происшествии», Никонорова со спутниками исчез, прежде чем нога Яровецкого ступила на мраморный пол. Жаль будет покидать это место, мимолетом подумал он, засунув руку в карман джинсов, и скользнул взглядом по облицованным светлой штукатуркой стенам. Всего он провел здесь три года, из которых последние полтора — в качестве старшего следователя, чем бесил многих из здесь работающих полицейских. Занять такую должность, не имея даже тридцати лет за плечами, — о чем только не шептались и не судачили в этих стенах, когда приказ о его назначении увидел свет. Некоторые из слухов, что доходили до Романа, были откровенно смешными, некоторые — нелепыми и неприличными, но ему по большому счету было все равно. Он свое место заслужил честно, несмотря на возраст, наличие нужных связей и богатых родителей. Но почему-то редко когда завистники, провожающие колкими взглядами из-за угла, думали о том, какой бывает цена за такой успех, выбитый собственными мозгами, способностями и тренировками. Один из самых молодых руководителей следственного отдела за всю его историю — сейчас ему тридцать, он разведен, практически не общается с семьей и время от времени топит свое одиночество в алкоголе, когда жалость к себе становится настолько невыносимой, что от нее хочется выть. Не так уж и радужно выглядела его жизнь, едва за спиной закрывались двери участка, но об этом, конечно же, никто не знал.       С приветственной улыбкой и кивками, которыми он обменивался с попадающимися ему навстречу патрульными и участковыми, Яровецкий почти до конца прошел длинный коридор, когда его телефон в кармане брюк вдруг завибрировал.       Выругавшись в полголоса, Роман вытащил смартфон и досадно вздохнул, увидев имя звонившего.       — Ты не вовремя, — без предисловий произнес Яровецкий, предусмотрительно понизив голос, и отошел от кабинки любопытного дежурного, что стояла у блока следственных камер.       — Я всегда не вовремя, уже привык, — парировал Саша на том конце провода, и Роман едва ли не скрежетнул зубами. Даже сарказм у него получался такой, что, если не знаешь, что это и правда сарказм, можно принять за обезоруживающую прямолинейность. Специально или нет, но эта манера брата успешно помогала ему управляться с партнерами по бизнесу уже целых десять лет.       — Ха-ха, твоему остроумию нет предела, я оценил. Новое что скажешь или ты звонишь мне просто похвастаться еще какой-нибудь свежеиспеченной шуткой?       — Я нанял частного сыщика следить за твоим спасителем.       Повисла пауза. Роман оторопело моргнул, в какой-то момент разом лишившись и дара речи, и возможности адекватно соображать. Сердце вдруг учащенно забухало в груди, внезапно увеличившись до размеров трехкилограммового валуна, который при каждом ударе грозил проломить ребра и вылететь наружу.       Вот уж шутка так шутка…       — Ты… Ты что сделал?.. — едва ли не заикаясь, прошептал Роман, у которого в голове не укладывалось, что его брат — его педантичный, равнодушный и абсолютно рациональный до мозга костей старший брат — выкинет такой совершенно не равнодушный с точки зрения самого Яровецкого дикий фортель, да еще и расскажет об этом сам совершенно обыденным тоном. Справившись с первым потрясением, Роман вцепился в смартфон с такой силой, что побелели пальцы, и выкрикнул во всю мощь своих прокуренных легких: — Какого хрена, Саш?!..       Его громкий злой голос эхом разнесся по всему длинному коридору, заставив немногих присутствующих на мгновение забыть о своих делах и обернуться. Некоторые даже выглянули из своих кабинетов и в любопытстве уставились на него. Роман, потерев переносицу, насилу выдавил из себя некое подобие улыбки и нервно замахал рукой невольным свидетелям своего срыва, показывая тем самым, что все в порядке.       Хотя на самом деле ни черта не было в порядке.       — Я хотел тебе рассказать вчера, но ты не пожелал слушать. Сейчас ты явно не спишь, так что будь добр выкроить минутку и выслушать. Это может быть важно.       