Посланник снов

      Если бы Роман только знал, насколько паршивой будет следующая неделя его жизни, то предпочел бы остаться дома на больничном в окружении родственников, что уже само по себе говорило о многом. Но Яровецкий не был бы самим собой, если бы искал только легкие пути в своей жизни. Или не делал все через пень-колоду с заядлым постоянством.       С самого утра понедельника, будто бы сговорившись, на него накинулись все. Сначала это были врачи из больницы — ненаглядная Оксана Степановна, требовавшая явиться для медосмотра, а потом и дама-психолог, запоминанием имени которой Роман от переполнявших его злости и раздражения решил себя не утруждать. Он сначала вообще не понял, кто звонит и опешил, когда она представилась. Только потом, вспомнив слова Лешки о том, что без психологической оценки его к работе не допустят, сквозь стиснутые зубы пробурчал, что явится в назначенное время на сеанс. После этого, словно головомойки от медиков ему было мало, позвонил и подполковник Ковалев. Сердитый и взвинченный, сперва он нелестно высказался об умственных способностях некоторых своих подчиненных (Роман в тот момент решил, что лучше и проще для нервов будет просто «проглотить» обидные шпильки), которые не в состоянии грамотно объяснить убитым горем родителям тонкости процедуры расследования уголовных дел, а под конец рявкнул, что если Яровецкий не подаст к концу месяца две фамилии на увольнение, то подполковник сделает это сам, ткнув пальцем в документы наобум. Роман, мысленно выругавшись, мрачным тоном пообещал, что все будет сделано вовремя и, повесив трубку, без сил бухнулся на кровать. Закрыв глаза, медленно досчитал до десяти, а затем глубоко вдохнул и выдохнул.       Голова гудела как ненормальная. Сил не было ни на что: Роману казалось, что это над ним самим всю ночь проводили отчаянный допрос с пристрастием. Что ни говори, а вернувшись домой после посещения участка и разговора со спасителем, Яровецкий долго не мог уснуть, не в силах отбросить прочь злость и негодование. Он трижды вставал и выходил покурить на балкон, чтобы хоть немного успокоиться, но на удивление это ему не особенно помогало. Заснув где-то под утро и проснувшись спустя пару часов от нескольких не очень приятных звонков, Роман был мрачнее тучи с нулевым настроением и желанием куда-либо выходить не то что из квартиры, но даже из своей комнаты.       Но все же въедливая совесть победила и вытолкала Яровецкого из дома навстречу недружелюбному миру за порогом.       — Что ж, как я вижу, ваши раны хорошо заживают, — заявила Оксана Степановна, пристально осмотрев его исцарапанные стеклом руки и синяки на теле. Почти везде кожа уже успела затянуться и теперь о стычке в коттедже напоминали только светло-розовые полоски нового слоя ткани. — У вас еще есть какие-нибудь жалобы, господин следователь?       — Никаких, — Роман с трудом выдавил из себя ослепительную улыбку и надеялся, что она получилась не слишком натянутой. Больше всего на свете он хотел как можно скорее закрыть больничный и забыть обо всей этой истории как о страшном сне.       — Я и не сомневалась, что вы так скажете, — скептически отметила Оксана. Роману показалось, что она произнесла это с намеком на улыбку, но все же когда девушка закрыла его медкарту, в глазах не было ни единого намека на веселье. — Надеюсь, все в самом деле обстоит так, как вы говорите.       — Ну разумеется, — от души заверил Яровецкий. — Я же себе не враг. Если бы меня что-то беспокоило, разве бы стал я настаивать на закрытии больничного? Какой нормальный человек будет против лишних пары дней отдыха?..       Он заговорщицки подмигнул Оксане, но та продолжала сверлить Романа скептично-недоверчивым взглядом, будто видела его насквозь. Тогда Яровецкий понял, что сегодня был далеко не в ударе. Впрочем, после пары бессонных ночей и выволочки от начальства, с остроумием дела обстояли неважно.       — Да, сложно поверить, что такой существует, — с заметной долей иронии произнесла Оксана, и Роман понял, что попался. Но оправдываться не стал — не было для этого ни желания, ни настроения. В конце концов, пока трудоголизм официально не считался за смертельно опасную болезнь, предъявить ему было нечего. В итоге больничный свой Яровецкий благополучно закрыл, после чего с тяжким сердцем направился в участок: нужно было сходить в отдел, дабы лично уведомить товарищей о неприятной перспективе увольнения. В своей недолгой карьере Роману еще не приходилось сообщать подобные вещи подчиненным, и он считал, что должен преподнести новости с каким-никаким оптимизмом. Однако после недавних событий найти в себе оптимизм представлялось задачей почти непосильной. Роману казалось, будто ему на спину снова прицепили бетонную плиту, которая грозила раздавить его в любой момент.       