«Кто старше нас на четверть века…» Владимир Высоцкий Песок в глазах, в одежде и в зубах. Мы против ветра держим путь на тракте, На дивногорских каменных столбах Хребты себе ломаем и характер. Мы гнемся в три погибели, ну что ж, Такой уж ветер. Только, друг, ты знаешь, Зато ничем нас после не согнешь, Зато нас на равнине не сломаешь.
«Мыло»
Мой день был распланирован по минутам. Для такого дела пришлось даже украсть часы. Я вышел из подъезда своей заброшки в три ночи, на ходу жуя припасенную булку. Бесшумно ступал по строительному мусору, с тоской понимая, что это в последний раз, что больше мне сюда вернуться не позволят. Непривычное ощущение собранных в хвост волос было на удивление приятным, ничего не мешалось и не щекотало шею, и даже не жарко. Почему я никогда раньше так не делал? Правду говорят, что все гениальное просто. За спиной болтался вытащенный из помойки рюкзак, розовый, девчачий, но большой и вместительный, а значит — годится. Я шел через сумрачную степь к кромке леса, а потом дальше — на запад, к границе. Мелким еще бегали туда смотреть на патрули, но так далеко я не заходил никогда. В темноте было сложно разобрать дорогу, но вскоре должен был начаться рассвет, а значит, мне нужно поспешить. Не хотелось бы наткнуться на погранцов или праздношатающихся бездельников. А вечером — в неизвестность. Мажор, чьего имени я так и не решился спросить, пообещал, что вернет меня через месяц обратно, даже что-то заплатит, и к тому времени я должен буду получить свою долю от продажи наркоты. Для меня этот вариант подходил, как нельзя лучше, ведь так я, получается, вне подозрения. Главное сейчас не засветиться. Если не вернусь, Шнырь сохранит деньги у себя. Конечно, нет никаких гарантий, что он их не пустит в оборот под кайфом, но также не было гарантий что я выживу, что меня не кинут или… не изнасилуют. Последнего я почему-то боялся больше всего. Глупо, конечно. Секс — это мелочи, пусть даже грубый. Ну, может быть, мне это сейчас так кажется, опыта-то нет. Просто я всегда считал, что, переступив однажды черту в любом деле, не будет пути назад, а я уж точно не хотел, как мамка бросаться из одних объятий в другие. Первый раз продашься — и потом никакое мыло не отмоет позора. Мажор поймал меня на крючок как рыбку, и я буквально чувствовал, как этот крючок протыкает мне губу и держит крепко-крепко. Хочешь спрыгнуть — порви себе рот, дурак. Вся его история воняла керосином и дерьмищем, и я понимал, что всё это сказочки, что он вернет меня домой через месяц, мол, сделал дело — гуляй смело. Ага, как бы не так! С чего бы это вдруг именно я ему приглянулся? Длинные волосы? Неужели по всей стране так мало пацанов с натуральными волосами? Да я уверен, в любой блядюшник для извращенцев загляни, там такого добра хоть жопой жри. Но нет же! Я добрался до заброшенного дома на границе к самому рассвету. Ну, как дома, скорее ангара и крохотной пристройке к нему. Теперь нужно было применить весь свой талант, а рука все еще нещадно болела, и это могло сильно помешать. Я залез на забор как раз там, где росла акация. Перекинул ногу, едва не зацепился за острые прутья, и спрыгнул вниз, перекатываясь через плечо. Скрываясь в тени деревьев, добрался до дома, прислушиваясь, нет ли где поблизости людей или собак. Если поймают — будет хреново. Наши погранцы просто пинком домой отправят, а китайские… не знаю, может, расстреляют. Это же китайцы, а у них, насколько мне известно, все очень строго. Это избавит меня от проблем быстро и надежно, и, надеюсь, безболезненно. Я пригнулся и нырнул в темноту покосившейся пристройки, осматриваясь, нет ли где опасных конструкций. Ага, блин, весь дом был опасной конструкцией, через обвалившуюся крышу было видно, как медленно гаснут звезды, но сильнее меня волновала гнилая балка, на которой повис кусок какой-то метало-бетонной плиты. Как вообще он там оказался? Я шел, стараясь ничего не касаться, чтоб ни дай бог не привести в действие эффект домино. Так, условное место… Дыра в стене действительно была прикрыта пластом ржавого металла. Теперь нужно было аккуратно убрать его, отодвинуть кирпичи и достать черный пакет. Я никогда не держал в руках наркотики, и почему-то сейчас при виде этого перемотанного скотчем плотного пакета рождалось стойкое ощущение, что я на самом деле держу в руках огромные, просто огромные деньги. Так оно и было, на самом-то деле. Я какое-то время еще потупил, пялясь на пакет, а потом понял, что придурок полнейший. Не надел перчатки и теперь весь этот кусок целлофана в моих отпечатках. Глупо было бы пытаться оттереть его краем куртки, и я злился, что не позаботился об этом