Посланник снов

      Роман чувствовал себя взвинченным, злым и очень раздраженным, в нетерпении отстукивая по рулю незамысловатую дробь, пока стоял на светофоре, мысленно поторапливая цифры на обратном отсчете. Страшно хотелось курить, но еще больше хотелось выяснить, что, собственно, происходит и какого черта художника понесло на ночь глядя к месту преступления. Марина прислала ему номер Инаева через каких-то пятнадцать минут после того, как он стремглав вылетел из участка, но Роман этому обстоятельству даже не слишком-то и порадовался, поскольку всякий раз, стоило набрать спасителя, ответом ему служили только долгие протяжные гудки, которые после четвертого или пятого звонка настолько набили Яровецкому оскомину, что его терпению пришел конец и он в остервенении бросил смартфон на соседнее сиденье. Немного притупившаяся головная боль снова дала о себе знать, отчего Роман только сильнее стискивал зубы, стараясь хоть немного успокоиться.       Будто назло, из города Яровецкий выезжал едва ли не целую вечность. Ему казалось, что он останавливался на каждом дурацком светофоре, на каждом пешеходном переходе, а вдобавок ко всему уже практически на самом выезде он застрял в пробке, и никаким образом объехать километровую очередь из автомобилей не представлялось возможным. В конце концов, смирившись с неизбежным, он в сердцах ударил по рулю и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. Существовала небольшая вероятность, что преследователь не поехал за Инаевым, а еще, что он мог тоже застрять в пробке. Слабое утешение, ведь он не мог ни подтвердить его, ни опровергнуть. Только надеяться, что успеет вовремя и что ничего непоправимого не произойдет.       Когда Яровецкому надоело слушать собственные мысли, которые ходили по замкнутому кругу, раздражая его все больше, он включил радио, открыл окно и закурил, затягиваясь и блаженно выдыхая в воздух сероватый дым. Сигареты всегда неплохо его успокаивали, хотя Роман и знал, что с привычкой этой нужно завязывать, как и с кофе, который на работе он едва ли литрами в себя не вливал. Несколько раз он попеременно пытался покончить то с одним, то с другим, но позже все равно срывался и вскоре пришел к выводу, что сила воли у него ни к черту. Даже после спасения из-под колес он не нашел в себе сил избавиться от вредных привычек, и если уж несостоявшееся рандеву со смертью не смогло привести его в чувство и добавить хоть капли выдержки, то уже не сможет ничто.       Он докуривал вторую сигарету, когда смартфон на соседнем сидении вдруг взорвался гитарными аккордами Eye of the tiger, заставив Яровецкого подскочить от неожиданности. Спешно затушив и выбросив папиросу, он потянулся к гаджету в слабой надежде, что ему перезванивал Инаев, но вместо этого увидел на дисплее имя «Стас». Выключив радио, он поднял трубку.       — Да? — гаркнул Роман и почти моментально отнял смартфон от уха, поскольку вместо размеренного голоса Кузьмицкого в динамике со скоростью двести слов в минуту начал тараторить Пашка, и первую половину его воодушевленного монолога Яровецкий даже не успел толком осмыслить. Поэтому, прервав стажера на полуслове, он попросил его повторить все то же самое помедленнее и с паузами.       — У нас есть свидетель! — объявил Павел, и голос его заметно подрагивал от радости. — Точнее, свидетельница. Работает кассиром на автовокзале, она узнала Шевкова на фотороботе. Сказала, что он приходил вчера и, по ее собственным словам, вел себя чудно, поэтому она его запомнила.       — В каком смысле? — не понял Роман. Стажер отчего-то немного замялся.       — Ну она сказала, что он был будто невменяем. Что несколько раз повторила ему, что в тот день не было ночного рейса до поселка, а до него будто не доходило. О, и еще что он как-то странно смотрел, но с этим я, если честно, не очень разобрался.       Яровецкий мысленно взял слова стажера на заметку.       — В котором часу это было? — нахмурился Роман.       — Где-то в половину второго во вторник примерно. Камер тут не слишком много, мы со Станиславом Константиновичем все посмотрели вдоль и поперек за тот период, но видели подозреваемого только со спины — он был в черном худи с капюшоном на голове и в темных штанах. Свидетельница была точно уверена, что это он.       — Замечательно, — выдохнул Роман, потирая переносицу. Что ж, это уже кое-что — еще одно доказательство существования близнеца пришлось очень кстати. — Где вы сейчас?       — Проверяем маршрут подозреваемого — тут есть несколько магазинов и стоянка таксистов, Станислав Константинович пошел поговорить с ними, может, кто что видел… Возможно, нам удастся проследить его путь, чем он ехал за жертвой и, может, даже, как добирался обратно.       — Ладно, молодцы, работайте, — Роман выдавил из себя улыбку. — И держите меня в курсе.       — Конечно, Роман Юрьевич, — с энтузиазмом заверил начальника Павел, после чего отключился. Яровецкий какой-то миг задумчиво вертел телефон в руке, невидящим взглядом разглядывая череду машин перед собой. Если второй Шевков не ехал на автобусе, то воспользовался такси. Шанс найти водителя, который вез его туда, был неплохой, но Роман сомневался, что таким же образом преступник покинул место преступления. Они ведь не нашли орудие убийства, и если он действительно забрал его с собой, то вряд ли бы выбросил по дороге, находясь в машине.       Машинально запустив в рот большой палец, Яровецкий некоторое время просто сидел и грыз его, пока в голове собирались кусочки паззла, чтобы выстроиться в картинку. Преступник явно убил Дольникову не там, где собирался — не предвидел, что она могла рвануть загород глухой ночью. В панике разбил ее телефон, выбежал из дома, скорее всего, так и не выпустив из рук орудие убийства, столкнулся с рыбаком и, испугавшись еще больше, принялся бежать куда глаза глядят. Определенно, если этот парень хоть что-то соображал, он бы точно не воспользовался такси, чтобы убраться оттуда. Долго прятаться в лесу он бы тоже не смог. Роман, представив себя на его месте, сразу же избавился бы от орудия убийства и пересидел бы всю заварушку в каком-нибудь безлюдном укромном месте. Возможно, братья и подготовили это самое укромное место, но Роман сомневался, что второй Шевков придерживался плана после того, как все пошло наперекосяк, а значит был велик шанс, что где-нибудь он все же ошибется, если это все еще не произошло. Яровецкий был почти уверен в том, что еще чуть-чуть и они начнут наступать ему на пятки.       Только одно в этой истории не вязалось с общей картиной — присутствие Инаева в череде событий. Неделю назад художник действительно мог спасти его случайно (хотя у Романа все еще имелись сомнения и пара вопросов по поводу этого «случайно», на которое пока он просто закрыл глаза), а то, что его анкета оказалась в базе внештатных сотрудников… После всего случившегося и некоторых размышлений даже это обстоятельство можно было объяснить. Человек, рискнувший своей жизнью, чтобы спасти незнакомца, просто не мог не любить людей и быть равнодушным к чужой беде. И в каком-то смысле то, что Инаев согласился предоставлять свои услуги полиции в качестве специалиста, не казалось таким уж неожиданным. Просто… Когда Роман пытался собрать все вместе, выходило что-то очень странное. Если в истории с убийством Дольниковой новые детали подходили к имеющимся фактам, то с Инаевым все никак не складывалось, будто он был частью совершенно другой мозаики, которая по ошибке затесалась в его расследование и не подходила ни к чему, что уже было у него на руках. И тем не менее, сейчас художника кто-то преследовал, и Роману не могло прийти в голову ничего другого кроме того, что это было как-то связано с его вчерашней помощью. Но как, черт подери, как можно было узнать, что он составил для полиции фоторобот подозреваемого, да и какую угрозу он вообще мог собой представлять?       Яровецкий устало протер лицо и вцепился в руль — челка занавесила ему лицо, но он не обратил внимания. Даже если опустить все «как», неужели художника действительно преследовал второй Шевков?.. Это казалось маловероятным, но никаких других вариантов Роману в голову не приходило. Неужели все из-за того, что он испугался, что своим рисунком Инаев раскрыл их фокус с раздвоением? И поэтому решил проследить за ним, понять, что тот собой представляет?.. Сам спаситель тоже оказался хорош. Не придумал ничего лучше, как поехать в тот самый поселок, где произошло убийство. Зачем, спрашивается? Худшего стечения обстоятельств и представить было нельзя. Роман мрачно подумал о том, что возможность отдать долг Инаеву за спасение своей жизни может представиться гораздо быстрее, чем он думал.       