Со свистом втянув воздух свозь стиснутые зубы, Яровецкий принялся ходить взад-вперед, пытаясь преодолеть невыносимое желание удариться головой о стену, побороть искушение разбить дурацкий смартфон на тысячу кусочков и не врезать кому-нибудь, кто случайно подвернется под горячую руку. Дежурный у входа в блок изоляторов тактично уставился носом в газету, даже не смея поднять глаза, когда Роман, запустив руку в волосы, в очередной раз прошел мимо его кабинки.       Ну почему, черт возьми?.. В какой-то момент Яровецкий едва ли не взорвался от распирающего его изнутри истеричного хохота. Когда его брак трещал и разваливался на части, Сашке почему-то не пришло в голову даже поинтересоваться, как у его младшего брата дела. О том, чтобы нанять кого-то, чтобы проследить за невесткой, у него наверняка даже тени мысли не промелькнуло — ведь это не его было дело. Роман обо всем узнал сам и пережил с каким-никаким достоинством сам, с высоко поднятой головой (пусть далеко и не гордо), находя утешение то в работе, то в посиделках с друзьями, то гоняя на внедорожнике глухими ночами, когда прийти домой было так противно, что хотелось напиться вусмерть. Почему-то тогда, когда он действительно нуждался в словах утешения, когда ему действительно необходимо было, чтобы его выслушали, чтобы поняли и подсказали, как быть, Сашка даже пальцем не пошевелил. Да, они редко общались, но о своем разводе Роман рассказал брату одному из первых. Просто взял и поставил перед фактом однажды поздней ночью, ожидая хоть какой-то реакции, но тщетно: до сути брат докапываться не стал; ему, видно, с лихвой хватило того, что соизволил рассказать сам Яровецкий. Поэтому для Романа стало громом среди ясного неба внезапное откровение, которым Саша любезно решил с ним поделиться. Так какого, спрашивается, лешего?..       — Ты… — начал Роман и тут же прикусил язык, опасаясь, как бы не начать материться прямо в коридоре, где эхо отчетливо разносило каждое его слово по всем кабинетам. Взлохматив волосы и даже не обратив внимания на притупленную саднящую боль, которую вызвали его действия, он понизил голос до шепота, цепляясь за последние крохи самообладания. — Зачем, Саш? Скажи мне. Мой развод не вызвал у тебя столько интереса, сколько человек, спасший мне жизнь. За Леной ты бы отродясь не послал никого следить, даже если бы я сам тебя попросил. Да что с тобой не так, а? Ты бесишься, потому что на этот раз со мной случилось что-то хорошее и это не имеет к тебе отношения? Или тебя в принципе бесит, если со мной случается что-то хорошее?       — Не говори ерунды, — прозвучал из динамика усталый голос брата. — Я просто беспокоюсь. Сейчас развелось очень много мошенников, и вполне возможно, что Дарий Инаев спас тебя не по счастливому стечению обстоятельств, а по заранее продуманной схеме.       Роман прислонился спиной к прохладной стене и уперся в нее затылком. Дежурный в кабинке бросил на него мимолетный взгляд и снова с архиважным видом уткнулся в свою газету — Яровецкий едва ли это заметил. Он рассмеялся — сначала хрипло, надтреснуто, а затем с горечью, потому что ожидать чего-то другого от брата было бессмысленно, но он почему-то все еще надеялся услышать от него что-нибудь, хоть немного не напоминавшее о собственной никчемности…       — Ты вообще слышишь себя со стороны, Сашка?.. — Роман устало провел ладонью по лицу и медленно сполз вниз, присев на мраморный пол под немой офигевающий взгляд дежурного, который украдкой смотрел на него, но так в конечном итоге и не решился выйти из своей кабинки. — Ты пришел к выводу, что Инаев мошенник, потому что он отказался от какой-либо компенсации за свой поступок? Так я тебе больше скажу: он и со мной не захотел иметь ничего общего, после того как я еле-еле уговорил его сесть в машину, чтобы до дома тогда, в понедельник, довезти. Да, он слегка чудной, но это не делает его преступником.       Александр в динамике какой-то момент только громко сопел, и Роман, воспользовавшись передышкой, прикрыл глаза. Господи, а ведь он только перестал сомневаться… Да, с видео со спасением еще предстояло разобраться и с несколькими сопутствующими мелочами в виде сотрудничества с полицией тоже, но, если брать в целом… Яровецкий не видел в Инаеве злодея и не желал видеть. Даже наоборот. Роман был уверен, что находился в шаге от того, чтобы завести нового друга, немного чудаковатого, но оттого не менее интересного.       — В любом случае он явно в чем-то замешан, — на выдохе произнес Саша и добавил: — За ним кто-то следит со вчерашнего дня.       В следующий момент Роман отлип от стены и напрягся, моргнув.       — Что? Что ты сказал?       — Мне сообщили, что за твоим спасителем наблюдает кто-то еще.       Яровецкий резво поднялся с пола и перехватил телефон другой рукой.       — Кто-то еще кроме твоего сыщика?.. — недоуменно протянул он. — Кто?       — Пока не знаю, но подумал, что тебе стоит сообщить.       Роман рассеянно засунул в рот палец и снова принялся расхаживать из стороны в сторону. Сашка говорил что-то еще, но Яровецкий почти ничего не слышал. За Инаевым кто-то следил… Но кому вообще нужно следить за хромым художником? Роман от напряжения прикусил ноготь сильнее, чем требовалось, и зашипел, когда случайно оторвал кусочек кожи: из маленькой ранки проступила кровь.       — Роман?.. — раздался в динамике голос Сашки, и Яровецкий, вспомнив о существовании брата, снова машинально поднес телефон к уху.       — Попробуй выяснить, кто преследует Дария. Пожалуйста, — глухо попросил он, рассеянно разглядывая раненый палец, в котором начинал неприятно биться пульс. Про себя он взмолился о том, чтобы хотя бы на этот раз брат поступил так, как он просил. А не как обычно.       — Хорошо, — через пару секунд согласился Сашка, и Роман вздохнул с облегчением. — Я попробую. Когда что-нибудь узнаю — перезвоню. Не натвори глупостей.       — Уж чья бы корова мычала, — по привычке огрызнулся Яровецкий и, дав себе мысленный подзатыльник, выдохнул. — Ладно, спасибо, ты… Спасибо.       Отключившись, Роман спрятал телефон в карман джинсов и снова протер лицо, ощущая смутное беспокойство. Кто мог следить за Инаевым? И зачем?.. Яровецкий сделал несколько шагов по направлению к дежурному, который снова оторвался от газеты, уставившись на следователя в ожидании, и опять замер.       Связано ли это было с тем, что художник вчера приходил в участок, чтобы нарисовать портрет подозреваемого? Или же Инаев сам во что-то влез?.. Совпадение? Роман прикрыл глаза, ощущая, как где-то в районе затылка начинает разрастаться слегка ноющая тупая боль. Для полного счастья ему не хватало только ее, и он, раздраженный, обеспокоенный и несколько взвинченный, подошел наконец к кабинке и махнул в сторону металлической двери с парой решеток.       — Мне нужно поговорить с подозреваемым. — Яровецкий едва удостоил молодого сержанта взглядом, когда тот, что-то ответив, торопливо выскочил наружу и принялся звенеть ключами, чтобы открыть дверь.       Оказавшись внутри, Роман прошел мимо пары пустых и нескольких занятых камер, остановившись в итоге у предпоследней. Шевков за решетчатой дверью сидел на скамье, обхватив колени руками, и, поджав губы, недовольно хмурился, уставившись куда-то в пространство. Заметив Яровецкого, он невольно выпрямился, спустив ноги на пол, но недовольство с лица не спешило никуда исчезать.       — Когда меня выпустят? — Он скрестил руки на груди, пытливо уставившись на Романа. — Я не убивал Киру, я вам говорил!       — Да-да, вы не убивали, я в курсе, — подтвердил Роман, шмыгнув носом, и сделал шаг вперед. — Ее убил ваш брат-близнец.       Яровецкий пристально наблюдал за реакцией подозреваемого. Пусть у него и не было никаких доказательств, лишь шаткая теория, но попытаться все же стоило. Лицо Шевкова слегка вытянулось после его слов, и он часто заморгал.       — К-кто?..       Роман продолжал невозмутимо смотреть на подозреваемого, в то время как Эдуард вдруг расплылся в несмелой улыбке, а потом и вовсе расхохотался.       — Вы меня что, разыгрываете? Какой еще брат-близнец?       — Не знаю, вам виднее, — с заговорщицкой ухмылкой подмигнул Роман, спрятав руки в карманы джинсов, и вежливо улыбнулся. — Может, тот, который связан со смертью вашей матери? Ведь поэтому у вас с отцом такие непростые отношения? Настолько непростые, что он даже не внес вас в завещание… Я, наверное, на вашем месте тоже невзлюбил бы сестру. Тем более если она прожигала все деньги на отвязные вечеринки и беззаботно жила в свое удовольствие, пока ваша жизнь неуклонно летела под откос.       