Едва родной участок оказался в поле зрения Яровецкого, в голову снова как по щелчку пальцев полезли воспоминания о последней встрече со спасителем. Мысленно рыкнув на самого себя, следователь усилием воли прогнал смутные картинки прочь, но все равно продолжал машинально хмуриться всю недолгую дорогу до лифта, а потом и третьего этажа.       — О, здравствуйте, Роман Юрьевич! — поприветствовал шефа слегка помятый Павел, ожидающий лифт на третьем этаже. Усилием воли сдержав зевок, он старался выглядеть бодрячком, но Яровецкий отчетливо видел, что глаза у него предательски слипались. Даже неизменные наушники, что обычно покоились на плечах, были небрежно перекручены. В руках стажер держал какие-то документы, и от его простодушного знакомого вида Романа вдруг ощутимо попустило, будто из него разом выпустили весь воздух. Яровецкий криво усмехнулся, отсалютовав пальцами на приветствие небрежным жестом.       — И тебе не хворать. Куда едешь?       — Сначала на первый в бухгалтерию, а потом на пятый отчет занесу, — тут же отрапортовал стажер и, спохватившись, добавил: — Ну, по взлому, который я обнаружил. Честно сказать, зацепок там по-прежнему не много, но все, что нашел, велели передать в техподдержку. Будут анализировать, может найдется что-нибудь, что я упустил.       — Ясно, тогда беги, — Роман вышел из кабины, уступая место Павлу. Тот кивнул и неловко вошел в лифт, после чего двери за ним закрылись. Яровецкий на миг прикрыл глаза: черт, со всеми этими проблемами с Инаевым и дурацкими психоанализами он совершенно забыл о недавнем взломе. А это вообще-то тоже было совсем немаленькое событие за последнее время… Роман запустил руку в волосы, чувствуя, как остатки сил предательски покидают его.       Короткая телефонная мелодия, неожиданно прозвучавшая в кармане джинсов, уведомила Яровецкого о входящем новом сообщении. Вытащив старый телефон, попутно подумав о том, что не помешало бы купить новый смартфон, раз старый героически погиб во время драки в коттедже, следователь увидел сообщение от брата — номер телефона и имя — Лавров Андрей. Какую-то минуту Роман смотрел на сообщение, совершенно не понимая, кто этот человек и зачем ему сдался, а потом вспомнил о Сашкином частном сыщике и о том, что хотел поговорить с ним об Инаеве. В тот момент, как это всплыло в памяти, Роман вдруг неожиданно остро ощутил, что ему сейчас совершенно не хотелось и дальше продолжать копаться в мотивах художника. Разочарование от того, что его незаслуженно обманывали раз за разом, отбивало всякое желание и дальше обелять спасителя в его неоднозначных словах и действиях. Роман некоторое время в ступоре смотрел на присланное сообщение, размышляя над тем, а не удалить ли его к чертям и просто на все забить, но в последний момент одернул себя. То, что он устал от вранья, не может служить ему оправданием, иначе какой из него тогда вообще следователь? Разве не должен он по крайней мере для самого себя узнать мотивы этого самого обмана?.. Роман злился и на художника, и на себя. Уж лучше бы спаситель позволил той советской колымаге его переехать!..       Когда вновь сердитый на обстоятельства Яровецкий толкнул дверь и вошел в отдел, на рабочих местах нашлись все. И, что еще больше усугубляло ситуацию — эти самые «все» неустанно работали в поте лица. То есть на самом деле работали, а не просто изображали бурную деятельность у копировального аппарата, как это часто бывало. Марина говорила с кем-то по телефону, Никоноров что-то писал. Женя с сосредоточенным видом читал какие-то документы, поедая арахис из блюдечка. Максим печатал, а Стас с Владом сортировали какие-то папки, переговариваясь в полголоса. Товарищи выглядели уставшими от минувшей полубессонной ночи, но все равно держались, что вызывало уважение. От идеалистической картины, что предстала перед глазами, злость как ветром сдуло, а вместо нее пришла одна только досада. На себя, на обстоятельства, на несправедливость жизни как таковую. Ничего нового, но вместе с тем Роман отдал бы все, что угодно, лишь бы в тот момент оказаться где-нибудь в другом месте.       — Здорово, трудящиеся, — кое-как усмехнулся Яровецкий и отметил, как все синхронно подняли головы, оторвавшись от своих дел.       — Ум! Роман Юрьевич! — воскликнул Женя, от неожиданности рассыпав на себя горсть арахиса. Яровецкий только головой покачал.       — Хватит уже лопать над бумагами! — с легкой укоризной произнес он, понимая, что будет оттягивать неизбежное так долго, как только сможет. Роман знал, что это ничего не изменит, но ничего не мог с собой поделать. — Сколько раз тебе говорить?       Слегка покраснев, Евгений поспешил все убрать, стыдливо пробормотав себе под нос что-то невнятное.       — Не будьте к нему так строги, шеф, — откликнулся Влад, — мы же не знали, что вы сегодня придете!       — Кстати, да, — добавил Никоноров, скептически выгнув бровь. И хоть он тоже не одобрял привычки коллеги жевать над отчетами, но в этот раз был, очевидно, в хорошем расположении духа, раз решил подыграть остальным. — Так что все, что ты видел, пока официально не вышел на работу — не в счет.       В глазах Алексея плясало хорошо проглядываемое веселье, что таки вызвало у Яровецкого усмешку даже несмотря на печальную цель визита.       — Ага, вот значит как? Бойся, Валерьевич, я тебе еще это припомню, — Роман показательно ткнул в старого друга указательным пальцем, а потом вновь перевел взгляд на присутствующих. На сердце было тяжело, а в живот, казалось, будто кто пару десятков кирпичей запихал. Роман собирался открыть рот, чтобы обрушить на коллег неприятную новость, но в последний момент все же поддался слабости.       — Ну… Кхм, как у вас тут дела? Что там с нашим свадебным делом?       — Уже передано в прокуратуру, — сразу отозвался Алексей, благодушно улыбаясь краешком губ. Вид у него был такой же помятый, как и у прочих, отчего Роману становилось только все более неловко от того, что он так сильно затянул со своими печальными новостями. — Убийцей оказался старший брат жениха. Он сознался почти сразу, так что долго мы не возились. Но ребята все равно молодцы: сейчас закончим со всеми отчетами и по домам, отсыпаться.       — Это хорошо, — насилу улыбнулся Рома, остро почувствовав потребность закурить. Стараясь не обращать на зудящее чувство внимания, он понимал, что дальше тянуть бессмысленно, да и деваться было некуда, поэтому Яровецкий набрал в легкие побольше воздуха и заговорил: — В общем, друзья мои, хотелось бы сказать, что я пришел вас просто так проведать и заодно поупражняться в остроумии, но боюсь, причина моего визита от этого далека как товарищ Никоноров от звания почетного юмориста нашего отдела.       Послышались сдержанные смешки, а Леша лишь закатил глаза, принимая сказанное как должное. Роман снова обвел внимательным взглядом компанию, не зная, с чего начать. Язык не поворачивался сказать им, что веселым совместным временам вот-вот настанет конец. Перед глазами на огромной скорости промелькнули разрозненные кадры вечерних посиделок, различных казусов и нервотрепок, авралов с бессонными ночами, пролитым кофе на документах, и периодическими зависаниями компьютеров в самые неподходящие моменты.       Роман сглотнул. Сейчас или никогда.       — Что ж, не буду ходить вокруг да около, — Яровецкий аккуратно присел на край стола Никонорова и тут же ощутил кожей возникшее напряжение. Все присутствующие внимательно смотрели на него, даже Марина, которая уже повесила трубку, и взгляды эти кололи Романа иголками не хуже, чем реальные в больнице не так давно. — Вы знаете, что у меня была встреча с подполковником Ковалевым некоторое время назад. Короче говоря, он уведомил меня, что, к сожалению, наш отдел сократят. А до конца года расформируют окончательно.       Едва Роман вслух произнес эти слова, как в помещении повисла звенящая пауза. Вид у всех присутствующих стал на редкость серьезным и хоть как Яровецкому хотелось сгладить все какой-нибудь шуткой или саркастическим замечанием, он понимал, что по крайней мере сейчас это будет определенно не к месту. Поэтому он терпеливо ждал, пока товарищи переварят новость и чувствовал себя отвратительно. Сейчас он прекрасно понимал, почему в древней Греции гонца убивали за плохую новость.       Первым, что и неудивительно, пришел в себя Никоноров. Когда он заговорил, то его голос был предельно мрачен.       — Скольких хотят сократить?       — Пока что двоих, — с тяжелым вздохом откликнулся Роман, а потом перевел взгляд на присутствующих. — Подполковник Ковалев позволил решить нам это между собой. Но долго тянуть нельзя — к концу месяца, то бишь, к концу этой недели я или Алексей, если к тому моменту я не выйду, должен подать соответствующее заявление. Те, кто попадут под сокращение, будут уволены через два месяца. Те, кто останутся, в конце года будут перенаправлены в другие отделения и участки. Такая вот безрадостная перспектива нашей дальнейшей службы, ребята, — Роман невесело усмехнулся, глядя на растеряно-недоуменные лица. — Я и сам, честно говоря, был в шоке, но приказ пришел сверху и ничего не попишешь.       Роману искренне было жаль. Собственные перспективы радужными тоже ни на йоту не казались, но Яровецкий не имел привычки загадывать наперед и жил тем, что было здесь и сейчас. А здесь и сейчас у него была полная задница, которой вполне хватало и без туманных забот о будущем.       — И как мы должны это решать? — Максим скрестил руки на груди и нахмурился. — Мы в разных званиях, с разным опытом…       — Но в одной лодке, ох уж эта ирония судьбы, — негромко пробубнил Женя себе под нос.       Роман поморщился. Что ни говори, а ситуация в самом деле неприятная.       — Я понимаю, никому не охота терять работу, но может это к лучшему? — собственный же голос показался Яровецкому жалким, и он поспешил продолжить более воодушевленно: — Подумайте о перспективах. Может, кто-то понял, что эта работа не для него, или мечтал заниматься чем-то другим… Это ваш шанс! — для наглядности Роман взмахнул руками, но особого восторга его короткий монолог ни у кого не вызвал. Краем глаза он заметил, как Марина украдкой закатила глаза. М-да, вот кто точно никогда не был в восторге от его красноречия, и никогда не скрывал этого… Яровецкого вдруг накрыло почти непреодолимое желание сбежать от всех этих людей сию же минуту, но он этого не сделал и очень собой гордился.       — В общем, такие дела, — когда больше никто ничего не сказал, неуклюже добавил Яровецкий и хлопнул себя по коленям. — Пообщайтесь между собой, подумайте… В самом деле, народ, работа у нас тяжелая и не всегда стоит затрачиваемых на нее нервов, усилий и здоровья. Вы все еще молоды и я уверен, сможете подыскать себе что-нибудь получше. Поверьте, я говорю это не только для того, чтобы смягчить удар или еще что, а действительно так думаю…       — Может, вы бы решили, Роман Юрьевич? Тогда наверняка будет честно, — вдруг сказал Стас, и все присутствующие почти одновременно повернули к нему головы. Роман сразу же почувствовал себя неуютно: он был должен Станиславу за справку о Кристине Ткач, и знал, что у того были проблемы с финансами, но решать таким образом, кто останется, Яровецкому претило. Но еще больше ему претило, что именно Стас заговорил об этом. Будто бы нарочно, хотя Роман и не мог утверждать наверняка.       Он насилу блеснул улыбкой.       — Ну… я… мог бы, конечно, но если честно, мне бы не хотелось. Потому что, как тут вообще я должен решить, мм? Валерьевич, например, мой лучший друг, которого я знаю сто лет. Вы с Владом тоже мне как родные — три года вытерпели под моим началом, а это дорогого стоит. Женек своими связями столько раз меня выручал — не упомнить. А Макс, вон, всегда без пререканий меняется дежурствами, если кому-то нужно, и отчеты свои сдает всегда вовремя, за что я его обожаю просто… А, Марина, — Яровецкий повернулся к Мухановой и неловко рассмеялся, — да я ж без нее вообще как без рук! И… И короче! Я просто не могу, вам понятно? Да и, к слову, хоть я и закрыл больничный, но мне еще нужно как минимум пару недель ходить к мозгоправу, прежде чем я могу что-то решать на официальном уровне… Поэтому, ребятки, дело за вами. И любое ваше решение я приму и поддержу.       Роман умолк, и кривая улыбка медленно сошла на нет. Да, он мог бы решить сам и решит, если они упрутся рогом и захотят поиграть в детсад. Но Яровецкий все же предпочел бы обойтись миром и дать им самим шанс разобраться между собой. Возражений не последовало. Товарищи просто задумчиво переглянулись друг с другом, но в этот раз нарушать тишину уже никто не спешил, чем Роман решительно воспользовался, дабы избежать еще большей неловкости.       — Вот и отлично. Что ж, тогда я пойду. Мне еще сегодня предстоит пережить сеанс копания в мозгах. Держите меня в курсе, — неловко махнув рукой на прощание, Яровецкий поднялся и стремительно зашагал к выходу, по дороге выдыхая. С какой стороны ни посмотри, а встреча прошла так себе. Даже при том, что он сбросил решение на подчиненных, легче не стало ни на грамм, даже наоборот: теперь Роман отчасти чувствовал себя виноватым, хотя толком и не знал почему, ведь с самого начала он планировал поступить именно так, как и задумал, а в результате вышло… Уж как вышло. Снова через пень-колоду, как и все всегда выходило у Романа Яровецкого.       Оказавшись на улице, Роман достал телефон, настрочил брату беглое короткое «спасибо» в ответ на сообщение, после чего по дороге в частную клинику, где его дожидалась назначенный управлением психолог, набрал номер сыщика. Малодушный момент слабости прошел: оказывается, стоило всего-то на время сменить одну проблему другой, чтобы выяснить, что первая проблема и проблемой-то не была. Инаев оказался упрям как черт, не желая идти навстречу и усложняя все, к чему подходил слишком близко, но и Роману до пай-мальчика, мирно принимающего любой расклад, было далеко. Его профессией было распутывать загадки, находить взаимосвязи и мотивы, и он не сомневался, что и своего спасителя разгадает рано или поздно. Просто необходимо больше времени и терпения, нежели он планировал изначально. Только и всего.       Когда в динамике послышались гудки, Яровецкий поймал себя на том, что неплохо было бы покурить. Но едва он успел похлопать руками по карманам своих джинсов и куртки, в поисках заветной пачки, как в трубке раздался характерный щелчок:       — Лавров, слушаю. Кто это?       Роман едва слышно чертыхнулся и перехватил телефон рукой.       — Да, кхм, здравствуйте, меня зовут Роман Яровецкий. Вы должны знать моего брата Александра, он прибегал к вашим услугам по слежке за одним художником не так давно. Я бы хотел узнать об этом поподробнее.       