Владимир Маяковский — Флейта-позвоночник Если вдруг подкрасться к двери спаленной, перекрестить над вами стёганье одеялово, знаю — запахнет шерстью паленной, и серой издымится мясо дьявола.
Вернемся на четыре года назад и посмотрим на сцену с изнасилованием, которая являлась ключевой, глазами Миледи. — Украсть телефон и сбежать. Можно было подставить задницу и украсть телефон, а потом сбежать! Этот боров засыпал сразу, и дебилу ясно, что дело плевое, но не-ет, вы умудрились облажаться по полной! Ты… Хозяин дернул Миледи на себя с такой силой, что ткань рубашки затрещала. Его глаза были так близко, а еще близко было дуло пистолета. У самого виска… — Что ты ему сказал?! Какие инструкции дал? Ты объяснил, что клиента нельзя убивать?! Да, хозяин, да! Я говорил ему сотню раз, я предупреждал… Слова застряли в глотке, будто стальная рука легла на горло и сдавила, перекрывая кислород. — Я… но, хозяин, я… — Что ты ему сказал?! Щека полыхнула болью, зубы сомкнулись, лязгнули друг об друга, а губа лопнула, как переспелая вишня. Слабый полустон-полукрик вырвался изо рта, но Миледи все еще осознавал, что в комнате они не одни. Мальчишка. Мальчишка смотрит. — Это моя вина! Слова Михаэля ударили больнее, чем пощечина. Он испугал ребенка и оттого почувствовал себя смущенным и страшно виноватым, ведь если бы он лучше обучил этого мальчика, если бы подробнее объяснил, что будет, если убить клиента, то ему бы не пришлось видеть это всё. Теперь пути назад не было. Сердце стучало очень громко, панику сдерживало присутствие Эля, а не то он бы давно уже упал на колени и разрыдался, унижено ползая по полу, умоляя… — Нет, хозяин, — Миледи прикрыл глаза и устало, с какой-то тоскливой обреченностью в голосе, прошептал: — я сказал ему, что он может убить клиента, если тот… если тот посмеет… Ложь. Какая наглая ложь. Губы хозяина задрожали от гнева. Он с силой толкнул Миледи на пол, закипая от ярости. — Ты нарушил приказ! — прорычал он, поигрывая пистолетом. — За ошибки наказывают. Наказание почти не пугало. Миледи смирился с неизбежным еще в тот момент, когда узнал, что клиент мертв. Но ведь не на глазах же ребенка! Он всхлипнул, дернулся, готовый ноги целовать хозяину, лишь бы он сделал это наедине, лишь бы не в присутствии Михаэля, который и так был на грани обморока от страха. Он видел в мальчике не только друга, но и себя, свою искалеченную юность. Он помнил тот ужас, те истерики, ту боль. Самую первую боль от ударов, когда казалось, что не выдержит больше ни секунды, что вот сейчас нервные окончания просто перегорят, и мозг отключится, как бывает порой при перепаде напряжения в электросети. Ему казалось, что глазами Михаэля смотрит он сам. Он пытался сделать все, чтобы мальчик выжил, чтобы научился защищать себя, чтобы не боялся, и ради чего? Ради того, чтобы сейчас показать ему жестокое беспринципное изнасилование? — Пожалуйста, не надо… Не здесь. Миледи так боялся посмотреть на Михаэля, ведь знал, что увидит там. Увидит омерзение, презрение к его слабости, ненависть, злость, страх. Все то, что испытывал к себе сам. — Не нужно здесь, пожалуйста, хозяин! — взмолился он едва слышно и все-таки кинул беглый взгляд на мальчика. Лицо его было белым как мел, зеленые глаза расширились от ужаса. — Значит, подружились да? Снюхались. Ну тогда убьем двух зайцев. А потом, все так же удерживая в правой руке пистолет, принялся левой расстегивать ширинку. Хозяин был глух к мольбам. Вернее, нет, не так. Он слушал, но делал все наоборот. «Больно» он воспринимал как «грубее», «хватит» — как «еще». Миледи снова покосился на Эля, взглядом умоляя его молчать. Ведь если хозяин еще и узнает о том, что он соврал… Он шагнул вперед и опустился