ранее. Хреновый из меня шпион, если честно. Телефоны он собрался воровать у «папиков», а на такой детсадовской ерунде попадется! Аккуратно сложив добычу в рюкзак, я двинулся обратно. Теперь, когда стало светать, дом казался еще более угрожающим. Он реально напоминал дряхлый кусок старухи, что вот-вот рассыплется песком. Наверное, «лошок» Шныря тоже мелкий и подтянутый, потому что представить, как какой-нибудь толстяк или дылда уклоняется от балок и протискивается в щели, было невозможно. Заденешь что-то не то и получишь по хребту кирпичом. Не то что ангар! Вот уж на славу сделан, кирпичный, и, кажется, даже крыша почти целая. Почему нельзя было сделать закладку там? Только оказавшись у забора, я выдохнул с облегчением. Дело оставалось за малым — закинуть в трубу у реки рюкзак и готово. Шнырь или Кот заберут к обеду, когда уже нарисуют себе алиби, а я… а я буду ждать неизбежного. Очень хотелось попрощаться с Ликой, но ее хрен найдешь в этом Зажопинске, она мелкая, вечно где-то прячется. Завидев с холма меандры реки, я рванул бегом, чувствуя невероятную свободу и силу в ногах, радуясь, что нахожусь на своей земле, что никто меня не засек, что все прошло отлично и рука мне не помешала. Я бежал так быстро, что едва ли не кубарем скатился к трубе, желая успеть до рассвета. Запрятав рюкзак так глубоко, как только мог, я прикрыл его камышом и, только отойдя на достаточное расстояние, выдохнул. Успел. Я справился. Посмотрел на часы, где короткая стрелка уже приближалась к семи. Итого четыре часа. Неплохой марш бросок. От радости захотелось кричать, но я снова напомнил себе, что должен обеспечить алиби. Рынок был тем местом, где можно было примелькаться. Я сел в зарыгаловке и заказал у Глашки пирожок с капустой и полюбившийся «3 в 1». Хотелось чего-нибудь сладенького, и я взял еще какой-то эклер с заварным кремом. Нужно было вести себя как обычно, но куда там, когда от волнения сердце стучало где-то в районе горла. Глаша была в отличном расположении духа, а потому посоветовала не брать пирожок, ибо он немного… того, потому сунула мне в руки кусок пиццы. Чуть дороже, но свежее. — А кто тот красавчик, что вчера с тобой сидел? — она плюхнулась на сиденье рядом со мной, используя момент, пока не было посетителей. — Я его раньше не видела. Я запихнул в рот последний кусочек пиццы и запил обжигающим кофе. — Я имени его не знаю, — честно признался я. — Мелким когда был, он спас меня от Петра и Павла. Помнишь бомжей наших. Ну, они еще потом паленкой траванулись? Бабу Валю еще посадить тогда хотели за то, что отравила, а ее кондратий хватил? Глашка задумчиво кивнула и хитро ухмыльнулась. Ох, знаком мне этот взгляд… — Не, ты не подумай, что он меня купить хочет, ничего подобного! — запротестовал я, как голодный пес вгрызаясь в эклер. Сгущенка потекла по пальцам. — Просто старый знакомый. Поговорили, поспорили вот и всё. Мы посидели какое-то время в тишине, а потом она молча принесла мне еще один бесплатный эклер. На нее это было не похоже. — Нет нормальных мужиков, — пожаловалась Глаша, капризно сложив губы трубочкой. — Кто не пьет, тот ширяется, кто не ширяется, тот сидит. Я только плечами пожал. Девок тоже нормальных в этом городе не было. Все сплошь подружки Шныря или проститутки. Ну и Лика, но она мелкая. Поблагодарив, я ускакал от Глашки, пока она не начала мне заливать про свою тяжелую долю, больную мать, шизофреничного отца. У каждого второго здесь жизнь искалечена, у неё хотя бы есть родители и дом, а у меня ничего этого нет, но я же не ною. Раньше в городе всегда было чем заняться. Можно было дернуть кошелек, можно было поболтать с Ликой, можно было подраться с бомжами, а теперь что? Сиди и жди четырех вечера. Я уселся на скамейку в парке, сунул руки в карманы, нащупал ножик и немного успокоился. Ладно, и не такое проходили. Если тот дядька попытается меня трахнуть, я убью его. На мне все равно уже почти висит три убийства, так что одним меньше, одним больше… Почему-то я был относительно спокоен, хотя еще не до конца понимал, наверное, что происходит. Миледи. Это имя вспыхнуло в памяти случайно. Он говорил о какой-то Миледи, а значит я не один такой. Хм, упростил ему задачу. Значит, моя участь была неизбежна, он бы в любом случае нашел ниточки, за которые можно было меня дергать, подобно кукловоду. А мое имя? Откуда он его узнал? Даже в детском доме я проходил под именем Тимофей — так я представился, когда они насильно забирали меня в приют. Свидетельство о рождении и все другие документы просто сгорели в огне, а делать официальный запрос в Монголию, где я и родился, никто почему-то не стал. Я и сам не