Посланник снов

      Ему было пять, и его мучили кошмары.       — Вам не надо ехать, — снова и снова повторял он. И в последний раз настойчиво повторил это, стоя босым в пижаме у самых входных дверей, прижимая к груди потрепанного зеленого зайца. Силуэты родителей под желтоватым светом завешенной ромбовидными висюльками люстры были размыты. Единственное, что он помнил достаточно четко, — бабушкины руки на своих плечах и цветочный запах маминых духов, когда она присела на корточки, чтобы погладить его по голове.       — Это просто дурной сон, котенок. Бабушка сейчас сделает тебе теплого молока, и ты уснешь крепко-крепко. А когда проснешься, то мы с папой уже будем дома.       Чувство беспомощности — тяжелое, всепоглощающее, слишком огромное для того, чтобы вынести в одиночку, сразу пробило его на слезы.       — Не будете, — едва выдавил он из себя через потоки слез, градом лившиеся из глаз, но их это не остановило.       — Ты уже большой мальчик, Дарий, не устраивай истерик, — голос отца звучал самую малость раздраженно. — Идем, Наташа, это надолго. Ничего страшного, поплачет и успокоится.       — Мама… — всхлипнул он, в отчаянной, в последней попытке заглянув ей в глаза, потому что знал — это произойдет. Он надеялся, что она останется — они останутся, — но, протянув руку, чтобы коснуться ее, все еще сидящую на корточках совсем близко, схватил лишь воздух. Силуэты растаяли, словно дым, утекая прочь куда-то, а он все звал и звал, срывая горло…       — Сынок, сынок, очнись!       Дарий насилу разлепил глаза и тут же громко застонал от ослепительного света, резанувшего по ним. Звуки обрушились все разом, и сразу же показалось, что голова вот-вот взорвется. Очков не было, а лицо оказалось мокрым — то ли от крови, то ли от слез, то ли от всего разом. Под раскинутыми в разные стороны руками ощущалась трава и земля, и что-то влажное не очень приятно тыкалось ему в шею.       — Лара, отойди.        Николай Петрович, невесть откуда здесь взявшийся, устроил фонарик так, что Дарий теперь снова мог без опаски открыть глаза, но помогло это мало: теперь перед внутренним взором плясали только нечеткие белые круги.       — Помогите… — выдохнул он, — встать.       — Не уверен, что это хорошая идея… — начал было рыбак, и Инаев, кое-как сжав и разжав пальцы, чтобы удостовериться в их целости, принялся подниматься, несмотря на все протесты старика.       — Очки, — пробормотал он, когда Лешин в конечном итоге смилостивился и помог ему подняться, поддерживая под руки и попутно ворча что-то невнятное себе под нос. Дарий довольно быстро обрел вертикальное положение и в какой-то момент даже подивился, сколько, оказывается, силы было в этом щуплом старом теле.       — Сейчас-сейчас, — прокряхтел Лешин, подав ему трость и аккуратно пристроив у ближайшего металлического забора. Прикосновение к холодному металлу отрезвило художника практически сразу, но голова еще не поспевала, и он чувствовал себя каким-то очень заторможенным. Перед глазами все плыло, а неясные силуэты Лешина и его овчарки, обтекаемые светом, передвигались по траве в поисках его очков будто в замедленной киносъемке.       — Вот… Но здесь, кажись, одно стеклышко треснуло.       Дарий вымученно улыбнулся.       — Ничего страшного.        Он натянул на себя сломанные очки и, когда взгляд сфокусировался, огляделся по сторонам. Внедорожник Романа все еще виднелся на обочине, и Инаев вмиг похолодел при мысли о том, что опоздал.       — Николай Петрович, звоните в полицию, — пробормотал он и на негнущихся ногах заковылял в сторону того самого злополучного коттеджа. Благо старику не пришлось повторять дважды: видно, он и сам все понял, когда подозвал свою овчарку и трусцой засеменил в противоположную сторону к телефону-автомату. Он еще что-то сказал напоследок, но Дарий практически не услышал: и из-за легкого звона в ушах, и из-за того, что все его мысли занимал человек, оказавшийся один на один с убийцей. Дарий понятия не имел, как и почему Шевков оказался здесь, если вчера его задержали, но пока это было несущественно.       Ноги отказывались его нести, Инаев буквально каждый шаг преодолевал сквозь стиснутые зубы, а когда до намеченной цели осталось рукой подать, то плюнул на все и бросился бежать. В голове вместе с пульсирующей болью в затылке вертелась только одна связная мысль — только бы успеть. Сердце громко колотилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди через рот, а в колене что-то хрустело с такой силой, что, казалось, еще чуть-чуть — и все, что ниже, просто отвалится.       Калитка оказалась не заперта, и он рывком распахнул ее настежь, красочно возвещая всех о своем появлении, но толком обдумать это времени не было. Преодолев расстояние до сарая в каких-то несколько шагов, он влетел в деревянную постройку. Увиденная им сцена была практически в точности такой же, как во сне, кроме того что, увидев его, в тот момент обернулись оба — и преступник, и следователь. Не дав себе даже времени для раздумий, Дарий замахнулся и ударил тростью нападавшего, лицо которого оставалось в тени. Сила удара была такой, что, упав, мужчина больше не поднялся. Нож, который он сжимал в левой руке, при падении с едва заметным дребезжанием упал на землю.       На какой-то момент Инаев с поднятой тростью и широко распахнутыми глазами так и замер, просто смотря на распростертое тело у своих ног. А затем медленно поднял голову и в неясном свете, что пробивался сквозь окно, заметил Романа, который ошалело смотрел на него в ответ. Обычно художественно растрепанные волосы сбились в комок от крови, что медленно стекала у него по лицу. Он тяжело и хрипло дышал, опираясь о столешницу, и в то мгновение у Дария напрочь из головы исчезли все слова, поскольку он испытал ни с чем не сравнимое облегчение, понимая, что и в этот раз успел, несмотря ни на что.       Успел.       Он не мог бы сказать точно, сколь долго они смотрели друг другу в глаза из разных концов сарая, но, когда вдруг Яровецкий закашлялся, а затем вдруг начал смеяться, сам Дарий наконец отмер. Он опустил трость и с некоторым недоумением наблюдал за тем, как Роман медленно сполз на пол, продолжая едва ли не хохотать во весь голос, — звонко и безудержно, устало прислонившись головой к дверце шкафчика, что был под столешницей.       — Может… — начал Яровецкий сквозь распиравший его смех, нервно потирая переносицу. — Может, покажешь мне уже их — и дело с концом?       Дарий непонимающе захлопал глазами. Он продолжал стоять на месте, будто его намертво приковали к земле, хотя вся правда заключалась в том, что он не знал, выдержат ли его ноги, если он попытается сейчас сделать хотя бы шаг. Во рту было горько и сухо, а в горле слегка першило.       — Прошу прощения?..       Роман, отсмеявшись, растянул губы в улыбке и указал куда-то за спину Инаева.       — Крылья… Ну, или там, не знаю, нимб. Я, вообще, не особо верующий, но тебе поверю, если признаешься.       — Я не… — начал было Дарий и замолк, потому что сказать ему было нечего. Он потупил взгляд куда-то вниз, на свои руки, чувствуя, как его всего трясет после схлынувшего напряжения и выбросов адреналина. Едва он окончательно принял то, что все уже позади, как внезапно с удвоенной силой навалилась дикая усталость и Инаев подумал, что присесть для начала сейчас было бы очень неплохой идеей.       — Ладно, — так и не дождавшись ответа? сказал Яровецкий, утирая лицо и продолжая посмеиваться. — Я… А к черту, я вообще не понимаю, что здесь происходит, но буду очень признателен, если в этот раз ты не сбежишь, а просто поможешь мне встать. Пожалуйста?       