Посланник снов

      Снова оказавшись на больничной койке, Роман безучастно жевал какую-то безвкусную субстанцию, которую ему принесли вместо ужина и несколько рассеянно читал материалы, которые добыл ему Стас на Кристину Ткач. Вместо того, чтобы детально изучать информацию на девушку, он в тысячный раз прокручивал разговор с художником, пытаясь рассматривать все его слова и жесты с разных сторон, подгонять под них какие-то свои теории и смотреть, что из этого получается. Со стороны могло показаться, будто он впал в прострацию и для полноты образа не хватало только закушенного большего пальца, но пока с этой ролью неплохо справлялась и ложка.       За окном стремительно вечерело и Роман опомнился только когда косые солнечные лучи перестали падать ему на руки. Разделавшись со своим ужином, он закусил его яблоком и, чтобы немного отвлечься от мыслей об Инаеве, принялся за папку, которую отдал ему Стас. Мельком взглянув на часы Яровецкий понял, что Никоноров придет с новостями уже совсем скоро, а это значило, что лучше было бы успеть спрятать бумаги до его прихода иначе чересчур наблюдательный товарищ вновь начнет выдумывать и приписывать ему невесть что.       Ничего особо криминального Роман в досье на Кристину Ткач не нашел. Все как у всех — школа, институт, работа. Ей уже перевалило за тридцать, но она все еще не была замужем и не имела детей, хотя жила отдельно от родителей. На сегодняшний день это не казалось чем-то таким уж странным: многие женщины сначала занимались своей карьерой, а потом личной жизнью и Роман уже собирался было разочаровано спрятать папку под матрас, когда неожиданно в самом конце обнаружил сложенную вдвое ксерокопию газетной страницы. Сверху на листе было небрежно нацарапано ручкой «03/99». Какой-то момент Яровецкий озадачено перебегал взглядом от заголовка к заголовку, пытаясь понять, на что именно нужно обратить внимание и вдруг его брови неожиданно взлетели вверх, когда в самом низу страницы увидел небольшую статью, посвященную инциденту, случившемуся в одном из близлежащих сел. Девятилетняя девочка, провалившаяся под лед на озере во время каникул, была спасена десятилетним школьником. Рядом со статьей красовалась фотография девочки с родителями и под ней располагалась подпись: «Семейство Ткач благодарит отважного мальчика за спасение маленькой Кристины». Яровецкий машинально засунул палец в рот и нахмурился, пытаясь поймать какую-то назойливую, но еще не до конца оформившуюся мысль. Роман вновь перелистнул имеющиеся бумаги на начало и теперь куда более внимательно принялся изучать места учебы девушки. Смутное подозрение начинало приобретать более конкретные очертания и, чтобы удостовериться в своих догадках, Яровецкий, плотно закрыв дверь в палату, достал телефон и набрал номер отдела.       Гудки очень долго тянулись один за другим, и Роман то и дело утомленно вздыхал, мысленно надеясь, что сейчас никакой медсестре не придет в голову его проведать. В какой-то миг он уже был готов повесить трубку, но вдруг в динамике знакомо щелкнуло и ровный женский голос произнес:       — Районный следственный отдел, младший лейтенант Муханова. Слушаю вас.       Услышав хорошо знакомые интонации, Роман непроизвольно ухмыльнулся.       — Вольно, лейтенант, свои звонят.       Пауза.       — Роман Юрьевич? — в голосе прорезался слабый намек на интерес, но Яровецкий все же решил не обижаться на отсутствие подобающего энтузиазма.       — Он самый. Пока ты не ушла, у меня есть одна небольшая просьба, Мариш. Можешь мне найти досье Инаева в базе и зачитать дату рождения, где он учился и в какие годы, а?       Если у Марины и возникли какие-то вопросы, то задавать она их не стала. Впрочем, Роман вообще не мог припомнить случая, чтобы она о чем-то любопытствовала. Казалось, этой женщине помимо ее непосредственных обязанностей совершенно ничего не интересно.       — Подождите немного, — сказала она и Роман, выдавив что-то невнятно-утвердительное в ответ, услышал, как защелкали кнопки на клавиатуре. Открыв дверь палаты, он быстро выглянул в коридор и, удостоверившись, что никакой угрозы в радиусе его обозрения не наблюдалось, закрыл обратно.       — Я нашла.       — Говори, — Роман тем временем вернулся к кровати и придвинул к себе нужные листы.       — Родился 16 апреля 1988 года. Учился в семьдесят восьмой средней школе с 1995 по 2006 год. В том же 2006 поступил в Государственную академию декоративно-прикладного искусства и дизайна на факультет декоративно-прикладного искусства, кафедру живописи. Окончил учебу в 2012.       Роман, беззвучно шевеля губами, водил пальцем по напечатанным строкам, которые видел перед собой. Для него оказалось небольшой неожиданностью, что художник оказался на самом деле старше его самого — он-то думал, что все было как раз наоборот. И когда Марина закончила говорить, ему от всей души вдруг захотелось расхохотаться в голос.       Нужно было начинать привыкать к тому, что если что-то относительно спасителя кажется совпадением, то это не совпадение.       — Роман Юрьевич? — раздался в трубке голос Марины и Яровецкий, устало протерев лицо, вновь подал голос.       — Все в порядке, спасибо большое. Отпускаю идти домой с чистой совестью, ты мне очень помогла.       Попрощавшись и отключившись, Роман задумчиво побарабанил пальцами по разрозненным листам. Кристина Ткач, как оказалось, тоже училась в семьдесят восьмой средней школе, но с 1999 по 2007 год и после поступила в тот же университет, что и Инаев, но выбрала другой факультет и специальность. Выпустилась годом позже него, а теперь и работала рядом. Несложно было сложить два плюс два и догадаться, что именно он спас ее в девятилетнем возрасте.       Ну, теперь Роману было абсолютно очевидно, почему эта девушка все еще не замужем. То, что она следовала за художником едва ли не всю жизнь было куда красноречивей любого признания. И это же обстоятельство портило Яровецкому все планы: расспрашивать ее о чем-то, влюбленную по уши, будет пустой тратой времени.       Вздохнув, он собрал все листы в стопку, положил в папку и спрятал ее под матрас. Лег на кровать и аккуратно заложил руки под голову, чтобы ненароком не потревожить никаких своих ран. За окном почти стемнело, и комната тоже постепенно погружалась в полумрак. Романа тем временем разбирало жгучее любопытство: как же так получалось, что Инаев все время оказывался в нужном месте и в нужное время, чтобы предотвратить чью-нибудь смерть? Кристину Ткач он спас еще будучи ребенком, и это в какой-то степени объясняло его выдержку и спокойствие во время других случаев — должно быть, опыт сказывался. Он ведь и сам говорил, что его мозг будто отключался во время опасности и, пожалуй, Яровецкий был склонен в это поверить. Но как же черт возьми он натыкался на всех этих людей, оказавшихся в беде? Подавляющему большинству жителей этой планеты за жизнь не выпадет шанса и кошку с дерева снять, не говоря уже о том, чтобы случайно спасти чью-то жизнь. Инаев же, судя по всем имеющимся у следователя на руках фактам, проделал этот смертельно опасный трюк уже как минимум пять раз (причем два из этих пяти — с самим Романом). И сложно было сказать, то ли это художник был настолько невезучим, то ли наоборот, невероятно везучими были все им спасенные.       Из размышлений о загадочной карме спасителя Романа вывел звук открывающейся двери. Повернув голову, он почти сразу опознал в госте тихонько крадущегося Никонорова.       — Я не сплю, можешь включить свет, — пробормотал Яровецкий не меняя позы, и возвращаясь к созерцанию потолка. Алексей что-то невнятно пробормотал себе под нос и щелкнул тумблером. Роман на секунду прищурился и пару раз моргнул, приноравливаясь к желтоватому освещению.       — Это твоя новая тактика против осмотров? — поинтересовался Никоноров, пододвинув стул и повесив на спинку свою бежевую ветровку. Роман хмыкнул.       — Провожу эксперимент в полевых условиях, все равно заняться особо нечем.       — Что, правда нечем? Ты же сегодня слушал показания Инаева. Неужели он не дал тебе какой-нибудь пищи для размышлений?       Яровецкий скосил глаза в сторону товарища. Никоноров устроился на стуле рядом с его кроватью и смотрел невиннейшим, чистейшим взглядом в ожидании ответа.       — Ты прикалываешься? Еще чуть-чуть и этот человек сломает мне последние мозги!       Алексей растянул губы в некоем подобии усмешки.       — Мозги ты себе ломаешь сам. Я читал его показания и не нашел ничего странного. Со свидетельством Лешина они совпадают и по времени нет никаких несостыковок. Конечно, если ты сам не добавишь вдруг чего-нибудь компрометирующего. Я ведь сегодня зашел в том числе и за твоими показаниями, нужно приобщить их к делу.       