заметил, как уснул, а когда очнулся — валялся на лавке, свесив ноги вниз. Стрелка на часах почти достигла четырех, и я вскочил, охнув от боли в затекшем теле. Попрыгал, разгоняя кровь. Энергия, как обычно в те дни, когда мне удавалось поесть, курсировала по венам, и я чувствовал себя вольным жеребцом, рассекающим бесконечные прерии. Я побежал к трассе, где мы должны были встретиться с мажором. Конечно же опоздал. Длинная стрелочка уже показывала на двойку, а это значило, как мне объяснил Шнырь, десять минут. Два деления по пять — это десять. Почему-то к своим шестнадцати я так и не научился определять время по часам. Что арахис — это почти фасоль, я знал, а что два деления — это десять, не знал. Вот и вся тебе система образования! Под разлапистым дубом был припаркован серый джип, и я, скрываясь за деревьями, приблизился к нему и заглянул в окно. Да, мажор уже ждал меня. В машинах я ездил лишь единожды — опять же, когда меня забирали в сиротинец, но то был милицейский бобик, а не супер-мега-навороченный внедорожник, но все-таки мозгов хватило дернуть за ручку, с усилием открывая дверь. А я не думал, что это так сложно! Машина была высокая, и в нее пришлось почти что запрыгивать. Как же неудобно! — Фу, Эль, ехать с тобой в салоне просто невыносимо, — поморщился мажор, открывая окна. — Доберемся до первого мотеля, и ты помоешься. Конечно же я был не против. Собственный запах резал глаза, особенно в таком замкнутом пространстве. Мужчина повернул ключ, и джип тихо заурчал, как дикое животное. Так непривычно сидеть высоко, смотреть в окно и так быстро, что… Мысли путались, я вжался в сиденье, пялясь на пролетающую под колесами серое дорожное полотно. Каждая встречная машина ослепляла меня фарами, и я невольно дрожал, потому что ощущение было такое, что мы просто врежемся в лобовую с какой-нибудь встречной тачкой, и мои кишки разбросает по растущим на обочине кустам. — Можно не так быстро?.. — пропищал я, когда мажор вылетел на встречную полосу, обгоняя фуру. — Мы и так плетемся под сто, а я сейчас в обморок хлопнусь от вонищи. Он был не такой, как обычно. Молчаливый, хмурый. Теперь он казался еще опаснее, но все такой же красивый. Джинсовая куртка расстегнута, под ней — белая футболка. На башке в вихрях светлых волос запутались черные солнцезащитные очки… Я опустил глаза ниже, на его руки. Он рулил одной левой, правая всегда лежала на рычаге переключения скоростей, или как там оно называется. Такой расслабленный, будто не управляет прямо сейчас огромной грудой железа, не несется на бешеной скорости в ночь. Наверное, я ему завидовал. Мне-то никогда не стать таким высоким и сильным. Ну, ладно сильным, но выше, чем я есть, уже не стану. Мы остановились спустя два-три часа. Было уже совсем темно, но придорожный мотель светился яркими неоновыми огнями, и я был счастлив, что бешеная гонка наконец-то приостановлена. Я выбрался следом за ним, чувствуя, как меня шатает и тошнит. Тошнило всю дорогу, но только сейчас, когда я спрыгнул на землю, желудок решил, что пицца и два эклера ему не нужны, и лучше оставить их на расползающемся асфальте. Немного переварил и ладно. — Ясно, кормить тебя на завтрак не стоит, — мажор легонько хлопнул меня ладонью между лопаток и поплелся к дверям. Я шагнул следом, вытирая рот ладонью Усталый администратор не просил документы, лениво скользнул взглядом по моим лохмам и дырявым шмоткам, потом по вылизанному до блеска сопровождавшему меня мужику, и протянул ключик. Видимо, ублюдок очень хорошо ему заплатил. А может быть, ему просто пофиг? Только сейчас я заметил спортивную сумку в руках мажора. — Одежда для тебя, — спокойно пояснил он, замечая мой взгляд. Мы поднялись на второй этаж, и я едва ли не охнул, оказавшись в номере. Он показался королевским, с двумя, слава богу, раздельными кроватями и приоткрытой дверью в душ. Белый друг и ванная манили чистотой, тянули, звали к себе… Никогда в своей жизни я не был в таких местах. Дом в Монголии я не помнил, поскольку мать переехала оттуда, когда мне было три или около того, здесь же все что я запомнил — это грязь, вонь и разруха. Более-менее чисто поначалу было в квартире Шныря, но и потом он продал все, что мог продать, и спал на драном обоссанном матрасе. А, ну еще койка в сиротинце. Да, там было чисто, точно. Но в любом случае, все, что было раньше, просто отсасывало по сравнению с этим номером. — Вижу, ты в восторге, — хмыкнул ублюдок, поставив сумку на одну из кроватей. — Снимай свое шмотье немедленно. Он достал мусорные пакеты и, отмотав один, раскрыл. Намек понят. Я шустро стянул кислотно-розовую девчачью спортивную куртку, предварительно