на колени, безучастно наблюдая, как ненавистные пальцы расстегивают ширинку. Медлить не было смысла. Мальчик пронзительно закричал, его хотелось успокоить, но ничего кроме жалкого «все нормально» Мил выдавить из себя не мог. Нет, не нормально. Скорее привычно. Рутина. Сосать член, подставлять задницу, убивать людей, подчиняться, служить, ощущать себя чьей-то вещью. — Да, мальчик, все нормально. Все тип-топ! Если мой боец не умеет выполнять команды, то, может, хоть сосать умеет? Проверим, не растерял ли ты навыки, золотце! Золотце. Да, дорогая игрушка, с которой можно обращаться, как с дешевой. Как с вещью, найденной на помойке. И, сжав кудрявые волосы Миледи в кулаке, ткнул его лицом в свой пах. Мил всегда ненавидел сосать. Даже подставлять задницу было не так унизительно, возможно, потому что это было адски больно каждый раз, а вот сосать… Миледи поймал головку губами, вытащил язык, положив член на него так, что казалось, именно там ему и место, именно так и должно быть. Он всего лишь ненужный придаток к своему рту, заднице и мускулам. Тупая скотина без чувств и эмоций, оружие, которое то и дело сбоит. Кусок кирпича, которым подпирают подъездную дверь, когда ждут врача или шлюху. Он даже не шлюха, нет. У шлюх есть принципы, табу, выгода, а у него нет нихуя, кроме хозяина. Он сам насадился, пропуская в горло. Спазм скрутил внутренности, живот поджался, но подавить рвотный рефлекс получалось уже без особого труда. Головка почти протиснулась в глотку, уперлась в нежные стеночки, а потом двинулась обратно, с противным чавкающим звуком выскальзывая. Мил широко открыл рот, глотая воздух, проталкивая его в легкие, прежде, чем ему снова перекрыли кислород. — Давай, сучка, старайся хорошенько! Я сегодня планирую засунуть его тебе в самую глотку! Как в старые добрые времена, помнишь? Надеюсь, ты ничего не ел в ближайшие пять часов? Не ел. Он вообще не мог есть, ожидая наказания. Будто знал, как именно сегодня будут использовать его рот. — Пожалуйста, прекрати! — хрипло закричал Михаэль. Он был на грани истерики. Мил почувствовал, как краснеет не только от удушья, но и от стыда. Эль смотрит, Эль видит, как его сношают в рот… — Хочешь его место занять, мальчик?! Хозяин скомкал кудрявые волосы Миледи на затылке и наконец-то толкнулся так глубоко, что головка скользнула в глотку. Из глаз потекли слезы, а вверх по пищеводу поднялся липкий ком слюны. Она заполнила рот и потекла по подбородку, скатываясь на сжатые в кулаки руки. Мил попытался расслабиться, но челюсть сводило болью, и приходилось контролировать себя, чтобы не сжать зубы. А так хотелось бы откусить, почувствовать горячую кровь, услышать крик… — Да-а, хорошая шлюха! Рука хозяина с такой силой прижала лицо Миледи к своему паху, что тот уткнулся носом в покрытый жестким светлым волосом лобок и зажмурился от боли в саднящей глотке. Он невольно сглотнул, и член, казалось, скользнул еще глубже, будто продвигаясь вниз, к пищеводу, но, конечно же, застревая, не проваливаясь, от чего все тело задрожало в приступе рвотного позыва, пузырящаяся слюна забулькала, а тесное горло сдавило головку спазмом, будто запечатывая Миледи, как пробка — бутылку. Хозяин схватил его рукой за шею, помассировал адамово яблоко и выше, под челюстью, точно пытаясь нащупать свой член… А потом выскользнул наружу с громким характерным хлопком, но не дал отдышаться, возобновляя быстрые фрикции. Мил закашлялся, густая и вязкая слюна потекла на пол, на кевларовые штаны, на руки. Она была такая омерзительно холодная… Наконец-то хозяин коротко застонал и вытащил член. Двинул по нему пару раз кулаком, выплескиваясь на пунцовое от напряжения и мокрое от неконтролируемых слез лицо. Миледи