Яровецкий громко прищелкнул языком и в притворной обиде скрестил руки на груди.       — Как мило. Я тут, значит, лежу-страдаю, все болит, в меня постоянно что-то колют и чем-то тыкают… а его только бумажки заботят. Никакого сочувствия!       — Так или иначе, а написать тебе все равно придется, — Алексей участливо похлопал друга по плечу. Тот показательно протянул коллеге перебинтованные руки и скорчил страдающее лицо.       — О, как же все болит!.. Ты внимательней приглядись, видишь, у меня пальцы все в бинтах? Ну никак писать не могу!       Роман бросил на коллегу пронзительный, мученический взгляд, на что Никоноров после равнодушного созерцания этого второсортного лицедейства, только возвел очи горе к потолку.       — По тебе театр плачет, Яровецкий, и какая-нибудь исправительная колония для недобросовестных начальников.       — О, кто-то в мое отсутствие почитал справочник для начинающих остряков, — немало впечатлившись, Роман подмигнул.       — Иди ты, — буркнул Алексей, доставая бумаги и ручку. — Я уверен, что нет на свете другого такого руководителя, который бы ездил на мне так, как ты.       — Ой, да ладно, тоже мне нашлась лошадь! Да и я ж не отлыниваю, а правда с травмой… и попробовал бы ты сам в таком состоянии что-то написать!       — Ладно, я тебя понял — ты страдаешь, а я проявляю сочувствие.       Яровецкий самодовольно ухмыльнулся, взбил подушку и прислонил ее к спинке кровати, чтобы сесть повыше.       — Что ж, я готов. Давай, выкладывай. Заодно и меня просветишь, как и почему ты ломанулся на ночь глядя в тот поселок.       Роман, глядя на ожидающего Лешку, засунул в рот большой палец и какой-то момент не сводил с друга немигающего взгляда. Вообще-то по-хорошему следовало бы привлечь к делу и того частного сыщика, что следил за Инаевым, и даже Сашку, потому что он был тем, кто сообщил о преследователе ему самому. Часть событий, повлиявших на ситуацию, строилась на личностных разборках между ним и братом, и меньше всего Роману хотелось добавлять себе лишнюю головную боль. Лешке еще можно было бы сказать правду, но отражать ее в официальных документах не было совершенно никакого желания.       Все показательное веселье медленно сошло на нет. Как ни крути, а от реальности никуда не деться.       — Ты не пиши пока ничего. Я поехал в поселок, потому что мне позвонил Сашка и сказал, что за Инаевым кто-то следит.       После этого предложения Роман в общих чертах рассказал о том, что Александр нанял частного сыщика следить за художником, потому что подозревал его в мошенничестве. По мере рассказа брови Никонорова все больше ползли вверх от неподдельного удивления. Когда Яровецкий закончил, Алексей не сдержался от восклицания.       — Ничего себе! Я и не думал, что Саша так о тебе переживает!       — Не обо мне, а о нашем семейном финансовом благополучии, — фыркнул Роман. — Его мой развод так не озаботил, как этот чудной преподаватель живописи. И как мне после такого не обижаться, вот скажи, а?       Алексей неуверенно повел плечами.       — Да уж, все это и правда несколько усложняет дело.       — А то я не знаю, — ворчливо отозвался Роман, тяжко вздохнул и покачал головой. — Я рассказал Инаеву, что за ним следил второй Шевков, но не стал говорить, откуда мне было это известно. Незачем беспокоить человека тем, что у моего придурка-брата параноидальный психоз на почве жадности!       — Инаев не упоминал о слежке в показаниях, — медленно протянул Алексей и вопросительно взглянул на начальника. — Не заметил?       — Сашкиного сыщика? Нет. И еще он добавил, что понятия не имеет, откуда Эльдар Шевков узнал о нем, и не представлял, что тот преследовал его едва ли не до дома Лешина — там уже по дороге я и подвернулся, видимо.       — И ты веришь ему?       Роман какой-то момент неопределенно смотрел на Алексея, а затем отвернулся.       — Верю. Если бы ты видел его лицо, когда я рассказал ему об этом… Он точно был потрясен до глубины души. Как бы подозрительно все ни выглядело на его счет, но я точно уверен в одном: он хороший человек с правильным моральным компасом.       