Дарий поднял голову, собираясь было сказать, что помощь уже в пути, но в последний момент передумал. Рано или поздно ему все равно придется сделать шаг, да и преступника не помешало бы связать хоть кому-нибудь из них, и лучше бы это было сделать Яровецкому. Сглотнув, Дарий кое-как обошел стоявший посреди сарая стол, морщась всякий раз, когда задействовал раненую ногу. Поравнявшись со следователем, он протянул ему руку, и тот, ухватившись за нее, рывком поднялся, чудом устояв на ногах.       — Мы теперь почти что два сапога пара, — отчего-то очень довольно ухмыльнулся Яровецкий, будто это обстоятельство его чем-то сильно радовало. Слегка прихрамывая, он пристально разглядывал художника, насколько хватало освещения. И буквально сразу же улыбка его слегка померкла, когда он указал на лицо Дария. — У тебя очки сломаны.       Он слегка качнул головой. Сейчас это была наименьшая из его проблем.       — Ничего страшного.       Роман некоторое время еще изучал его, и Дарию сложно было понять, что конкретно он высматривал. От такого внимания художник снова чувствовал себя неуютно и очень хотел, чтобы Роман прекратил так делать.       — Я куплю тебе новые.        Яровецкий похлопал Инаева по плечу, и прежде чем Дарий нашелся, что на это ответить, Роман уже направлялся к распластанному посреди сарая телу.       — Осторожней, — обеспокоенно вырвалось у Дария, и Роман, хмыкнув, достал что-то из кармана. Яркий белый свет от смартфона, неожиданно вмиг разогнавший темноту, снова заставил Дария болезненно прищуриться.       — Извини, — Яровецкий опустил телефон в пол. — Ты смотри, почти живого места не осталось, а фонарик работает. Великий народ эти китайцы.       Инаев отнял руку от лица, моргнул несколько раз, приноравливаясь к освещению, и снова перевел взгляд на следователя. Роман очень осторожно опять присел на корточки у головы бессознательного преступника, и теперь Дарию было хорошо видно, насколько сильно Яровецкому досталось. Он был весь в грязи и пыли, у левого виска уже запеклась кровь, впрочем, почти вся левая сторона его лица была перемазана красно-черными разводами. Дарий предполагал, что и сам выглядел не лучше.       — Ну, Гюльчатай, сейчас посмотрим на твое личико, — пробормотал Роман. Он осторожно снял капюшон с головы незнакомца, а затем с некоторыми усилиями перевернул его на спину.       Дарий нервно сглотнул и непроизвольно сделал шаг вперед, чтобы получше его разглядеть. И когда он увидел человека, которого нарисовал вчера, то невольно нахмурился. Яровецкий же почему-то выглядел больше довольным, нежели удивленным.       — Приз в студию, — пробормотал он и обернулся, взглянув на художника. Его губы снова расплылись в усмешке. — Ну, Дарий Николаевич, познакомься с господином Шевковым версии 2.0. Не знаю, как ты это провернул с его портретом, но иначе мы бы точно облажались.       Дарий все так же продолжал стоять на месте, озадаченно хлопая глазами. Версия 2.0?..       — Я не понимаю.       Яровецкий вздохнул и с кряхтением отпихнул ногой нож подальше.       — Длинная история… Поможешь мне связать его? Боюсь, — он неловко поднял руки, которые были почти полностью покрыты мелкими порезами, — самому мне это не осилить.       Инаев колебался всего секунду.       — Конечно.       Николай Петрович в компании своей верной овчарки застал их обоих в тот момент, когда они занимались тем, что связывали подозреваемому ноги веревкой, которая обнаружилась все в том же сарае.       — Святые угодники, — замер Лешин, на ходу перекрестившись, когда заметил полулежащее у стола тело. — Опять, что ли?..       