Посланник снов

      Где-то в глубине души Дарий догадывался, что так просто в покое Роман Яровецкий его не оставит, но все же догадываться — совсем не то же самое, что знать наверняка. А сейчас Дарий знал. И подозревал, что грядущий разговор будет не из простых.       Вынырнув из подземного перехода, художник свернул направо и принялся подниматься по лестнице. Он чувствовал, как вспотели его ладони, стоило красному внедорожнику следователя вновь оказаться в поле зрения. Мысленно велев себе успокоиться, Дарий без заминки обошел ограждение и направился прямиком к тротуару, у которого был припаркован знакомый автомобиль. Его владелец нашелся тут же: все такой же всклоченный и плохо выбритый, он был в потертых джинсах, серой футболке и черной жилетке. Яровецкий стоял, прислонившись к дверце спиной, и со скучающим видом разглядывал ничем непримечательный пейзаж вокруг. Когда Дарий подошел достаточно близко, Роман, услышав его шаги, обернулся и вновь поднял руку в знак приветствия.       — Привет. Давно не виделись.       Дарий замер в паре шагов от следователя, даже не заметив, как судорожно вцепился обеими руками в потертый ремешок своего старого портфеля. На первый взгляд казалось, что Яровецкий был настроен более-менее дружелюбно, но художник все равно волновался и всеми силами старался это скрыть.       — Здравствуйте. Да, пожалуй, — неловкость ощутимо витала в воздухе, хоть ножом режь, и художник прилагал немало усилий, чтобы не обращать на нее внимания. Он столько времени потратил, чтобы выбросить из головы Романа и его беспощадное «я знаю, что ты врешь», что совсем не хотел, чтобы оно снова вернулось и мучило его совесть. Он слегка нахмурился: — Что-то случилось? У вас все еще есть ко мне вопросы по поводу того убийства на свадьбе?       — Мм… — Роман отлип от своего внедорожника и в пару шагов преодолел разделяющее их расстояние. Дарий не сводил со следователя внимательного взгляда и чувствовал, что каждый мускул в его теле напрягся, будто в ожидании удара, в то время как лицо застыло нечитаемой маской. — Вообще-то я… Ну… Как бы это… Пришел предложить перемирие? Если еще не поздно.       Дарий озадачено моргнул.       — Перемирие?..       Яровецкий достал из кармана джинсов белый платок и с самым невинным выражением лица помахал им в воздухе. Инаев был вынужден признать, что ожидал совершенно не этого.       Когда прошло несколько секунд, а Дарий так и не произнес ни звука, поскольку был совершенно сбит с толку, Роман прекратил свое маленькое представление и с тяжелым вздохом убрал платок, после чего скрестил руки на груди и стал неловко покачиваться с носков на пятки и обратно.       — Собственно, я пришел не только за перемирием, но и для того, чтобы выполнить данное обещание. Правда, я обещал ужин, но, думаю, обед тоже сгодится, что скажешь?..       Дарий моргнул. Яровецкий действительно выглядел вполне себе дружелюбно и совсем не напоминал того взбешенного следователя, которого художнику довелось лицезреть в участке неделю назад. Казалось, он искренне хотел пойти на мировую, но что-то подсказывало Инаеву, что ему следует быть осторожным. У Романа совершенно не было причин извиняться за свою вспыльчивость, ведь он был прав в своих подозрениях и знал это, так же как и Дарий. Значило ли это, что господин следователь собирался устроить ему какую-нибудь проверку?.. Инаев предположил, что если откажется от обеда сейчас, то Роман только пуще убедится в верности своих предположений, а сам художник навлечет на себя еще больше бед. Дарию и без того хватало, поэтому он решил, что в этот раз стоит пойти путем наименьшего сопротивления и принять предложение.       — Хорошо, я не возражаю.       Яровецкий тут же просиял.       — Отлично! Я знаю одно замечательное местечко, уверен, тебе понравится.       Роман приглашающим жестом указал на машину и Инаев на этот раз покорно сел в салон, при этом остро ощущая себя так, будто ступил одной ногой в смертельно опасную ловушку. Дарий постарался придать своему лицу нейтральное выражение, но все же не был уверен, что у него это хорошо получилось.       