Пауза.       — Обычно я не разглашаю посторонним детали своих расследований, господин Яровецкий, — сухо ответил Лавров с другой стороны провода. Роман в ответ только усмехнулся.       — О, поверьте, мне вы точно расскажете. Если не захотите пройти по одному уголовному делу в качестве свидетеля. Или если не захотите проблем с лицензией — я могу устроить и то, и то, если потребуется, но мы ведь умные люди и не станем доводить до крайностей, верно? Поэтому лучше вам встретиться со мной и ответить на пару вопросов для своего же блага.       В динамике повисла еще одна затяжная долгая пауза, после чего Яровецкий уловил едва различимый вздох.       — Разумеется.       — Вот и отлично! Как насчет встречи сегодня вечером, скажем в часиков семь?..       Договорившись с сыщиком на встречу в кафе около собственного дома, Роман зашагал на грядущий сеанс с психоаналитиком в куда более приподнятом расположении духа. Этот день уже по праву мог считаться одним из самых продуктивных, что были у него за последний месяц. Не хватало только какого-нибудь отличительного значка или грамоты за «лучшее разрешение дел насущных в истории» или чего-то в таком роде. Но поразмыслив немного, Роман решил, что нужно опустить слово «лучшее», потому что вопреки всему, состояние всех его дел и решений на самом деле было очень далеким от значения этого прилагательного.

***

      Роман до этого бывал у психологов несколько раз: для работы в органах проходить анализ у мозгоправов было привычным делом, но анализы эти он никогда не любил и откровенно говоря считал пустой тратой времени. Разумеется, имея в виду только себя самого, а не каких-нибудь сумасшедших или бывших солдат с ПТСР. Поэтому на приеме у психолога — Яны Ивановны, внушительной дамы в очках лет сорока пяти — делал все то же, что и всегда: фонтанировал шутками к месту и нет, чем, наверное, неслабо ее раздражал, судя по поджатым губам и частым вздохам. А еще она видимо-таки посчитала его слегка двинутым, потому что ни один нормальный человек не будет повторять «я в порядке» как попугай едва ли не каждые пять минут. Но Роману было по большей части все равно, что женщина строчила в своем блокноте во время полуторачасового сеанса: мысли его были далеко и вращались в основном вокруг спасителя и грядущей встречи с сыщиком.       Освободившись к пяти вечера, Яровецкий помчался домой, где принял душ и переоделся. Уже дома он заметил несколько пропущенных звонков от Алексея, и некоторое время задумчиво созерцал эти оповещения. Он не знал, хотелось ли ему сейчас говорить со старым другом на больную тему сокращения штата и в итоге малодушно решил, что перезвонит товарищу после встречи с сыщиком. Заодно и обменяется новостями… Если сегодня на это еще хватит сил.       К семи Роман прибыл в кафе-ресторан, что находился на углу улицы неподалеку от его дома.       На дворе было по-прежнему тепло даже несмотря на сгущавшиеся сумерки. Яровецкий занял столик на террасе под навесом, и некоторое время отрешенно наблюдал за людьми вокруг, вновь и вновь прокручивая в голове события минувших недель, словно надоевший до зубовного скрежета фильм, который он смотрел тысячу раз, но все равно не понимал его смысл до конца. Стоило хоть на секунду задуматься о том, что ему дважды спасли жизнь, как чувство признательности мгновенно затапливало Романа с головой, но при этом оно несло за собой глухое раздражение, злость и какую-то детскую обиду. Коктейль из совершенно парадоксальных ощущений, от которого Яровецкого уже откровенно тошнило. И он очень хотел избавиться от него как можно скорее.       Андрей Лавров появился за столиком Романа ровно в семь. Он подошел совершенно бесшумно и сразу опустился на стул напротив следователя, будто они были хорошо знакомы и встречались не в первый раз. Свой кожаный портфель он повесил на спинку стула. Яровецкий мысленно одобрительно хмыкнул, скользнув по новому знакомому беглым взглядом: на вид ему было где-то сорок или около того; серые глаза, темные волосы, прямой нос, квадратный подбородок и гладковыбритое лицо без родинок и шрамов — совершенно ничем не примечательный человек, который мог с легкостью затеряться в толпе. Он был в темно-синем костюме без галстука и, как приметил Рома, кольца на руке. Яровецкий слегка подался вперед и кивнул, по привычке продолжая внимательно изучать гостя.       — Спасибо, что пришли.       — От вашего приглашения не так-то просто было отказаться, господин Яровецкий. Да и вы сами это прекрасно знаете.       Роман усмехнулся и показательно развел руки в стороны.       — Что есть — то есть. Мне, знаете ли, по профессии положено производить впечатление.       Судя по тому, как на миг перекосилось лицо частного сыщика, Роман понял, что у него это в самом деле неплохо получалось.       