Посланник снов

      — Мм! Какая вкуснотища! — протянул Роман, блаженно прикрыв глаза на секунду. — Я и не думал, что так соскучился по твоей еде, ма. Это же просто шедевр! Ты могла бы запросто открыть собственные курсы по готовке. Да любая девушка должна мечтать научиться так офигительно готовить, как ты!       — Не подлизывайся, — тут же отрезала Екатерина, но Яровецкий все равно знал, что ей было приятно. — Я все еще сержусь на тебя за то, что ты у меня такой раздолбай. Понятия не имею, в кого ты такой пошел.       — Ну ма, я ж от всего сердца, — заверил маму Рома, состроив самое честное выражение лица, на которое только был способен. — Лена, к примеру, тебе и в подметки не годилась. Готовила она неплохо, но до тебя ей было как до луны на карачках. Я бы с радостью позвал тебя к себе жить, чтобы каждый день иметь возможность кушать твои восхитительные вкусняшки, да вот только папа точно был бы против.       — А ты не только льстец, но еще и хитрец маленький! — не оборачиваясь, укоризненно помахала она лопаткой. — Не стыдно хотеть жить с матерью в твоем-то возрасте?       — Не-а, — совершенно искренне произнес Роман. — Где еще я найду другую такую понимающую женщину, а?       Екатерина покачала головой и на секунду снова повернулась к нему.       — Если приведешь себя в порядок, то найдешь без труда! Не могу спокойно смотреть на твои волосы, это сплошное безобразие!       — Ма!       — Что «ма»? Вы когда с Леной вместе жили, ты хоть был на человека похож! А теперь? Лохматый, небритый, в своих рваных джинсах и потертых куртках ходишь, а если и с сигаретой в зубах — то типичный уголовник!       Роман мрачно уставился на спину матери, с трудом удержавшись от комментария по поводу того, на кого он на самом деле был похож, пока они с Леной жили вместе. По поводу всего остального ссориться было глупо, поэтому он только протяжно вздохнул, решив великодушно уступить хоть в чем-то.       — Ладно, согласен, что немного подстричься лишним не будет, но во всем остальном меня мой внешний вид полностью устраивает. По крайней мере, так любой девушке будет сразу понятно, стоит ей связываться со мной или нет.       — Сдается мне, ты все это делаешь нарочно, чтобы не заводить никаких отношений. Никакая порядочная девушка не обратит внимания на тебя, пока ты такой неряха и ты это прекрасно знаешь!       — Ма! Ну куда ты так спешишь? Я еще от одного брака не отошел, а ты уже хочешь опять втащить меня в какие-то обязательства! Правда, я сейчас меньше всего нуждаюсь в кандидатках на роль жены. Мне и на работе хватает проблем, зачем добавлять еще больше?       Мать страдальчески покачала головой.       — Как об стенку горох. Останешься один на старости лет — вот еще вспомнишь мои слова!       — Ма, поверь на слово, мне никто кроме тебя не нужен.       Он широко и довольно ухмыльнулся, с большим удовольствием наминая вкуснейший обед из первого и второго, попутно наблюдая за тем, как мать перемещалась по кухне в поисках каких-то пряностей для своего особого десерта на ужин.       — Это ты сейчас так говоришь… Ох и за что мне это наказание?..       Благословенную идиллию вскоре нарушило появление старшего брата: Александр пришел на кухню в домашней темно-синей рубашке с высоким воротом, темных брюках и планшетом в руках. Не отрывая от него взгляда, он сел за стол, где уже давненько его дожидался такой же обед, как и у Романа. Яровецкий созерцал Сашку какой-то миг, но тот абсолютно не обращал внимания, сосредоточено вчитываясь во что-то на экране.       Заметив, что старший сын только и делает, что ворочает ложкой по тарелке, совершенно не применяя ее по назначению, Екатерина Яровецкая, недолго думая вытащила из его рук планшет. Александр поднял на нее рассеянный взгляд. Рома же, наблюдая за его реакцией, только тихо посмеивался, прикрыв рот ладонью.       — Сначала еда, потом — работа, — назидательно вставила мать, и у Саши не осталось другого выбора как послушаться.       После этого замечания на кухне снова воцарилось молчание. Рома заметил, что брат свой обед поглощал без особого аппетита, почти все время хмурясь в ответ на какие-то свои мысли. Роман, после недолгих раздумий, решил, что лучше не спрашивать — если это было связано с семейным бизнесом, то помочь он все равно ничем не мог. Да и сам Сашка никогда ранее не посвящал его в свои проблемы.       Пока Яровецкий раздумывал над тем, стоит ли втягивать брата в какой-либо разговор, Александр уже покончил со своим обедом, после чего чинно сложил пустые тарелки и отнес к посудомоечной машине. Роман только удивленно хлопал глазами, поражаясь скорости брата — сам он растягивал удовольствие от вкусной домашней еды уже с добрых полчаса. Саша сложил тарелки в машину, после чего поцеловал мать в щеку, попутно прихватив планшет.       — Спасибо, мам.       Не сказав больше ни слова, он покинул кухню. Роман только вопросительно приподнял бровь, проводив Сашку взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из виду.       — У него все в порядке?       — Какие-то трудности с деловыми партнерами, но я не знаю подробностей, — ответила мать, на что Яровецкий только глубокомысленно покивал. Он ни черта не смыслил в семейном деле, да оно его никогда и не интересовало особо. — Как и твой отец, он не спешит отягощать меня деталями. Это, видимо, семейная черта — тащить свои проблемы в одиночку. Ты точно такой же.       Роман устало закатил глаза.       — Ма, ну хватит уже кидать камни в мой огород! Я тебя прекрасно услышал и все понял.       Мать обернулась к нему, смерила пристальным взглядом и покачала головой.       — Что услышал — может быть, но вот что понял — это еще под большим вопросом. Давай сюда тарелки.       Поджав губы, Роман послушно передал матери пустую посуду, поблагодарил и, после недолгих раздумий, направился прямиком к Сашке в кабинет. Время шло, нужно было дать Никонорову хоть что-нибудь, хоть какие-то факты. Остановившись перед дверью, Яровецкий тяжело вздохнул, мысленно настраиваясь на то, что беседа будет не из легких. С одной стороны ему было слегка любопытно, что еще сыщик брата разузнал о спасителе, но с другой он чувствовал легкий стыд, будто тем самым предавал доверие художника. Роман страдальчески прошелся рукой по волосам, говоря сам себе, что у него просто нет выбора: вполне вероятно, что среди добытой информации может найтись какая-нибудь зацепка, ответ на вопрос, почему Эльдар Шевков преследовал Инаева, или как он узнал о том, что тот нарисовал им его портрет. Именно это сейчас должно было занимать мысли Романа, а не какие-нибудь совершенно банальные вещи вроде любимого фильма или клички домашнего питомца. И все же он признавал сам у себя наличие этой небольшой слабости: ему самому так и не выпала возможность изучить досье спасителя, что было у них в базе, поэтому было бы совсем неплохо узнать о нем какие-то еще подробности, помимо мест учебы и тяге к геройству. Разумеется, исключительно в профессиональных целях. Ну и конечно для того, чтобы знать, какие темы лучше не поднимать за ужином…       Роман практически сразу же красочно хлопнул себя ладонью по лбу: он совершенно забыл о своем обещании, но тут же сказал себе, что займется этим, как только вернется домой.       Небрежно постучавшись для приличия, Яровецкий не стал дожидаться особого приглашения и просто вошел. Саша нашелся у шкафа с документами, в тот самый момент сосредоточено что-то читая. Роман прошел к незанятому креслу у стола и громко в него плюхнулся.       — Мне нужны все материалы, которые твой сыщик достал на Дария Инаева, — без предисловий начал он, с преувеличенным интересом изучая ногти на своих исцарапанных пальцах. — Это для расследования. Возможно, что-то из собранной информации поможет восстановить некоторые события. В идеале, конечно, и тебя, и твоего… хм… приятеля следовало бы привлечь к расследованию в качестве свидетелей, но я все еще лелею надежду обойтись без этого.       Роман вскинул голову и вопросительно посмотрел на брата. Александр, не отрывая взгляда от бумаг, ответил:       — Неужели твой спаситель что-то от тебя скрывает?       — Ха-ха, очень тонкий намек на сарказм, — пробурчал Рома. — Я же сказал — это для расследования. Так ты дашь мне эти дурацкие бумаги или нет?       Александр сел в кресло по другую сторону стола, по-прежнему сосредоточено вчитываясь в свои документы, открыл верхний ящик и, вытащив папку, передал ее Роману.       — Твой сыщик все еще следит за ним? — будто бы между прочим поинтересовался Яровецкий, искоса наблюдая за реакцией брата. Сашка даже бровью не повел.       — Я пока велел ему прекратить. Появились дела поважнее.       Роман неопределенно хмыкнул, благополучно решив не вдаваться в подробности, и, подгоняемый любопытством, принялся изучать лежащие перед ним листки.       На первой же странице красовалась небольшая фотография художника, а рядом располагалась общая информация: дата рождения, рост, вес, группа крови, образование, место работы, домашний адрес и телефон. Забавно, что дни их рождений были всего в паре дней друг от друга, но не только это казалось удивительным. Они совпадали практически и по росту, и по весу и даже группа крови оказалась одинаковой. Перевернув лист, Роман принялся пробегать глазами сведения о семье. Тут же прилагалась и копия газетной страницы за 1993 год со статьей о транспортном происшествии, случившемся в начале декабря поздней ночью. Яровецкий внимательно пробежался по печатным строкам глазами. Чтобы избежать столкновения с машиной, водитель которой случайно задремал, встречный автомобиль попытался увернуться, но при резком развороте его занесло и он, пробив ограждение, слетел с моста. Оба пассажира — Николай и Наталья Инаевы — погибли на месте. ДТП было классифицировано как несчастный случай. Роман на некоторое мгновение завис над этой статьей, разглядывая фото разбитой машины Инаевых. В уме он сразу подсчитал, что в 1993 спасителю было только пять, и потеря родителей в таком возрасте наверняка стала для него очень сильным ударом. Теперь Яровецкий, пожалуй, начинал немного лучше понимать художника. И его замкнутость, и неравнодушное отношение к ближнему было результатом одной и той же эмоции — страха. Эхо от того детского потрясения преследовало его до сих пор, продолжая влиять на суждения и поступки.       Роман на секунду отвлекся, потерев переносицу, а потом принялся читать дальше.       Как выяснилось, Дарий был единственным ребенком и воспитала его бабушка, скончавшаяся в 2011 году. Собственной же семьи у художника не было: ни жены, ни детей. Жил в бабушкиной квартире один и, судя по всему, его единственным хорошим другом была коллега по работе — Кристина Ткач. Здесь же Рома нашел ту же вырезку из газеты, которую достал ему и Стас, когда собирал материалы на девушку. Десятилетний Дарий вытащил Кристину, провалившуюся под лед во время весенних каникул. Далее следовали газетные вырезки, перемежавшиеся со статьями, взятыми из интернета — в основном все о людях, чудесным образом избежавших несчастных случаев. К некоторым статьям Роман относился немного скептически, другие же изучал с большим интересом, в том числе и те, о которых брат упоминал ранее. И чем глубже он вникал, тем больше недоумевал: один человек не мог вот так запросто спасти столько людей — для этого нужно было как минимум знать обо всех инцидентах заранее, а такого просто не могло быть. Несчастные случаи потому и назывались «несчастными», потому что обусловливались неудачно сложившимися обстоятельствами.       Роман машинально засунул в рот большой палец и устремил рассеянный взгляд в никуда. А ведь его первое спасение было точно таким же. Инаев начал бежать к нему до того, как автомобиль выехал на ту дорогу, и на записях с камер видеонаблюдения это было очень хорошо заметно. Никто не смог бы предугадать с точностью до секунды, когда случится столкновение и произойдет ли оно вообще.       И все же, факт оставался фактом. Если бы не Дарий Инаев, он, скорее всего, уже был бы в могиле.       Все еще чувствуя, как в глубине души ворочается какое-то неудовольствие, Роман вернулся к изучению бумаг. После газетных вырезок Яровецкий увидел выписки из медицинской карты художника и не удержался от потрясенного вздоха. У спасителя было несколько переломов рук и ног, множество растяжений связок, пара ожогов второй степени, сотрясение мозга и к тому же он пережил даже удар током.       — Твою ж налево, да ты просто ходячая катастрофа, — пробормотал Роман, ни к кому конкретно не обращаясь. Судя по датам на больничных, большую часть своих травм Инаев получил в подростковые и студенческие годы. После двадцати пяти лет выписок стало значительно меньше, но вряд ли из-за того, что художник стал более осторожен. Сам Яровецкий полагал, что тот просто перестал наведываться в больницу «по пустякам», предпочитая справляться своими силами. Ведь в характер спасителя такая догадка отлично вписывалась. Роман, после прочитанного, теперь совершенно не удивлялся отсутствию у художника семьи: никакая нормальная женщина не выдержала бы жить с таким камикадзе. Яровецкому очень хотелось понять каким образом работала голова у Инаева, и слышал ли тот вообще о такой вещи как инстинкт самосохранения.       — Занятно, правда? — вдруг подал голос Саша и Роман, пребывая в своих мыслях, поднял на брата рассеянный взгляд.       — А?       — Когда я прочел о полученных им травмах, то подумал, что он специально разводит людей на деньги, потому что якобы «спас» их. Сейчас же мне больше кажется, что он скорее хочет свести счеты с жизнью, но не может решиться на это сам. Поэтому и пользуется каждым подвернувшимся случаем.       — Бред, — отрезал Роман, вынув палец изо рта. — Во-первых, никто не может подстроить столько «несчастных случаев» в одиночку. Это так же нереально, как и удачно спасти всех этих людей без риска расшибить голову. Во-вторых, сколько раз в своей жизни ты, например, видел ДТП? Ну вот чтобы оно случилось прямо у тебя на глазах? Ты думаешь, у Инаева на них радар, что ли? В-третьих, даже если бы он и хотел покончить с собой, то не стал бы просить никого о помощи — этот человек… не боится смерти. Я вот почти уверен в том, что куда больше его пугает совершенно противоположное.       — И что же это?       Роман пожал плечами.       — Люди? Привязанности? Отношения? То, во что нужно вкладываться не только головой, но и сердцем. Думаю, из-за того, что потерял родителей в детстве, страх потерять снова заставляет его отгораживаться ото всех, но в то же время делает очень чутким к чужой беде. Остальное, вроде всех этих спасений, объяснить пока сложно, но я уверен, что рано или поздно докопаюсь до правды.       Саша не стал ничего добавлять и Яровецкий как никогда довольный тем, что последнее слово осталось за ним, снова взялся просматривать остальные бумаги.       — Кстати, а когда твой сыщик начал следить за Инаевым? — нахмурившись, спросил Роман, когда заметил в отчете о наблюдении заметку о том, что художник приходил в полицейский участок.       — Со вторника, — лаконично отозвался Саша и Яровецкий снова запустил в рот палец, теперь принявшись читать намного внимательнее. И вдруг он наткнулся на факт, из-за которого у него на миг перехватило дыхание. Вынув палец изо рта, Роман широко распахнутыми глазами раз за разом перечитывал одни и те же строчки, чтобы удостовериться, что ему не мерещилось.       Когда стало очевидно, что написанное — не обман зрения и не его собственное воображение, Роман несколько растерялся. Глядя на бумаги у себя в руках, он начал осознавать в полной мере, что спаситель ему все же солгал — намеренно или нет, — но из всего прочитанного выходило, что Инаев не поехал сразу домой в тот день, как говорил. Вместо этого он направился в торговый центр и посетил магазин электроники, где встретился с его администратором. Где-то через час, художник покинул ТЦ, но снова не поехал домой. Увидев адрес, по которому наведался Инаев в тот же день, у Романа предательски дрогнуло сердце. Он прекрасно помнил материалы дела, и ему не составило труда узнать и эту улицу, и этот дом — в нем находилась квартира Эдуарда Шевкова.       От мгновенно нахлынувших чувств Роман остервенело отбросил папку на стол брату и, поднявшись на ноги, принялся зло мерить шагами кабинет. Мозг упорно отказывался верить в то, что прочли глаза, но с фактами не поспоришь. Вот тебе! Получи и распишись, Роман Яровецкий, вот тебе твои доказательства! И попутно нож в спину за проявленное доверие!       — Что-то случилось?       Остановившись посреди комнаты в какой-то момент, Роман исподлобья бросил на брата затравленный взгляд.       — Нет.       Вернувшись обратно в кресло мгновением спустя, он принялся читать дальше. Все остальное в отчете сыщика совпадало с рассказом художника: и утренняя прогулка в парке, и время поездки в поселок. Упоминание о другом преследователе появилось тогда же, в то самое утро среды. Роман мысленно застонал, понятия не имея, как ему теперь складывать кусочки паззла, чтобы получить правильную картинку. Ему казалось, будто реальность сняла с него розовые очки и изо всей дури влепила пощечину, чтобы как следует отрезвить. Но даже сейчас, даже сейчас имея на руках доказательства лжесвидетельства, испытывая целую палитру эмоций из обиды, разочарования, унижения, горечи и злости, ему отчаянно хотелось верить, что всему этому еще можно найти объяснение.       Объяснение, которое с большой долей вероятности ему совершенно не понравится.       — Все в порядке? — снова нейтрально поинтересовался Александр, придирчиво разглядывая брата, на что Роман в этот раз выдавил из себя что-то бессвязное.       — Мне нужно позвонить, — в конце концов, бросил он и рассеянно помахал папкой в воздухе. — Я это пока что заберу, спасибо. И еще я хочу побеседовать с твоим сыщиком, скинешь мне его номер, ладно?       — Ты таки что-то нашел.       Яровецкий, направившись к двери, на мгновение замер.       — Как ты и говорил, я — следователь и не могу отрицать факты. И если у меня есть сомнения, то впереди только два выхода: подтвердить их или опровергнуть. Не забудь скинуть номер.       Не дожидаясь ответа брата, Роман вылетел за дверь и в нетерпении перепрыгивал через две ступеньки, чтобы подняться на второй этаж. Лида меняла постель в комнате Юли напротив и явно хотела что-то у него спросить, но Яровецкий жестами извинился и закрыл дверь. Отключив телефон от зарядки, он сел на кровать, положив папку рядом и, чувствуя, как быстро колотится сердце, набрал Никонорова.       Можно было забыть или не придать значения поездке в торговый центр — возможно Дарий просто договорился с кем-то из знакомых заранее, но как объяснить то, что Инаеву было известно местонахождение квартиры подозреваемого (а Роман даже не пытался врать себе, что это было очередное «совпадение»), он не знал. Пока он слушал гудки в трубке, то старался привести беспокойно мечущиеся мысли в порядок, однако получалось с большим трудом. Редко когда Яровецкому доводилось чувствовать себя так гадко, обычно любой плевок в лицо от жизни или дорогих людей он встречал с широкой ухмылкой, не позволяя себе принимать неприятности слишком близко к сердцу. В последний раз ему было так же паршиво, когда он узнал, что Лена наставила ему рога — в тот вечер он почувствовал себя заляпанным грязью с ног до головы, растоптанным и униженным как никогда прежде. Роман и представить не мог, что так скоро испытает снова нечто похожее. Больше всего на свете в тот момент хотелось спросить: почему? За что? Он ведь со всей душой, так сказать, пытался наладить контакт, пытался подружиться, помочь, верить… А как иначе относиться к человеку, который жизнью рискнул ради тебя? Роман просто хотел быть благодарным. А в ответ что? Обман и предательство.       Снова обман и предательство.       — Але, Ром? Тебя уже нужно спасать? — с усмешкой в голосе спросил Никоноров, подняв трубку и Яровецкий, с трудом проглотив ком неожиданно вставший в горле, перешел сразу к делу.       — Я получил отчеты частного сыщика.       В динамике повисла пауза.       — Судя по твоему убитому тону новости не из приятных.       Роман в двух словах пересказал коллеге то, что прочитал получасом ранее, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более ровно.       Закончив, Яровецкий умолк, ожидая вердикта. В отличие от него Лешка мог посмотреть на ситуацию объективно и, возможно, увидеть то, что сам следователь не заметил из-за своей предвзятости.       — Ничего из этого не было в его показаниях. Ты уверен, что это правда? — в конце концов спросил Алексей. Роман устало провел рукой по лицу.       — Ты знаешь, я уже ни в чем не уверен. У меня в голове все путается. Возможно, я сам себе выдумал образ, которого просто нет, поэтому и вижу только то, что хочу… Короче, фиг с ним, Лех, я устал. Когда Сашка даст мне номер сыщика, я тебе его перешлю — проверишь этого товарища, может даже лучше будет, если ты его к нам поболтать пригласишь.       — Ладно, — согласился Никоноров. — Это можно. А ты вообще сам как, а?       — Ой, а то ты меня не знаешь, — поспешил отмахнуться Яровецкий. — Папы еще нет, но сейчас, честно говоря, мне любые его упреки по барабану. Все по барабану. Пусть хоть небо упадет на землю, мне на все плевать.       В динамике раздалось красноречивое сопение оперативника: Рома сразу понял, что Леша ему не поверил, да и это было неудивительно, ведь Роман и сам себе не верил — как-то уж слишком жалко прозвучало его заявление.       Яровецкий забрался на кровать с ногами, и устало прислонился головой к стене.       — Чувство такое, будто я долго бежал и со всего размаху вдруг налетел на стену, которую не видел.       — Не начинай драматизировать раньше времени. Возможно, все объяснимо.       — О, так ты теперь его защищаешь? Интересный поворот. Мне казалось, в отношении Инаева ты настроен несколько скептически, — фыркнул Роман. Никоноров тяжко вздохнул.       — Мое отношение к нему — это мое дело. Твой спаситель впервые в жизни давал показания, может, нам стоит быть снисходительнее.       Яровецкий сперва даже подумал, что ослышался.       — Ты прикалываешься? Я дам руку на отсечение, что если мы спросим Инаева напрямую о его визите по тому адресу, он найдет отговорку. Он оправдает себя, а мы ничего не сможем доказать! Потому что кроме того, что его действия «подозрительны», у нас ничего нет!       Он выпалил все это на одном дыхании, под конец едва ли не сорвавшись на крик. Алексей в трубке какое-то время просто молчал.       — Ром, скажи, а что именно ты хочешь доказать?       