Никоноров протяжно выдохнул, после чего отложил бумаги и ручку на тумбочку.       — Ладно. Ты ему веришь, пускай, но мы теперь не можем просто так оставить это белое пятно. Если мы опустим эту деталь, а Эльдар Шевков вдруг возьмет и заговорит в суде… Я думаю, не нужно тебе объяснять, что с нас потом три шкуры сдерут, — он устало откинулся на спинку стула. — Мне уже и так сегодня прилетело от Ковалева фактически ни за что. И он, кстати, передавал тебе пламенный привет, после того как закончил чихвостить меня.       Роман виновато поерзал на кровати. Внимательнее присмотревшись к другу он понял, что подполковник, видимо, не стал посвящать Лешку в безрадостные новости о сокращении. Мысленно застонав, Яровецкий дал себе воображаемый подзатыльник за то, что до сих пор ничего не сообщил коллегам. С другой стороны, подходящей возможности все еще не было…       — Сочувствую.       — Ерунда и не такое было. Сейчас меня куда больше заботят твои неожиданные откровения. Без обид, но умеешь же ты, Рома, находить неприятностей на свою задницу на ровном месте!       — Ой, Валерьевич, и не говори… Но я уже не могу ничего изменить, а ты уже не можешь сделать вид, что ничего не слышал.       Никоноров поднялся со стула и принялся ходить по палате. Вид у него был на редкость потасканный и Роман поспешил проглотить едкую фразочку, которая в тот момент пришла ему в голову. Лучше было не провоцировать товарища лишний раз, ведь сейчас он был его единственным союзником. Через три минуты молчаливого хождения от стены до шкафа, Никоноров вдруг остановился и повернулся к терпеливо наблюдающему Яровецкому.       — Он мог наблюдать за участком.       Роман нахмурился, не особо улавливая.       — Кто?       — Эльдар Шевков. Это единственное место, где он мог бы увидеть Инаева. Как тот заходил или выходил.       Роман засунул в рот палец и принялся его грызть. Сигарета сейчас бы подошла куда лучше, но Яровецкий старательно напоминал себе, что теперь, после очередного спасения ему следовало бы лучше заботиться о своем здоровье.       — Ну… пусть и вариант, но притянуто за уши. Лех, даже если Эльдар Шевков настолько… ээ… недалек, что после совершенного преступления почти пришел к нам на порог сам — в участок за день входит и выходит куча людей. Откуда ему знать за кем следить?       — Может, Инаев чем-то себя выдал, но сам не придал этому значения, — Никоноров пожал плечами. — У него ведь при себе был альбом, вдруг он его на улице доставал или еще что.       — Тогда шел дождь, а у него зонта не было — вряд ли бы он без необходимости стал открывать портфель.       — Ну тогда я не знаю, — Лешка показательно развел руки в стороны как свидетельство того, что он уже дошел до крайней степени раздражительности. — Если твой спаситель ничего не вспомнит, и если Шевков не заговорит, тогда еще полбеды. Но нам позарез нужна какая-нибудь версия. Поговори с Сашей — пусть его сыщик расскажет, когда заметил слежку. Мы хотя бы сократим временной промежуток.       — На сколько, на пару часов? — скептично приподнял бровь Яровецкий и Никоноров тут же бросил на него злой затравленный взгляд. Роман, заметив, что дело дрянь, мгновенно поспешил перейти к мирным переговорам. — Ладно, как скажешь, спрошу у Сашки.       Товарищ пару секунд все еще буравил его тяжелым взглядом, а потом снова сел на стул и, скрестив пальцы в замок, принял свой куда более привычный сосредоточенный вид. Яровецкий всегда считал, что Лешка из всех друзей и знакомых был ближе всего к аналогу старшего брата, которого он всегда хотел. И знал, что даже если Никоноров мысленно костерил его на все лады, с не меньшим усердием он и помогал выпутываться из всякого дерьма, в которое Роман время от времени любил вляпаться так, что забрызгивал всех вокруг. На него всегда можно было рассчитывать и Рома очень это ценил, хоть никогда об этом не говорил и уже давно принимал как должное.       — Экспертиза подтвердила, что на орудии убийства кровь Дольниковой, и еще на бруске нашли крохотную частичку кожи — ДНК-тест показал, что она принадлежит Эльдару Шевкову. У него нет шансов избежать наказания, да и нападение на тебя добавило ему обвинений. Но с Эдуардом Шевковым нам так ничего и не поделать.       — Да, согласен, — протянул Роман и вновь повисла пауза, во время которой каждый из них думал о своем, хотя Яровецкий был уверен, что их мысли в чем-то перекликались.       — Тебе не кажется, — внезапно начал Алексей и Рома вновь перевел взгляд на друга, — что с этим делом что-то не так?       — Мм, а конкретнее?       Никоноров неуверенно повел рукой, что буквально могло означать все, что угодно, поэтому Яровецкий решил его не торопить.       — Это всего лишь смутные ощущения, но не кажется ли тебе странным, что придумав такой план по убийству родной сестры, Эдуарду Шевкову не хватило мозгов чтобы спасти собственный бизнес?       Роман пожал плечами.       — Он же вроде говорил, что у него игровая зависимость или что-то в таком духе.       — Да, но… Я наблюдал за ним эти пару дней. Если он мог так ловко манипулировать своим братом для совершения убийства, то с тем же успехом сумел бы провернуть с сотни самых разных мошеннических схем и жить припеваючи. Зачем тратить такой… скажем так… потенциально прибыльный бонус на банальную месть, которая ничего ему не даст?       Яровецкий снова неуверенно повел плечами.       — Может, семейка его действительно сильно достала? В какой-то степени мне это понятно.       Лешка поглядел на него с сомнением.       — Предпочту не комментировать твои последние слова.       — Ну, вероятно, он очень сильно ненавидел своего отца и, очевидно, не очень сильно дорожил больным братом. Звезды сошлись под нужным углом и ему пришла в голову гениальная идея.       Никоноров слабо усмехнулся.       — Может и так…       Роман видел, что не убедил товарища и решил взять себе его сомнения на заметку. До этого Яровецкому не приходило в голову, что Эдуарда Шевкова тоже мог кто-то надоумить или даже помочь воплотить страшный план в жизнь. Кому бы такое могло понадобиться и зачем?.. Забивать себе голову теорией заговора, у которой совершенно не было под собой основания ему сейчас не слишком хотелось, поэтому Роман пока просто задвинул это куда-то на край сознания.       — Ого, уже так поздно… Я пойду, — Никоноров поднялся и упаковал назад в сумку нетронутые листы. — Я еще подумаю, что делать с твоими… прекрасными показаниями. Но лучше бы все-таки Инаеву как следует покопаться в памяти. И не забудь спросить Сашу насчет сыщика.       Яровецкий кивнул.       — Обязательно. У меня в эти выходные будет много замечательных возможностей это сделать.       Никоноров надел ветровку и послал ему ободряющую улыбку.       — Держись. И звони, если будет совсем туго.       Роман покивал и помахал ему на прощанье. Лешка колебался всего мгновение, а затем кивнул на переключатель.       — Выключить?       — Пусть горит. Ты же знаешь какой я бываю злющий, когда меня принудительно будят. Сестрички-то в основном, ни в чем не виноваты.       — Ладно, тогда до скорого, — Никоноров махнул рукой на прощанье и, выйдя за дверь, тихо прикрыл ее за собой. Яровецкий продолжал увлеченно грызть палец и предпочитал думать о чем угодно, но только не о завтрашнем дне.

***

      Дорогой импортный автомобиль мягко шуршал шинами по асфальту — совсем ничего общего со звуками, которые издавал его собственный внедорожник. Роман сидел на пассажирском сиденье сразу за личным Сашкиным шофером и невидящим взглядом смотрел в окно. Бинты с его головы наконец-то убрали и порядком отросшие волосы вновь дали о себе знать, непослушными прядями ложась на лицо и торча в разные стороны как иголки у дикобраза. По правую сторону от него сидел Александр и что-то сосредоточено читал в своем планшете. Яровецкий, пока еще была такая возможность, предпочитал не обращать на присутствие рядом брата никакого внимания.       На улице снова был погожий теплый день. Роману благополучно вернули назад его одежду, чему он был несказанно рад, поскольку перспектива ехать домой в официальном костюме привлекательной нисколечко не казалась. Просто поставив брата перед фактом, что больше не натянет на себя эти пижонские дорогие шмотки, он закрыл эту тему и больше с ним ни о чем не заговаривал. Однако при этом прекрасно помнил, что обещал Никонорову как следует расспросить Сашку, но удачно затыкал совесть тем, что еще не чувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы снова поднимать эту тему. Впрочем, он вообще не испытывал никакого желания разговаривать в принципе: ночью он плохо спал, и голова наутро оказалась какой-то неприятно тяжелой. Поездка в тишине стала хорошей возможностью хоть немного расслабиться и ненадолго выключить уставшие мозги.       