Шевков перестал смеяться, и его улыбка, все еще каким-то чудом державшаяся на обескровленных губах, стала блеклой и фальшивой, будто спадающая маска, которая — еще секунду — и отвалится окончательно. Роман, продолжая все так же вежливо улыбаться, просто ждал, вложив в слова столько уверенности, сколько нас самом деле совершенно не чувствовал. Если Шевков хороший актер и если будет отпираться, останется только уповать на то, что они найдут какой-нибудь след в прошлом и самостоятельно отыщут версию 2.0 до того, как Эдуард выйдет отсюда.       Шевков облизал губы.       — Понятия не имею, о чем вы говорите, — пробормотал он, прокашлявшись. — Моя мать умерла от несчастного случая, когда мне было семь: она случайно выпала из окна. Мы жили на девятом этаже, она не выжила.       Роман, слегка прищурившись, пристально вглядывался в Шевкова, который тем временем, опустив голову, разглядывал свои пальцы. У Яровецкого было ощущение, что подозреваемый действительно сказал правду или какую-то ее часть, но словам Дольникова следователь верил все же чуточку больше. Если это был действительно несчастный случай, зачем тогда игнорировать старшего сына, зачем показательно отдавать все состояние гулящей младшей дочери, которая это состояние растратила бы на раз-два? Тут даже думать не надо: Ярослав Шевков таким образом тоже за что-то мстил. Так что история с несчастным случаем точно не была такой однозначной, какой пытался выставить ее Шевков.       — Послушайте, Эдуард Ярославович, — вздохнув, начал Роман, прикрыв глаза и мечтая в этот момент выпить чего-нибудь, чтобы голова перестала трещать. — Если вы будете сотрудничать, если расскажете, как все было, то вам могут скостить срок за соучастие в убийстве.       Шевков вскинул голову, и Роман, глядя на него, мысленно взмолился о том, чтобы все это дело распуталось поскорей. Он был уверен, практически на сто процентов уверен, что Эдуард знал о том, что сестру убьют, и специально оставался в казино до утра, чтобы наверняка исключить возможность своего причастия. В суде запись с камер видеонаблюдения стала бы куда более весомым доказательством, чем показания единственного свидетеля, который и сам толком не был уверен в том, что видел. Разумеется, если бы здесь был Шевков-старший со своим свидетельством, дело бы продвинулось куда быстрее, но Роман надеялся, что даже с имеющимся набором фактов сумеет раскрыть это дело.       Подозреваемый смотрел на него какой-то момент, после чего губы его дрогнули, но взгляд вдруг потух. Он снова опустил голову на свои руки.       — Мне нечего вам сказать, — ответил он, сжав в молитвенном жесте переплетенные пальцы. — Я не убивал Киру. И я не знаю, кто ее убил.       Роман громко вздохнул. Что ж, ладно, можно пойти и более сложным путем.       — Хорошо, я это учту.       Он отвернулся и направился к выходу, слегка морщась от нарастающей головной боли. Постучав по двери в блок, он дождался, когда дежурный его выпустит, после чего, пройдя длинный коридор, вошел в лифт и, нажав на кнопку своего этажа, прислонился головой к прохладной стене. Фактически у него оставались сутки на поиски этого таинственного близнеца, а зацепок пока не было никаких. Возможно, Никонорову и остальным удастся отыскать какую-то ниточку: как его зовут, где он жил все это время и почему им на глаза не попались хоть какие-нибудь документы, подтверждавшие его существование.       Когда двери открылись, Роман направился в отдел с тяжелым сердцем и не менее тяжелыми мыслями. О том, что Инаев дал им сразу бросающуюся в глаза подсказку, Яровецкий старался не думать, потому что голова и без того трещала как ненормальная. Не говоря уже о том, что он совершенно не понимал, каким образом художник, не зная никаких деталей, судя по всему, не ошибся, когда рисовал на своем рисунке родинку под злополучным правым глазом, а не левым.       