выложив на тумбочку нож, скинул легкий, пожранный молью серый свитер, расползающийся на клубки пряжи, взялся за завязки штанов… — Давай шустрее, — поторопил меня мажор. — Надо посмотреть, как ты выглядишь. Омерзительно я выгляжу, чувак! Белая кожа вся сплошь в пыли, грязи и синяках, хотя я и сам не видел себя голым уже триста лет. Зеркал у меня не было, а отражение в водной глади я не рассматривал. Спустил и штаны, перешагнул. Потом кеды, дырявые носки… Трусов я не носил — какой смысл, если все равно приходилось бы таскать их месяцами не снимая. Номер заполнил едкий запах немытого тела. Мажор поморщился, завязал пакет с мусором на узел и ткнул пальцем в сторону ванной. Я рванул туда едва ли не бегом. Переступил через бортик, выкрутил кран и заорал… С лейки хлынула ледяная вода. — Дурак! Мажор зашел следом, переключил кран и сунул ладонь под струю воды. С умным видом что-то снова покрутил, а потом, видимо, остался удовлетворен результатом и врубил душ. Теперь вода была теплой, почти горячей, но я едва ли не застонал от удовольствия. Он снова ушел и вернулся уже с кучей каких-то принадлежностей и пузырьков. — Это — шампунь, это — гель для душа, это — зубная паста. Аккуратно расставил все, но я не смотрел, подставляя лицо тугим струям. — Здесь мыло, зубная щетка, мочалка, ножницы… Разберешься? Я тупо кивнул, мечтая, чтоб он уже свалил. И он свалил, оставляя меня одного в ванной. Я наконец-то задернул шторку, чтоб вода не лилась на пол, и встал на ноги. Собрал волосы в хвост, подставляя спину и шею воде. Голова чесалась, хотелось наконец-то вымыть волосы, вычесать. Наверное, там и вши были, куда без них. Я повертел в руках шампунь, и точно, от всей этой гадости ползучей! На глаза навернулись слезы то ли счастья, то ли обиды, но я не обращал на них внимания, позволяя им литься по лицу, все равно вода смывала всё. Я вылил немного шампуня на голову, принялся массировать, тереть пальцами, чесать ногтями, соскребая грязь, но пены все не было, и тогда я вылил еще, распределяя по всей длине. Мокрые патлы доставали мне до самой задницы, и, наверное, весь пузырек шампуня на них уйдет, не меньше. Настойчиво тер за ушами, на затылке, чтоб ни одна зараза не осталась жива. Интересно, а мажор тоже их от меня подхватил? Я только хмыкнул, вдруг позавидовав Лике с ее лысым черепом. Мысли о подруге заставили сердце болезненно сжаться. Я ведь пропал и даже записку не оставил. Хотя… кажется, она не умела читать. Но в любом случае, я будто умер. Никто не знал, что я планирую уехать, да я и сам не знал до вчерашнего дня. Времени объяснить все не было, но… Шнырь же наверняка сообщит ей, что я пропал, да? Она умная девочка, сопоставит это с отъездом мажора и… Жар пополз по шее вверх, и я крепко зажмурился, пока под веками не начали расползаться желтые круги. Я избавился от мыла на голове и налил еще одну порцию, повторяя процедуру. И так, пока пузырек не кончился, а голова не перестала чесаться. Теперь можно заняться телом. Нащупав затычку, я нажал ее ногой и уселся на дно ванной, беря в руки губку. Вот чего я точно никогда не делал — так это не нежился в ванной. Дома у матери был душ, да и в сиротинце тоже. Горячая вода заставляла сердце биться чаще, но согревала озябшие конечности. Я с брезгливостью посмотрел на свои ноги, покрытые жесткой коркой мозолей пальцы, длинные дубовые ногти… Фу, блять. Я ожесточенно тер кожу мыльной губкой, пытаясь оттереть видимую и невидимую грязь. Бинт на ладони намок, рану щипало от мыла, и я пообещал себе быть аккуратнее, чтоб порез снова не начал кровоточить. Надо будет наложить новую повязку. Вылезать из ванны не хотелось. Я перекрыл воду и просто лежал, шевеля пальцами ног, пытаясь вспомнить как это, чувствовать себя грязным. Сама мысль снова влезть в старые шмотки теперь казалась просто до рвоты гадкой. С сожалением я открыл слив, позволяя мыльной воде уйти, а потом помылся еще раз под душем и наконец-то отодвинул шторку. Полотенце. Их было несколько и все они показались ослепительно белоснежными. Я отжал волосы как мог, просушил их полотенцем и наскоро вытерся. Кожа скрипела от чистоты, волосы приятно пахли шампунем, а я все не хотел выходить, потому что там меня наверняка будут рассматривать со всех сторон, как какой-нибудь музейный экспонат. Взгляд прикипел к маленьким ножницам. Нужно подстричь ногти, да. Появился соблазн откромсать волосы, которые, видимо, и должны будут заинтересовать того богатого дядьку, но я быстро отогнал эту мысль, ибо так я просто стану не нужен ублюдку, и он меня… убьет, наверное? С ногтями было покончено, хотя они, конечно, дались мне с боем. Я то и дело шипел