Machete — Никуда не смыться Вокруг, пелена событий. Ты — сам ученик и учитель. Не суди строго — это дорога. Всех тут, бывает, заносит немного. Чтобы точно решить, кто с тобою груб, Слушай голос души, не движения губ. Иногда жизнь меняет одна фраза Сам сказал и сам наказан.
«Прыжок веры»
Влажные шлепки и острая пронизывающая боль, тяжелое дыхание над ухом и полумрак, будто украденный из какой-нибудь сопливой мелодрамы. А еще стойкий запах алкоголя. Хозяин много выпил. Миледи втянул живот, напрягая пресс, силой удерживая себя на месте, умоляя тело быть послушным, расслабиться, смириться. Тело не слушалось. Никогда не слушалось. Оно всегда отбивалось, рвалось куда-то, избегая издевательств над нервными окончаниями. Пытаясь избегать. Он до побелевших костяшек впился пальцами в кованое изголовье кровати и распахнул рот в немом крике, когда член хозяина как-то особенно неудачно заехал в его растраханный кровоточащий зад. Третий раз. Третий раз за эти двадцать четыре часа. Жена хозяина уехала в столицу месяц назад, и Мил никогда не думал, что будет мечтать о ее возвращении. Теперь все было так же, как и когда он только начинал этот кровавый путь. Хозяин снова искал повод наказать его, а потом трахал, трахал, трахал за малейшую провинность, будь то незаправленная постель или непоглаженная рубашка. Боль была выжигающей, будто ему зубы рвали по живому. Только не зубы, и не рвали. Миледи хотел бы, чтобы его задница обзавелась зубами, чтобы откусить поганый член хозяина, хотя о чем это он? Его рот обладает полным набором зубов, но он все еще не откусил. Потому что слабак. На глаза снова навернулись слезы, и он поспешно заморгал, пытаясь прогнать влагу. Не провоцировать, а то нарвется и на четвертый раз. А уж это, он уверен, выдержать будет куда сложнее. Мил вообще переживал, как бы трещина не была слишком серьезной. Уж слишком насыщено розовой была вода, стекающая по бедрам, когда он мылся в душе после второго раза, а что будет теперь он боялся предположить. Звонкая пощечина отрезвила. Миледи инстинктивно закрылся руками, опасаясь, как бы не прилетела еще одна. — Телефон… — простонал хозяин, не прекращая движения. — Мой чертов телефон. Посмотри кто. Да, точно, телефон. Он вообще уже ничего не слышал, только елозил спиной по кровати туда-сюда. Мил завел руку назад, на ощупь отыскал телефон на тумбочке. Разблокировал, но буквы расползались перед глазами, как чернила, капнувшие в воду. Он снова заморгал, пытаясь сфокусироваться. Боль в заднице ужасно отвлекала, как и руки хозяина, тискающие его живот и бедра. — Это твой брат, — хрипло произнес Миледи, наконец-то разобрав текст. — Говорит, что нужно встретиться. Что это очень важно. Через полчаса. — Епт… — хозяин впился ногтями в нежную кожу у тазобедренных косточек и, тихо выматерившись, кончил, до упора вдавливаясь в податливое тело. Вышел, откатился в сторону. Через боль, Мил напряг мышцы, пытаясь вытолкнуть из себя чужую сперму, но по ягодицам вниз скорее всего потекла только кровь. Слишком глубоко в его кишках расползается эта белая жижа… — Можно мне в душ? — прошептал он и, дождавшись утвердительного кивка что-то сосредоточенно печатающего в телефоне хозяина, поднялся на ноги, стараясь не издавать ни звука. На бурые пятна на белоснежной простыне он предпочел не смотреть. Подхватив свои брошенные на пол вещи, скрылся за дверью. Уже в душе позволил себе сползти вниз по стеночке и опустить взгляд на бедра, но обманчивая белизна не могли ввести его в заблуждение, и он скользнул рукой вниз, не касаясь своего члена и мошонки, дотронулся до раскрытой и скользкой дырки. Без труда проник пальцами вовнутрь, ощупывая стенки изнутри, морщась от боли и противных хлюпающих звуков. Старые рубцы и свежие раны. Казалось, что он гладит обнаженные нервы. Вытащив пальцы, он скривился от омерзения, заметив не только липкую сукровицу, но и белые разводы спермы. Омерзительно. Какой же он грязный и жалкий. Наскоро обмывшись, он почти с садистским по отношению к себе удовольствием направил струю воды на свою саднящую дырку, чувствуя, как тонкие струи проникают в зияющее отверстие. Защипало так, что на глазах снова выступили слезы, но Миледи не останавливал себя, позволяя телу немного поплакать. Он часто плакал. Так организм избавляется от стресса, и потом правда становится легче. Но не при хозяине. При хозяине нужно было сохранять невозмутимость, потому что малейшие признаки слабости действовали на него как красная тряпка на быка, а его извращенный мозг начинал работать в режиме «валить и трахать». Мил ходил как по минному полю каждый день, никогда не зная, что возбудит хозяина в этот раз. Очень часто, как ему казалось, он допускал ошибки в выборе одежды. Если она была слишком облегающая и открытая, то подчеркивала мускулатуру. Если слишком свободная и закрытая — это было сигналом, что Миледи боится и скрывает тело. Опять же действия. Очень важно было следить за своими действиями. Нельзя наклоняться, демонстрируя зад. Нельзя было складывать руки на груди или поднимать что-то тяжелое, демонстрируя грудные мышцы. Нельзя было делать что-то бытовое, как, например, читать книгу или смотреть телевизор, потому что это вызывало у хозяина уютные ассоциации с женой. Грубо говоря, ему ничего нельзя было делать, если он не хотел, чтобы его снова трахали. — Собирайся, мы едем, — хмуро пробурчал хозяин, застегивая ремень. Миледи взял с прикроватного столика пистолет и закусил губу, с тоской представив себе, как проведет ближайшие несколько десятков минут сидя в машине. Ему не то что сидеть, ему ходить, стоять и лежать было невыносимо. Но так хотя бы ему дадут немного времени отдохнуть перед новым изнасилованием. Каждый шаг казался пыткой, но он не шипел и не морщился. Он вообще научился быть беззвучным и безжизненным, пусть даже внутри все корчилось от боли. Ненавистный джип был припаркован у самых ворот. Повезло, что не в гараже, а то пришлось бы обходить дом. Он забрался на водительское место, аккуратно приземляя измученную задницу на показавшееся до ужаса жесткое сиденье, ругая себя за то, что не подложил чего в трусы. Кровь натечет, может испачкать штаны… — Так, ехать далеко, так что придется побыстрее, — устанавливая свой мобильный на панель, пробормотал хозяин. Включил музыку и GPS навигатор. Вот чего Миледи не мог не признать, так это то, что музыкальный вкус у хозяина был отличный. