Посланник снов

      У Романа не ушло много времени на то, чтобы собраться. Все свои вещи он кое-как побросал в сумку, оделся и выскочил за дверь уже минут через пятнадцать после того, как поговорил с Лешей. Спустившись вниз на первый этаж, он практически сразу же наткнулся на мать, которая выходила из кухни с чашкой чая. В легком цветастом домашнем халате, тапочках и с как всегда идеально уложенными волосами, она сразу же заметила его и замерла в коридоре, смерив удивленным взглядом.       Про себя Яровецкий мысленно чертыхнулся, но деваться уже было некуда.       — Куда это ты собрался так поздно? Ты что, уезжаешь?       Роман перевел неуверенный взгляд на свою сумку, что держал в руке, а потом снова посмотрел на мать, вопреки всему чувствуя легкий стыд и вину.       — Дома хорошо, но долг зовет… Ты прости, у меня появилось срочное дело.       — Какое еще «срочное дело»?! — ожидаемо возмутилась Екатерина Яровецкая. — Ты на больничном в конце концов или нет? В твоем отделе одни дети, что и шагу без тебя ступить не могут?!       — Ой, ма!..       — Ну что «ма»? — сердито взмахнула руками женщина, совершенно позабыв о чашке чая, которую держала в руке — несколько капель коричневой жидкости упали на паркетный пол. Громко сопя в немом негодовании, она поставила чашку на журнальный столик от греха подальше. — Ты же только приехал и даже отдохнуть толком не успел!.. Ты совсем себя не бережешь с этой ужасной работой…       Роман тяжело вздохнул и, спустившись с лестницы, поставил сумку на пол.       — Мам, — он обхватил родительницу за плечи. — Дело не в том, что мои люди не могут без меня справиться. Просто… Случилось преступление, и я должен помочь своим товарищам поймать преступника как можно скорее…       — «Должен» он! — вспыхнула она, сердито убрав его руки со своих плеч, и Роман не стал ей препятствовать. Когда мама была в таком настроении, то лучше было с ней не спорить. — Своим товарищам ты, значит, «должен», а мне? Матери можно не звонить неделями, не навещать ее, не заботиться о ее здоровье, не рассказывать ей ничего…       — Мам, ну чего ты!.. Так говоришь, будто я специально!       — Я к тому веду, что семью завести — вот, что ты «должен» на самом деле! А все остальное — сопутствующие обязанности, а никак не «долг»!       Роман закатил глаза и громко выдохнул. Приехали. Он не хотел с ней ссориться, но и обсуждать подобные темы сейчас у него не было ни сил, ни желания. Яровецкий понимал, что так или иначе она все же зацепит эту тему снова, и не представлял какими словами объяснить, что в ближайшие пару лет совершенно не собирался обзаводиться женой, не говоря уже о детях.       — Всему свое время, — насилу выдавил из себя Яровецкий, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — И я больше не хочу это обсуждать. Прости, мне пора, за мной прислали машину.       Рома прекрасно знал, что машина не могла приехать за ним так скоро, но и выслушивать упреки не хотел. В глубине души он знал, что в чем-то мать была права, как и знал то, что она ведь желала ему только добра. Все желали ему добра, а в результате получалось так, что от этой доброты ему невыносимо хотелось сбежать как можно дальше.       Подняв сумку, он мимолетно клюнул мать в щеку, пока та не опомнилась, и направился к дверям.       — Ты просто невыносим! И в кого ты такой уродился упрямый? — ворчливо пробормотала она, наблюдая за тем, как он обувается.       Роман обернулся на мать, не сдержав иронической усмешки.       — А то ты не знаешь.       Мать страдальчески покачала головой, прекрасно поняв, кого он имел в виду.       — Я пошел, мам. Иди, ложись спать.       — А с отцом попрощаться? И с Сашенькой, Лидочкой?..       Роман махнул рукой.       — Мам, ну не начинай. Не нужно собирать всю семью всякий раз, когда я выхожу или захожу через эту дверь, я ж не президент, а они — не мои избиратели.       Яровецкий подмигнул и уголки губ Екатерины Яровецкой на мгновение дрогнули. Роман видел, что мать все же немного оттаяла: должно быть поняла, что сейчас ей его не переубедить ни в чем.       — Ох, горе ты мое… Что ж, ну иди. Попрощаюсь за тебя. Обязательно позвони, как будешь дома!       — Хорошо, спасибо.       Роман снова чмокнул мать в щеку, на этот раз с искренней благодарностью, и стремглав вылетел за дверь навстречу темной весенней ночи. Воздух был все еще теплый и практически полностью пропитан запахом цветов. В ночной тишине уютно стрекотали цикады.       Яровецкий, закинув сумку на плечо, в какой-то миг обернулся на родительский дом: первый этаж все еще приветливо заливал свет. Некоторое мгновение он просто смотрел на него, испытывая смешанные чувства. Это место редко когда бывало для него домом в полном смысле этого слова, но после спасения, он, пожалуй, в первый раз смотрел на него несколько иначе. Ведь действительно мог бы сюда больше никогда не вернуться, сложись обстоятельства по-другому. Конечно, отношений с отцом это не меняло, да и не верил уже Роман, что они изменятся хоть когда-нибудь. Такого чуда с ним уже точно не случится, но он еще позволял себе надеяться на то, что для них с братом хотя бы еще не все потеряно…       После того, как вышел за ворота, он брел по краю дороги, закинув сумку за спину, и думал о том, что ему предстоит. Яровецкий уже и не знал, как реагировать на происходящее. Раньше Роман действительно шутил о том, что у Инаева, должно быть, имелся радар на всякие происшествия, но теперь это предположение перестало казаться таким уж смешным. С тех пор как художник спас его из-под колес чуть больше недели назад, они все время пересекались, куда бы ни шли. Причем Инаев при каждой новой встрече ухитрялся вызвать у Романа столько подозрений, что ему бы и дня не хватило, чтобы перечислить их все.       Полностью поглощенный своими мыслями, Яровецкий наткнулся на служебный автомобиль получасом спустя, когда тот как раз заворачивал на дорогу, по которой можно было бы добраться до его дома. На водительском сиденье оказался один из дежурных офицеров участка и Яровецкий несколько вяло порадовался тому факту, что заводить какую-нибудь обременяющую беседу ему не придется.       Плюхнувшись на пассажирское место рядом с водителем, он бесцеремонно закинул сумку назад и, пользуясь удачно подвернувшейся возможностью, с кривой усмешкой поинтересовался:       — Сигаретки часом не найдется, приятель?..       До участка ехали в молчании. Роман, приоткрыв окно, закурил, блаженно закрыв глаза и выдыхая дым в темноту ночи. По-хорошему, следовало бы отказаться от этой привычки и ранее Яровецкий обещал себе подумать об этом, однако обстоятельства складывались так, что привести в порядок свои расшатанные нервы он без определенной дозы курева просто не мог. Затягиваясь и выдыхая раз за разом, Роман расфокусированным взглядом смотрел на разноцветные огни города, проносящиеся вдалеке. В какой-то момент прислушавшись к своим ощущениям, он понял, что действительно больше не испытывал такой жгучей злости, как вчера. Вместо этого он был разочарован и сердит, и, может, самую малость обижен, хотя и не совсем отдавал себе отчет в том, на что именно.       К тому времени как Никоноров сообщил о том, что они с Максимом и свидетелями уже едут, сам Яровецкий был уже практически у участка. В мрачном расположении духа, но более-менее сосредоточенный, когда он поднялся на этаж, то обнаружил, что вся честная компания уже была в сборе. Женя, широко зевая, старательно медитировал над какими-то бумагами, что-то беззвучно бормоча себе под нос; Стас во что-то играл на телефоне, но взгляд его был замершим и остекленевшим. Влад, потягиваясь, разминался неподалеку от микроволновки, в которой разогревалась еда, а стажер, с заметными мешками под глазами, хозяйничал у тумбочки с чашками и чайником. В целом, атмосфера в офисе была как в сонном царстве: повсюду зевки и одни уныло-постные мины, будто народ поголовно страдал от хронического несварения. Роману на секунду даже показалось, что уместней было бы сравнение «как с будуна». А еще ему подумалось, что если бы он сейчас разрешил присутствующим лечь спать, то все мигом бы задрыхли прямо на своих местах.       Своим невольным товарищам по несчастью Яровецкий честно сочувствовал ровно секунду после того, как открыл дверь.       — О, шеф! — воскликнул Женя, заметивший его первым, поскольку и находился ближе всех ко входу. Однако выражение его лица с приветливо-радостного тут же сменилось на озадаченное. — А вы чего здесь?       — Тушки ваши полудохлые выручать пришел, — беззлобно откликнулся Яровецкий, выдавив из себя какое-то подобие ухмылки. Заметив, что присутствующие не особенно оживились, он остановился посреди офиса и обвел всех долгим изучающим взглядом. — Что-то не вижу особого восторга. Ладно, так уж и быть, овации можете опустить, но от чашки кофе хотя бы в знак солидарности я бы не отказался.       