Яровецкий рассмеялся и, с шипением поднявшись, критически осмотрел результат их совместной с художником работы. За все время мужчина так ни разу и не пришел в себя.       — Не волнуйтесь, он жив. Хотя… — Роман бросил на Дария, прислонившегося к столу, чтобы дать раненой ноге хоть немного отдохнуть, долгий оценивающий взгляд. — Бить Дарий Николаевич определенно умеет. А так и не скажешь.       Инаев отвел взгляд, машинально массируя саднящее колено.       Полиция и «Скорая» приехали примерно через полчаса. Шевков к тому моменту очухался, но ничего не говорил, только неприязненно зыркал то на Яровецкого, задававшего ему вопросы, то на самого Дария, который скромно стоял в стороне и в разговор не лез. Вскоре от этих взглядов ему стало не по себе, и он выбрался на свежий воздух к Лешину, который как раз занимался тем, что проводил приехавшие власти к коттеджу.       Несмотря на весь пережитый стресс и боль, что пронизывала едва ли не каждую клеточку его тела, Дарий чувствовал себя как никогда живым и очень радовался этому обстоятельству. Одна из медсестер отвела его к служебной машине, где ожидавшая девушка-врач, мужественно преодолев его пару вялых попыток сопротивления, усадила в салон и, накинув на плечи плед, обработала раны на голове.       — Вам очень повезло, инфекции вроде бы нет, но лучше бы все же поехать в больницу и пройти полный медосмотр. Так, а сейчас осмотрю вашу ногу, посидите спокойно, — вежливо попросила она, и Инаев кивнул.       — Конечно.       — Ром, да погоди ты, тебя сначала нужно осмотреть — ты же весь в крови, — донесся чей-то громкий возмущенный голос, и Инаев вместе с девушкой одновременно вскинули головы в том направлении. Дарий узнал говорившего. Это был один из коллег Яровецкого, они познакомились вчера. Роман же от доводов своего товарища только небрежно отмахивался. Они вдвоем только вышли из коттеджа на залитую разноцветными сигнальными огнями поляну, а следом двое младших офицеров в форме вели под руки задержанного.       — Да нормально со мной все, хорош уже причитать. Больше всего на свете я сейчас хочу поехать в отдел и покончить со всей этой историей раз и навсегда.       — Ты на себя в зеркало смотрел? — остановил Романа Никоноров. Тот в ответ громко прищелкнул языком, попутно красочно закатив глаза. — А времени, знаешь, сколько? Эти два брата-акробата уже никуда не денутся, а тебе нужно привести себя в порядок, раны перевязать и вообще поспать хоть пару часов!       — Ой, Валерьевич…       — Либо сделаешь, как я сказал, либо я сейчас брату твоему позвоню.       Роман остановился на полпути к машине и, обернувшись, смерил товарища долгим немигающим взглядом, будто таким образом на глаз пытался прикинуть масштабы возможной катастрофы. Судя по всему, масштабы грозились быть приличными, потому что Яровецкий на прозвучавший ультиматум не постеснялся витиевато и при всех послать шантажиста куда подальше. Хотя, судя по реакции Никонорова, это не произвело на него никакого впечатления.       — Порой ты еще хуже, чем Лена, а мы ведь с тобой, слава богу, даже не женаты, — сквозь стиснутые зубы бросил он, тут же поменяв траекторию и направившись к «Скорой», в которой уже сидел Дарий. Громко плюхнувшись рядом, он махнул рукой слегка ошарашенному доктору.       — Валяйте, я весь ваш, док.       — Тогда для начала постарайтесь так сильно не крутить головой и не махать руками, — назидательно произнесла она, закончив с ногой Инаева. Встав, молодая женщина нырнула в машину за медикаментами и инструментами. Яровецкий снова издал громкий протяжный вздох, и Дарий неуверенно взглянул на него. Со стороны Роман представлял собой то еще зрелище: при свете можно было в подробностях рассмотреть все кровоподтеки, синяки и царапины, не считая раны на голове, и это только на одном лице, не говоря уже об изрезанных стеклом руках или остальных частях тела, что были скрыты под одеждой. Однако собственное здоровье его, видимо, волновало не так сильно, как то, что придется подождать до утра, прежде чем разобраться со всеми нюансами расследования и закрыть дело.       — Вам и правда стоит позаботиться о себе, — негромко произнес Инаев, и Яровецкий, будто только заметив рядом художника, повернулся в его сторону. Смотрел какое-то мгновение, а затем опустил голову и кивнул.       — Да, пожалуй… Просто я очень не люблю, когда приходится отвлекаться посреди дела на что-то… Уй! — громко воскликнул он, невольно дернувшись, и обернулся, чтобы взглянуть на врача, устроившуюся у него за спиной. — Прошу, полегче, солнышко!       — Простите, но над вашей головой придется поработать, — без обиняков ответила она, и Роман возвел очи к черному небу.       — Где-то я уже это слышал…       Дарий слегка улыбнулся. На какое-то время повисла пауза: Инаев разглядывал суетившихся полицейских и криминалистов, а неподалеку заметил Лешина, который снова давал показания. Его овчарка смиренно сидела рядом с ним. Машина с подозреваемым уже уехала, и теперь, когда преступника не было рядом, художнику будто бы даже стало легче дышать. Тиски, сжимавшие его сердце последние два дня, наконец-то ослабили хватку. Дарий надеялся, что больше подобного ему пережить не придется: он был выжат как лимон и физически, и эмоционально, и был готов проспать неделю. Он поднял голову и взглянул на небо, усыпанное звездами, ощутив себя живым и несказанно радостным от того факта, что все еще может его видеть.       — Спасибо, — произнес вдруг Яровецкий, и Дарий повернулся к нему. Роман смотрел на свои руки, а потом вдруг поднял взгляд на художника, и усталая улыбка вновь осветила его лицо. — Спасибо, ты снова спас мне жизнь. Блин, да я теперь вовек не расплачусь.       — Я не… — начал было Дарий и умолк. Что он мог сказать? Снова свернуть все к обычной случайности? Он сомневался, что у него и в этот раз получится все списать на пресловутые обстоятельства: все же он влез в расследование, наделал-таки несколько глупостей и едва-едва умудрился повлиять на исход. Для него самого был важен только конечный результат, но Роман ведь был следователем. Человеком, профессионально помешанным на деталях, который наверняка не слишком сильно задумывался на тему «а что, если бы».       — Не за что, — произнес Дарий на выдохе после небольшой паузы. — Я рад, что вовремя оказался там.       — А я-то как рад, — фыркнул Роман, снова посмеиваясь, на что доктор вновь посоветовала ему не двигаться. Яровецкий на это состроил мученическую гримасу, но все же послушался. — Забавно, ведь вообще-то я думал, что все будет с точностью до наоборот.       Дарий нахмурился.       — О чем это вы?       Роман немного скривился, когда девушка вновь растревожила его висок, и шумно выдохнул через рот.       — Это… долго объяснять. Думаю, когда мы допросим второго Шевкова кое-что прояснится. Прости, но тебе тоже придется через это пройти.       Пусть Дарий и не до конца осознал смысл сказанного, но после последнего предложения краска мгновенно сошла с его лица, и он почти физически ощутил, как сердце ухнуло куда-то вниз.       — Конечно, я все понимаю.       Он никогда не заглядывал так далеко вперед, никогда не думал о том, что ему придется давать показания в случае успеха. Для него конечной точкой было спасение Яровецкого, и он буквально жил этим моментом последние дни. А теперь… теперь придется объясняться, где-то недоговаривать, где-то откровенно лгать, и он прекрасно знал, что состряпать убедительную историю не получится. Дыры все равно найдутся, и Роман, разумеется, увидит их.       — Ты... это… не переживай, ладно? — Яровецкий осторожно похлопал его по предплечью с неуверенной улыбкой на лице. — А то, вон, как-то побледнел весь.       — Просто очень устал, — нашелся Инаев, и Роман понимающе кивнул, не обратив внимания на укоризненный взгляд доктора.       — Я тоже. И, честно говоря, я такой голодный, что убил бы за кусок мяса.       Дарий, вдруг кое-что вспомнив после его слов, принялся шарить по карманам пальто. В одном лежал бесполезный телефон, в другом же нашлось искомое.       Вытащив на свет шоколадную конфету, которая после недавних испытаний стала выглядеть еще более невзрачно, чем до этого, он протянул ее Яровецкому.       — Это, конечно, не кусок мяса, но сладкое обычно помогает на время перебить аппетит.       Роман, вскинув бровь, какой-то миг смотрел то на Дария, то на протянутое лакомство, но в конце концов взял конфету.       — Спасибо, — улыбнувшись, ответил он и, расправившись с оберткой после небольших усилий, закинул шоколад в рот. Спустя пару секунд он прикрыл глаза и с чувством добавил: — Господи, да это самая вкусная конфета в моей жизни!       Дарий, не сдержавшись, прыснул и рассмеялся. Яровецкий почти тут же последовал его примеру. У девушки-врача, что все еще обрабатывала раны Романа, лопнуло терпение.       — Ну сколько можно! Вы дадите мне закончить или нет? Взрослый человек, а ведете себя похлеще любого ребенка! И вы тоже хороши, — бросила она в сторону художника и тот виновато поерзал на месте.       Яровецкий, продолжая посмеиваться, сел более-менее ровно, а Дарий, успокоившись, вновь натянул на плечи съехавший плед, чувствуя себя так, словно был нашкодившим школьником, разделившим наказание с другом. Было так легко и так приятно хотя бы на миг забыть о грузе, который висел на плечах, и разделить счастье быть живым здесь и сейчас с кем-то, кто его понимал.       — Что ж, теперь с меня точно полагается ужин, — сказал Яровецкий с кривой усмешкой, пока доктор отвлеклась, и Дарий растерянно заморгал. — Ну, за конфету. И все остальное.       — Вы не обязаны…       Роман вскинул руку.       — Так, давай сразу договоримся. Во-первых, «ты» — полагаю, не такой уж я старый по сравнению с тобой, так что ну их, все эти формальности. А во-вторых… Серьезно думаешь, что я способен просто забить на все, что случилось, сказать еще раз спасибо для приличия и укатить в закат на феррари, распевая песни «‎Битлз» в компании полуголых красоток? Скажу сразу: так я никогда не сделаю, не дождешься. Возможно, есть причины, по которым ты не хочешь иметь дело с кем-то вроде меня, принимая во внимание мою профессию, но мне почему-то кажется, что мы бы неплохо поладили. Прости, может, это и правда эгоистично, но я просто не могу не попробовать удержать рядом человека, который уже дважды спас меня.       Пока говорил, Яровецкий казался честным и искренним и явно ждал чего-то такого же в ответ. Дарий, зная, что не сможет ответить тем же, не выдержал, прервал зрительный контакт и опустил взгляд на сплетенные в замок пальцы. Но тем не менее… Он не мог не задаваться закономерным вопросом: а вдруг это случится снова? Вдруг он опять увидит во сне еще одно убийство — что тогда? Немного поразмыслив, Инаев пришел к выводу, что ведь не обязательно все ему рассказывать и пускать в свою жизнь, можно просто быть неподалеку на всякий случай. Звонить пару раз в неделю, может, встречаться изредка за пивом (в его случае безалкогольным). И все. Все получат то, что хотели.       — Ладно. Пусть будет ужин, я не возражаю, — кивнул художник и, подняв взгляд на Яровецкого, увидел, как тот моментально просиял. Ощутив легкий укол совести, Дарий просто отмахнулся от него и улыбнулся в ответ.       Пусть пока все идет как идет. В случае чего он всегда успеет прервать это вынужденное знакомство.