от боли отрезая чуть больше, чем следовало, но в итоге все-таки справился. Оставалось только почистить зубы, и на это я потратил минут пять, с наслаждением вычищая каждый, даже по языку прошелся, хотя рвотный рефлекс подсказал, что так делать не стоит. Криво повязав полотенце на бедрах, я кое-как прикрылся волосами и вышел из ванной комнаты. В спальне было холодно. Окно приоткрыто, но зато больше никакого «моего» запаха. — Отлично, Михаэль, — мажор убрал ноутбук, на котором что-то увлеченно печатал, и спустил ноги на пол. — Включи свет и подойди ближе. Я послушно щелкнул выключателем и робко приблизился, замирая на расстоянии вытянутой руки от мужчины. Он смотрел на меня снизу-вверх, с интересом рассматривая, а я мучительно краснел, переминаясь с ноги на ногу. Мажор вдруг протянул руку и одним движением убрал полотенце. Стало почему-то очень страшно. Он же не собирается прямо сейчас… — Не ебать детей, помнишь? — видимо, заметив панику на моем лице, произнес он, и я с готовностью закивал, мол, и в мыслях не было. Да, не ебать детей. Я ребенок. Никто меня не тронет. — Заросли, конечно, но ничего, Миледи поможет. Опять эта Миледи! Кто она, блин? Его девушка? Жена? — Ну, внешних признаков ЗППП нет, но, как приедем, проверим тебя на все что только можно, — он хлопнул меня ладонью по бедру и приказал: — повернись задницей. Я медленно повернулся, показывая «тылы». — Задница отличная, хотя ты худой, но видно, что сложен прекрасно. Годика через четыре будешь красивым парнем. Через четыре мне будет двадцать. Почему через четыре? — Как тебя зовут? — наконец-то тихо прошептал я, не оборачиваясь. — Шмотки на твоей кровати, выбирай, что хочешь, — он снова легонько шлепнул меня по заднице заставляя двигаться. Я медленно приблизился к кровати и уселся на нее, смущенно рассматривая содержимое сумки. Все новенькое, даже с бирками. И все на меня. Ожидая ответа, которого могло и не последовать, я достал простенькую белую футболку и спортивные серые штаны. Наугад вытянул боксеры, носки… — Мое имя ничего тебе не даст, но можешь звать Владлен. Отлично, мне этого было достаточно. Не факт, что настоящее, но пофиг. — Хочешь что-то еще спросить? Это вгоняло в ступор. Я хотел спросить слишком многое, чтоб выбрать что-то одно. — Ты говоришь, что я красивый, — я облегченно вздохнул, скрыв свое тело под одеждой. Очень хотелось есть, но это было уже привычное состояние. — Это значит, что я в твоем вкусе или просто… Владлен вскинул руку, заставляя меня заткнуться. Пальцем указал на шкаф. — Иди к зеркалу и скажи мне, что ты видишь. — Но… — Быстро подошел к зеркалу! Я вскинул руки в защитном жесте и послушно поплелся к шкафу. Из отражения на меня смотрел почти незнакомый мальчик. — Ну? — требовательно прикрикнул он. — Себя вижу, — раздраженно буркнул я, рассматривая лицо. — Черные волосы, глаза цвета гашиша, белые щеки. Владлен только фыркнул и тоже подошел, встал позади, прижимаясь ко мне всем телом. Ага, не хочет, конечно! А в зад мне упирается телефон, наверное? — Пацанов своего возраста много видел? Я пожал плечами. Ну, бывало, конечно. — Вспомни их лица. Пацанячьи такие, лопоухие, носатые, с тонкими губами, невыразительными глазами, с одинаковыми стрижками. Он схватил меня за еще влажные волосы на затылке и сжал их, заставляя чуть откинуть голову. — На себя посмотри, чтоб вопросы больше не задавал. Ну? Я молчал, начиная понимать. Да, мой будущий «клиент» педофил, который хочет вот такого вот, как я — не то девочку, не то мальчика. Необычного, чуть азиата, миниатюрного, с острыми ключицами и длинными пальцами. Я прикрыл глаза, продолжая рассматривать себя из-под полуопущенных ресниц. Картинка мне… нравилась. Волосы зажаты в кулаке Владлена, а сам он смотрит почти голодно своими голубыми озерами, и такой высокий, сильный… Вот бы вжал в шкаф и… — Так ты не ответил на вопрос, я в твоем вкусе или просто красивый?.. Закончить мысль мне не дали. Он резко развернул меня к себе, притянул за плечи, прижимая грудью к своему торсу. — Может быть, узнаешь через два года, а пока что выполняй свою работу. Провоцировать его не хотелось. Зачем играть на нервах, еще нарвусь, что он на принципы свои забьет и поимеет. Мля, и хочется, и колется. Я кивнул, отворачивая лицо. Глаза слипались, усталость наваливалась, подобно снежной лавине. — Нет, — снова перехватил мой взгляд Владлен. — Я заказал ужин. Сперва поешь. Это обрадовало. Желудок уже привычно скручивало от голода.***
