Посланник снов

      Дарий и сам не знал, кто или что дернуло его за язык, но поразмыслив немного пришел к выводу, что ничего страшного не произойдет, если Роман переночует у него одну ночь. В конце концов, уже в самом деле было поздно, да и художник, чувствуя вину за ложь и десятки отговорок, к которым прибегал, дабы отбить у следователя охоту общаться, решил, что этот жест немного успокоит совесть. Пожелав Яровецкому спокойной ночи, Дарий добрался до своей комнаты и, заперев ее, громко выдохнул. Он чувствовал себя словно выжатый лимон, который вдобавок ко всему прочему пропустили через мясорубку — оказывается, говорить правду было отнюдь не легче, чем скрывать ее. Но вместе с тем он ощущал и некоторое облегчение: теперь не придется постоянно оглядываться через плечо и постоянно следить за словами в разговоре. Да и об Артеме пока волноваться не приходилось. Роман, к удивлению Дария, оказался гораздо более эмпатичным и чутким, чем думал художник: ранее он считал следователя несколько пугающим и в то же время невероятно толстокожим. Яровецкий абсолютно наплевательски относился и к своему здоровью, и даже к своим должностным обязанностям; фонтанировал сарказмом к месту и нет, беззастенчиво смущая всех вокруг, поэтому временами казалось, что его совершенно ничто в этом мире не могло затронуть за живое. Однако, как выяснилось, все обстояло совсем иначе. Роману было не все равно, просто он умел мастерски скрывать это. Может, в силу профессии или еще чего…       Инаев выключил свет и лег в постель, созерцая расплывчатые тени и хмурясь в ответ на собственные мысли. Он не мог отделаться от смутного волнительного ощущения, что сегодня случился какой-то поворотный момент в его жизни. Хороший или плохой — утверждать он не решался, однако не мог припомнить, посещало ли его что-то подобное, когда пришлось раскрыть всю правду Кристине. В конце концов, списав все на свою извечную мнительность и поздний час, Дарий перевернулся на бок и закрыл глаза, стараясь выбросить все тревожные мысли и смутные ощущения из головы. Он думал, после всего случившегося сегодня ему будет сложно уснуть, но стоило ему закрыть глаза, как сознание сразу же блаженно рассеялось в густой непроглядной тьме.       Ему показалось, прошло всего несколько минут, как над ухом раздался звон будильника. Художник даже слегка удивился и, открыв глаза, недоуменно таращился в пространство расфокусированным взглядом с минуту, прежде чем до него дошло, что уже утро. Нацепив очки на нос, Дарий пригляделся к часам и увидел, что стрелки находились на положенных половине седьмого утра. Вздохнув, он встал и на негнущихся ногах вышел из комнаты.       И только тогда вспомнил о госте в спальне по другую сторону гостиной. На миг Дария сковало какое-то необъяснимое оцепенение, будто это не он вчера пригласил следователя остаться. Наваждение схлынуло так же быстро, как появилось до этого, и Инаев просто покачал головой: это же глупо. Ну не ожидал же он в самом деле, что Яровецкий просто магическим образом испарится куда-нибудь за остаток ночи?..       Умывшись, Дарий переоделся, и пошел на кухню готовить завтрак, стараясь ни о чем не думать и не накручивать себя. Он уже все рассказал Роману, но ему по-прежнему было как-то не по себе. Художник понятия не имел, почему, и разбираться со своими неясными ощущениями сейчас у него не было ни желания, ни сил. Дарий собирался пойти будить гостя после того, как закончит, но Роман неожиданно явился сам: он вышел из комнаты — всклоченный больше обычного, заспанный и немного потерянный, — но стоило их взглядам встретиться, как следователь сразу приветливо улыбнулся.       — Утречка! — воскликнул он и озадачено почесал рукой в затылке. — У меня телефон отрубился, сколько сейчас?       Дарий взглянул на часы.       — Пятнадцать минут восьмого. Я уже собирался идти тебя будить — завтрак почти готов.       Яровецкий вновь озадачено моргнул несколько раз, будто ему сложно пока было обработать столько информации сразу. Дарий пришел к выводу, что он, наверное, еще не до конца проснулся.       — Ого, завтрак, — он неуверенно улыбнулся. — Ладно, дай мне пять минут и я буду готов.       Художник хотел сказать, что так торопиться совсем нет нужды, но слова застряли где-то в горле. Роман скрылся за дверью ванной, а Дарий вернулся к плите.       Яровецкий сдержал свое слово: прошло пять минут — и он уже сидел за столом свежий и бодрый, чинно сложив руки. Пока Инаев раскладывал по тарелкам омлет с сосисками, булочки, сыр и масло, он ощущал на себе внимательный взгляд чужих глаз.       — Выглядит вкусно, спасибо! — весело откликнулся Роман после того, как Дарий поставил перед ним тарелку. Казалось, Яровецкий был в хорошем настроении, несмотря на короткий сон. Он с аппетитом уплетал еду, да и еще с такой скоростью, будто боялся, что у него кто-то отберет тарелку. Дарий с некоторой тревогой смотрел на него какой-то момент — он никогда не видел, чтобы кто-то ел так быстро — а затем сказал:       — Не спеши — живот болеть будет.       Сделав титанический глоток, Роман улыбнулся краешком губ.       — О, — он отмахнулся и пожал плечами, продолжая жевать как ни в чем не бывало, — не обращай внимания, это уже профессиональная привычка. Часто приходиться есть в дороге, или в коротком перерыве между бумажками, расследованиями и прочим… Честно говоря, я обычно не завтракаю. Вообще не помню, когда такое было в последний раз… Если не считать короткого визита домой, конечно. Там это у меня обязательная программа, от которой не отвертишься, даже если отбросишь коньки.       — Не шути так, — с легкой укоризной произнес Дарий, на что Роман стыдливо пробормотал невыразительное «извини» и снова принялся с энтузиазмом жевать. Художник некоторое время смотрел на следователя: он знал, что у Яровецкого были какие-то трения с другими членами семьи, но раньше бы и не подумал допытываться — это его не касалось, да и лезть с вопросами на эту тему Инаев считал неприличным. Однако… Вчера все разговоры вертелись вокруг него и его дара, и Дарий был бы рад хоть раз поговорить на тему, которая бы не касалась его персоны. К тому же, если ему придется встретиться с родителями Яровецкого в обозримом будущем, было бы неплохо что-нибудь о них разузнать. Да и вообще ему было немного любопытно: он ведь почти ничего не знал о жизни Романа вне рабочей деятельности. Хотя бы из вежливости этот пробел стоило заполнить.       — Ты не любишь семейные завтраки? — неуверенно полюбопытствовал Дарий и Роман, вновь перестав жевать, бросил на него какой-то неопределенный взгляд. А потом опустил голову и хмыкнул куда-то в тарелку.       — Ну… Скажем так, приятного в них обычно мало.       Дарий смотрел на него, ожидая продолжения, но Роман ограничился только одной этой фразой и Дарий решил не настаивать, раз конкретно эта тема отчего-то была ему неприятна.       — У тебя большая семья? — на пробу спросил он. Яровецкий пожал плечами.       — Родители, мой старший брат Сашка — ты его видел. Еще невестка Лида и племянница Юля — ей пять. Саша и его семья живут в доме с моими родителями в пригороде. Я там бываю только по праздникам или дням рождения, чтобы нервы целее были.       — Чьи? — не понял Дарий, на что Роман снова неопределенно хмыкнул.       — Да всех, — сказал он. Закончив есть, Яровецкий положил вилку в тарелку, и какое-то мгновение смотрел на нее так, будто та в чем-то лично перед ним провинилась. Дарий уже и не ждал, что тот продолжит — определенно семья была не самой легкой темой для непринужденной утренней беседы — но не успел он перевести разговор на что-то другое, как Яровецкий рассеянно продолжил: — Мой папа сложный человек — у него на все имеется свое мнение, которое никогда не совпадает с моим. Сашка в этом плане — его полная копия. Как и в принципе во всех планах, если уж на то пошло. Ты же видел нас рядом — мы словно небо и земля, огонь и вода, устрица и сколопендра. Мой брат весь такой правильный, рациональный и успешный бизнесмен, беспрекословно следующий заветам отца, в то время как я — ходячее и вечно дерзящее всем недоразумение, разочарование и полный ноль на его фоне.       Роман невесело усмехнулся и красноречиво развел руки в стороны. Дарий моргнул, а затем нахмурился и поправил очки.       — Не стоит так говорить о себе.       — О, нет, это то, что они обо мне думают. Сам-то я знаю, что красавчик, — он заговорщики подмигнул и многозначительно ухмыльнулся, на что Инаев в ответ только мысленно покачал головой. — Да еще и до неприличия везучий, если так посмотреть.       На этот раз Дарий прекрасно понял, что он имел в виду и отвел взгляд.       — Не говори об этом столь беспечно.       — Ой, да ладно, — Роман отмахнулся, но заметив предупреждающий взгляд художника, тут же устыдился и отвел глаза, примирительно взмахнув руками. — Ну хорошо-хорошо, я больше не буду об этом шутить.       — Спасибо, — Дарий мельком взглянул на часы, а потом снова повернулся к Яровецкому. — Будешь кофе?       — Не откажусь, — Роман сверкнул улыбкой и Инаев молча встал, забрал посуду со стола и направился к плите поставить чайник. Пока тот грелся, а художник мыл тарелки, на кухне царило молчание, но оно не было неуютным или тягостным. Дарий поймал себя на том, что это наверное было впервые, когда он находился в обществе следователя и при этом ему не было некомфортно.       Когда чайник закипел, художник сделал гостю кофе, после чего поставил перед ним чашку и поближе придвинул сахарницу. Роман бросил короткое «спасибо» и некоторое время рассеянно водил ложкой в чашке по кругу. Себе Дарий предусмотрительно ничего не наливал, зная, что Кристина обязательно по дороге возьмет ему чай.       — А чем занимается твой брат? — поинтересовался Инаев, возвращаясь к предыдущей теме, когда пауза начала затягиваться. Яровецкий сделал глоток и поставил чашку обратно на стол.       — Гостиничный бизнес. Они с папой вместе работают. У них есть несколько отелей в нашем городе, и парочка в соседних областях. По крайней мере, так было пару лет назад, а сейчас — без понятия. Наверное, уже больше.       — Впечатляет, — Дарий искренне удивился. По Роману совсем нельзя было сказать, что он выходец из богатой семьи, но вслух художник говорить об этом не стал, чтобы ненароком не задеть никакую больную мозоль. Вместо этого он представил эфемерного Юрия Яровецкого с его характером, о котором упоминал следователь ранее, и добавил наугад: — Думаю, не ошибусь, если предположу, что твой отец не пришел в восторг, когда ты подался в полицию.       На сей раз Роман громко и многозначительно фыркнул.       — Ты все правильно предполагаешь, — он снова сделал глоток. — Вообще-то папа был в ярости, когда узнал — в какой-то момент я даже испугался, что у него случится инфаркт. Он тогда много кричал: о том, что отречется от меня, если я это сделаю. Что на порог не пустит, и из завещания вычеркнет, и всякое такое, — Яровецкий равнодушно пожал плечами и усмехнулся. — Мне было все равно, если честно, для меня главным было то, что я смогу сбежать из дома. Для бизнеса я мозгами не вышел и хитрожопостью, что тут поделать-то? А вот разгадывать загадки, искать взаимосвязи, зацепки, мотивы, доискиваться правды, как бы тщательно ни была она скрыта — это по мне. Если хочешь честно — из тебя вышла потрясающая головоломка. Думаю, не совру, если скажу, что она была одной из самых интересных в моей жизни.       Дарий машинально поправил очки и взглянул на него скептически.       — Знаешь, я почти уверен, что еще вчера ты был готов дать мне совершенно иную характеристику. И далеко не самую лестную.       Роман прыснул в чашку и тихо рассмеялся.       — М-да, это верно… Я слегка бесился, потому что головоломки должны разгадываться рано или поздно. А ты упорно не хотел, знаешь ли, поэтому пришлось идти на всякие уловки, чтобы вывести тебя на чистую воду. Да, я этим не горжусь, но ты ведь знаешь, что сам меня вынудил.       — Да, ты говорил, — пробормотал Дарий и, взглянув на часы, добавил: — Что ж, нам минут через десять выходить. Ты допивай, а я схожу за вещами.       — Как скажешь.       Дарий вернулся в свою комнату за портфелем и бумагами, а когда вышел, то застал Яровецкого около раковины, деловито моющим чашку. Инаеву вдруг подумалось, как странно и непривычно это выглядело: обычно за таким занятием он мог бы застать Кристину, а теперь… Где-то в глубине души художник понадеялся, что подобное ему придется наблюдать не так уж часто. Пусть он и впустил Романа в свою жизнь, но по-прежнему намеревался держать того на почтительном расстоянии сколько получится. Вообще чем дальше, тем лучше, для блага самого следователя.       — Не нужно было, я бы потом сам… — начал художник, на что Яровецкий только отмахнулся.       — Да ладно, ты меня и приютил, и завтрак приготовил… Уж чашку я пока еще сам помыть в состоянии.       Дарий поправил очки и не нашелся с ответом, но Роман его и не требовал. Через пару минут оба обулись и вышли из квартиры. Дарий запер дверь и в компании следователя спустился вниз.       — Спасибо за все и за завтрак. Не возражаешь, если я тебя в благодарность до училища подвезу? — невинно поинтересовался Яровецкий, когда они вышли из подъезда под яркое утреннее солнце. Дарий уже собирался вежливо отказаться, как вдруг в его поле зрения попала Кристина: в знакомом джинсовом комбинезоне и переброшенной через плечо сумкой, она стояла с двумя стаканчиками в руках и смотрела на художника и следователя полными удивления широко распахнутыми глазами. Одновременно Дарий испытал и облегчение и легкое беспокойство: он еще морально не был готов к последствиям возможной дружбы Романа с Кристиной и предпочел бы держать их друг от друга подальше и как можно дольше. Однако Яровецкий проследил за взглядом своего спутника быстрее, чем Инаев успел что-либо придумать и, заметив девушку, приветливо улыбнулся и с энтузиазмом помахал:       — О, не знал, что вы будете здесь. Утречка, давно не виделись!       Кристина оторопело моргнула, но очень быстро взяла себя в руки и в пару шагов преодолела разделяющее их расстояние.       — Ого, привет, — неловко улыбнулась она, по-прежнему переводя недоуменный взгляд со следователя на художника и обратно. — Я вообще-то тоже не ожидала вас здесь увидеть.       Дарий открыл рот, чтобы все объяснить и хоть немного обратить внимание девушки на себя, но Роман заговорил прежде, чем художник успел вставить хоть слово.       — Я вчера… скажем так, немного перебил Дарию сон, поэтому в благодарность за то, что он не вышвырнул меня за поздний визит, хочу подвезти его до училища. А поехали с нами, мм? Теперь, когда я наконец-то все знаю, нам было бы неплохо наладить общение, что скажете?       Яровецкий совершенно бессовестно улыбался Кристине самой обезоруживающей улыбкой, которую Дарий у него видел хоть когда-нибудь, и чувствовал, как невольно расползалось в груди плохое предчувствие.       — В этом совершенно нет необходимости, — отрезал Инаев твердо и только в тот момент осознал двусмысленность своего ответа. Слегка покраснев, Дарий тут же спохватился и добавил, чтобы развеять любые сомнения у спутников. — Я имел в виду, что подвозить нас нет нужды. Здесь недалеко, ты же знаешь.       Яровецкий хмыкнул и показательно состроил недовольную мину, как вдруг Кристина сказала:       — А я не возражаю, — заявила она, пожав плечами. — Ради разнообразия было бы неплохо прокатиться, раз господин следователь сам предлагает.       Роман просиял.       — Вот и отлично! Тогда запрыгивайте, — он отключил сигнализацию и кивнул в сторону своего красного внедорожника. Кристина, подмигнув и всунув растерянному Дарию его стаканчик с чаем, стремительно обогнала его. Бросив, «чур, я на переднем!», девушка ни секунды не колеблясь открыла дверцу соседнего с водительским места и проворно забралась внутрь. Понаблюдав немного за своими спутниками, Дарий ощутил, как разрослось в груди дурное предчувствие. Кажется, его наихудшие опасения совсем скоро воплотятся в реальность.       — Классный автомобиль. Очень мило с вашей стороны подвезти нас, — услышал Инаев, смиренно забравшись на заднее сиденье. Яровецкий только и сделал, что отмахнулся в притворном смущении.       — Да ладно, невелика услуга. К тому же, мне все равно по дороге. Кстати, мы ведь по сути ровесники, да и я сейчас не при исполнении, так что обращайся ко мне на «ты», идет? Зачем нам эта лишняя дистанция, мы же как-никак теперь не просто знакомцы.       Дарий на заднем сиденье только страдальчески покачал головой, но, конечно же, они были слишком поглощены беседой друг с другом, чтобы это заметить.       — О, ну хорошо, — если Кристина и была слегка сбита с толку от столь неожиданного предложения, то виду она не подала и дружелюбно улыбнулась. — На самом деле я очень рада, что Дарий тебе все рассказал. Теперь хоть будет кому пожаловаться на то, как тяжело временами мне приходится.       Роман завел мотор и стрельнул в девушку заинтересованным взглядом:       — Хочешь сказать, с ним всегда так сложно?       — О, и еще как, — с чувством сказала Кристина и сделала глоток из стаканчика. Воспользовавшись моментом, Роман скосил глаза на художника. Дарий, держась обеими руками за свой бумажный стакан, вздохнул и показательно отвернулся.       — М-да, и почему я не удивлен, — услышал он многозначительный ответ Яровецкого, но как-то его комментировать посчитал излишним. Дарий понимал, что они намеренно его дразнили, поэтому не собирался доставлять им удовольствие и вестись на подначки.       — Давно ты знаешь? — поинтересовался Роман у девушки, когда они выехали со двора.       — Угу, еще со средней школы. То есть это уже где-то лет двадцать, — ответила Кристина. Яровецкий только громко присвистнул, после чего удивленно взглянул на Дария через зеркало заднего вида.       — И вот за эти двадцать лет я первый, кому ты рассказал?..       