Прошло около полутора часов, прежде чем пробка тронулась с мертвой точки. Солнце мало-помалу клонилось к закату и Яровецкий, немного приведя мысли в порядок, буквально через ближайшие полчаса наконец благополучно пересек черту города. Движение все еще было затруднено, он продвигался со скоростью черепашьего шага, но уж лучше так чем никак.       Из тяжелых мыслей о грядущем его вывел очередной телефонный звонок, но на этот раз Роман себя напрасными иллюзиями не тешил.       — Что у тебя, Валерьевич? — устало спросил Яровецкий, из которого последние часы беспрерывного беспокойства уже выжали все соки.       — Мы с ребятами подняли старые сводки, — голос Никонорова сопровождался громким эхом, из чего Роман пришел к выводу, что друг находился в каком-нибудь архиве. — Шевкова Надежда Романовна, 1960 года рождения, выпала из окна девятого этажа и разбилась насмерть в феврале 90-го. Вроде как сочли, что это был несчастный случай — в квартире находился только семилетний ребенок.       — Один?       Повисла пауза.       — Один, — со вздохом произнес Никоноров. — Но ты не расстраивайся раньше времени — мне стажер тоже звонил, так что я намерен докопаться до правды.       — Может, тебе и не придется слишком напрягаться — все наши сомнения, скорее всего, окончательно развеются завтра, когда прилетит отец Шевкова и Дольниковой.       — Господи, наконец-то, — в голосе Алексея прозвучало неприкрытое облегчение и Роман был с ним более чем согласен. — А ты говорил с самим Шевковым? Он не рассказал чего-нибудь нового?       — Нет. Все твердил, что не убивал сестру и не имеет ни малейшего представления о том, кто бы это мог сделать. Он рассказал мне ту же историю о своей матери, что и ты только что, когда я упомянул о брате-близнеце. Шевков отрицал, что такой существует.       Снова на пару секунд повисла пауза, а затем Никоноров неуверенно сказал:       — Может, он действительно и сам не в курсе?..       Яровецкий в своем внедорожнике только красочно закатил глаза.       — Ой, Валерьевич, я тебя умоляю, давай не будем.       — Ладно. Время покажет… Ты, кстати, где? Что-то у тебя слишком шумно на заднем плане.       Роман громко вздохнул.       — Еду в поселок, где убили Дольникову.       — Зачем? Нашел какую-то зацепку?       Поджав губы, Яровецкий какое-то мгновение раздумывал, что бы ему ответить. Сказать правду было бы проще всего, но он не хотел, чтобы к подозрениям Сашки прибавились еще и подозрения Никонорова, потому что защищать Инаева от них двоих у него никаких сил не хватит.       — Я бы сказал, что в каком-то смысле это зацепка нашла меня… Длинная история, расскажу позже.       Если Лешку и разочаровало отсутствие подробностей, то виду он не подал.       — Что ж, хорошо. Помощь нужна?       А вот тут Роман на секунду задумался. Время близилось к вечеру, постепенно сгущались сумерки и по его расчетам, при теперешней скорости он должен был добраться до поселка уже затемно, в то время как у неведомого преследователя Инаева вполне возможно была фора в несколько часов. Яровецкий гневно отметал прочь все мысли о том, что он может опоздать (если уже не опоздал) и только сильнее вжимал ногу в педаль газа. Настолько, насколько позволяли ему машины, еще не разъехавшиеся по другим дорогам после долгого пребывания в пробке.       Не было времени ждать еще кого-то, да и Яровецкий не был уверен, что его предположения относительно личности преследователя художника верны. Это были лишь ни на чем не обоснованные догадки и срывать с места ребят, когда им и так было чем заняться, не хотелось.       — Я сам разберусь, спасибо.       — Понял. Тогда я позвоню, если еще что-нибудь узнаю. Будь осторожен.       — Всенепременно, — усмехнулся Роман и отключился.       