К ним подошел официант — Роман и Андрей заказали по чашке кофе. Тем временем на поручнях вдоль всей террасы зажглись фонари, внутри кафе заиграла какая-то легкая джазовая композиция. Едва ощутимый теплый ветерок сквозняком гулял между столиками, разнося за собой соблазнительные запахи блюд, что заказывали другие посетители. Роман вдруг осознал, что никогда не приходил в это кафе с Леной, чему на секунду удивился, а затем даже порадовался: приятно было осознавать, что возле его дома оставалось неплохое место, незапятнанное воспоминаниями о бывшей жене.       — Что ж, перейдем к делу, — начал Андрей уже знакомым официально-сухим тоном, чем невольно напомнил Роману старшего брата. Он потянулся к портфелю и через пару секунд достал из него папку с документами, очень похожую на ту, что Роман изучал у себя дома буквально пару дней назад. Сыщик протянул документы следователю и тот взял их, тут же принявшись с интересом пролистывать. — Здесь та же информация, которую я достал для вашего брата. Полное досье на Дария Инаева, плюс выписка из банковского счета, копия медкарты и несколько газетных статей о тех несчастных случаях, в которых он участвовал. По крайней мере тех, что попали в прессу.       Роман задумчиво покивал на слова Лаврова, бегло пробегая страницы глазами. Про себя Яровецкий решил, что обязательно изучит это досье от корки до корки в самое ближайшее время.       Невесело усмехнувшись, он закрыл папку и взглянул на спутника.       — Большое спасибо. А теперь я бы хотел прояснить некоторые детали относительно вашей за ним слежки.       Андрей какой-то момент изучающе смотрел на Романа в ответ, а потом едва слышно хмыкнул.       — Кажется, я догадываюсь, о чем пойдет речь.       — Обожаю догадливых людей, — блеснул улыбкой Яровецкий и, положив локти на стол, слегка подался вперед. После этого он почти сразу же посерьезнел: — Расскажите мне о том, где он был и с кем встречался, начиная с 19 мая.       Лавров кивнул головой в сторону папки.       — Все есть в отчетах.       — Да, я знаю, но был бы не прочь услышать подробности, которых там может не быть.       Сыщик глубоко вздохнул, едва притронувшись пальцами к своему кофе, и начал свой рассказ.       — …После участка он сел на маршрутку и вышел на остановке у торгового центра. Там Инаев пошел в гипермаркет электроники и встретился с местным менеджером — неким Артемом Юрченко, если я не ошибаюсь. Я бегло его проверил: двадцать пять лет, по специальности он инженер-конструктор, закончил местный университет несколько лет назад. Во времена учебы был уличен в цифровом воровстве данных с университетского сервера, но дальше штрафа дело не зашло, а больше ни в каких криминальных делах замечен не был. Не женат, детей нет, работает менеджером три последних года.       Роман нахмурился и машинально запустил в рот краешек большого пальца. Инженер-конструктор, а ныне менеджер магазина техники и преподаватель живописи, который в технике определенно ни бум-бум. Разный возраст, образование, место работы… Какая может быть между ними связь?..       Лавров, тем временем, продолжал:       — Инаев пробыл там около часа, может чуть дольше, после чего снова сел на маршрутку. Поехал в противоположную сторону и вышел через несколько остановок в спальном районе, после чего пошел петлять между домами. Через некоторое время он вошел в подъезд одной из пятиэтажек, столкнувшись перед этим с типом, который, как я потом узнал, после начал его преследовать. Внутри дома художник пробыл от силы минут десять и вышел. После этого сразу поехал домой и его наблюдатель направился за ним. Не уверен, но мне кажется, этот парень наблюдал за участком, когда Дарий Инаев пришел составить вам фоторобот.       Роман слушал рассказ сыщика и чем дальше — тем сильнее хмурился. Яровецкому снова казалось, что ему всучили набор паззлов, в котором либо некоторые детали совершенно не подходили друг к другу, либо не доставало только одного, но самого важного фрагмента, чтобы понять всю картинку целиком.       — Что ж, спасибо на этом, — ответил Роман, когда Андрей Лавров закончил и терпеливо ждал, что его наконец-то отпустят и оставят в покое. — С остальным, я думаю, сам разберусь.       — Замечательно, — флегматично ответил Лавров и вопросительно приподнял бровь: — Тогда мне не следует беспокоиться о новых встречах?       Роман загадочно ухмыльнулся и, пожав плечами, вновь многозначительно развел руки в стороны. Андрей на миг закатил глаза и, бросив небольшую купюру за кофе, забрал портфель и ушел прочь, не оглядываясь. Яровецкий смотрел сыщику вслед какой-то момент, а затем громко фыркнул и тут же выкинул товарища из головы. Расплатившись за свой кофе, Роман захватил папку с бумагами и пошел домой.       