подождал, пока последние капли упадут на щеки, пока хозяин не вытрет о его лицо блестящую головку, а потом поднял дрожащие руки и попытался стереть всю эту безобразную кашу ладонями. Какой же он грязный, гадкий, воняющий кислотно-сладковатой слюной и еще какой-то дрянью. Просто омерзителен. — Молодец, а теперь пососи вот это… Сильные руки хозяина перехватили запястья Миледи, оттолкнули, не давая закрыть рот. Губы раздвинуло что-то жесткое и холодное, больно ударило по зубам, и Мил инстинктивно открыл рот, крепко зажмурившись. Ствол пистолета толкнулся в горячую влажную глубину, оцарапав нёбо мушкой, двинулся дальше так стремительно, что Миледи даже не успел сжать глотку, когда дуло уперлось в измученную заднюю стенку. На корень языка надавил твердый холодный металл, вызывая новый приступ рвоты, которой не было по причине совершенно пустого желудка. Зато тягучей слюны было предостаточно. — Знал бы ты, как мне хочется спустить курок… Мил вскинул мокрые от спермы и слюны ладони, но коснуться такими грязными руками хозяина — значит нарваться на еще более жестокое наказание. Он сжал кулаки и дернулся, пытаясь отстраниться, но при этом не сильно мотать головой, чтоб не травмировать себя еще больше. — Жалкое зрелище, — процедил хозяин, вытаскивая пистолет и брезгливо вытирая его о покрытые щетиной щеки Миледи. Поставил на предохранитель. — Съебались отсюда оба, и чтоб на глаза мне не попадались! Показавшиеся вдруг сильными руки Михаэля подхватили его под локоть, помогая подняться на ослабевшие ноги, потащили прочь из комнаты, в темный коридор, а потом дальше… Хлопнула дверь, и Миледи вдруг понял, что оказался в своей спальне. Тускло горел ночник, аккуратно застеленный диван манил. Но свидетель его очередного падения все еще был рядом, смотрел жалостливо, сам едва ли не рыдал. Он видел всё. Теперь он знал. Теперь он никогда не будет относиться к Милу так, как прежде. Теперь и для него Миледи — просто шлюха. — Уходи, — прохрипел он. Горло полыхнуло болью, и он согнулся пополам, хватая ртом воздух, пытаясь пропихнуть его в легкие. Даже дышать было больно. Он оттолкнул мальчишку и упал на колени, сжался в комок, не особо заботясь о том, послушался его Михаэль или нет. Просто хотелось уснуть и больше никогда не просыпаться.***
Миледи не мог есть, не мог пить, не мог дышать. Он просто сидел на диване, подогнув под себя ноги. Обнаженный после душа, с мокрыми волосами, с которых все еще стекала вода, впитываясь в обивку. Ему было холодно, но он терпел, наказывая себя за всё, а в особенности за слабость. Рот быстро наполнялся слюной, и он со страхом ждал, когда придется сглотнуть ее, потому что это простое, инстинктивное движение причиняло такую боль, что из глаз начинали течь слезы. В зеркале ничего не удавалось рассмотреть, а фонарика у него не было, но скорее всего там все красное и окровавленное. По крайней мере, ощущалось именно так. Мучил вопрос, что делать дальше. Хозяин не давал никаких распоряжений, а зайти к нему Мил не решался. Как и всегда, когда решения приходилось принимать самостоятельно, он до жути волновался, что сделает что-то неправильно, что допустит ошибку. В итоге он решил, что тренировки надо продолжать до тех пор, пока хозяин не прикажет остановиться. Минуты медленно перетекали одну в другую, приближая его к десяти часам. Желудок сводило от голода, в горле пересохло от жажды, но он так боялся боли. Он всегда боялся боли… Силой заставляя тело двигаться, он направился к шкафу и взглянул на идеально ровные ряды одежды. Выудив черную футболку, спортивные штаны и свежее белье, он поспешно оделся, стараясь не смотреть на свой безвольно висящий член, натягивая трусы. Почему-то казалось, что его половое бессилие влияло на поведение, и именно поэтому он был таким слабаком, не способным дать отпор. Отогнав ненужные рваные мысли, Миледи зашнуровал кроссовки и взял с тумбочки пистолет. Прикасаться к оружию не хотелось, но пришлось. Он повертел в руках хорошо знакомый ствол, оценивая размер дула, пройдясь чувствительными подушечками пальцев по мушке, с ужасом представляя, как эта железка толкалась в его горло… Затошнило, и он спешно сунул пистолет за пояс, проигнорировав кобуру. Миледи два раза стукнул по двери с номером восемь и распахнул ее, ожидая увидеть Михаэля собранным и готовым к тренировке, но мальчишка кажется и не планировал никуда идти. Он ловко вскочил на ноги, попятился, сонно моргая. — Что ты?.. Какого хрена? С трудом разлепив губы, он прохрипел, глядя на Эля бесстрастными глазами: — Тренировка. — Я не собираюсь ходить ни на какие тренировки больше! Он тебя поимел в рот, засунул пистолет и едва не пристрелил! Какая тренировка?! Он кричал так громко, что наверняка это слышали все, но Миледи не волновало, кто там что подумает. И так все знали. Волновало другое. — Наказание, — потрескавшимися губами пробормотал Мил, уже представляя, как докладывает хозяину, и тогда… Он был готов умолять Михаэля пойти на тренировку, не пропускать ее, не давать повода наказать Миледи снова, но мальчик был настроен решительно. Он был так напуган… — Я отказываюсь, слышишь? Я не собираюсь выполнять его приказы! — Но… наказание. Голос Мила упал до шепота. Он даже забыл про боль в горле и уже растворялся в совсем другой боли. Ему показалось, что Михаэль его ударил по лицу. Обида сжала сердце, ослепила, и он почувствовал, как задыхается. Ведь он столько делал для него! Тренировал, давая больше, чем приказывал хозяин, обучая гораздо тщательнее, чем нужно было. Он сам лично распоряжался, какую еду и напитки выдавать с собой на полигон, потому что иначе повар бы тупо насыпал макарон с котлетой, а не готовил полезную и вкусную пищу. Он умолял хозяина отпускать мальчика погулять по городу, давать ему деньги на карманные расходы, чтобы тот не сидел в четырех стенах. И вот теперь он соврал, только чтобы Михаэля не коснулась карающая рука хозяина, а потом мучился всю ночь от сожаления, что ребенок увидел этот ужас. А Михаэль… Михаэль просто забил на него хер. — Я не пойду ни на какие тренировки. Пусть застрелит меня или отпустит, как обещал. Так и скажи ему. Пусть идет в жопу со своим «наказанием»… Вот и всё. Миледи почувствовал такое одиночество, какое не чувствовал еще никогда. Он снова доверился кому-то и снова оказался предан. Да и что доверился? Просто привязался к этому мальчишке, где-то в глубине души наивно полагая, что нашел друга, который тоже вступится за него, если это будет нужно. И вот теперь, когда было нужно всего лишь послушаться хозяина и пойти на чертову тренировку… Дурак! Как слепой котенок тычется носом в поисках мамкиного теплого живота, так и он кидается от одного человека к другому, в поисках тепла. Он коротко задушено всхлипнул, чувствуя, как к глазам подступают злые слезы. Но злился он не на мальчика, а на себя. Нашел от кого ждать героических поступков! От ребенка! И на что он надеялся, а? Михаэлю шестнадцать, он напуган. Ясное дело, что ему сейчас везде враги мерещатся. Да и упрям он как осел. Захотелось врезать себе по морде за то, что снова попался на эту удочку. Ничему за тридцать три года так и не научился. Сжав губы в плотную линию, он развернулся и вышел. Не желая медлить больше ни секунды, он постучал в спальню хозяина и, дождавшись короткого «заходи», сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и открыл дверь. — Хозяин, я должен быть наказан, — холодно произнес, почти