— Если бы у тебя были документы, мы бы полетели на самолете прямо сейчас, — проворчал Владлен, будто я был виноват, что у меня нет документов, и вновь завел двигатель. Мы как раз отъезжали от очередного мотеля и, честно говоря, мне уже просто осточертела дорога. До столицы было еще черт знает сколько дней пути, а я уже волком готов был выть от постоянной тошноты из-за взбесившегося вестибулярного аппарата и непрекращающихся степей вокруг. Одни и те же пейзажи, ничего не менялось. Но я хотя бы спал каждую ночь в теплой кровати и мылся тоже каждый день даже по два раза — утром и вечером. А еще нормально питался. — Как доберемся до Иркутска сразу же сделаем тебе документы. Придется задержаться, разумеется. — И по документам мне будет восемнадцать? — я не смотрел на него, задумчиво ковыряя модные дырки на коленях. — Разумеется, мальчик. А что, не терпится? — он только хмыкнул, снова улыбаясь. — Но это всего лишь бумажки. Я знаю, когда ты родился. Я встрепенулся, глядя на него во все глаза. — И когда? Владлен нахмурился, переводя на меня удивленный взгляд. — Когда у меня день рождения? — В мае. Я закивал как болванчик. — А число? Я правда не помню. — Пятнадцатого. Хорошо. Теперь я знал день своего рождения. Мать никогда не праздновала, никто не поздравлял, а я почему-то забыл. Помнил, что в десятых числах, а конкретнее — нет. Мы мало разговаривали, я все больше спал в дороге, в номерах, один раз даже в ванной. Пытался насладиться жизнью до тех пор, пока не вернусь в родной Мухосранск. Владлен же все время что-то печатал на ноутбуке. — Эй, Эль, не хочешь кофе? Зачем он спросил? Пока я сидел в ступоре, мужчина свернул на обочину и припарковался у заправки. — Так что? Он не торопил, ждал, пока я отвечу. — Не знаю, можно. Странно. Он никогда не спрашивал, хочу ли я чего. Просто давал то, что считал нужно мне, или брал то, что было нужно ему. Заглушив мотор, Владлен вышел из машины и направился к магазинчику. Я сполз чуть ниже на сиденье, принимаясь нервно накручивать прядь волос на палец. Мой дух авантюризма умерил пыл, будущее откровенно пугало и даже больше, чем когда я рылся по помойкам и спал на вонючем матрасе. Просто теперь, после всего этого, я уже и не представляю каково это — вернуться к жизни бродяги и беспризорника. Боже, да я теперь нос морщу, когда мимо помойки прохожу, а ведь раньше я сам вонял, как ведро помоев! Я наблюдал, как Владлен идет назад к машине с двумя картонными стаканчиками, а из кармана его модной джинсовки торчало нечто… Я перегнулся через сиденье, дернул ручку, открывая ему дверь. — Спасибо, — он приземлился задницей на водительское сиденье и протянул мне мой кофе. — Это латте. Думаю, тебе придется по вкусу. А это… Он выудил из кармана фиолетовую расческу с единорогом. — Подарок, Рапунцель. Будешь расчесывать свои косы, а то все еще как Самара ходишь. — Как кто? — я нахмурился, но, отпив кофе, невольно улыбнулся. Вкусно и сладко. — Самара, девочка из фильма «Звонок». Доберемся до мотеля и посмотрим, если будет интернет. Мы какое-то время посидели молча, наслаждаясь вкусом кофе, а потом вновь двинулись в путь.***
Дорога выматывала. Последние два часа до города я уже просто валялся на заднем сиденье, едва ли не подвывая от скуки. Он гнал уже шесть часов без остановок, спокойно глядя на проносящееся под колесами дорожное полотно. Как только он не засыпает? Иркутск остался далеко позади, новенькие документы теперь лежали в бардачке, но я никак не мог понять, к чему была такая спешка с паспортом? Почему нельзя было приехать и уже на месте все сделать? А еще я привык к скорости, потому что медленно ездить Владлен не умел, да и укачивало теперь меньше. Тихо играла мелодия, но слов я не понимал. Просто красивая. У него вообще был хороший музыкальный вкус. — А это тоже Арктические Обезьяны? — Нет, это Hippie Sabotage, — ответил он, сворачивая с трассы на проселочную дорогу. — М-м… энджил — это же ангел? Он кивнул и чуть повернулся назад, взглянул мне в глаза. — Песня называется «Angels on My Side». В переводе — ангелы на моей стороне. Я только нахмурился на такое заявление. — Не могут быть ангелы на стороне дьявола! — Значит я был чертовски убедителен. Он тихо рассмеялся, и я тоже почему-то чуть приподнял уголки губ. — Готовьтесь к высадке в месте дислокации, сержант! — прикрикнул Владлен, заметно повеселев. Я подскочил, прижимаясь лицом к стеклу. Пока что вокруг мелькали только поля, поля, поля и далекие села. — Ты служил в армии? — Я подполковник! — хмыкнул он, притормаживая перед размытой дождем ямой. — Морской спецназ. Присвистнув, я посмотрел на него уже совсем другим взглядом. С военными мне общаться не доводилось, но я всегда думал, что это суровые дядьки за пятьдесят. — И сколько тебе лет? — Сорок один, — Владлен снова лучезарно улыбнулся. — Не дал