В отделе было безлюдно и тихо. Стас с Павлом все еще работали над транспортом, Леша, Женя и Макс взяли в оборот давнюю историю с матерью Шевкова, у Влада был выходной. Марина висела на телефоне, когда он вошел, и, едва скользнув по нему взглядом, тут же повесила трубку, после чего торопливо подошла, на ходу поправляя форменный пиджак.       — Звонила секретарь Ярослава Шевкова, ей наконец-то удалось связаться с ним. Они с женой вылетят ближайшим рейсом, как только доберутся до аэропорта. Самое раннее — прилетят завтра к обеду.       Роман кивнул и присел на край стола Никонорова, прикрыв глаза. Хоть какая-то хорошая новость.       — Замечательно. — Он вяло улыбнулся и поморщился. — Как раз то, что нам нужно, а то я уже слегка задолбался.       — Роман Юрьевич, — произнесла она после небольшой паузы, и Яровецкий приоткрыл один глаз, — вам нехорошо? Вы побледнели.       В нормальной ситуации Яровецкий бы, скорее всего, снова сострил бы что-нибудь, чтобы просто полюбоваться реакцией, но тупая боль мешала сосредоточиться и уж точно не служила источником вдохновения для показательного остроумия.       Он махнул рукой.       — Ничего страшного, голова просто болит немного. Сейчас выпью что-нибудь, и все пройдет.       — У нас есть «Ибупрофен» — сейчас принесу.       Яровецкий кивнул и услышал только, как негромко стучали каблуки девушки, когда она перемещалась по отделу в поисках аптечки и его желтой кружки со смайликом, чтобы налить воды. Пока Роман был предоставлен сам себе и просто дышал, иррационально стараясь не вертеть головой, чтобы не провоцировать новые боли, в кармане брюк снова завибрировал смартфон.       Когда он открыл один глаз и увидел «Саша» на экране дисплея, наверное, второй или третий раз в жизни ему не захотелось сразу же швырнуть телефон куда подальше. Яровецкий мгновенно снял трубку и выпалил:       — Ну что там?       — Инаев купил на автостанции билет на автобус около часа назад и уехал. Его преследователя, к сожалению, упустили, — лаконично ответил Саша.       Роман спрыгнул со стола, с силой вцепившись в телефон.       — Куда он уехал?       — Куда-то за город. Подожди минуту.       Роман запустил руку в волосы и мысленно выругался, пока в динамике воцарилась пауза. Какого черта ему с его травмой не сиделось дома на больничном?! Яровецкий подозревал, что Инаев был не из тех людей, которым в кайф валять дурка перед теликом в свободное время, но чтобы переться с раненой ногой черт знает куда, да еще и на ночь глядя…       — Записывай, — раздался в динамике голос Александра, и Роман, схватившийся за первый попавшийся карандаш на столе Лешки, потянулся к стопочке стикеров. Едва он закончил писать, как сразу же замер.       Брат продиктовал ему направление автобуса, а следом название поселочной станции, на которой должен был сойти художник. Яровецкий потрясенно моргал какой-то момент, и головная боль, донимавшая его, сразу ушла куда-то на второй план.       Инаев поехал в поселок, где была убита Дольникова. И, вероятно, сейчас кто-то следовал за ним туда же.       Роман отнял от уха телефон и сжал ладони в кулаки, не находя никаких слов, чтобы выразить, насколько вся эта ситуация была несвоевременной, глупой и просто идиотской! Попался бы ему только Инаев в поле зрения, и Яровецкий бы не стал с ним церемониться, даром что спаситель!       — Я все понял, я тебе перезвоню, — на автомате произнес он брату и отключился, не дав тому вставить даже слова. В этот момент вернулась Марина с таблеткой и кружкой. Спешно взяв у нее лекарство, Роман сделал один большой глоток, отдал девушке кружку назад и протараторил:       — Найди в базе внештатных сотрудников Дария Инаева и перешли мне его номер телефона.       — Хорошо, Роман Юрьевич.       Стремглав помчавшись к дверям, Яровецкий затормозил у самого выхода и снова обернулся.       — Если вернутся Стас с Пашей, пусть присоединятся к Никонорову и остальным.       Марина кивнула.       — Я передам.       Взявшись за ручку, он снова кое-что вспомнил и опять обернулся, на этот раз сверкнув благодарной улыбкой от уха до уха.       — Спасибо, Мариш.       Девушка в ответ только хмыкнула. Роман дернул дверь на себя и поспешно направился к лифту.