Дарий хмыкнул и опустил взгляд на свой стаканчик. Снова заговаривать на эту тему ему не слишком хотелось.       — Я же говорил, что обычно не хожу с душой нараспашку.       — Да, это я знаю, но все равно… Я и не думал, что пропасть во времени между мной и Кристиной такая огромная, — заметно стушевался Яровецкий. Девушка с чувством фыркнула.       — Мне потребовалось три года, чтобы вывести его на чистую воду, чему тут удивляться.       — Три года? — тупо переспросил Яровецкий и натянуто рассмеялся. — Хочешь сказать, это мне еще повезло, да?..       — Угу, — подтвердила она и с энтузиазмом продолжила: — До меня об этих снах знала только его бабушка. А после меня он сказал, что рассказывать кому-то еще нет нужды, и настоятельно попросил хранить все в тайне. Это очень тяжкое бремя, поверь. Не сосчитать сколько раз я была на грани того, чтобы проболтаться родственникам или подругам… Я уж думала, чуда никогда не случится, но вот теперь нас двое и как по мне это просто замечательно.       Яровецкий хмыкнул, внимательно глядя на дорогу. Он свернул влево и поехал вниз трамвайными путями, после чего свернул у тротуара с противоположной стороны от училища и остановился.       — Хах, ну я тоже рад, что уже все знаю… Что ж, товарищи, вот мы и на месте, — Роман повернулся к Кристине и протянул ей руку. — Был очень рад встретиться снова и получить еще немного пищи для размышлений.       — Взаимно и на здоровье, — весело откликнусь Кристина, пожав протянутую ладонь. Дарий который наблюдал за всем этим обменом любезностями краем глаза, уже ощущал себя жертвой неминуемого грядущего заговора.       — Обменяемся номерами телефонов? — невинно поинтересовался Роман и тут же уточнил: — На всякий случай. Мало ли что.       Кристина замешкалась на секунду, а затем пожала плечами.       — А почему бы и нет, — она продиктовала Яровецкому свой номер телефона. Тот сбросил Кристине вызов и она, кивнув, достала свой смартфон и записала его. — Готово.       — Отлично! — усмехнулся Роман и повернулся к Дарию. — Еще раз большое тебе спасибо за доверие. Обещаю, ты об этом не пожалеешь.       — Главное, чтобы тебе жалеть не пришлось, — откликнулся Инаев. Кивнув на прощанье, он открыл дверцу и вышел из автомобиля на свежий воздух под слегка растерянный взгляд следователя. Кристина присоединилась к художнику мгновением позже. Яровецкий махнул им из машины рукой, после чего вновь завел мотор и выехал на проезжую часть. Дарий вместе с подругой смотрел ему вслед до тех пор, пока красный внедорожник не исчез в потоке машин.       — Ты не находишь, что обмениваться с ним номерами было несколько преждевременно? — заметил Инаев. Кристина хмыкнула и сделала глоток из стаканчика.       — Отнюдь. Мне кажется, момент был весьма подходящим. Посмотри на это так: мы сможем обмениваться информацией и в случае чего координировать свои действия, если ты вдруг попадешь в какую-нибудь неприятность.       — Да, и сплетничать обо мне между делом, — добавил Дарий, на что Кристина виновато скривилась.       — Ну, не без этого, — признала она с улыбкой. — Но выгоды все равно больше, чем вреда. Я в самом деле рада, что ты доверился Роману. Он вроде бы неплохой человек и, судя по всему, искренне заинтересован в том, чтобы помочь тебе. Здорово, что ты все же решился на этот шаг. Его помощь пригодится, если тебе вдруг приснится еще чье-нибудь убийство.       — Очень надеюсь, что такого больше не случится, — от всей души ответил Дарий. Допив свой чай, он выбросил стаканчик в урну и они вместе с Кристиной нырнули в подземный переход. Немного поразмышляв обо всем, Дарий решил не отягощать подругу подробностями и не рассказывать, что Яровецкий выудил из него признание обманом. Отчасти художник считал, что заслужил это, отчасти злился на себя за то, что не распознал подвоха. Но в любом случае уже ничего исправить было нельзя и ему только и оставалось, что смириться с текущим положением вещей.       — Кстати, а во сколько же он к тебе вчера приехал, если сказал, что перебил тебе сон? — поинтересовалась Кристина, пытаясь заглянуть другу в глаза. Дарий стоически этого избегал и упрямо смотрел в другую сторону. — А ты при этом не только не разозлился, а еще и ночевать у себя оставил, мм? Расскажешь, а?       — Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? — без особой надежды поинтересовался художник, на что девушка только головой покачала.       — Не-а. Ну чего ты, колись, — Кристина пихнула его в бок, на что Инаев только глаза закатил.       — Да нечего рассказывать.       — Не верю!       — А это уже не моя проблема.       — Ты!.. Агрх, иногда ты такой несносный!.. Ха, а я вот возьму теперь и позвоню Роману! Уж он-то наверняка мне расскажет о ваших ночных посиделках.       — Воля твоя, — ответил художник, на что в ответ получил только деланно сердитый взгляд. Он знал, что Кристина не станет этого делать.       Едва Дарий переступил порог училища, как все неясное беспокойство отступило куда-то на второй план, а мысли о ночном визите следователя были вытеснены грядущим учебным днем.       Вторник был для художника одним из самых загруженных дней и обычно он шел домой в одиночестве: Кристина заканчивала около четырех, в то время как у Дария имелось две пары вечером у двух групп, что учились во вторую смену. Студенты во время вечерних занятий в основном ничем не отличались от тех, что учились с утра, разве что немного больше подавляли зевки. Дарий прекрасно помнил себя в годы учебы и прекрасно знал, какой это стресс, когда приходится ходить на пары по вечерам. Если никого из начальства уже не было в учебной части, и если группа заканчивала задание раньше окончания пары, он обычно отпускал детей за десять минут до звонка, за что они благодарили его облегченными и признательными улыбками. Дарий в такие моменты переживал только о том, чтобы об этой его благотворительности не прознала многоуважаемая замдиректора, которая не признавала таких вещей как «отпустить пораньше». Но пока что удача благоволила и ему, и студентам. И в этот раз отпустив последнюю группу чуть раньше срока, Дарий вернулся в свою каморку и собрал все нужные бумаги. Сложив их в портфель, он вышел из кабинета, закрыл его и на выходе из училища отдал ключи вахтеру.       На улице еще было светло, хоть солнце уже и скрылось за местными многоэтажками. Фонтан на площади перед училищем наконец-то включили и дети, каникулы у которых уже наступили, весело прыгали вокруг бьющих из-под земли струй воды, брызгаясь друг в друга. Дарий с легкой улыбкой прошел мимо них, свернув направо, и принялся идти вверх по улице. Стоило вновь оказаться наедине с собой и своими мыслями, как в голову снова полезли воспоминания о долгой ночной беседе и откровениях, которые сам Дарий услышал от Романа. Странно было осознавать, что все сложилось бы иначе, если бы не участие в деле Александра Яровецкого. Если бы он не нанял сыщика и если бы не рассказал обо всем Роману — кто знает, как бы все обернулось. И Яровецкий, и Кристина были абсолютно правы, когда утверждали, что он не всеведущ и не может предусмотреть все. Дарий и сам знал об этом, но когда видишь будущее почти также часто, как дышишь, становишься слегка самоуверенным. Инаев и так старался почаще напоминать себе об этом своем недостатке, но все равно временами наступал на одни и те же грабли. Должно быть, потому что он был просто человеком, который знал больше, чем ему следовало.       Когда до дома оставалось каких-то несчастных метров пятьдесят, в портфеле зазвонил телефон. Достав тот, Дарий увидел надпись «Роман Яровецкий» и, громко вздохнув, тут же испытал легкий укол досады. Неужели теперь господин следователь будет названивать ему каждый день?..       Усилием воли поборов желание просто сбросить вызов, Инаев поднял трубку.       — Алло?       — Привет еще раз, — пробормотал Роман слегка запыхавшимся голосом, и у художника сложилось впечатление, что он куда-то очень спешил. — Мне нужно, чтобы ты завтра подъехал в участок с утра, часикам к девяти. А лучше к восьми, если можешь.       Инаев остановился посреди тротуара и нахмурился. Сердце мгновенно забилось быстрее, а ладони вспотели. Где-то на краю сознания шевельнулась вялая мысль, что с такими темпами у него очень скоро выработается на звонки Яровецкого условный рефлекс.       — Что-то случилось?       — Нужно, чтобы ты переписал свои показания относительно того злополучного вторника девятнадцатого мая. Прокуратура наконец-то дошла до дела Дольниковой, завтра Эльдара Шевкова переведут и, поскольку он до сих пор ничего не говорит, нам нужно перестраховаться на случай, если ему вдруг приспичит поболтать во время суда.       Дарий моргнул и, отмерев, пошел в сторону подъезда.       — Ладно, это я могу, — ответил художник и тут же нахмурился. — А… Это вообще нормально? Разве изменение показаний в официальных бумагах не должно как-то фиксироваться?       Судя по тому, как долго Яровецкий молчал, Инаев сделал кое-какие выводы. И они ему не нравились.       — Это незаконно, — едва слышно констатировал художник, поднявшись на второй этаж и открыв дверь негнущимися от волнения пальцами. Роман тут же беспечно хохотнул в динамике, но Дарий даже и не подумал купиться на это представление.       — Да расслабься ты, все нормально, — заверил Яровецкий, отчего-то ощутимо понизив голос. Инаев слышал, как он тяжело сопел. — Никоноров в курсе и он как миленький закроет глаза на все, на что я попрошу его закрыть. Это же для всеобщего блага, так что ничего страшного.       Оказавшись в своей квартире, Дарий включил свет в коридоре и оторопело моргнул.       — «Ничего страшного»? — прошептал он в священном ужасе, не веря своим ушам. — По-твоему это «ничего страшного»?! Если правда вскроется — разве тебя не посадят?       Яровецкий громко прищелкнул языком.       — Не драматизируй, — сказал он все тем же низким голосом на грани слышимости. Потом Инаев услышал какой-то звонкий щелчок, а затем еще один, но потише. Сопение Яровецкого в динамике походило на порывистый шум ветра какой-то момент, а потом Дарий вновь перестал его слышать, будто следователь вернул телефон в нормальное положение. — Все будет хорошо. Просто напишешь весь тот бред, который я из тебя вытащил, когда ты свидетельствовал по делу убийства на свадьбе. Думаю, в суде прокатит, в случае чего. Никаких других прямых улик против тебя у нас не было, помимо моих недавних подозрений. И будет замечательно, если таких же подозрений не возникнет и у прокурора. А для этого мне нужна хотя бы та версия правды, которую ты пытался мне всучить неделю назад. Никто не сможет инкриминировать тебе в вину сверхъестественную невезучесть, если при этом не захочет выставить себя идиотом. А без показаний Сашкиного частного сыщика у них это не получится. Благо с этим вопросом я уже разобрался.       Инаев беспомощно хлопал глазами, не в силах поверить, что он это говорил серьезно.       — Ты… — у Дария от шока не находилось слов. Он даже не заметил, как прошел на скрытую во мраке кухню и устало опустился на стул. — Ты… не можешь. Ты не должен этого делать!.. Покрывать меня, или…       — Ну класс, а как тогда прикажешь мне поступить? — сердито прошипел Яровецкий и Дарий уловил какое-то неясное эхо. — Считаешь, что лучше рассказать всем о твоем даре предвидения? Это, по-твоему, не абы как убедит народ и избавит всех от множества вопросов?       — Но ведь… — Дарий растерял все слова и не знал, что ответить. Роман в динамике громко вздохнул.       — Я предлагаю тебе меньшее из двух зол. Ты сохранишь секрет и более-менее останешься в стороне от всей этой истории. Мы делаем это лишь на случай, если Эльдар Шевков вдруг заговорит. Перестраховка, как я и говорил, только и всего.       Дарий молчал, злясь на самого себя. Именно этого он так боялся — что рано или поздно его секрет вылезет боком тем немногим, кто его знает. Именно поэтому он не хотел ничего говорить, именно поэтому ему следовало держаться подальше и вообще не открывать рот…       — Эй, — раздался по ту сторону провода тихий голос Романа, когда пауза начала затягиваться, — я почти уверен, что ты уже винишь себя, но в самом деле — не надо. Ты и твой секрет заслуживаете остаться в тайне. Так что перестань корить в себя и пообещай мне, что завтра к восьми приедешь в участок, хорошо?       Дарий глубоко вдохнул и выдохнул, на секунду прикрыв глаза. От мысли, что подобное может стать в порядке вещей, ему становилось дурно. Неужели Яровецкого действительно совсем не беспокоила потеря карьеры или любые другие возможные последствия вроде уголовной ответственности?.. У Инаева это просто в голове не укладывалось.       — Дарий, — позвал Роман, и художник невольно напрягся, услышав свое имя. — Просто дай мне сделать то, что правильно.       — Это совсем не то слово, которое подходит к данной ситуации, — парировал художник, наконец-то взяв себя в руки, на что получил в ответ только приглушенный красноречивый стон.       — Да, Кристина была права — с тобой сложно даже на одной с тобой стороне, — пробормотал Яровецкий и тут же добавил: — Но если ты хочешь и дальше делать то, что делаешь, то пристанешь на мое предложение и сделаешь все, как я сказал. Не упрямься. Ты не один и не должен противостоять всем трудностям в одиночку.       Инаев снял очки и, прикрыв глаза, устало протер переносицу, не в силах избавиться от мысли, что все это неправильно, что так не должно быть. И в то же время он знал, что Роман был прав. Некого было винить, кроме самого себя: еще тогда он подозревал, что может загнать себя в ловушку своим враньем, но даже в тот момент его так сильно не беспокоили возможные последствия как сейчас.       — Это нелегко слышать, поскольку именно я ответственен за все проблемы, с которыми ты сейчас сталкиваешься.       — Это еще не проблемы, поверь мне, — фыркнув, отмахнулся Яровецкий. — К тому же, если ты действительно хочешь посоревноваться в том, на ком ответственности больше, вспомни, что это меня ты видел в своем сне убитым, и именно поэтому пытался спасти. И все, к чему мы пришли сейчас, началось из-за меня.       Повисла пауза. Дарий мог бы поспорить, но понимал, что сейчас ему не тягаться с Романом.       — Ну так что? Ты появишься завтра?       Дарий открыл глаза, и мир расплылся вокруг отблесками темных и светлых пятен.       — Хорошо, — ответил он сипло. — Я приеду.       — Обещай мне, — вдруг попросил Роман. — Верю, что если ты дашь обещание, то ты его обязательно сдержишь.       Инаев вздохнул и страдальчески покачал головой.       — Ладно, я тебе обещаю.       — Замечательно, — откликнулся Яровецкий. — Тогда жду тебя завтра к восьми, до встречи.       — До завтра, — ответил Дарий и повесил трубку. Повисшая тишина оглушительным звоном давила на уши, а на душе скребли кошки. Это же надо было вляпаться в такую историю!..       С тяжелым сердцем художник нацепил очки обратно, и некоторое время просидел неподвижно, задумчиво ворочая в руках телефон. Что толку думать о том, как нужно было поступить тогда? Если уж на то пошло, то если бы он не увидел этот сон, то ничего бы и не случилось.       Или нет?..       Бесполезно гадать.       Совершенно потеряв аппетит, Дарий не ужинал и сразу пошел к себе. Завтра у него занятия начинались с половины одиннадцатого утра, а значит, он должен был успеть добраться от отделения до училища к началу своей первой пары. Инаев пытался успокоить себя тем, что это всего лишь небольшие изменения в показаниях. Ведь такое случается, что свидетели могут что-то забыть, а потом вспомнить — это еще не преступление, но ведь… Роману пришлось как-то объясняться перед коллегами и наверняка пришлось лгать для этого, разве нет?..       Переодевшись, Дарий еще некоторое время безуспешно пытался занять голову работой, лишь бы хоть ненадолго отвлечься, но у него это совершенно не получалось. В конце концов он сдался и, погасив везде свет, снял очки и лег в кровать. Сон упорно не шел, а мысли все крутились и крутились вокруг предстоящего дня. Художник долго ворочался, в попытках отыскать удобное положение, а когда наконец умудрился заснуть, то в довершение ко всем настоящим тревогам получил еще одну из грядущего.       … Длинным черным прямоугольником от дороги вглубь парка тянется супермаркет и несколько магазинов. По левую сторону от него — большая детская площадка, но детей на ней наберется едва ли с десяток: несколько размытых силуэтов катаются на качелях, еще двое что-то увлеченно строят в песочнице, другие спускаются с горок и бегают друг за другом. Напротив входа на детскую площадку на тротуаре недалеко от дороги лежит, будто кем-то забытый, яркий синий мяч. Ребенок на площадке в футболке с рисованными машинками замечает его, и выходит за ограждение. Он хочет взять мяч, но какой-то прохожий второпях случайно задевает тот ногой и мяч, слегка подпрыгивая, катится по небольшому склону вниз на проезжую часть. Ребенок бежит за ним, не глядя по сторонам, и выбегает прямо на дорогу, после чего сразу следует пронзительный визг автомобильных шин, два жутких глухих удара и чей-то громкий крик, но в поле зрения остается только яркий синий мяч, сиротливо прислонившийся у серого бордюра…       Дарий распахнул глаза и рывком сел, таращась в пространство невидящим взглядом. Загнанное сердце гулко билось о ребра. Краски пророческого сна привычно стремительно тускнели и расплывались перед внутренним взором, уступая место темным оттенкам реальности его укутанной в ночной мрак комнаты. Художник, не теряя ни минуты, сразу же поднялся, включил настольную лампу и, нацепив на нос очки, достал из ящика стола альбом и карандаши.       Принявшись зарисовывать место происшествия, с одной стороны Инаев был несказанно рад тому, что в этот раз жертвой был не Яровецкий, и что, кажется, все вернулось на круги своя, а с другой, он бы скорее предпочел войти в горящее здание, чем снова иметь дело с ДТП, но выбирать не приходилось. В конце концов, на этот раз на кону стояла жизнь ребенка.