бы? Вопрос прозвучал двусмысленно, и я решил не отвечать на него. Мы ползли по проселочной дороге, и, наконец-то, впереди показались первые дома. — Где мы? — я наклонился чуть вперед, пытаясь рассмотреть хоть что-то в сумерках. — Нужно забрать кое-что у одного человечка, а потом поедем в город. Там всего полчаса осталось, так что не расслабляй булки. Вскоре он притормозил у одного из частных домов. Залаяли собаки, в окне включился свет и на крыльцо вышел старик. — Сиди здесь, лучше спрячься, чтоб он не видел тебя, — Владлен заглушил мотор и выскочил на улицу, а я сполз на сиденье, скрываясь за подголовником. Мужчина быстрым шагом пошел к дому, пожал руку старику, забрал какую-то сумку… Они о чем-то говорили пару минут, а потом Владлен, легко держа ношу на весу, пошел к машине. — Готово, можем ехать, — кидая сумку рядом со мной на заднее сиденье, он забрался к себе и рванул прочь, только гравий из-под колес полетел. — А что там? — Раскрой и посмотри. Мы мчали через село, будто удирали от кого-то. Странно, старик не казался мне угрожающим… Я потянул змейку, медленно раскрывая черное нутро, и мне потребовалась секунда, чтоб все понять. — Пушки? Он кивнул, не оборачиваясь. — Пополним арсенал. — А при чем тут дед? Джип снова выехал на ровную дорогу и набрал привычную для него скорость, превышающую дозволенную. — Убирает насечки, чтоб невозможно было вычислить оружие. Раньше служил в КГБ, вот и знает все это дело. Я зябко поежился, пялясь в окно. В темноте теперь стали различимы далекие огни города. Неужели почти доехали? — Ты мне рассказываешь это, потому что я уже труп? Почему-то вопрос возник случайно, я даже не успел его со всех сторон обсосать, чтобы правильно сформулировать. Кажется, как-то так звучала фраза в одном из боевиков, которые мы смотрели в мотелях и в Иркутске. Владлен пугающе молчал, улыбаясь, а потом достал из бардачка сигареты. Приоткрыл окно и стало еще холоднее. Я ждал, что он ответит, но он не отвечал. Курил, глядя вдаль, а я едва ли не кашлял, морщась от дыма. — Так что? — наконец-то поторопил его я, наклоняясь вперед. — Что? — точеная бровь взлетела вверх, будто он был крайне удивлен. — Я тебе давно на этот вопрос ответил. Для особо одаренных повторю: шаг влево, шаг вправо и тебя посадят в тюрьму как убийцу и поджигателя. — А если я тебя убью? — Неужели ты думаешь, что я не позаботился об уликах и не передал их надежным людям? Я поджал губы, наконец-то все понимая. Он не боится меня, какая неожиданность. Мы наконец-то заехали в город, и, пусть это была не столица, он меня поразил. Яркий, так что приходилось жмуриться, будто на солнце, светящийся всеми цветами радуги, усыпанный стеклянными высотками бизнес-центров. В моем двухэтажном Хуево-Кукуево единственной высоткой был мой недострой, так и не сданный в эксплуатацию из-за обыкновенного распила бюджета и судебных разбирательств. Мы ехали посреди всего этого великолепия в длинной цепи автомобилей, а я только и мог башкой крутить. Сделав круг по странной круговой дороге, больше напоминающей «американские горки», въехали в темный тоннель под высоченным офисным зданием, а дальше — на подземную парковку. Он припарковался на сто шестнадцатом номере и вышел из машины, предварительно достав бумажки из бардачка. Я попытался подвинуть сумку с оружием, но куда там! И как он так легко ее нес? Я выбрался через другую дверь и подошел к багажнику. — Бери свои вещи, а я возьму пушки. Закрыв машину, он потащил меня к лифту. Нажал кнопку… — Тут не хватает цифр, — я ткнул пальцем в номера этажей, когда мы оказались внутри огромного, потрясающе стильного лифта. — Нам на шестнадцатый этаж, но семнадцатый и восемнадцатый тоже наши, поэтому туда лифт не едет. Надо пересаживаться. Это сделано в целях безопасности. Он объяснял спокойно и вообще выглядел спокойным, а вот я нервничал с каждой секундой все сильнее, а когда нас встретили серьезные ребята в полном обмундировании и с автоматами, сердце и вовсе было готово выскочить из груди. — Шеф, — козырнул один из охранников. — Во время вашего отсутствия никаких нарушений выявлено не было. — Отлично, капитан, — Владлен похлопал его по плечу и прошел мимо. Я старался не отставать. Все вокруг было слишком… слишком. В искусственном свете ламп и вовсе будто сказочное, голубоватое, а яркие зеленые цветы с широкими листьями в огромных вазонах вызывали у меня ассоциации с европейскими офисами из фильмов. Комнатки напоминали стеклянный лабиринт, но мы шли по длинному коридору, и я не был уверен, что не потеряюсь и не врежусь в какую-нибудь невидимую стену, если буду ходить один. В каждой комнатке — один-два офисных