Дорога от больницы заняла у них около пары часов. Они миновали тесный центр, проехали мимо новостроек с широкими дорогами и направились в элитный частный сектор, где проживали местные именитые бизнесмены и чиновники различного звена. Здесь можно было увидеть дома и особняки на любой вкус: в готическом стиле, романском, классическом, восточноазиатском и минималистическом. Встречалось что-то и совсем маловразумительное, которое именовалось нынче модным словом «хай-тек». Роман на полном серьезе считал, что у человека, который строит себе дом из стекла, не все в порядке с головой, но мнение свое держал при себе, особенно если родители приглашали кого-нибудь из соседей в гости. Благо Роме нечасто приходилось бывать на этих милейших посиделках: его несдержанный язык обычно был позором для Юрия Яровецкого.       Дом, в котором Роман провел свое детство и юность, был построен в стиле эпохи Возрождения, как вечно повторяла ему мать, опасаясь как бы младший сын не ударил в грязь лицом, если его вдруг об этом спросят. Роману тогда на всю эту ерунду было плевать с высокой колокольни: главное, что его комната располагалась далеко и от родительской, и от Сашкиной. Но материны наставления все же въелись в голову на всю жизнь. Круглая мансарда, такие же округлые балконы с широкими окнами, пара изящных колонн, и все это чудо выкрашено в нежный светло-сиреневый оттенок. Большинство людей при виде родного дома чаще всего испытывают чувство ностальгии или привязанности, но для Романа эти стены всегда ассоциировались с безысходностью и отчаянным желанием сбежать.       Когда автомобиль въехал за ограждение и остановился у идеально подстриженной лужайки, Яровецкий бросил на особняк тоскливый взгляд, всеми силами оттягивая неизбежное, хоть и знал, что это ничего ему не даст.       — Папа вернется вечером, — вдруг сказал Саша, отложив планшет в сторону. Роман недоверчиво покосился на него.       — Это ты меня сейчас так успокаиваешь, что ли? Что до экзекуции осталась пара часов? Таймер бы еще над входной дверью повесил, чтоб я точно знал, когда начинать виновато дырявить ковер носком.       Саша многозначительно вздохнул, но ничего не сказал и просто вышел из машины.       — Что и требовалось доказать, — фыркнул Роман, последовав его примеру. — С возвращением меня в ад.       Оказавшись на свежем воздухе, он полной грудью вдохнул витающий в пространстве запах травы и цветов, и, засунув руки в карманы джинсов, немного постоял под теплыми майскими лучами. Приятно было все-таки оказаться в тишине на природе, не расследуя и не предотвращая чьих-нибудь убийств. Вот бы местечко только подобрать другое и компанию — и отдых был бы сказкой.       Они прошли к входной двери: Саша достал ключи и открыл. Роман топтался сразу за ним, оглядываясь по сторонам: здесь с годами практически ничего не менялось. Даже дерево, которое росло у окон его спальни все еще стояло на месте. Не счесть сколько раз он сбегал из своей комнаты с его помощью, и сколько раз отец клялся его спилить к чертовой бабушке, но каждый раз руки так и не доходили. К пятнадцати годам Рома вообще перестал обращать на эти угрозы внимания — не до того родителю было, чего уж тут. И вот, еще пятнадцать лет прошло, а оно по-прежнему здесь, по-прежнему стоит.       — Привет! Не думала, что вы так скоро обернетесь! — из кухни почти сразу вышла Лида с удивленной улыбкой, и принялась на ходу снимать фартук. Она клюнула Сашку в щеку и тут же укоризненно добавила: — Ты должен был мне позвонить!       — Прости, мне нужно было дочитать отчеты.       Покачав головой, она оставила мужа в покое и направилась к Роману, внимательно его разглядывая. Яровецкий, чувствуя себя слегка пристыженным из-за своего не слишком опрятного внешнего вида, неуверенно помахал рукой.       — Привет.       — Ну что ты как не родной, — ворчливо сказала она и приобняла его за плечи. Роман рассмеялся.       — Я только из больницы и не уверен, что от меня пахнет райскими кущами…       Лида тут же добродушно рассмеялась в ответ и у Ромы немного отлегло от сердца.       — Давай, проходи, не стесняйся, это же и твой дом тоже. И, кстати, твоя комната, как всегда, в твоем полном распоряжении. Я оставила там и постельное белье, и банные принадлежности, и Саша взял из твоей квартиры вещей… Но если вдруг чего-то нет, то ты обязательно дай мне знать, хорошо?       — Он уже взрослый человек и сам в состоянии найти то, что ему нужно, — мимоходом вставил Александр и, разувшись, ушел в гостиную. Лида закатила глаза и махнула рукой.       — Не обращай внимания. На самом деле он очень рад, что ты здесь.       — Да, — откликнулся Роман, провожая брата скептичным взглядом. — По нему это особенно заметно… А где мама? И Юля?       — Юля у моих родителей, они завтра ее привезут. А мама в саду, пропалывает цветы. Мы обе не ждали, что Саша так быстро тебя привезет.       Роман машинально перевел взгляд на противоположную прихожей дверь, что вела в мансарду, и после минутных сомнений решил, что сперва будет лучше привести себя в порядок, а потом уже показываться родительнице на глаза. Он был уверен, что выглядел не самым лучшим образом: его руки все еще были в повязках, голова была немытая и нечёсаная, да и переодеться во что-нибудь чистое и немного более приличное не помешало бы. На этом глянцевом паркете, среди столов с кружевными скатертями, окруженный приятным глазу чистоте и порядку, Роман сам себе казался чужеродным организмом, который каждым своим шагом только и делал, что заляпывал грязью окружающее пространство.       Будто бы прочитав его мысли, Лида положила руку ему на плечо.       — Не переживай, иди. Мы с Сашей, если что, немного отвлечем маму, пока ты не спустишься.       Яровецкий улыбнулся и подмигнул, ощутив прилив признательности.       — Ты просто мировая невестка.       Комната выглядела точно так же, как он и помнил. Все те немногие личные вещи, которые он оставил здесь — коллекционные фигурки, диски с музыкой и играми, постеры знаменитостей, стопки журналов — по-прежнему были аккуратно упакованы в подписанные коробки и покоились нетронутыми в углу. Роман до сего момента был уверен, что все это «добро» после последнего его визита уже полгода как гнило на свалке и оказался приятно удивлен столь неожиданному подарку. Он немного прошелся поверху этих самых коробок, слегка улыбаясь своим воспоминаниям, что были связаны с той или иной вещью, что он вынимал на свет. Но в какой-то момент он все же стряхнул с себя ноющее чувство ностальгии, опомнился и, взяв в охапку все заготовленные Лидой принадлежности, пошел мыться.       Выйдя из душа получасом спустя, Роман почувствовал себя гораздо лучше. Он избавился от повязок на руках, натянул на себя чисто-белый лонгслив, джинсы без дырок, кое-как причесал свои лохмы и, собравшись с духом, спустился вниз, тихо шурша мягкими домашними тапочками. Когда прошел мимо кухни, то заметил, как Лида многозначительно кивнула ему в сторону мансарды. Улыбнувшись и кивнув ей в ответ, он пошел в указанном направлении, чувствуя, как сердце в груди начало биться быстрее.       В последний раз, когда он был здесь полгода назад, доведенный отцом до бешенства Роман наговорил всякого. Дословно всего Яровецкий уже не помнил, но обвинения в адрес родственников сыпались как из рога изобилия. Больше всего, конечно, перепадало отцу, Сашке тоже доставалось между делом, и даже Лена, вклинившаяся тогда в разговор, чтобы немного сбавить градус напряжения, получила по полной программе. Роману было немного стыдно за вспышку ярости — совсем чуть-чуть! — но речи отца всегда заводили его едва ли не с пол-оборота и с этим Яровецкий до сих пор ничего не мог поделать. Казалось, они говорили совершенно на разных языках и никак не могли понять друг друга. Роман давно бросил попытки разобраться, в чем именно было дело и старался бывать дома как можно реже. И единственное, чего он все еще слегка опасался, так это маминого осуждения и разочарования за тот случай.       Толкнув дверь наружу, он почти сразу ее увидел — они с Сашкой стояли к нему вполоборота и о чем-то едва слышно спорили. Мама в своем пестром домашнем костюме-двойке, в рабочих перчатках, и с сапкой в одной руке выглядела слегка сердито. Короткие завитые волосы цвета меди прикрывала соломенная шляпка в тон. Роман уже собирался было зайти обратно в дом — встревать в чужой спор с участием мамы было чревато последствиями, — но его обнаружили прежде, чем он успел что-либо предпринять.       