Яровецкий открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут же закрыл. Он совершенно запутался в своих собственных же чувствах и бесился из-за того, что не мог с ними разобраться.       — Тебе нужно немного остыть, Ром, — мягко сказал Никоноров. — Давай разбираться с проблемами в порядке очередности.       — Ой, кончай изображать из себя эталон рассудительности, бесит!..       — Ты разочарован и это понятно, — понимающе вздохнул Леша и Яровецкий невидящим взглядом уставился в потолок. Противно было признавать, но товарищ был прав. — И в данный момент, согласись, рассуждать здраво ты не в состоянии. Отвлекись на что-нибудь. Поиграй с племянницей, например, или там в комнате приберись, книгу почитай, погоняй по корту на приставке… Займись чем-нибудь вместо того, чтобы переживать о том, что все равно уже изменить не сможешь.       — Легко тебе говорить, — буркнул Роман, медленно выдохнув, и тут же поспешил перевести разговор на другую тему, чтобы избавить Лешку от возможности играть в психоаналитика. — Эльдар Шевков по-прежнему молчит?       — Да, там все без изменений, а его брата мы пока отпустили. Паша все еще бьется над недавним взломом, но пока результатов нет.       — Ясно.       Повисло молчание. У Яровецкого не было никаких идей по поводу того, как разговорить Шевкова, да и стажеру он тоже ничем бы не смог помочь. Поэтому быстро свернув разговор и попрощавшись с Лешей, Роман лег на кровать, раскинув руки и ноги в стороны, будто морская звезда. В голове было вязко и пусто, решительно не хотелось ни о чем думать. Какое-то мгновение он так и пролежал, не двигаясь, а затем снова взял телефон. Промотать свою довольно скудную историю звонков у него не заняло много времени. Увидев нужное имя, он некоторое время просто смотрел на него, пока большой палец неопределенно висел прямо над зеленой кнопкой. Роман и сам не знал, хотел он звонить или нет, был вообще смысл сейчас говорить или нет. Он сжимал телефон в пальцах точно зная только то, что не хочет разочароваться в своем спасителе еще больше.       В конечном итоге Яровецкий вернул телефон на тумбочку, так и не позвонив. Когда пару минут спустя в дверь деликатно постучали, Роман сделал вид, что спит. Лида наверняка слышала, как он почти кричал, но что-либо объяснять сейчас у него не было никакого желания. Он просто хотел немного побыть в одиночестве, но в какой-то момент сон все же одолел его и Яровецкий благополучно проспал до утра больше никем не потревоженный.

***

      Проснувшись утром, Роман сразу же пожалел о том, что проспал так долго: все тело ломило, голова была все равно что чугунная, и, казалось, он потратил львиную долю своих сил только на то, чтобы встать с кровати. Еще не отошедший толком ото сна, лохматый, мятый и не умывшийся, он на заплетающихся ногах спустился на первый этаж и тут же замер, практически напротив входной двери.       Всю усталость моментально как рукой сняло, когда он увидел в подставке для обуви дорогие лакированные туфли со слегка заостренными носками.       Отец уже был дома.       Мысленно чертыхнувшись, Роман в легкой панике провел рукой по растрепанным смоляным волосам, собираясь прошмыгнуть обратно наверх и привести себя в относительный порядок, пока его еще никто не заметил. Меньше всего на свете ему хотелось начинать новый день с замечаний о внешнем виде, по которому отец не преминет возможностью пройтись, едва попадется ему на глаза.       Но воплотить свой план в жизнь ему так и не удалось.       — О, Ром, ты уже встал, а я как раз собиралась пойти тебя будить, — приветливо сказала Лида, показавшаяся в тот миг из кухни. Она приглашающе махнула рукой. — Пойдем, завтрак уже готов.       — А… — неуверенно протянул Яровецкий, совершенно не чувствуя себя морально готовым встретиться с главой семейства в ближайшие несколько минут. — Я… Ээ…       — Идем, давай-давай, — невестка кивнула головой в сторону кухни. — Уже все в сборе, только тебя ждут.       После ее слов Роман ощутил, как все внутренности тут же скрутились в тугой узел. Вчера он был так расстроен, растерян и зол, что ему даже никакой черт не был бы страшен, не то что родной отец. Но сейчас эмоции немного поутихли, голова соображала чуть более ясно, а вместе с этим вернулось и острое желание сбежать из этого дома как можно дальше.       Должно быть, все сомнения у него были на лице написаны, потому что Лида ободряюще улыбнулась ему и снова кивком указала в сторону кухни. Тяжко вздохнув, Роман мысленно махнул рукой (была не была!) и понуро пошел следом за невесткой.       Практически все многоуважаемое семейство уже находилось в столовой. Во главе стола как всегда сидел отец: в костюме цвета графита, с галстуком в тон, прямоугольных очках в дорогой оправе и аккуратно зачесанными темными волосами, которые уже заметно тронула седина. В тот момент он был полностью поглощен чтением газеты и не обращал никакого внимания на остальных. Сашка сидел по правую сторону от отца и выглядел почти полной его копией, разве что одет был не так формально и пока еще не носил очков. Но все остальное — прическа, осанка, взгляд, жесты, — все это было очень знакомым. Брат тоже что-то читал, но на планшете, время от времени водя пальцем по экрану. Лида присела рядом с ним, а мама сидела по левую сторону от отца и что-то деловито накладывала ему в тарелку, разбавляя тишину непринужденным разговором.       Роман еще пару секунд помялся в арке между кухней и столовой, борясь с сильным желанием свалить по-тихому, но в конце концов все же пересилил себя, отгоняя прочь неприятные воспоминания о сотнях таких же обязательных семейных завтраков, которые он пережил за свое детство.       — Утречка всем, — преувеличено бодро бросил он с приклеенной улыбкой, обратив на себя внимание, и тут же поспешил сесть возле матери, чтобы не иметь возможности лишний раз встречаться с отцом взглядом.       — Ты хорошо себя чувствуешь? — тут же всполошилась она, прижав ладонь к его лбу. — Ты так долго спал, я уже подумала, что ты ухитрился подхватить простуду.       — Да нормально я, мам, нормально, — он мягко убрал руку родительницы от своего лица. — Просто устал.       — Усталость не может служить отговоркой для неряшливости, — подал голос отец, аккуратно сложив газету и отложив ее в сторону. Следом он снял очки и пристально взглянул на Романа: его густые кустистые брови стремительно сошлись у переносицы как две прямые стрелы. Яровецкий тотчас же прикусил язык, изо всех сил стараясь удержать лицо хотя бы ради матери. — Тебе должно быть стыдно показываться нам на глаза в таком виде.       — Юра, — мать легонько похлопала отца по руке. — Не начинай, я прошу. Рома ведь не хотел проявить неуважение, он просто много пережил за последнее время. Мы должны быть немного снисходительнее к нему…       — Мужчина должен в любой ситуации выглядеть и вести себя как мужчина, — отрезал Юрий Яровецкий, слегка повысив тон, на что мать только показательно закатила глаза. — Если он в состоянии ходить, пользоваться руками и соображать головой, то должен понимать, что в таком случае я не приму никаких оправданий.       — Прошу прощения, — кое-как выдавил из себя Роман сквозь стиснутые зубы. — Я не подумал.       Они смотрели друг на друга какой-то момент — темно-карие против зелено-карих, — и Роман все же отвел взгляд первым.       — Я знал, что ты так скажешь. Совсем неудивительно, что от тебя жена ушла, — сухо ответил он и принялся за еду. Саша без комментариев практически сразу же последовал примеру отца. Роман, выдавив из себя жалкое подобие ухмылки, неуверенно переглянулся с Лидой и мамой. Последняя только махнула рукой, будто бы говоря тем самым, чтобы он не обращал внимания. Кивнув, Яровецкий уставился в свою тарелку, кромсая лежавший на ней омлет без особого аппетита. Как мило. То есть в глазах семейства он был все равно виноват, даже если предали его самого. Роман всегда старался не обращать внимания на замечания и колкие обвинения, но слова отца все равно больно его задевали. Даже сейчас, после всех этих лет.       — Как долго ты планируешь быть здесь? — поинтересовался отец и Роман пожал плечами, не поднимая головы.       — Я должен вернуться на работу завтра, у меня важное дело.       — Что с твоими медицинскими расходами?       — Все в порядке. Страховка почти все покрыла.       — Тот человек, что спас тебя, — едва отец это произнес, как Роман тут же вскинул голову, внутренне напрягшись. — Саша сказал, что он может оказаться мошенником.       Роман тут же бросил сердитый взгляд на Александра, едва удержавшись от того, чтобы не выругаться в голос. Внутри мгновенно поднялась буря праведного негодования: его самого они могли поносить сколько угодно, но обвинять человека в преступлении без доказательств он не позволит никому.       — Я с этим сам разберусь, я все-таки представитель закона, — пробормотал Яровецкий, сжав вилку в пальцах так, что они побелели. — А Саша как обычно немного преувеличивает.       — Я так не думаю, — вдруг сказал брат, и Роман скосил глаза на него. Их взгляды скрестились. — Ты просто ослеплен чувством благодарности, мы уже говорили об этом.       — А ты просто не веришь в существование бескорыстных людей, — бросил Роман в лицо Саше, слегка повысив тон. — Потому что меряешь всех под одну гребенку! В твоем мире деньги решают все!       — Потому что это так, — спокойно ответил он, выдерживая навязанный зрительный контакт, почти не изменившись в лице.       — Иди ты знаешь куда?.. — тут же взвился Яровецкий и почувствовал, как мама положила руку ему на предплечье.       — Довольно, — звучно произнес отец. Лида что-то прошептала на ухо Сашке, но тот только отмахнулся. Сам же Роман изо всех сил старался не закипеть. Все вокруг только и делали, что пытались давать оценки его эмоциональному состоянию и это дико его бесило. И мало им было этого, так теперь еще они собирались заочно судить человека только потому, что его поступки не вписывались в установленную ими схему мира.       — Не смей утверждать, что мой спаситель — преступник, пока я сам этого не докажу, ты меня понял? — сквозь стиснутые зубы проговорил Роман, испытующе взглянув на брата. Александр аккуратно протер губы салфеткой и, отложив ее в сторону, повернулся к нему.       — Мне все равно, кто он, меня беспокоишь ты. И твой здравый смысл.       — Мой здравый смысл в полном порядке, в отличие от твоего.       — Рома, перестань! — не выдержала мать, легонько ударив его по руке. — Что это за разговоры? Мы все о тебе волнуемся, и Саша тоже. Никто здесь не ставит себе за цель обидеть тебя или усомниться в твоих способностях. Просто мы хотим удостовериться, что тебя окружают хорошие, благонадежные люди.       — Он спас мне жизнь, мам, — проникновенно сказал Роман, повернувшись к ней. — Разве такой человек может быть нехорошим?..       Едва Яровецкий это произнес как понял, что действительно по-прежнему верил в это всей душой, несмотря на предоставленные вчера братом доказательства. Он все еще испытывал жгучее разочарование, но вопреки всему упрямо держался за свои убеждения. Все еще очень хотел понять спасителя.       Хотел дать ему шанс.       — Александр прав, ты и правда предвзят, — будто приговор произнес Юрий Яровецкий и Роман не удержался.       — Будто ты бы не был, оказавшись в такой ситуации.       Атмосфера за столом моментально недобро сгустилась и это ощутили все. Взгляды отца и младшего сына снова встретились. Юрий Яровецкий скрестил пальцы в замок и слегка прищурился.       — Знаешь, каким бы я не был, даже оказавшись в такой ситуации? Доверчивым глупцом! В конце концов, это твоя работа — проверять людей! Но почему-то этим вместо тебя занимается твой брат.       — Я его об этом не просил, — едко вставил Роман, и Юрий Яровецкий вдруг резко ударил ладонью по столу.       — Потому что у него в отличие от тебя есть голова на плечах, которой он к тому же умеет пользоваться!       — Юра, хватит, — укоризненно произнесла Екатерина, мягко похлопав мужа по руке, но тот не обратил почти никакого внимания. Роман бесшумно выдохнул, проглатывая брошенные в лицо обидные слова, позволяя им проходить мимо как чему-то совершенно несущественному. В конце концов, отец не сказал ничего нового.       — Что «хватит», Катерина? — громкий возглас отца вернул Яровецкого к реальности. — Да он всю жизнь полагается только на удачу! Благодаря мне он едва окончил школу, благодаря своим друзьям он не вылетел из полицейской академии, даже жизнью он своей обязан какому-то подозрительному типу! Что он сделал сам, мм? Устроился на неблагодарную работу, чтобы всю жизнь горбатиться за гроши. Ему тридцать лет, а он уже угробил свой брак и живет как на помойке! А все потому, что он не умеет решать свои проблемы сам, у него все на «авось»! «Авось как-нибудь само рассосется», «авось прокатит», «авось повезет»!..       Роман смотрел в свою тарелку невидящим взглядом, против воли чувствуя, как начинает щипать глаза.       — Юра, успокойся уже, — шикнула на отца мать, и тот что-то недовольно ответил, но Яровецкий едва ли услышал. Он сидел неподвижно на своем месте и гадал, перестанут ли хоть когда-нибудь иметь для него значение эти слова. Перестанет ли он хоть когда-нибудь быть белой вороной в этой семье.       Родители еще о чем-то говорили, а Роман, отмерев, отправил в рот пару ложек омлета и жевал совершенно не чувствуя вкуса, стараясь ни на кого не смотреть. Потянувшись за кусочком тоста, он вдруг встретился глазами с Лидой, и та послала ему ободряющую улыбку. У Романа не было сил улыбнуться в ответ, поэтому он просто слегка качнул головой.       — …Может быть, Рома прав и мы слишком сгущаем краски, — донесся до Яровецкого голос матери как из тумана. — Саша говорил, он художник? Это же очаровательно. Я всегда мечтала о портрете… О, Рома, это был бы замечательный подарок на мой день рождения. Может, нам стоит пригласить его сюда?       Роман моргнул и недоуменно уставился на мать.       — Что?..       — Кем бы ни был этот человек, а я считаю, что поблагодарить его мы просто обязаны. Лидочка, я ведь права?       — Конечно, — Лидия вежливо улыбнулась и повернулась к Саше, сжав его ладонь. — Послушай маму, это имеет смысл. Клеветать на человека не зная его, некрасиво. Да и Рома к тому моменту уже наверняка во всем разберется.       — Юра, а ты что скажешь? — пытливо уставилась Екатерина Яровецкая на мужа, пока Роман все пытался уловить нить беседы.       — Как пожелаешь, мне все равно. Это твой день рождения и ты вольна приглашать кого хочешь при условии, что этот человек будет вести себя достойно, — деланно равнодушно ответил отец, взявшись за чашку чая. По лицу Саши сложно было понять, пришлась ли ему по душе такая идея, а сам Роман испытывал двоякие чувства.       — Что ж, тогда решено, — с довольным видом мать отправила в рот кусочек омлета. Очень нечасто ее можно было увидеть в настолько благожелательном расположении духа. — Лидочка, милая, ты тоже подумай. Мы ведь могли бы даже попросить… ээ…       — Дария, — машинально ответил Рома. — Дария Инаева.       — Могли бы попросить господина Инаева написать вам с Сашенькой семейный портрет.       Лида неуверенно завела прядь волос за ухо и вежливо улыбнулась.       — Хорошо, я подумаю над этим.       Остальная часть завтрака прошла для Романа практически безболезненно. Вскоре отец ушел и заперся в своем кабинете, а Саша последовал за ним едва ли не через минуту. Только когда они ушли Яровецкий позволил себе выдохнуть с облегчением: встреча после полугодовалой игры в молчанку вышла именно такой, как он и ожидал: с нотациями и обвинениями.       — Ты как? — осторожно спросила Лида, когда они вместе принялись убирать тарелки со стола. Роман пожал плечами.       — Я думал, будет еще хуже. Ну, примерно как в последний раз.       — Я, честно говоря, тоже, — с доверительной улыбкой поделилась она, на что Яровецкий ответил ей кривой ухмылкой. — Ты прости, что я тебе не дала шанса улизнуть, просто было заметно, что отец начинал терять терпение от того, что тебя все не было.       — Это ты прости, — на выдохе произнес он и на ее вопросительный взгляд пояснил: — Что я так с Сашкой. Просто он меня дико бесит своими подозрениями на ровном месте.       — Ничего, он просто такой же упрямый, как и отец. И ты.       — Не представляю, как ты здесь живешь. Тебе нужно памятник ставить. Нерукотворный.       Лида негромко рассмеялась.       — Пока тебя нет, здесь всегда спокойно.       — Ага, то есть это опять камень в мой огород, — полушутя отозвался Рома, и Лида бросила в него полотенце.       — Ты же знаешь, что я не об этом!       Роман отмахнулся.       — Ерунда все, не бери в голову. Отец всегда найдет к чему придраться, я давно привык. Странно еще, что он практически не прошелся по моему разводу. Я думал, это станет главной темой дня — такой офигенный повод для того, чтобы указать мне, насколько я жалок.       Лида на секунду замерла и неуверенно спросила:       — Она… Все еще с тем парнем?       Рома снова пожал плечами.       — Без понятия. В последние полгода мы были как соседи, а когда все же пересекались в квартире, то только ругались. Мне тогда было не особо интересно, кто вскружил ей голову, а сейчас и подавно нет дела до того с ним она еще или нет.       — Извини, — вздохнула Лида. — Больше не буду спрашивать.       — Да фигня все, расслабься, сестра, — он по-дружески хлопнул ее по плечу, и девушка слабо улыбнулась в ответ.       Потом разговор перешел в гораздо более мирное русло. Пока они прибирались, Лида в основном рассказывала о работе и Юле, а Роман время от времени вставлял шутливые комментарии, заставляя невестку смеяться. Ему всегда нравилась Лида. С ней было легко говорить обо всем на свете, да и она частенько выгораживала его перед Сашей, если тот начинал слишком сильно придираться. Приятно было знать, что в этом доме кто-то еще помимо мамы мог его поддержать.       Покончив с уборкой, Лида ушла помогать матери с садом, и Роман оказался предоставлен сам себе. Некоторое время он просто без дела слонялся по дому, абсолютно не зная, чем себя занять и изо всех сил старался не думать о своем расследовании. Ибо стоило ему начать, как жгучее чувство обиды тут же накрывало его с головой. Все-таки, когда личное смешивалось с работой, это всегда было не к добру.       Промаялся бездельем Роман практически до обеда. Вскоре родители Лиды привезли Юлю, и Яровецкий тут же занялся племянницей, предпочтя пропустить еще одно семейное воссоединение. Для приличия он со всеми поздоровался, вежливо выслушал комментарии о том, какой он тощий, пообещал маме Лиды кушать больше, после чего с чистым сердцем отправился с Юлей в мансарду, где, вооружившись цветными мелками, они рисовали принцесс и драконов. На некоторое время Роман был очень рад побыть вдалеке от мира и проблем взрослых, с энтузиазмом встречая каждую новую игру, которую предлагала ему племянница.       — Но! — командовала Юля с веткой в руках сидя у Яровецкого на спине, и Роман, смеясь, послушно возил маленькую племянницу по траве. Вскоре на мансарду вышли Лида с Сашей, но Рома предпочитал не смотреть в их сторону, и ему было абсолютно все равно, насколько глупо он выглядел со стороны в тот момент. Главное, чтоб ребенок был счастлив.       — Смотрите, дядя Рома — лошадка! — весело крикнула Юля, помахав им. Лида помахала в ответ, а Саша просто поднял руку.       — Солнышко, пошли ты бабушку с дедушкой проводишь, а дядя Рома тебя потом опять покатает, если захочешь, — кивнула Лида в сторону дома. Юля крикнула что-то вроде «да!», послушно слезла со спины Яровецкого, получив вслед небольшую порцию щекотки, и с визгом унеслась в сторону родителей. Отряхнувшись, Роман последовал вслед за всеми в дом.       К вечеру суета практически прекратилась. Уставшую от поездки и игр на свежем воздухе Юлю уложили спать довольно рано, и в доме снова стало очень тихо. За весь день Роман пытался как можно реже пересекаться с отцом, на даже если это случалось, то родитель не говорил ему ни слова. Яровецкому для счастья больше ничего и не надо было. Скоро отужинав, он завалился к себе в комнату и, растянувшись на кровати, почувствовал себя дико уставшим, но довольным. Казалось, каждая клеточка тела беспрестанно ныла, но Роман искренне считал, что оно того стоило.       Он предвкушал хороший сон и даже, казалось, успел задремать, как вдруг благословенную тишину прорезала резкая мелодия входящего вызова. Яровецкий, вздрогнув от неожиданности, выругался и потянулся к телефону, мельком глянув на имя звонившего.       — Я уже почти спал, что такое? — пробормотал он, стараясь немного снизить градус раздражительности в голосе. Все же, время было еще детское, так что Никоноров не был виноват в том, что начальник в кои-то веки соизволил лечь раньше в выходной день.       — Ром, — Лешка в динамике часто и громко дышал. — Ты прости, у нас новое дело.       Роман тяжко и горестно застонал.       — Лех, пожалуйста, скажи, что это твоя несколько запоздалая первоапрельская шутка.       — Если бы, — мрачно откликнулся Никоноров. — В общем, убийство на свадьбе. Твой самый любимый тип, так что я подумал, что ты захочешь узнать.       — О да, — от души протянул Яровецкий, переворачиваясь на спину, — просто обожаю такие дела. Куча пьяных гостей, все ругались с жертвой, у всех есть мотив, а каждый из свидетелей точно знает, кто убийца, хотя не в состоянии выговорить внятно собственное имя. В итоге, все тыкают пальцами друг на друга. Валерьевич, прошу тебя, избавь меня от этих адских мук хотя бы на сегодня.       Никоноров молчал очень долгие несколько секунд, что дало Роману повод заподозрить неладное. Только сейчас до него начало доходить, что если бы все было так просто, товарищ бы вполне мог поставить его в известность завтра, а не звонить поздним вечером и портить настроение.       — Есть кое-что еще, — в конце концов произнес Леша. Яровецкий, нахмурившись, протер лицо, тем самым сбросив остатки дремы, и приготовился со всем усердием внимать словам друга. — Один из свидетелей, вообще-то, абсолютно трезв и… Это… даже не знаю, как тебе преподнести… В общем, ты его очень хорошо знаешь.       Роман несколько раз моргнул. Никоноров не спешил ничего добавлять, будто опасался, что стоит ему назвать имя этого несчастного, как на него накинутся с кулаками. У Яровецкого не больше десяти секунд ушло, чтобы понять, о ком могла идти речь.       И это уже становилось совершенно не смешно.       — Пришли за мной машину, — мрачно пробормотал Роман, решительно поднимаясь с кровати. — Я приеду.       — Ром…       — Хватит. Я пытался по-хорошему, но, очевидно, по-хорошему ответов мне не получить. Присылай за мной машину.       — Может ты все-таки…       — Присылай!.. — рявкнул он, и отключился.