стола, модные стулья, а еще ультратонкие экраны компьютеров, прямоугольники «яблочных» ноутбуков. М-да, если вспомнить кабинет директрисы в сиротинце… стол из ДСП, скрипучий стул на пружинах, допотопный компьютер с крохотным экраном. Я точно не умер? А то как-то здесь все слишком нереально, будто на космическом корабле. — Хозяин. Вперед выступила темная тень, и я даже не успел понять, откуда он вообще взялся. Владлен молча протянул ему сумку с оружием, и мужчина послушно взял ее, будто тоже не чувствуя веса, хоть он и был чуть уже в плечах, чем Владлен, на пару сантиметров ниже, и угрозы я в нем почему-то не чувствовал, будто понимая, что он слабее чем… хозяин? Я бесцеремонно рассматривал странного мужчину, пока он непроницаемым взглядом смотрел под ноги, шагая рядом. Каштановые волосы, настороженные, широко открытые серые глаза, легкая щетина. Больше ничего я рассмотреть не мог, а пялиться вот так вот просто было бы неприлично. Пожалуй, ничего примечательного в нем не было, кроме того самого взгляда, значение которого я не понимал. — Миледи, отнеси оружие в арсенал и разложи, а я покажу Михаэлю его комнату. Я завертел головой. Пытаясь понять откуда взялась Миледи, но увидев, как странный мужчина покорно склонил голову, чуть прикрывая глаза, понял, что с какого-то хрена вот так вот все у них происходило. Вон оно че, Михалыч… Меня охватила непонятная злость. — Хозяин? — я издевательски усмехнулся, когда Миледи скрылся (скрылась?) из виду. — Можно я буду звать тебя повелитель? Или господин? Или, может, лучше самодур?! Что это за комплекс такой «все пидорасы, а я Д’Артаньян?» Владлен даже бровью не повел, шагая куда-то по коридору. — Да и что за «Миледи»? У него погонялово такое? А я кто буду? Принцесса? Королевишна? Мужчина остановился около одной из немногих деревянных дверей, и мы оказались в нормальном коридоре с нормальными дверями. Фух, а то от стекла и пластика меня уже начинало мутить. — Может, все-таки стоит послушать его и научить тебя уважению, — невозмутимо протянул Владлен, открыл дверь под номером «8» и приглашающе махнул рукой. — А то что-то ты смелый очень стал. Я только фыркнул, осматривая свои апартаменты. Вау. Все-таки богаче, чем в любом из мотелей. Кровать крутая, двуспальная и шкаф козырный и все такое белое, видно, что мебель — не ДСП, а чистое дерево! — Моя комната вторая, если входишь — стучись ради приличия. Комната Миледи — третья. Если не хочешь получить пулю в лоб, лучше вовсе не заходи, он бывает нервным. Я только зубы сжал, решая оставить этот разговор на потом. Все равно выясню, что здесь происходит! — Лифт рядом с постом охраны, как я говорил, ведет на семнадцатый и восемнадцатый этажи. Столовая на семнадцатом, но завтра она работать не будет, попрошу кого-нибудь тебя покормить. — А на восемнадцатом? — Тебе туда путь закрыт, там нужен пароль. Я кивнул, понимая, что больше мне ничего не скажут.***
Он танцевал. Правильные, продуманные, десятилетиями отточенные человечеством движения давно позабылись, трансформируясь в нечто хаотичное и беспорядочное. Просто тело, которым он владел на отлично, просто тело, которое ему принадлежало и не принадлежало. Он не мог спать. Вырубался, когда уже не было сил держать глаза открытыми, просыпался спустя два-три часа, рывком садился на диване, мгновенно мобилизуя все силы. Не спать. Быть начеку. Он танцевал, чтоб проснуться, чтоб прийти в себя, чтоб осознать себя. Тихая, неторопливая музыка лилась из стереосистемы, и он двигался в такт ей, изящно вскидывая руки-крылья, медленно вращая бедрами. Запрокидывал голову, рассыпая по плечам отросшие вьющиеся волосы, и закрывал глаза, погружаясь в густой кисель воспоминаний. Улетай на крыльях ветра… Медленный поворот вокруг своей оси. Мышцы напряжены до предела, глаза закрыты. Ты в край родной, родная песня наша… Шаг назад, откинуть голову. Туда, где мы тебя свободно пели… Шаг, шаг, шаг, поворот. Пальцы дрожат от напряжения. Слишком непривычно держать руки расслабленными. Где было так привольно нам с тобою… Хочется открыть рот и начать подпевать, но два часа ночи, а за стенкой — он. Шаг, поворот, шаг. Движения стали рваными, дыхание сбилось. Медленно, очень медленно вниз, на колени. Какая чертовски знакомая поза. Там, под знойным небом… Руки вверх, будто в молитве. Глаза закрыты. Ни звука. Негой воздух полон… «Хорошая сучка!» Двигайся, ну же! Песня продолжается. Там под кровом моря… Не сжимать руки в кулаки, не кусать губы. Расслабься, тряпка. Дремлют горы в облаках… Удар, удар, удар. Сердце колотится. Движения перетекали из одного в другое. В танце плавно, будто в бою. В бою плавно, будто в танце.