Яровецкий так и остался неловко стоять на месте, глядя на приближающуюся мать, а Сашка, который на полдороге обогнал ее, пришел мимо Ромы не обронив ни слова с как обычно нечитаемым лицом.       — Привет, мам, — сказал он с неуверенной улыбкой, отчего-то уже чувствуя себя маленьким нашкодившим мальчиком.       — Ну наконец-то ты приехал! Дай хоть на тебя посмотреть, — она поспешно сняла перчатки и, взяв его лицо в ладони, принялась внимательно разглядывать, крутя и вертя в разные стороны, попутно тяжко вздыхая. — Ох, совсем ведь зарос! И небритый, и волосы… Кошмар, скоро можно будет косичку заплести! Совершенно не следишь за собой, похож на отпетого бандюгана!       — Мам! — страдальчески протянул Рома, мягко отводя руки матери в стороны. — Я ведь следователь, поверь мне, я знаю, как выглядят настоящие бандиты!       — Смотрю, как умничать перед матерью ты тоже знаешь, горе мое… О, Господи, а руки, — Екатерина громко охнула, взяла его за предплечья и принялась рассматривать исцарапанные стеклом ладони и пальцы. Роман мысленно дал себе легкий подзатыльник, за то, что решил снять доставшие его бинты и повязки так скоро, и совсем немножко порадовался тому, что все куда более устрашающие синяки и ссадины были скрыты под одеждой.       — Все нормально, уже почти не болит, — почти не соврал он, выдав самую очаровательную улыбку из своего арсенала. — И что бы там ни рассказал Сашка, он все преувеличил. Преступник меня только слегка поколотил, да и то случайно, даже шрамов не останется!       Она подняла на него глаза и в тот момент Яровецкий понял, что ее ему точно не провести. Женщина сердито ударила его перчатками по плечу от переизбытка чувств, и от этого неожиданного жеста Рома слегка подпрыгнул.       — Врешь матери прямо в лицо и даже не краснеешь!       — Ээ… да тебе просто из-за моих волос не видно, ма… Да с чего ты вообще взяла, что я вру? Посмотри на меня, я ж как огурчик! — он показательно развел руки в стороны с широкой улыбкой.       — Саша сказал, что тебя чуть не убили!       — Ну «чуть не убили» — это очень громко сказано, — беспечно рассмеялся он, мысленно обругав брата за его длинный язык. — Меня так просто не возьмешь!..       Показательная бравада в его исполнении в подавляющем большинстве случаев безотказно действовала на всех, но у матери был к ней стойкий иммунитет и с годами, судя по всему, он так никуда и не выветрился.       — Рома, — укоризненно произнесла она и Яровецкий поспешил заткнуться, глядя в такие родные, темно-карие, полные переживаний глаза. Улыбка медленно сошла с его лица, и он взял руки матери в свои, аккуратно сжав.       — Ты не переживай, ма, я правда в порядке. Бывает, конечно, всякое — работа у меня такая. Плохие люди не сидят без дела, кому-то надо их ловить, а у меня в целом неплохо это получается. Сашка все всегда преувеличивает для большего драматизма, не верь ты ему. Я ведь из каких передряг только не выбирался, а это, — он фыркнул, указывая на свои руки, — вообще ерунда. Не волнуйся зря и не принимай близко к сердцу. И… Скажу тебе по секрету: у меня есть собственный ангел-хранитель, который обязательно за мной присмотрит.       — В самом деле? — горько произнесла она, ласково погладив сына по небритому лицу. — Тогда очень удивительно, что он еще не сбежал от тебя и твоего безрассудного сумасбродства!       Роман усмехнулся, обнял мать и, прикинув в голове кое-что, весело протянул:       — Мм… Забавно, а ведь вообще-то он и правда пытался… Но я был на машине, а он — с тростью. Тут без шансов.       Мать наверняка решила, что сын вешал ей лапшу на уши или говорил метафорически, но сам Роман в тот момент абсолютно не кривил душой. Сейчас, пребывая в теплых материных объятиях, вдыхая с детства знакомый аромат ее чуть сладковатых духов, он был очень рад и благодарен за еще один шанс. Еще одну возможность увидеть ее, обнять и почувствовать себя дома. А ведь этого, сложись обстоятельства иначе, могло бы и не случиться.       Роман ощущал на себе теплые солнечные лучи и едва ли замечал, как легкий ветерок ерошил волосы. И единственное, чего он хотел, так это чтобы его маленький, хрупкий момент счастья длился вечно.