Пристегнувшись, Роман завел мотор и внедорожник тронулся.       — Вижу, ты наконец-то без трости, — констатировал Яровецкий, глядя исключительно на дорогу. — Нога уже не болит?       — Почти, — ответил Дарий и, бросив на следователя беглый взгляд, тоже принялся смотреть прямо перед собой. Сердце все еще неприятно бухало в груди огромным валуном, и Дарий вновь мысленно велел себе успокоиться.       — Я рад, правда, — отозвался Яровецкий, завернув за угол. — Знаешь, я… В общем-то, я хотел извиниться за то, что было в участке. С моей стороны это было несколько… непрофессионально.       Дарий машинально поправил очки, а губы сжались в плотную линию: вот и всплыла та самая тема, которой он так боялся… Художник откашлялся в кулак и ответил, не поднимая глаз:       — Я уже говорил, что понимаю и не принимаю близко к сердцу ваши слова. Знаю, некоторые мои действия с вашей точки зрения могут выглядеть несколько неоднозначно… Но уверяю, у меня никогда не было дурных намерений по отношению к вам или к кому бы то ни было еще.       Яровецкий вдруг громко присвистнул.       — Ого, ничего себе! — воскликнул Роман, и, усмехнувшись, покачал головой. — Вот это ответ, я впечатлен!.. Честно, даже и не думал услышать что-то подобное.       Дарий мельком взглянул на Яровецкого, чтобы выяснить, а не сарказм ли часом это, но, заметив на себе такой же беглый взгляд, тут же отвернулся и принялся смотреть на дорогу, а также периодически мелькающие за ней высотки и магазины. В горле неожиданно пересохло, да и Инаев вновь ощущал себя неуютно и некомфортно. Яровецкий свернул на еще одном перекрестке и, будто бы что-то почувствовав, сказал уже без веселья в голосе:       — Ладно, прости, не стоило этого говорить. Я ведь поэтому и приехал, потому что верю тебе. В самом деле верю, что ты самый добропорядочный гражданин на свете. И хочу, чтобы все наконец-то вернулось на круги своя. Пусть прошлое останется в прошлом, фиг с ним. Мы ведь не перестанем из-за этого быть друзьями, верно?       Инаев сглотнул, чудом сумев подавить тяжелый вздох, и не сводил со следователя недоверчивого взгляда. У него никак не укладывалось в голове, что Яровецкий в самом деле все еще хотел продолжать общаться. После всего, что было, это казалось совершенно невероятным, и еще больше укрепляло подозрения художника в том, что Роман решил объявить «мировую» не просто так. И хоть Дарий знал, что это только его вина, что следователь так поступал, но малодушно и дальше собирался гнуть свою линию столько, сколько потребуется.       — Конечно.       — Вот и славно! — рассмеялся Роман, на что Дарий едва выдавил из себя улыбку. — Как кстати прошел первый рабочий день? Небось, все донимали расспросами?       Дарий на мгновение замялся, а затем негромко ответил, поправив очки:       — Может немного…       Пока он в общих чертах рассказывал о минувших встречах с коллективом и студентами, Яровецкий миновал еще несколько перекрестков, после чего остановился у небольшого кафе-ресторана, располагавшегося на первом этаже старого четырехэтажного дома. Дарий еще из машины окинул его внимательным взглядом и слегка успокоился, когда заметил, что на небольшой крытой террасе за столиками сидели несколько посетителей. Если он вновь ненароком выведет Яровецкого из себя, тот наверняка не станет скандалить при посторонних. По крайней мере художник от всей души надеялся, что тот не станет.       Дарий и Роман вышли из машины. Яровецкий включил сигнализацию, после чего с улыбкой и приглашающим жестом предложил художнику войти первым. Инаев поспешно толкнул дверь и вошел, Роман направился следом. В большом просторном помещении, выполненном в стиле арт-деко, оказалось абсолютно пусто.       — Займем столик на улице? — предложил Яровецкий, на что Инаев мысленно порадовался и кивнул. Подошедший официант провел их на террасу и все то время, пока они шли, Дарий едва ли мог смотреть на знакомую форму. Прошла всего неделя после той злополучной свадьбы, и смириться со столь глупой потерей жизни по-прежнему было нелегко. Поэтому, стоило официанту принять заказ и уйти, как Дарий почувствовал, что ему будто стало легче дышать.       — Неприятные воспоминания? — поинтересовался Яровецкий, вскинув бровь, и Инаев вопросительно взглянул на него. Роман сразу же пояснил: — Заметил, как ты на него смотрел. Будто привидение увидел.       Вместо ответа Дарий потянулся к стакану с водой, чтобы промочить горло. Видение мертвого официанта и зловещих кровавых пятен в неярком желтоватом свете фонарей, на миг появилось и исчезло перед внутренним взором, изгнанное из сознания усилием воли. «Возьми себя в руки», — в который раз приказал Дарий самому себе и сделал глубокий вдох, прогоняя наваждение. Сейчас было неподходящее время для глухого чувства вины.       Инаев отставил стакан и пожал плечами.       — Похоже, я как открытая книга.       — Ну я бы так точно не сказал, — с чувством ответил Роман и прищурился. — Не уверен, что даже господь бог знает, что творится у тебя в голове.       — Это вряд ли, — пробормотал Инаев. Он даже не успел ничего сообразить, как Яровецкий вдруг резко подался вперед и, сложив руки на столе, пристально взглянул прямо в глаза спасителю. Художника посетило знакомое неприятное ощущение, будто его пытались просветить рентгеновскими лучами, и он всеми силами старался не отводить взгляда, хотя сделать это было нелегко. Так продолжалось около минуты: Яровецкий ничего не говорил и просто таращился, будто пытался разглядеть или отыскать что-то определенное, известное ему одному. От этого назойливого внимания по-детски хотелось закрыться руками, но Дарий стоически терпел до тех пор, пока Яровецкий не усмехнулся чему-то и сам не отвел взгляд. Инаев ни малейшего представления не имел, что это только что было, и от души надеялся, что Яровецкий так больше делать не будет.       — Прости, — Роман примирительно развел руки в стороны. — Просто хотел кое-что проверить.       — И что же?       — Да так… Не обращай внимания, — загадочно ответил Роман и в этот момент к ним подошел официант. Он поставил перед обоими по тарелке первого блюда.              Яровецкий кивнул.       — Спасибо.       После того, как официант удалился, Инаев осознал, что был невероятно рад занять чем-то руки и иметь возможность смотреть еще куда-то помимо Яровецкого.       — Что ж, — сказал Роман, хлопнув в ладони, после чего с неприкрытым воодушевлением принялся за свой суп. Вид у него при этом был довольно жизнерадостный. Сделав пару глотков и смачно причмокнув, Яровецкий криво усмехнулся и сказал: — Мм, вкусно. Жаль я такое сам себе сварганить не в состоянии. Проще сходить поесть куда-нибудь или заказать на дом. Во всем, что касается кухни, я самый что ни на есть криворукий неумеха, — он рассмеялся, и Дарий буквально заставил себя улыбнуться в ответ. — А ты? Готовишь? И вообще, расскажи о себе.       Дарий сразу же напрягся и моргнул. Послышалось?..       — Прошу прощения?..       — Ну, расскажи мне о себе, — как ни в чем ни бывало продолжил Яровецкий, энергично орудуя ложкой в тарелке. — У нас ведь совершенно не было нормальной возможности познакомиться между этими моими спасениями и прочим… Ну ты и сам знаешь, — добавил он многозначительно, продолжая с аппетитом уминать свой обед. — Поэтому я подумал, что будет неплохо начать, как положено.       Дарий рассеянно потянулся к очкам, и губы его тронула слабая улыбка.       — А разве… Разве за все это время вы не узнали обо мне все, что только можно?..       Яровецкий перестал жевать и, виновато улыбнувшись словно ребенок, которого застали за поеданием сладкого посреди ночи, потупил взгляд и промокнул губы салфеткой.       — Туше, — признал Роман, но не было похоже, чтобы он сильно раскаивался или устыдился того, что его поймали с поличным. Он сделал титанический глоток и продолжил: — У меня правда есть небольшое досье, но я все же предпочитаю живое общение бумажкам. Поэтому тебе все карты в руки.       