не чувствуя боли в горле, и опустился на колени, руководствуясь одной лишь поистине детской обидой. — Я не смог убедить Михаэля пойти на тренировку. — Обиделся? Хозяин почти ласково улыбнулся и захлопнул крышку ноутбука. Подошел ближе, зарылся пальцами в кудрявые волосы. Миледи задрожал, испуганно поднял глаза, заглядывая в лицо мужчины. Он вдруг подумал, что хозяин снова поимеет его в рот, а это будет больно, учитывая его состояние. — Ты такой хмурый, я же вижу, что ты обиделся, — пропел он, пропуская каштановые пряди между пальцами. — Наказываешь себя за то, что снова поверил в кого-то. Хозяин всегда был очень наблюдательный. Отличный психолог, жаль, что человек — дерьмо. — Вот видишь, золотце, я же говорил, что тебе не стоит ни с кем дружить. Это никогда не заканчивается хорошо. Ты и сам это понял и пришел за наказанием, да? Миледи опустил глаза в пол, вслушиваясь в неторопливый монолог. Его всегда пугал этот вкрадчивый голос. Особенно, когда хозяин смотрел так своими голубыми глазами и невинно улыбался. Казалось, что его устами говорит сам дьявол. — Я и не ждал, что Михаэль согласится на тренировку. Он очень свободолюбивый человек, не терпит давления, с ним надо мягче. Я бы не стал тебя за это наказывать, но раз ты сам пришел… Мил задохнулся от осознания того, какой же он все-таки дурак! Поторопился, и вот пожалуйста! Он мог избежать наказания, но теперь точно не удастся улизнуть, когда он сам попросил об этом! — Хорошо, — хозяин похлопал его по щеке. — Думаю, пора посетить восемнадцатый этаж… Сердце оборвалось и рухнуло куда-то вниз, цепляясь венами-артериями за ребра. — Не надо… — хрипло прошептал Миледи, прижимая ладони к побелевшим щекам. Пальцы царапнула щетина. — Пожалуйста! — Ну, а зачем я его делал? — нахмурился хозяин и отошел в сторону, показывая, что разговор окончен. — Приготовься хорошенько.***
Подготовка всегда была унизительная, но не из-за специфики процедуры, а от осознания, что он готовит себя для члена хозяина. Он всегда старался растянуть себя пальцами или каким-нибудь овощем, например, огурцом, чтобы было не так больно потом, но все равно каждый раз хозяин умудрялся заставить его кричать. На подготовку ушел час, но он успел. Когда дверь распахнулась и на пороге показался светловолосый улыбчивый мужчина, Миледи уже был готов. Они прошли по коридору к лифтам, мимо охраны, а потом кабина повезла их на восемнадцатый этаж. Мил впился взглядом в свое зеркальное отражение, с ненавистью отмечая болезненную бледность кожи, покрасневшие от бессонной ночи глаза, кудряшки, делающие его похожим на тупого барана… — Нравится? — хмыкнул хозяин, заметив этот прицельный взгляд. — И мне нравится. Двери лифта разъехались, и Миледи сжал зубы, шагнув в коридор. Здесь все было слишком знакомым и слишком пугающим, пусть даже казалось безобидным. Те же стеклянные стены и двери, зеленые растения, столы… Они прошли мимо панорамного окна, завернули за угол и остановились у неприметной двери. Мил закрыл глаза, услышав, как звякнули ключи. Эта комната была его личным кошмаром. В ней он провел второй год своего заточения. В ней он спал, ел, страдал, пытался покончить с собой, оживал и подыхал снова. Хозяин толкнул его в спину, заставляя двигаться, и Миледи распахнул глаза, делая шаг вперед. Ничего не изменилось: огромная кровать, крепкий деревянный стол, кресло, похожее на гинекологическое, но с ремнями для рук и ног, а еще фиксатором головы. Крюки на стенах и потолке, за которые так удобно подвешиваться… — Ну, с чего начнем? — в предвкушении потирая ладони, протянул хозяин, обходя комнату по кругу. — Пожалуйста… Что именно «пожалуйста» Миледи еще не решил, а потому заткнулся. — С тобой стало скучно