Родная квартира встретила Романа уютной тишиной. Разувшись и завалившись на диван в гостиной, не утруждая себя переодеванием, Яровецкий включил телевизор для фона, после чего достал бумаги, принесенные сыщиком, и принялся внимательно их изучать. С общей информацией о художнике он разделался довольно быстро, после чего перешел непосредственно к событиям недавно минувших недель. Сильнее всего Романа приводили в недоумение действия спасителя, а больше всего настораживал обман. Яровецкий не видел совершенно никакой логики в том, чтобы посещать квартиру Шевкова — в самом деле, что или кого художник рассчитывал там найти? Что он намеренно приходил по адресу подозреваемого даже не рассматривалось Романом как совпадение: жалкое вранье спасителя было на лицо, но, господи помоги, зачем ему нужно было влезать во все это? И как вообще он узнал адрес Шевкова, если это не…       В мозгу Романа вдруг громко что-то клацнуло и он, от нервного возбуждения подорвавшись на диване, принялся лихорадочно листать принесенные сыщиком отчеты. Найдя нужный лист с короткой сводкой об Артеме Юрченко, Яровецкий внимательно прочитал строки о «цифровом воровстве данных» и неожиданно часть фрагментов встала на свои места. Какой-то момент Роман тупо таращился в напечатанные строки, совершенно ничего не видя перед собой, и понимал, что недавний взлом, который обнаружил Павел, мог быть напрямую связан с этим человеком, что значило только то, что спаситель не погнушался нарушить закон, чтобы достать данные о Шевкове…       — Твою мать, — в сердцах выругался Роман и свесил ноги с края дивана. Почти сразу его накрыло непреодолимое желание закурить и Яровецкий, даже не подумав воспротивиться, взял с тумбочки пачку и на негнущихся ногах пошел на балкон, все еще пребывая глубоко в своих мыслях. Он совершенно машинально вытащил сигарету, зажег кончик и затянулся, не отдавая себе в этом никакого отчета. Открыв окно, он созерцал огни ночного города, что простирался как на ладони, выдыхал в пространство клубы дыма и думал. Однако мысли, что приходили ему в голову, вызывали только нервный смех.       — Твою мать! — повторил Роман и сокрушенно покачал головой. Недаром говорили, что в тихом омуте черти водятся — на взгляд самого Яровецкого, в тихом омуте Дария Инаева водились самые что ни на есть бесстрашные полчища неведомых чудовищ. Романа до глубины души поразил поступок спасителя, которого он совершенно не понимал, с какой стороны ни посмотри. И Яровецкий не имел ни малейшего представления о том, что он должен теперь делать с этим знанием. В какой-то момент в голову закралась мысль, что неплохо было бы поболтать с этим Артемом, но потом Роман отказался от этого варианта: кто знает, на что на самом деле способен Дарий Николаевич, если прижать его к стенке без страховки…       Потушив сигарету, Яровецкий вернулся обратно в гостиную и на некоторое время снова завис в размышлениях. Теперь он знал, что Инаев сам накликал беду и на себя, и на следователя, но… Если художник в самом деле еще как-то причастен к делу Шевковых, и хотел избавиться от Романа, на кой черт тогда снова его спасать?.. И как с этим может быть связана первая авария?.. У Яровецкого от бесконечных размышлений очень скоро заболела голова, а перед внутренним взором то и дело мелькали сцены и обрывки фраз из тех встреч, что у них были.       — Я… правда не сделал ничего выдающегося. Просто оказался в нужном месте в нужное время…       — А… Лист бумаги не подойдет? Я не особенно дружу с техникой…       — Я… Прошу прощения, — глухо произнес Инаев, разрывая зрительный контакт и Яровецкий, моргнув, несколько озадачено почесал голову — чертовы бинты ему уже порядком надоели, но сейчас он едва ли обратил на них внимание.       — За что?       — Если бы я не поехал загород, Эльдар Шевков не увязался бы за мной, и вы бы не… — он осекся на полуслове и Роман, совершенно потерявшись в непонятной логике своего спасителя, продолжал недоуменно наблюдать за тем, как на глазах Инаев терял свое самообладание.       — «И вы бы не» что?       Дарий поднял на него глаза и прикрыв их, выдохнул.       — Не пострадали.       — Сомнения — часть вашей работы, — бесцветно произнес Дарий, взглянув ему прямо в глаза. — Я это понимаю и не принимаю близко к сердцу. Мы оба… обязаны делать то, что должны и с этим ничего не поделаешь…       Роман прикрыл глаза и запустил руки в волосы, растрепав их. Сердце вкупе с интуицией подсказывали ему, что несмотря ни на что Дарий Инаев хороший человек, но разум с опытом и всеми имеющимися фактами на руках, не спешили соглашаться с этим утверждением. В конце концов, с тяжелым стоном Яровецкий вновь завалился на диван и, взяв телефон, какое-то время созерцал крохотный серый дисплей, гадая, стоит ли вешать на Лешку свои проблемы и сомнения, а затем решил, что грузить его этим сегодня не самая удачная идея.       