Дарий хмыкнул и покачал головой. Неужели он серьезно? Художник наблюдал за своим невозмутимым собеседником и не понимал, в какую игру тот пытался его втянуть. Если у Яровецкого и впрямь имелось полное досье, в чем Дарий абсолютно не сомневался, зачем весь этот спектакль? Но отступать было некуда, поэтому художник вздохнул и ответил:       — Что ж, мне тридцать два года, не женат, вот уже пять лет преподаю живопись в местном училище. И… Обычно готовлю я себе сам.       Роман усмехнулся и многозначительно покивал головой.       — Надо будет как-нибудь напроситься попробовать, — от его тона и красноречивого подмигивания Дарий пришел в тихий ужас. Меньше всего на свете он желал видеть этого человека у себя дома. Но прежде чем художник придумал, что на это ответить, Яровецкий сменил тему: — И что, не скучно тебе одному вечерами? Без жены, без детей.       Дарий улыбнулся краешком губ, и неожиданно даже для себя самого придумал способ заставить чересчур любознательного товарища следователя понервничать. Пусть он и не знал, с какой конкретно целью тот затеял эту игру, но загнать себя в угол так просто не даст. Художник сделал глоток и невозмутимо ответил:       — Почему же, у меня есть дети.       Роман вдруг поперхнулся и закашлялся, отчего Дарий на миг испытал мстительное удовольствие. Всего лишь на миг, но для него этого было более чем достаточно. Реакция Яровецкого оказалась бесценной: он в совершенно искреннем удивлении хлопал глазами, пытаясь восстановить дыхание, в то время как Инаев продолжал как ни в чем ни бывало наслаждаться обедом.       — У тебя есть дети? — в конце концов хрипло произнес следователь, разглядывая своего собеседника во все глаза. Дарий ощутил гордость за самого себя, и за то, что хоть на короткое мгновение сумел выбить почву из-под ног почти всеведущего Яровецкого.       — Да. Сорок шесть, если точно.       Какую-то секунду Роман озадачено глядел на него, а затем громко прыснул и рассмеялся.       — Хах, хорошая шутка, ты меня подловил! Надо же, — Яровецкий сделал пару глотков воды, после чего продолжил посмеиваться. — А я ведь взаправду купился на какой-то момент.       — Я заметил.       Роман громко прищелкнул языком, но судя по всему, за эту маленькую уловку обиды не таил.       — Ну хорошо, — Яровецкий отодвинул от себя пустую тарелку и сложил руки на столе в ожидании второго блюда. — Студенты тебе как родные дети, это я уже понял. А если серьезно? Есть у тебя какое-нибудь хобби? Ну, кроме смертельно опасного для жизни спасения людей из всяких передряг?       К столику подошел официант и, забрав пустые тарелки, поставил на их место два идентичных вторых блюда, после чего удалился. По-прежнему ощущая на себе изучающий взгляд, Дарий поправил очки и, на миг задумавшись, взялся за приборы.       — В свободное время я… читаю, в основном. Иногда хожу в парк рисовать с натуры, если погода подходящая.       — А на заказ портреты рисуешь? — вдруг спросил Яровецкий и, заметив непонимающий взгляд спасителя, добавил: — У моей мамы в конце месяца день рождения и она хочет семейный портрет или что-то в этом роде.       — О, — Инаев поправил очки. Перспектива встречи с родителями Романа привлекательной нисколечко не казалась, но в голове как назло не было никакой приемлемой отмазки. Да и если откажется сейчас, разве это не покажется подозрительным?.. Понимая, что выбора как такового нет, Дарию ничего не оставалось, как ответить по правде. — Это можно. Но в таком случае мне придется встретиться с вашими родителями, ведь если рисовать с фотографии эффект будет не тот…       — Да не вопрос, расслабься, — отмахнулся Роман, с энтузиазмом размахивая приборами. — Мама и так велела тебя пригласить на праздник — ну, в благодарность за мое спасение и все такое. Так что даже не вздумай отвертеться. Наши семейные собрания это нечто, но если ты будешь там, то скорее всего, обойдется без битья посуды.       Яровецкий улыбнулся и продолжил есть. Дарий же напротив перестал жевать и потупил рассеянный взгляд в тарелку. Знакомство со спасенным, его братом, а теперь и родителями… Он так отчаянно старался держаться подальше от Яровецкого, что в результате добился совершенно противоположного эффекта. Кристина, когда он ей расскажет, наверняка будет в восторге.       — Так-с, о чем мы там говорили?.. А, ну да, о твоих хобби, — продолжил Роман и Дарий, вздохнув, вернулся к своим безрадостным мыслям. — Значит, чтение, рисование… Что-нибудь еще?       Инаев неуверенно повел плечами.       — Бывает, могу составить компанию подруге в ее походах по магазинам.       — Ага, — многозначительно протянул Яровецкий, что как-то не очень понравилось Дарию. — Подруга — это та самая Кристина Ткач, с которой ты ходил на свадьбу? Она симпатичная. Вы давно встречаетесь?       Дарий бесшумно вздохнул.       — Мы не встречаемся. Мы друзья.       — Мм, — глубокомысленно изрек Яровецкий и его шибко довольный вид заставил художника слегка нахмуриться. — Понятно.       Дарий какое-то время смотрел на него, а затем зачем-то добавил:       — Мы в самом деле только друзья.       — Да я понял, чего ты? — ухмыльнулся Яровецкий, рассеянно помахивая вилкой. — Признаться честно, я даже слегка завидую, потому что у меня никогда не получалось дружить с женщинами, если только они мне не родня. Видимо, не мое это. Никоноров время от времени любит съязвить что-нибудь по этому поводу. Тешит себя иллюзиями, что когда-нибудь сможет перещеголять меня в остроумии, несчастный, — Роман громко фыркнул и, наклонившись ниже, доверительным шепотом добавил: — Но это между нами, ладно?       Дарий в ответ только головой покачал. Довольный же неизвестно отчего Яровецкий, деловито принялся ковыряться в своем стейке.       — А как вы познакомились? С Кристиной, — вдруг спросил он, и у Дария неожиданно в горле образовался ком. Если до этого обстановка за столиком была почти что мирная, то после этого вроде бы невинного вопроса Дарий едва ли не кожей ощутил как сгустился воздух вокруг. Несмотря на теплую погоду по спине пробежал мороз, а кровь прилила к щекам. В мозгу будто замигала предупредительная лампочка: опасно.       Пауза затягивалась. Инаев был почти что уверен, что в досье, что собрал Яровецкий, имелась исчерпывающая информация по этому поводу, поэтому, если солжет сейчас, то ситуация нисколько проще не станет.       — Что, неужели забыл?       — Конечно нет, — тут же откликнулся Дарий, вежливо улыбнувшись. Аппетит вдруг совершенно пропал. Поправив очки, художник вновь взялся за вилку, лишь бы просто занять руки. — Мы друзья детства.       — Мм, — Роман сделал глоток и продолжил как ни в чем ни бывало, — учились вместе в школе?       Дарий слегка прищурился, прекрасно понимая, что это еще один вопрос с подвохом. И самое неприятное было в том, что Роман наверняка знал, что он это понимал и нарочно ставил художника в неудобное положение. Чтобы подтвердить какие-то свои подозрения, скорее всего. Инаев колебался, обдумывая варианты. В принципе, даже если сейчас рассказать правду, Яровецкому это по сути ничего не даст. Разве что он только сильнее укрепится в мысли, что его спаситель — слегка двинутый на голову камикадзе. Пускай так — не конец света. Уж точно всяко лучше, чем рассказать остальную часть правды.       — Мы в самом деле учились в одной школе, но познакомились иначе, — торопливо начал художник, избегая смотреть следователю в глаза. Вместо этого он невольно вернулся воспоминаниями на двадцать два года назад и тот день, когда он спасал Кристину, отчетливо встал перед внутренним взором, будто это случилось только вчера. — Мне… было лет десять, а на дворе в самом разгаре были весенние каникулы. Зима в том году выдалась очень затяжной и холодной: в конце марта повсюду все еще лежал снег, а вода в ставках и реках по-прежнему была покрыта льдом. Во время тех каникул бабушка отвезла меня в поселок недалеко от города — проведать своих дальних родственников. Может, время было и не самое подходящее, но она все приговаривала, что летом ей будет не до того… — Дарий слабо улыбнулся собственным воспоминаниям и, подняв невольно глаза, заметил, что Яровецкий внимательно его слушал. Это обстоятельство тут же вернуло Инаева к реальности, будто удар под дых, и он, откашлявшись, продолжил: — Когда мы приехали к родственникам, уже на следующий день я по большому счету оказался предоставлен сам себе. Я, честно говоря, не люблю зиму и холод. До сих пор предпочитаю по возможности пересидеть ее с книгой в руках, по уши зарывшись в одеяло.       