развлекаться, золотце! — пожаловался мужчина, открывая дверцы шкафа. Там были всевозможные пыточные инструменты, разные секс-игрушки, свечи, стеки. Все то дерьмо, которое Мил уже успел испробовать на себе. — Ну, начнем с этого. Он швырнул что-то в сторону Милоша, и тот поймал на автомате, не задумываясь. Это был его ошейник. Такой знакомый, тяжелый, чуть потертый настоящий кожаный ошейник. Собачий. Самое то, для такой псины. Без лишних слов он надел его, с каким-то злым удовлетворением заметив, что даже не ощущает веса, потому что слишком был привычный этот вес. — Хорошо. Хозяин придирчиво изучал содержимое шкафа, пока Миледи осматривался, вспоминая все те дни и ночи, что провел здесь, выходя за дверь только чтобы отправиться на тренировку в зал или на полигон. Даже ванная комната была, но ее позже демонтировали и дверь убрали. — А сам ты чего хочешь? Ничего. Разве не понятно, что Миледи ничего не хочет?.. Но вместо этого он подошел ближе, изучая. Самым ужасным предметом в шкафу была маленькая коробочка с иглами. На нее он старался даже не смотреть, чтобы хозяин ни дай бог не уловил его взгляд и не решил снова засунуть ему иголки под ногти. Он пробежался глазами по коллекции резиновых членов, по уретральным бужам разного диаметра, по плеткам и стекам, по различным устройствам для сдавливания гениталий, по грузикам для сосков, и остановился на электростимуляторе. — Долго думаешь, — цокнул языком хозяин и взял с полки крупный черный резиновый хер. — Давай, засунь его в себя. — А? — переспросил Миледи, вскидывая глаза, будто не расслышал. — Без смазки. Сам. Как хочешь, но засунь. Руки дрожали, обхватывая эту адскую штуку. Он был чуть больше пяти сантиметров в диаметре и длинный, с крупной грибовидной головкой, весь перевитый венами, с жесткими яйцами, выполняющими роль ограничителя. Мил помнил его, но тогда он оказался в нем после двух других игрушек поменьше, и к тому же хозяин использовал смазку… — Давай, поживее! — рявкнул мужчина, подталкивая его в спину. Миледи осмотрелся еще раз. Проще всего это было сделать на кровати. Он расстегнул ремень и спустил штаны. Раздеваться полностью команды не поступало, так что он просто стянул их до колен и забрался на кровать, встал на четвереньки. Хозяин сел рядом, с интересом наблюдая. Закурил… Мил покраснел до кончиков ушей, но все-таки взял себя в руки и поднес член ко рту. Слюна, которой было так много раньше, теперь вся куда-то делась, и он буквально силой заставлял организм вырабатывать ее, чтобы хоть как-то смочить резиновую головку. Вблизи она была еще более устрашающей. Размазав по игрушке слюну, он завел руку себе за спину и приставил кончик члена к сжатой в испуге дырочки. Выдохнул, чуть потужился, чтобы легче пошло. Мышцы раздвигались неохотно, но если закрыть глаза и забыть, что хозяин смотрит… Миледи закусил губу, потому что нихрена у него не получалось. Он поставил игрушку на постель и сам поднялся на колени, нависая над ней сверху. Попытался насадиться, придерживая член рукой. Расслабиться не получалось, боль в растянутой до предела дырке простреливала позвоночник, и Мил зажмурился, вскрикнул, когда головка наконец-то оказалась внутри, плотно засев в нем. Он с ужасом представил, как будет вытаскивать ее… Раздались омерзительные характерные звуки, и Миледи скосил глаза, наблюдая за тем, как хозяин в упоении надрачивает свой член, наслаждаясь его мучениями. Отвернувшись, он поелозил на игрушке, пытаясь протолкнуть ее чуть дальше без особого сопротивления, но увы, без сопротивления не получалось — организм был сильно против вторжения. Смазки не хватало, боль была слишком резкая, а натяжение слишком сильное, и он не находил в себе сильны продолжать