Он набрал Никонорова, и некоторое время вполуха слушал гудки, усиленно пытаясь вытравить из головы мысли об Инаеве и его возможных мотивах. Однако получилось у него это только когда в динамике щелкнуло, и старый друг заговорил:       — Готов поспорить, на время ты не смотрел, — пробормотал Алексей и Роман, отметив, что на настенных часах уже вообще-то перевалило за одиннадцать, слегка устыдился.       — Прости. Тяжелый день.       — Знакомо, — Никоноров тяжко вздохнул. Яровецкий какой-то момент раздумывал над тем, а не свернуть ли ему разговор по-быстрому, но в результате пришел к выводу, что Лешка этого точно не оценит.       — Ты это… Извини, что я так на тебя скинул все это дело с сокращением. Я хотел сказать им раньше, но это расследование с близнецами Шевковыми, а потом мой больничный, и еще Инаев, будь он неладен… Время так быстро утекло, а я и не заметил.       — Все нормально, Ром. Это же не твоя вина, что нас решили сократить, — Алексей говорил медленно, почти без интонаций — скорее всего, он продолжал спать одним глазом. — Ребята все понимают, хоть и выглядели удрученными после твоего ухода. Роман прищелкнул языком и вздохнул, не зная, что еще сказать.       — Хотелось бы мне, чтобы все остались.       — Мне тоже, — ответил Никоноров. Он немного помолчал, а затем добавил: — А если бы ты решал, как они хотели, то кого бы ты уволил?       Яровецкий с подозрением покосился на телефон.       — Ты ведь сейчас не сидишь в офисе и не спрашиваешь при всех по громкой связи, верно?       Никоноров в трубке долго и протяжно вздохнул.       — Это не для протокола и не для чужих ушей. Просто если решение придется принимать мне, хотелось бы учитывать твое мнение.       — Ты знаешь мое мнение.       — Рома.       — Что?       — Сейчас половина двенадцатого ночи, а мне завтра, в отличие от тебя, рано вставать. И я не в настроении играть в угадайку, так что будь любезен.       Яровецкий громко вздохнул. Думать об этом было далеко не лучше, чем о мотивах Инаева.       — Женя — потому что с его связями он найдет себе работу везде, где только захочет, и Влад — потому что кинолог из него мог бы получиться лучше, чем сыщик.       Никоноров многозначительно помолчал, а затем ответил:       — Что ж, я думал примерно также.       — Мне от этого не легче, — флегматично откликнулся Яровецкий и закрыл глаза. — Но я все же надеюсь, что они решат это между собой. Может это и эгоистично с моей стороны — перекладывать ответственность — но все равно кажется, что так будет более справедливо.       — Мм, — промычал Алексей, а затем коротко зевнул. — Ты только поэтому меня разбудил или есть еще что-то?       Роман поджал губы, раздумывая над ответом, и в итоге решил пока ничего не говорить товарищу.       — Ну, ты знаешь, я ведь сегодня ходил к психоаналитику, и мы там говорили о моих психологических травмах и внутренних переживаниях. И я подумал — ты ведь так любишь критиковать и отчитывать меня за мои проступки, может, тебе было бы интересно…       — Ясно. Спокойной ночи, Рома.       Никоноров отключился и Яровецкий, слабо усмехнувшись, отбросил телефон на стол. Заложил руки за голову и некоторое время вглядывался в потолок. Мысли скакали от одного к другому, ни на чем конкретно не останавливаясь. Яровецкий размышлял о Лене, о товарищах из отдела, своих родных, Инаеве, и калейдоскоп воспоминаний из лиц и событий сменял друг друга до тех пор, пока Роман не провалился в беспокойный сон под тихое бормотание телевизора. Всю ночь ему снилась полнейшая ерунда и наутро, когда его разбудил звонок Сашки, сил едва нашлось на то, чтобы поднять трубку.       Всю неделю Роман провел в метаниях между психоаналитиком и разгребанием бардака, устроенного спасителем. В отдел он приходил ненадолго всего пару раз; в последний свой визит Роман получил уведомление от Влада и, как ни странно, Стаса. Оба выразили желание написать заявление об увольнении, когда придет время. Роману было искренне жаль терять ценные кадры, но через полгода и его самого вполне могла ожидать подобная участь, о чем он не преминул напомнить товарищам. Коллеги оценили иронию и, вроде бы, зла не таили. С подачи Яровецкого Никоноров перезвонил Ковалеву, успешно закрыв гештальт, после чего Роман полностью сосредоточился на деле Инаева. Поскольку к работе его все еще не допускали, у Яровецкого было время на то, чтобы как следует проверить и пенсионера, который его чуть не сбил, и товарища Юрченко, с большой долей вероятности причастного к взлому систем отдела, и даже студента, чьим именем Инаев прикрылся, когда был на допросе. И хоть упомянутый Дарием Владимир Зоров в самом деле, как оказалось, жил недалеко от подозреваемого Шевкова, Роман нутром чуял, что спаситель лгал тогда. А значит, повод для дальнейшего расследования существовал.       В понедельник первого июня, Роман взял свой внедорожник и с самого утра поехал к зданию училища, в котором преподавал художник, с твердым намерением докопаться до сути, чего бы ему это ни стоило.