Дарий заметил краем глаза, как Яровецкий понимающе улыбнулся на этих словах.       — Поэтому я в основном и сидел в своей комнате. Окна в ней выходили на небольшое озеро, и время от времени я видел, что дети и школьники постарше выходили играть на лед, но не придавал этому большого значения, ведь, как я уже говорил, зима в том году была очень холодной, и волноваться было не о чем. Однако… — Инаев на мгновение замялся, вспомнив, как донимали его несколько ночей подряд сны о тонувшей девочке, и что именно поэтому он так внимательно днем наблюдал за детьми на речке. Но, разумеется, рассказывать об этом он не стал. — Тем ранним утром, когда мы должны были возвращаться в город, было сыро и пасмурно — началась оттепель. На улице стоял густой туман, и он окутывал непроницаемым коконом все вокруг. Я собирал вещи и, в какой-то момент, скользнув взглядом по окну, заметил в тумане одинокий темный силуэт. Я понял, что силуэт находится на озере и некоторое время просто наблюдал за ним, а затем на моих глазах тот вдруг просто исчез. Сперва я подумал, что человека просто закрыла более плотная полоса тумана, но потом до меня дошло, что он провалился под лед.       Яровецкий слегка нахмурился, но молчал, никак не комментируя услышанное. Дарий под столом сжал ладони в кулаки. Даже спустя столько лет, возвращаясь воспоминаниями к этому моменту, временами он все еще ощущал, как колола его тысячами острых игл ледяная вода.       — Я сломя голову спустился вниз, на ходу прокричал что-то взрослым, но пока они поняли и выбежали следом, уже был у берега. Там увидел раскрошившиеся куски льда в метрах десяти или около того, и понял, что был прав. А дальше… Помню, как бежал, как прыгнул в воду и думал, что задохнусь. Но все же каким-то чудом мне удалось и вытянуть девочку, и вынырнуть самому, — художник улыбнулся краешком губ. — После того случая я почти три недели провалялся с воспалением легких, а вот Кристина отделалась только сильным испугом. С тех пор мы дружим. И даже спустя столько лет она по-прежнему не подходит к воде слишком близко, но я ее не виню.       — Вау, — протянул Яровецкий после того, как Инаев умолк, и рассеянно засунул в рот большой палец. Он усмехнулся. — Бывает же удачное стечение обстоятельств, да? Кристине очень повезло с тобой. История зашибись, конечно, что ни говори.       Дарий покачал головой и опустил взгляд на свои руки.       — Но ты ведь ее и так знал, разве нет?       Вместо ответа Роман только рассмеялся и громко прищелкнул языком.       — Ух, до чего же ты колючий, с ума сойти! Я же всего лишь пытаюсь быть вежливым, а ты все тыкаешь и тыкаешь меня носом в это дурацкое досье. Но даже если я и знал о том, что ты ее спас, услышать подробности от непосредственного участника событий — совсем другое дело, нежели прочесть на бумаге. Это было очень познавательно, к твоему сведению, и только лишний раз подтвердило мою теорию.       Дарий с некоторым интересом склонил голову набок.       — И какую же?       — Что ты совершенно бесстрашный и совершенно чокнутый на всю голову псих-герой, — резюмировал Яровецкий. Инаев хмыкнул и отвернулся. Он ведь знал, что именно такую оценку и поставил бы ему любой адекватный человек со стороны, но Инаева это не слишком трогало. Никто из людей не мог знать каково это — жить его жизнью и видеть то, что видел он. Но прежде чем Дарий успел что-то на это ответить, Роман продолжил: — Но я этому рад. Иначе сегодня я бы здесь не сидел.       Инаев нерешительно поднял глаза и увидел, что Яровецкий смотрел на него с тем самым теплом и благодарностью, которые демонстрировал еще при первой встрече. Дарию вновь стало тошно от того огромного количества вранья, которое он продолжал воздвигать вокруг себя непроницаемыми стенами, в попытке защититься. Это было необходимо и для него самого, и для всех остальных. Инаев по-прежнему настоятельно убеждал себя в этом.       — Я… — Дарий не был уверен в том, что хотел сказать, и не знал, должен ли. Насколько далеко могла зайти устроенная Яровецким проверка на вшивость? И не усугубят ли ситуацию рассказы о прошлом?.. — Я… Кхм, тоже рад, что все так обернулось.       Роман, по-прежнему продолжая грызть палец, улыбнулся. Дарию сложно было сказать, о чем он мог думать в тот момент: мимика следователя поражала своим разнообразием и богатством и Яровецкий, сколько Инаев его уже знал, всегда умело ею пользовался.       — Славно, — протянул Роман. — Мое спасение ведь делает нас друзьями, как и в случае с Кристиной, верно? Даже, наверное, лучшими друзьями, раз уж ты провернул этот непростой фокус целых два раза. Мм?       Дарий неуверенно поправил очки. Ему как-то не особенно нравилось, куда клонил товарищ следователь.       — Может быть.       Роман рассмеялся неизвестно чему и Дарий ощутил, как начало ворочаться где-то в груди нехорошее предчувствие.       — Мда, ты просто нечто… А, ладно, — Яровецкий положил руки на стол и внимательно смотрел на своего собеседника, отчего тому становилось все только больше по себе. — Поскольку мы сошлись на том, что мы теперь лучшие друзья, я хотел спросить, — он выдержал долгую паузу, а затем, слегка прищурившись, добавил: — С менеджером магазина электроники — Артемом Юрченко — тебя связывает такая же увлекательная история? Этого просто нет в досье и я подумал, что ты можешь рассказать мне. По дружбе.       Дарий моргнул и почувствовал, как сердце на миг замерло, а затем моментально ухнуло куда-то в пятки. Роман абсолютно не изменился в лице и выжидательно смотрел на спасителя, но Инаев, застигнутый врасплох, совершенно растерялся и не знал, что должен ему ответить. А ведь он догадывался, что такой поворот возможен, но предпочел закрыть глаза на возможную проблему и успокаивал себя тем, что до Артема не добраться и что все как-нибудь да обойдется.       Не обошлось.       Внезапно разразившийся мелодией входящего вызова телефон, Дарий воспринял как благословение свыше. Он несколько дергано потянулся к портфелю, мысленно ругая себя за излишнюю нервозность и подрагивающие пальцы. Но все же кое-как ему удалось достать телефон и не опрокинуть при этом ничего на себя со стола.       — Прошу прощения, мне нужно выйти… — Дарий поспешно поднялся на ноги, абсолютно не отдавая себе в этом отчета. Желание просто сбежать в сию же минуту как можно дальше билось в унисон с ударами испуганного сердца.       — Сядь, — тихо, но непреклонно велел Яровецкий, и художник замер, будто его ноги враз прибили к земле невидимыми гвоздями. — Пожалуйста.       — Но я должен ответить…       — Ничего, перезвонят, — безапелляционно ответил Яровецкий и жестом указал на стул. Дарий колебался. Что-то подсказывало ему, что этому тону лучше не сопротивляться. Да и что бы могла дать ему короткая отсрочка?.. Дарий на миг прикрыл глаза и мысленно вздохнул. Кажется, на этот раз ему действительно не отделаться так легко.       Молча художник опустился обратно на стул, избегая смотреть в сторону Яровецкого. Телефон разрывался трелями еще несколько секунд, а затем умолк. В повисшей тишине собственные мысли, загнанные в панике метались по черепной коробке, и художник ощущал себя натянутой до предела струной. И что теперь?.. Инаев не имел ни малейшего представления и это его пугало. Он по-прежнему не смел смотреть на Яровецкого, но кожей ощущал на себе его испытующий взгляд.       Когда через мгновение подошел официант, он забрал тарелки и спросил:       — Принести вам счет?       — Да что вы, мы еще не уходим, — с улыбкой, будто бы только что ничего не случилось, ответил Яровецкий. — Я, пожалуй, выпью кофе. А мой спутник будет… Зеленый чай без сахара.       — Конечно, сейчас принесу.       Дарий невольно усмехнулся краешком губ и тихо констатировал очевидное:       — Похоже, вы в самом деле очень внимательно читали мое досье.       — О да, — ответил Роман, пожимая плечами, — чтиво оказалось весьма занятное.