это самоистязание, уже начиная жалеть, что приходится делать это самостоятельно. — Хозяин… — Миледи всхлипнул, взглянул на него из-под мокрых, слипшихся стрелками ресниц. — Больно. Я порвусь. Ох, зря он это сказал. Глаза мужчины заблестели демоническим блеском, а улыбка исказила красивое лицо, делая его подозрительно похожим на крысиную морду. — Это будет прекрасно, малыш, — еще жестче двигая кулаком по своему пунцовому херу, прохрипел хозяин, сипло втягивая воздух в легкие. Мил снова задушено всхлипнул от жалости к себе. Очень некстати вспомнилось, что все это из-за его собственной наивности и обидчивости, и злость всколыхнулась в потрепанной душе. Из глаз брызнули слезы. Он прикусил губу и резко опустился вниз. От резкой, стреляющей боли перед глазами все побелело, и он закричал, выгибаясь в спине, чувствуя, как лопнула кожа, принимая до конца резиновый член, а еще чувствовал руку хозяина на своей заднице, и капли его горячей спермы, которая стекала вниз и падала на покрывало, всё в старых, застиранных бурых пятнах. Он не удержался, завалился вперед, выставляя руки, представляя, как сейчас выглядит. Черный хер торчит из его дрожащего тела, всаженный по самые резиновые яйца, белые жирные капли на бедрах… Хозяин шлепнул его по заднице, так что он застонал и едва ли не вытолкнул игрушку. Крови не было видно — она бы не смогла просочиться, так плотно кольцо мышц обхватывало член, но внутри точно кровоточила трещина, и игрушка могла просто выскользнуть, а тогда все бы пришлось по новой… — Хороший мальчик, — прошелестел хозяин и снова ударил по бедру со звонким унизительным шлепком. — А теперь надевай свои штанишки. — Что? — хрипло переспросил Миледи, глядя в расплывающееся из-за слез лицо. — Что слышал. Надевай штаны. Будешь ходить так до самого вечера. Разрешаю достать его в… — он посмотрел на циферблат настенных часов. — В девять. — Но… — Мил прикусил язык. Наказание закончилось, а попытаться переубедить хозяина — означало только нарваться на еще более изощренную пытку. Он завел руку за спину и, придерживая черный член за ограничитель, аккуратно поднялся с кровати. Дырку будто кто-то лезвием резанул. Он заскулил сквозь стиснутые зубы, ощущая, как резиновые яйца давят на его собственные. Стоило бы повернуть этот член на сто восемьдесят градусов, иначе придется ходить на раскоряку как уточке… — Да, не так засунул, — пробормотал хозяин, подумав о том же. — Ничего, сейчас исправим. Миледи шарахнулся от него в сторону, придерживая игрушку рукой. В глазах его застыл настоящий панический ужас. — Живо сел в кресло! — лицо хозяина стало суровым, и глаза с вызовом блеснули. — Пожалуйста, хозяин, я порвался, это… пожалуйста, не трогайте! — зашептал Мил, хватаясь рукой за кресло. Он чувствовал, что еще немного и грохнется в обморок от страха, голода, жажды, недосыпа, но мужчина больно и зло ухватил его за предплечье и толкнул, заставляя пошевеливаться. Миледи покорно взобрался на кресло. Положил дрожащие ноги на подставки, сжал пальцами подлокотники. Игрушка упиралась в сиденье, но хозяин сел на стульчик между его раскинутых ног и похлопал по бедру, заставляя чуть сползти вниз. Не давая времени даже просто настроиться на боль, он взялся рукой за резиновые яйца и принялся медленно проворачивать. Миледи зарыдал в голос, когда игрушка, показавшаяся вдруг усеянной шипами, практически не смазанная ничем, кроме крови и уже высохшей слюны, начала прокручиваться, оттягивая прилипшие к резине стенки, растягивая трещину, оголяя живую плоть. Не в силах терпеть больше, Мил завопил на польском, матерясь, проклиная всё на свете. Слова царапали глотку, но теперь боль в горле казалась прикосновением невесомого перышка, по