Прошло еще несколько долгих секунд, прежде чем до всех собравшихся дошло, что начальник уже здесь и никуда уходить не собирается.       — Сейчас все будет, Роман Юрьевич, — расцвел в улыбке Женя и крикнул: — Паш!       — Уже делаю! — бодро откликнулся стажер, снова засуетившись у чайника, но на этот раз с куда большим энтузиазмом.       — Вы же не сбежали с больницы, правда? — несмело поинтересовался Стас, поднявшись и спрятав телефон в карман.       Роман беспечно отмахнулся.       — Больница — это ерунда. Сбежать из родительского дома задачка посложнее, но в этот раз мне, видно, повезло… Хотя, опять же, с какой стороны посмотреть. Угу, спасибо, Павлик… О, у вас тут даже нормальная еда есть!       Вечерний перекус вышел очень спешным и суетливым, но по крайней мере к тому моменту как в отдел явились Никоноров с Максимом, настроение у всех остальных уже было слегка приподнятым и об атмосфере «сонного царства», которую застал Яровецкий, уже практически ничего не напоминало.       Едва объявившись на пороге, Алексей, взяв Романа под локоть, отвел того в сторону, пока все остальные суетливо прибирали остатки скромного ужина.       — Инаев, Ткач и Ульянов сейчас поднимутся. Ты как?       Яровецкий какой-то момент смотрел на серьезного товарища, а затем показательно закатил глаза.       — Расслабься, до кулаков дело не дойдет.       — Рома.       — Да чего ты пристал? Я в состоянии себя контролировать! — громко фыркнув, Яровецкий выдернул руку из захвата. — Лучше скажи, кто нам поможет разобраться с кучей показаний пьяных гостей. Это ведь совсем не то, что мы можем сделать вшестером!       — Этот вопрос уже уладили, — нейтрально ответил Никоноров, но Роман видел его изучающие, настороженные взгляды и еле сдерживался, чтобы нелицеприятно не высказаться о чьей-то чрезмерной опеке. — Да и формально не тебе сейчас об этом волноваться. Пока ты не пройдешь психологическую оценку, тебя к работе не допустят.       Роман уставился на коллегу, пытаясь осмыслить только что им сказанное. Однако в голове словосочетания «психологическая оценка» и «не допустят к работе», определенно отказывались хоть как-то логически связываться.       — Что за?.. — начал было Роман, но в этот момент раздался деликатный стук в дверь и все назревающее недовольство разом выветрилось, стоило Яровецкому за спиной стучавшего дежурного заметить бледное лицо спасителя.       — Товарищ лейтенант, ваши свидетели здесь.       — Хорошо, — откликнулся Никоноров и Яровецкий, отмерев, нахмурился, разглядывая новоприбывшую троицу и отодвигая тревожные мысли о какой-то там оценке куда-то на задворки сознания.       Яровецкий, пользуясь тем, что на него пока никто не обратил внимания, скрестил руки на груди и окинул свидетелей внимательным взглядом. Гражданин Ульянов, нашедший труп, возглавлял процессию. Короткостриженый, с большой родинкой на подбородке, среднего телосложения в слегка пижонском сером костюме, он хмуро оглядывался по сторонам и, казалось, совершенно не слушал того, что говорил Никоноров. Он немного покачивался из стороны в сторону, и вид у него был такой, словно он сделал всем одолжение, явившись давать показания. Кристина Ткач, которую Роману довелось увидеть воочию впервые, нервно сжимала в пальцах свой клатч. Она стояла чуть позади и смотрела куда-то вниз, с несколько растрепанной прической, опухшим от слез красным носом и потекшим макияжем. Она рассеянно куталась в черный пиджак, который без сомнения принадлежал Инаеву, стоявшему рядом. В отличие от обоих своих спутников художник выглядел сосредоточенным и внимательным, даже при таких обстоятельствах не позволяя себе терять лицо. И он, казалось, был единственным среди них троих, кто полностью отдавал себе отчет в том, что сейчас происходило.       Роман про себя скептично хмыкнул: было просто поразительно, что на этот раз художник не просто не сумел предотвратить преступление, но даже не первым нашел труп. Еще одна странная странность, которую Яровецкий мысленно добавил к общей копилке.       Едва Роман подумал об этом, как Дарий наконец-то его заметил: они встретились взглядами лишь на какую-то секунду, а затем художник спешно отвел глаза в сторону. Так быстро, что Яровецкий даже не успел толком ничего понять и мрачное предположение о том, что ничего хорошего ему этой ночью услышать не доведется, только подтвердилось.       — Так, ребята, работаем на опережение, — Никоноров уверенно огляделся на сотрудников, замерших в ожидании распоряжений, пока Роман отошел в сторонку, упрямо сверля взглядом затылок спасителя, который был полностью занят тем, что придерживал свою спутницу под руки, будто она могла в любой момент рухнуть наземь. Поскольку Яровецкий официально был на больничном, о чем-то большем, чем о роли наблюдателя, ему мечтать не приходилось. Но все же он несказанно радовался тому, что имел возможность быть сейчас здесь: ему позарез хотелось задать вопросы одному художнику и услышать ответы. И он не успокоится, пока не добьется своего.       — Дел у нас много, так что вперед: Влад, Стас и Макс едут помогать в двадцать пятый участок, куда сейчас везут большую часть свидетелей с места происшествия — народу там много, поможете местным коллегам.       Парни почти синхронно кивнули с на редкость серьезными лицами и поспешно принялись собираться. Тем временем Леша повернулся к Жене и Паше.       — Вы двое — в одиннадцатый. Как закончу с показаниями здесь, то присоединюсь к вам.       — Принято, — с энтузиазмом отрапортовал Евгений, по-дружески ткнув Павла в плечо. — А вот и твой звездный час, стажер — первый допрос! Не забудь потом проставиться!       Паша моргнул. В отличие от воодушевленного коллеги, на его лице блуждала только одна растерянность. Павел перевел мученический взгляд на Романа, будто искал поддержки, на что тот только молчаливо кивнул — пора уже было привлечь паренька к полевой работе. Когда товарищи, похватав вещи, покинули кабинет, Яровецкий бесшумно вдохнул и выдохнул, вновь скосив глаза на спасителя, который по-прежнему стоял в стороне, приобняв подругу за плечи и упрямо избегая смотреть в его сторону. Конечно, может он это делал и не нарочно, но Роме отчего-то твердо казалось, что он все же был прав в своих выводах: спаситель чувствовал себя виноватым и поэтому не смел встречаться с ним взглядом. Яровецкий в тот момент ощущал себя пружиной под давлением, и огромным усилием сдерживался от того, чтобы не начать выяснять правду прямо здесь и сейчас. Дело прежде всего.       — Господа, — Никоноров обвел взглядом разношерстную троицу. — Я опрошу вас по одному и начну с вас, гражданин Ульянов.       Тот хмыкнул. Алексей указал на дверь в допросной и, дождавшись пока свидетель скроется внутри, обернулся к Дарию и его спутнице.       — Подождите пока здесь. Скоро придет лейтенант Муханова и если вам что-нибудь будет нужно, просто скажете ей.       — Спасибо, — сипло откликнулся Инаев, кивнув. Роман вновь прикипел к нему взглядом, вынуждая взглянуть на себя, но художник не обращал на эти попытки ровным счетом никакого внимания, будто взяв себе за цель принципально игнорировать присутствие рядом Яровецкого. Ну что ж, ладно. Ваша взяла, господин Инаев. Как и всегда.       — Рома?       Яровецкий оторвал взгляд от спасителя и увидел, как Никоноров кинул в сторону допросной. Отлипнув от стены, Роман прошел мимо Дария и Кристины, так же показательно даже не взглянув в их сторону, сосредоточившись на настоящем. У него еще будет шанс выяснить все, что его интересует. Даже если придется держать художника до самого утра, он все равно выпытает у него все, что его так сильно интересовало.       Просто потому что иначе больше не сможет жить спокойно. Иначе просто никогда больше не сможет вообще никому доверять.       Когда Роман вошел внутрь, Дмитрий Ульянов уже сидел за столом. Никоноров устроился по другую сторону от него, в то время как Роман замер у стены в тенях, скрестив руки на груди, и внимательно разглядывал свидетеля.       — Расскажите еще раз все с самого начала о том, что произошло сегодняшним вечером.       Дмитрий тяжело и глубоко вздохнул. Казалось, его и впрямь очень раздражало то, что ему придется пересказывать свою историю в очередной раз.       — Как я уже говорил, было где-то восемь, когда я вышел из зала. Сначала заскочил в уборную, а потом пошел искать официанта, чтобы попросить принести еще бутылку — сами понимаете, что алкоголь на свадьбах заканчивается очень быстро, — он непринужденно пожал плечами. — Я заглянул на кухню и там мне сказали, что уже отправили в зал человека с новой порцией бухла. Ну я собирался вернуться обратно, но по дороге подумал, что сначала будет лучше покурить — ну чтоб потом не ходить туда-сюда через все эти столы с гостями, — поэтому пошел на балкон…       Он немного помедлил, а потом громко выдохнул, и устало протер глаза.       — Я его не сразу заметил, если честно, — Дмитрий пожал плечами. — Тусклое освещение, да и я особенно по сторонам не оглядывался. Вытащил пачку сигарет из кармана, потом достал одну и краем глаза заметил какое-то пятно слева от себя. Ну а после поднял голову и уже увидел все остальное. Честно говоря, не знаю, сколько я пробыл в оцепенении — наверное, несколько минут, а потом сразу пошел пульс у него проверить. Хоть я и стоматолог по профессии, но какую-никакую медицинскую помощь бы оказал… Где-то в тот момент я и услышал крик девушки. Когда она вошла я даже не заметил. А потом уже и ее спутник явился.       Никоноров деловито кивнул и спросил:       — Вы не заметили ничего необычного? Может, видели или слышали что-нибудь?       Дмитрий с таким чувством фыркнул, что наверняка обрызгал слюнями сидящего напротив Алексея, но тот даже бровью не повел.       — Вы издеваетесь? Громкая музыка, да и там все галдели, смеялись, еще и дети эти постоянно визжали и кричали — это же свадьба как-никак! Куча народу беспрестанно сновала туда-сюда — где за всеми уследишь? Да и не до того было…       Роман скептически возвел очи горе — чего и следовало ожидать. Вот поэтому больше всего на свете он ненавидел убийства на свадьбах.       — Хотя… — вдруг тон Ульянова сменился на задумчивый и Яровецкий, прищурившись, поглядел на него чуть более пристально. — Кажется, Дарий с ним разговаривал. Незадолго до всего.       — Вы уверены? — спросил Никоноров, в то время как все внутри Романа моментально напряглось. Ему казалось, будто его надвое разрывают совершенно противоположные желания: доказать, что спаситель просто невинная жертва обстоятельств и в то же время почти невыносимо хотелось уличить его хоть в каком-нибудь злом умысле.       — Ну… — Дмитрий замялся, и взгляд его рассеянно блуждал по обстановке вокруг. — Я уверен по крайней мере в том, что это был тот же официант.       Никоноров обернулся и посмотрел на Романа. Тот бесшумно вздохнул и запустил в рот большой палец.       — …Мне хотелось подышать, — едва слышно говорила Кристина Ткач, которую пригласили следующей, глядя куда-то на свои руки. Яровецкий, пока смотрел на девушку, испытывал к ней некоторое сочувствие. Гнев его на время поутих, пока он изучал опухшее от слез и испачканное потекшей косметикой симпатичное лицо. — Я очень устала после танцев, и больше была просто не в состоянии передвигаться в обуви. Поэтому я пришла сначала в зал, разулась, а потом пошла в уборную. Некоторое время была там, но легче мне не стало. Я редко пью, и в этот раз, видимо, немного не рассчитала силы, и подумала, что на свежем воздухе голова должна была хоть немного проясниться… Поэтому потом я сразу пошла на балкон — не знаю точно, в котором часу это было. Открыла дверь, но сначала даже не заметила, что там кто-то был. Сперва мне в глаза бросились темные капли на досках и я подумала, что кто-то наверное разлил вино, а потом я повернулась и увидела все сразу — Дмитрия, стоявшего у дальнего конца балкона, а потом и официанта…       Голос девушки сорвался, и она всхлипнула, почти сразу же закрыв лицо руками. Никоноров бесшумно вздохнул и повернулся к Роману, вопросительно выгнув бровь. Тот в ответ только головой покачал — ясно было как день, что вот она этого точно не делала.       — Спасибо, гражданка Ткач, вы можете пока подождать снаружи, — сказал Алексей и, когда Кристина на негнущихся ногах направилась к выходу, Роман предусмотрительно открыл перед ней дверь. — И позовите гражданина Инаева, пожалуйста.       — Он этого не делал, — вдруг выпалила Кристина, взглянув прямо в глаза Яровецкому. В ее же собственных стояли слезы, но даже несмотря на это обстоятельство, Роман видел в них твердость, которая сопровождала эти слова. — Дарий хороший человек, он никогда бы никому не причинил вреда!..       Роман какой-то момент смотрел на нее, а затем натужно кивнул. Какая-то его часть и сама по-прежнему в это верила.       — Я знаю, — заверил он ее негромко. — Но нам все равно нужно с ним побеседовать. Вы ведь понимаете.       Кристина икнула и пристально смотрела на него, будто пыталась навскидку определить, в самом ли деле он принял ее слова всерьез. Затем она отвела взгляд, еще какой-то момент медлила, а потом все же вышла в коридор, едва слышно щелкая каблуками. А через несколько секунд после ее ухода на пороге появился художник собственной персоной с тростью в руках. На мгновение их взгляды наконец-то пересеклись, и Роман вновь ощутил, как начал набирать новые обороты гнев, который до этого словно притаился в ожидании своего часа. Спаситель не медлил слишком долго: он, в очередной раз проявив чудеса стойкости и самообладания, вошел прихрамывая в допросную и, приставив трость к столу, сел напротив Никонорова даже глазом не моргнув. Роман тут же безотчетно запустил палец в рот, внимательно изучая каждую черточку лица художника, пока тот был полностью сосредоточен на Алексее, который сидел напротив.       — Итак, гражданин Инаев, расскажите нам снова о событиях минувшего вечера.       Рассказ Дария тек размеренно и плавно, и в то же время был очень детальным. Роману даже показалось, что у него случился приступ дежавю: с точно такими же интонациями и выражением лица художник давал показания ему самому считанные дни назад. И следом за этим небольшим наблюдением у Яровецкого снова возникло то же самое противное чувство, будто то, что говорил спаситель — всего лишь хорошо отрепетированный рассказ. И как бы он ни пытался убедить себя в том, что у художника просто не было времени так тщательно все обдумать, все равно не мог отделаться от приставучего ощущения какой-то фальшивости происходящего. Роман все ожидал, когда же Инаев упомянет о разговоре с официантом, но, к его удивлению, тот даже о нем не заикнулся. Мысленно Яровецкий задался вопросом: а не мог ли Ульянов что-то напутать? Но уже в следующую секунду вкрадчивый внутренний голос напомнил о том, что для Дария Инаева не впервой что-нибудь недоговаривать или утаивать…       — … Я слышал какой-то спор на балконе, но не видел спорщиков и не знаю, важно ли это. Почти все время я находился в зале среди гостей. Только когда услышал крик, то подумал, что что-то случилось, и поэтому решил пойти на балкон. Там я уже застал и Кристину, и Дмитрия.       Он замолчал. Роман не мигая рассматривал бледное лицо художника. Никоноров слегка подался вперед.       — Вы точно все нам рассказали?       Спаситель моргнул, и на мгновение в его глазах отразилась растерянность. Он поправил очки, и какое-то время молчал, а затем вновь посмотрел на старшего лейтенанта.       — Думаю, что да.       — А вот господин Ульянов утверждает, что незадолго до трагедии вы говорили с погибшим. Было дело?       Какой-то миг лицо Инаева выражало лишь вежливое внимание, а затем оно заметно просветлело. Роман ни малейшего представления не имел, наигранной ли была его реакция и это чертовски его раздражало.       — Ах да, я столкнулся с ним случайно, когда шел в зал с танцевальной площадки — я его не заметил, и мы не успели разминуться в коридоре. Он уронил несколько бокалов, и я помог ему убрать осколки, — без заминки ответил Инаев, прямо глядя в глаза Никонорову. — Больше за весь вечер мы не пересекались.       И прежде чем Алексей успел вставить хоть слово, Яровецкого у стены прорвало, неожиданно даже для него самого.       — Удивительно, как такая маленькая деталь затерялась на фоне всего вашего последовательного и точного рассказа, — едко вставил он, сверля спасителя немигающим взглядом. — Ваша память, гражданин Инаев, обладает поразительной избирательностью.       Никоноров обернулся и послал коллеге предупреждающий взгляд, но Роману было не до того. Дарий тоже поднял голову и, взглянув на следователя, часто заморгал, после чего снова потянулся к очкам.       — Я… Прошу прощения — у меня просто вылетело из головы. Столько всего случилось…       — Конечно, мы все понимаем… — начал было Леша, но Роман снова его перебил.       — Разумеется, — с неприкрытым сарказмом вставил он, с трудом сдерживая себя в руках. Он и сам не мог осознать, почему его так сильно задевал обман этого человека — с самого же начала было ясно, что художник не жаждал впускать его в свою жизнь — это он сам настойчиво в нее ломился, придумав там себе между ними что-то такое, чего в помине не было. А теперь обижался на то, что с ним не хотели быть честным и на удивление ничего не мог с собой поделать. — Разумеется, такая мелочь вполне могла вылететь из головы, подумаешь!       — Рома, — предупреждающе вставил Никоноров, но Яровецкий уже не мог себя остановить, да и, положа руку на сердце, в тот момент не слишком этого и хотел. Ему нужны были ответы — всего лишь правда, какой бы горькой она ни была, а не ужимки и притворство.       Он подошел к столу размашистым шагом и громко ударил по нему ладонями, испытующе глядя на художника. Тот вздрогнул едва заметно, а голубые глаза за стеклами очков расширились на мгновение от испуга. Казалось, он даже дышать перестал.       — Рома… — снова начал Алексей, но был начисто проигнорирован, поскольку все внимание Яровецкого было полностью сосредоточено на спасителе.       — Отвечайте, где вы были во вторник после того, как нарисовали нам портрет подозреваемого?       Дарий моргнул несколько раз, не смея отвести взгляда от Яровецкого, темные глаза которого в тот момент, казалось, были вполне способны просверлить ему череп. Затем художник взял себя в руки отвел глаза. Уголки губ на мгновение дернулись будто в невеселой усмешке, но когда он заговорил, тон его начисто оказался лишен какой бы то ни было окраски.       — А… Простите, какое это имеет отношение к нынешнему делу?       — Роман, в самом деле, ты… — снова попытался влезть Никоноров, но тут же был остановлен вскинутой рукой.       — Самое прямое, — процедил Яровецкий сквозь зубы. — Ваш ответ очень поможет мне кое в чем разобраться.       Инаев молчал какое-то мгновение, а потом громко вздохнул и заговорил:       — После того, как нарисовал вам портрет, я направился домой.       — И по дороге вы никуда не заезжали? — спросил Роман и тут же с нажимом добавил, когда Инаев открыл рот, чтобы ответить. — Правду. Пожалуйста.       На лице Инаева что-то дрогнуло и он, поправив очки, старательно принялся смотреть куда-то перед собой.       — Я заехал в торговый центр… Встретиться со старым знакомым — мы давно не виделись. Прошу прощения, я не посчитал, что это важно для расследования…       Никоноров шумно втянул носом воздух. Роман не мигая продолжал смотреть на спасителя и не чувствовал, чтобы ему стало хоть чуточку легче после его слов.       — Дальше. Куда вы направились после этого?       — Вы меня в чем-то подозреваете? — тихо поинтересовался Инаев, на что Роман только нетерпеливо постучал пальцами по столу и прищелкнул языком, больше не пытаясь быть вежливым. Хватит с него жестов.       — Просто ответьте на мой вопрос. Вы ходили еще куда-нибудь после посещения торгового центра?       Испытующие взгляды Никонорова и Яровецкого скрестились на художнике. Тот упрямо предпочитал смотреть куда-то мимо них.       — Я… — начал он и замялся. Взгляд застыл на миг и стал отрешенным. Яровецкий мог бы поклясться, что почти слышал, как отчаянно скрипят извилины у спасителя в надежде отыскать выход из этой ситуации. Положа руку на сердце, Роман очень хотел, чтобы тот его не нашел, чтобы не сумел отвертеться. Но все же его немым надеждам не суждено было воплотиться в реальность. — Неподалеку от торгового центра живет один из моих студентов. Его давно не было на занятиях, поэтому я решил, что не будет ничего плохого в том, чтобы навестить его, раз уж я находился неподалеку… — Дарий запнулся и выдавил из себя слабую улыбку. — Однако когда я пришел туда, в итоге выяснил, что перепутал номер дома…       Яровецкий покачал головой, едва не расхохотавшись во весь голос. Он ведь знал, что так будет, знал!..       — Так вон оно что! Какой же господин Инаев чуткий человек, оказывается! Хотел навестить студента из самых лучших побуждений, но забыл номер дома, — показательно всплеснул руками Роман. Блеклая улыбка Инаева медленно сошла на нет. — А-я-яй. Как неловко-то вышло. В самом деле, сущие пустяки, о которых нет смысла рассказывать!..       Роман покачал головой и, отлипнув от стола, запустил пальцы в волосы, растрепав шевелюру. Однако же как складно у него все получалось! Более чем очевидно было, что он лгал, и у Яровецкого болело от этого сердце. Он ведь так хотел верить, что судьба послала ему хорошего человека после всего того дерьма, что выпало на его долю, а в результате…       Роман отчасти уже не хотел докапываться до правды, но это была его обязанность, которую ему несмотря ни на что следовало выполнить. Поэтому он сыграет в эту игру и обязательно проверит эту очевидную ложь. И будь что будет.       — Как зовут того студента?       Когда ответа не последовало, Яровецкий обернулся и увидел, что Инаев по-прежнему с нечитаемым лицом смотрел куда-то перед собой. Роман прищурился.       — Какие-то затруднения? Снова взыграла ваша избирательная память?       — Кажется, что бы я ни сказал, вы уже все для себя решили. Есть ли смысл продолжать настаивать?       Яровецкий почувствовал, что снова начинает закипать.       — Есть в этом смысл или нет — это только мое дело. Имя студента, — повысив голос, добавил он, неотрывно глядя на художника. Все шло даже хуже, чем Роман себе представлял. Он знал, что спаситель врет, но если он и сейчас откажется отвечать, то у него просто не останется выбора, как смириться с горькой правдой и с тем, что в результате Сашка в чем-то все же не ошибался.       — Что ж, хорошо, — художник невозмутимо подался вперед и взглянул прямо в глаза кипящему от злости Яровецкому. — Зоров Владимир. Студент второго курса. Учится на дизайнерском факультете. С апреля его посещаемость была нестабильной, но в последние пару недель вообще прекратилась. В учебной части мне сказали, что он отсутствует по семейным обстоятельствам, но я все же хотел удостовериться, что с ним все в порядке.       — Что ж, отлично! — всплеснул руками Роман. — Видите, как все оказывается просто? Я с удовольствием проверю его вместо вас, заодно и привет передам. С вашей травмой вам все же лучше не перетруждаться лишний раз.       — Очень любезно с вашей стороны, — едва слышно отозвался Дарий, опустив глаза куда-то на свои руки. Роман поджал губы, чувствуя, что все еще слегка на взводе и перевел взгляд на Никонорова. Тот неодобрительно покачал головой, но Рома совершенно не принял это близко к сердцу, потому что знал, что был в своем праве.       — Что ж, пожалуй, на этом на сегодня закончим, — подвел черту Никоноров, поднявшись, и Инаев последовал его примеру лишь мгновением позже. — Сейчас у вас возьмут отпечатки, а потом отвезут домой вместе с остальными свидетелями. До окончания следствия вы не можете покидать город, гражданин Инаев. Если у нас возникнут еще вопросы, мы с вами обязательно свяжемся.       — Конечно, я все понимаю.       Он взял трость и кивнул на прощание Никонорову, а затем направился к выходу, к которому подошел и Яровецкий. Художник на миг замер в нерешительности, а затем взял себя в руки и пошел вперед. В самый последний момент, когда он уже готов был потянуть на себя дверь и выйти за порог, Роман заговорил:       — Я все еще верю, что ты хороший человек, — он в упор посмотрел на художника и заметил, как у того слегка вытянулось лицо после его слов. Тот явно не ожидал сейчас услышать подобное от следователя. — Но в то же время я знаю, что ты врешь. И я обязательно выясню почему, потому что не хочу сомневаться.       — Сомнения — часть вашей работы, — бесцветно произнес Дарий, взглянув ему прямо в глаза. — Я это понимаю и не принимаю близко к сердцу. Мы оба… обязаны делать то, что должны и с этим ничего не поделаешь.       Роман нахмурился, не в силах разгадать, как ему трактовать последние слова спасителя. Но прежде чем он подумал о том, чтобы спросить, как художник уже кивнул в знак прощания и поспешил уйти. Яровецкий и Никоноров остались в допросной одни. Роман запустил пальцы в шевелюру и от души ее растрепал, не обратив никакого внимания на шишку. На душе было паршиво, и скребли кошки.       — Не хочешь объяснить, что это вообще было?       Яровецкий закатил глаза.       — Ты таким тоном говоришь, будто я его избил!       — Ты обещал, что будешь держать себя в руках!       — Я и держал! — гневно воскликнул Роман. — Но ты ведь его слышал! Он лгал нам обоим прямо в лицо, и ты этого отрицать не можешь!.. Как я и говорил, у него на все найдется отмазка или какое-нибудь оправдание… Ой, все, Валерьевич, давай не будем. Тебе, вон, еще с кучей свидетелей возиться. Не порть настроение и себе, и мне.       Никоноров покачал головой.       — А ты что собираешься делать?       — Спать, — буркнул Роман, стремительным шагом направляясь к выходу. — В любом случае утро вечера мудренее или как там оно…       — Ты точно не выкинешь еще каких-нибудь глупостей?       Роман громко вздохнул и фыркнул.       — Да за кого ты меня принимаешь, в конце концов? Я всего лишь хочу разобраться во всем ради расследования, чтобы не оставалось никаких белых пятен. Все, я пошел.       Яровецкий махнул рукой в знак прощания и направился к себе в кабинет. В приемной свидетелей уже не было, и про себя следователь самую малость порадовался этому факту. Не включая света, он с остервенением стянул с вешалки куртку и натянул ее, чувствуя себя таким разбитым, будто это его самого избивали последние полчаса. И еще эта последняя фраза спасителя… К чему он вообще ее сказал?       Роман вздохнул и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Он по-прежнему был зол, расстроен и хотел только забыть обо всем. И сердился на себя еще больше потому, что знал, что у него не получится.