После того как на главной автостраде из города движение заметно рассосалось, Яровецкий свернул влево и без зазрения совести вдавил педаль газа до упора. Он еще несколько раз попытался позвонить Инаеву, но теперь вместо гудков механический женский голос сообщал, что абонент находился вне зоны действия сети. Выругавшись сквозь зубы, Роман оставил гаджет в покое и снова полностью сосредоточился на дороге. Сквозь приоткрытое окно до него долетал теплый ветерок, который немного трепал давно отросшую челку. Проносились размытым пятном черные вспаханные поля, ряды тополей, несколько обветшалые остановки сел, что были на пути к пункту его назначения. Время от времени попадались автомобили, что ехали навстречу. К тому моменту, как Роман добрался до знакомой развилки, на улице уже практически стемнело. Он снизил скорость, включил фары и, мельком взглянув на экран смартфона, чтобы посмотреть на время, заметил крестик на полосках связи.       — Твою мать, — в сердцах выругался он, отбросив ныне бесполезный смартфон в сторону. Дольников явно преуменьшил, когда упомянул про плохой вай-фай в своих показаниях.       Вырулив на асфальтированную проселочную дорогу, Роман ни малейшего представления не имел, куда ему ехать, чтобы найти Инаева. Единственный знакомый ему здесь коттедж принадлежал убитой Дольниковой, но вряд ли художника потянуло приехать именно затем, чтобы посмотреть на него лично. Спаситель хоть и был слегка чудным, но не в плохом смысле, и Роман не мог себе представить, что он из тех чокнутых, что ловят кайф находясь на местах преступлений.       Так ничего и не придумав, Яровецкий ехал пустынной дорогой и через некоторое время припарковался на обочине, недалеко от знакомого дома. Взяв с собой смартфон в качестве фонарика, Роман вышел из автомобиля — в нос тут же ударил запах хвои, ушей коснулся стрекот насекомых, едва заметно в лицо дул теплый ветерок. Оглядевшись по сторонам, Яровецкий не заметил ни души — в домах напротив кое-где горел свет, но в остальном же поселок казался мертвым и совсем не таким приветливым, каким он запомнил его вчера утром.       Не представляя, где и как ему искать Инаева, для начала Роман все же снова решил проверить место преступления, чтобы убедиться наверняка в отсутствии художника и просто снова все осмотреть. Куда проще это было сделать днем, но, раз уж он снова здесь оказался, можно было и воспользоваться подвернувшейся возможностью.       Осторожно открыв калитку изнутри, следователь вошел в темный двор и закрыл ее за собой, освещая смартфоном пространство вокруг. Сам коттедж и сарай были опечатаны лентами, но Романа это особо не остановило. Сначала он снова вошел в коттедж, и его шаги приглушенным эхом отдавались по коридору. Пытаться найти здесь еще что-нибудь полезное особого смысла не было, после того как он лично осмотрел все вчера, но на работе он был приверженцем принципа «лучше проверить дважды, чем недоглядеть». Поднявшись на второй этаж, он снова заглянул во все комнаты, потом более пристально осмотрел документы на дом и квитанции о различных крупных покупках, которые хранились в той же папке. Интуиция настойчиво твердила ему, что искать здесь нечего и что он попросту теряет время. В целом, Роман все же был вынужден с ней согласиться.       Он был уже на пути к выходу на лестничную площадку, когда ему вдруг показалось, что он услышал снаружи какой-то тихий лязгающий звук.       Потушив свет, Яровецкий прислонился спиной к дверному косяку и замер, полностью обратившись в слух. Проходили секунды, но звук больше не повторялся, и единственное, что следователь слышал отчетливо, так это свое собственное громко колотящееся сердце. Но, несмотря на охватившее его волнение, разум был полностью сосредоточен на происходящем.       Когда глаза привыкли к окружающему мраку, в то время как источником света остались только далекие фонари на улице, Роман осторожно вышел из своего укрытия, стараясь ступать бесшумно. Благо здесь почти повсюду были мягкие ворсовые ковры, но в то же время, если в доме находился кто-то еще, у него было такое же преимущество. Яровецкому показалось, что он спускался с лестницы едва ли не полчаса — мышцы хоть и все еще ныли, но уже терпимо, в ушах шумела кровь, и быстро бьющееся сердце немного неприятно отдавало ритмичным пульсом в висках. Сейчас все это отошло куда-то на задний план, потому что Романа волновало только две вещи: как бы бесшумно спуститься вниз и ненароком не убиться при этом, выдав тем самым свое присутствие. Когда он был готов ступить на последнюю ступеньку, в гостиной, что была сейчас по левую сторону от него, отчетливо заскрипели половицы. Самую малость, но этого было более чем достаточно, чтобы Яровецкий успел спуститься и пристроиться спиной к стене у самого входа в комнату.       