сравнению с тем, что творилось между ног. Он отключился во время того, как кричал. Просто «щелк», и сознание куда-то пропало, а очнулся он уже на кровати с застегнутыми штанами и до предела растянутой задницей. Хер был в нем. — Очнулся? — хозяин лежал рядом, пялясь в потолок. Кажется, тоже задремал. — Раньше девяти не доставай. Сил отвечать не было. Ужасное жжение в дырке, боль в сорванном голосе, гудящая голова, спазмирующий от голода желудок… Так херово Миледи давно не было, но он все равно заплакал от облегчения. — Хочешь знать, что будет теперь? Я имею в виду, чем нам выльется твоя ошибка, которая привела к гибели клиента? — беззаботно продолжал хозяин, размахивая руками. Мил закрыл глаза. Ему было плевать, во что там выльется его ошибка, но мнение шлюхи мужчину не интересовало, поэтому он продолжил. — Ничего. Найдем другого. Я тут подумал… Слушать его было омерзительно. Хотелось встать и уйти, но сил не было. Он бы с удовольствием провалялся на этой кровати до девяти, потом достал бы игрушку и тихонько сдох в уголке от заражения крови. Но увы, все игрушки хозяин обрабатывал, так что сдохнуть не получится. По крайней мере, за столько лет не сдох же? — Пока можешь Михаэля не трогать, я сам поговорю с ним… Мил уже не слушал. Он и сам не заметил, как на мозг наполз мутный туман сонливости: сказывалась бессонная ночь и напряжение. А когда проснулся, хозяина в комнате уже не было, да и за окном заметно потемнело. На полочке лежали ключи, притягивая взгляд своим металлическим блеском. Задница будто онемела, но как только он попытался сползти с кровати, чтобы встать на четвереньки и только тогда подняться, снова полыхнула болью. Скрипя зубами, он все-таки проделал этот чрезвычайно сложный путь до двери и замер, пытаясь привыкнуть. Не хромать не получалось. Каждый шаг отзывался болью, и где-то под ребрами судорожно сжималось сердце. Мил надеялся, что оно однажды не выдержит и остановится. Это было бы прекрасно. Подхватив ключи, он вышел из комнаты и закрыл дверь. Прошелся по темному коридору, придерживаясь за стены, наслаждаясь осознанием того, что уже вечер и совсем скоро девять часов… Лифт медленно вез его на шестнадцатый этаж, но недостаточно медленно, так что он не успел привести себя в порядок. В зеркале отражалось опухшее, зареванное лицо, набрякшие веки, красные от полопавшихся сосудов глаза, губы, покрытые коркой крови. Мил успел только провести пальцами по волосам, зачесывая назад, но кудряшки все равно упрямо падали на лоб. — О, а я тебя везде ищу! — воскликнул Земцов, делая шаг вперед, но Миледи даже не взглянул на него. Поднял руки вверх, умоляя не подходить ближе, не трогать его, не разговаривать. Все его существо тянулось в спальню, такую относительно безопасную и уютную. Без кроватей, без ослепительно белых цветов… Земцов вдруг нахмурился, покачал головой и отошел, прекрасно понимая, что сейчас не время для разговоров, если он, конечно, не хочет спровоцировать истерику. — Ты, это… — мужчина поднял руку и указал на свое горло. Миледи зеркально повторил его движение. Пальцы наткнулись на холодный металл застежки ошейника… И как он его не заметил в отражении? Волна стыда накрыла его, хотя казалось, что хуже быть уже не может. Мил дернул застежку, ногтями расцарапывая чувствительную кожу на шее, и наконец-то стянул проклятый ошейник. Очень хотелось зашвырнуть его в угол, но это было чревато последствиями, поэтому он лишь сжал его в кулаке и продолжил путь. Он старался не хромать. Унизительно было идти вот так, под прицельными взглядами охранников, но единственно важным сейчас казалось добраться до своей норы. Жизненно важным. Он сжал зубы, не отрывая взгляда от двери. Еще чуть-чуть, еще…