В тот момент он совершенно не помнил о том, что между гостиной и кухней, прямо за лестницей, располагался еще и чулан, в который можно было попасть с обеих сторон.       Он успел заметить темный силуэт нападавшего лишь краем глаза. В тот момент, когда Роман рискнул заглянуть в гостиную, он уловил движение и обернулся как раз вовремя для того, чтобы получить куском древесины по голове. Ноги подкосились почти моментально — громко охнув, он рухнул на колени, а из глаз посыпались искры. В голове шумело, во рту пересохло, целую секунду он был попросту дезориентирован, и какой-то тихий внутренний голос сказал ему, что если сейчас попытается встать, то ничего у него не получится. Решив прислушаться, Роман нацелился на ноги нападавшего, которые как раз были в зоне его досягаемости. Не ожидавший от раненого следователя такой прыти, тот попытался отбиться, когда Яровецкий прижал и потянул к себе его ноги. Неловко взмахнув руками, незнакомец упал, ударившись о самую нижнюю ступеньку, — из его рта вырвалось какое-то невнятное восклицание.       Попытавшись закрепить успех, Роман было подался к нападавшему в надежде, что ему удастся хотя бы связать ему руки, но ноги отказывались его держать, а преступник оказался немного крепче, чем выглядел. Поэтому едва Яровецкий успел приблизиться, как пришедший в себя незнакомец изо всех сил лягнул его в живот обеими ногами. Не удержав равновесия, Роман полетел прямо на входную дверь, которая была не заперта. Выбив локтем витражное стекло, он с шумом вылетел на крыльцо и скатился со ступенек, пересчитав их все своими ребрами. Ощущения были в разы хуже, чем когда его толкнул Инаев, чтобы спасти из-под колес неделю назад.       Свежий воздух немного привел его в чувство. Во рту ярко ощущался металлический привкус крови, по лицу, кажется, тоже текло — Роман не был уверен, обо что он больше приложился, пока падал, да и это не имело особого значения. Кое-как поднявшись, он направился прямо к сараю напролом, срывая все ленты. Его шатало из стороны в сторону, будто после бурной попойки, а в голове вертелась только одна мысль: ему нужно было какое-нибудь оружие, чтобы защитить себя, а в этом сарае полной всякой всячины…       Роман услышал торопливые шаги позади себя и обернулся как раз в тот момент, когда на него с такой же шатающейся походкой набросился недавний противник. В неясном свете фонаря, который едва ли пробивался сквозь единственное здесь грязное окно, Роман успел заметить отблеск лезвия, мелькнувшего у него в руке, прежде чем они снова вдвоем полетели на пол, барахтаясь на земле, в пыли, между столом и рядом с лопатами, сапками и банками с краской. Скудное освещение мешало разглядеть черты лица преступника, даже когда они оказались нос к носу настолько близко, что Яровецкий ощущал чужое дыхание на своей коже и чужой запах пота, смешанный с кровью. Силы были неравны — на него навалились всем телом, левой рукой преступник сдавил ему горло и Роман безуспешно пытался отнять ее или найти хоть что-то, чтобы всадить ему в руку, отвлечь хоть на миг и сбросить парня с себя. В какой-то момент, когда перед глазами стали уже мелькать разноцветные пятна, а воздуха критически не хватало, Яровецкому удалось нашарить банку с краской поменьше, и, схватив ее, он ударил нападавшего по голове. Едва тот выронил нож, как Роман вывихнул ему запястье. Мужчина тут же взвыл, на мгновение ослабив хватку, чем Яровецкий сразу воспользовался, отбросив парня в сторону.       На четвереньках, перебирая руками, пыхтя и шипя от боли, он выплюнул кровь, скопившуюся во рту, и пополз вперед. Добравшись до столешницы у окна, на которой лежали садовые ножницы, и с громким стоном, упираясь о выступающую перекладину, он поднялся на ноги.       И едва взгляд сфокусировался на окне достаточно, как в стекле за его спиной мелькнуло отражение.       Отражение, заметить которое у него не было никакой возможности.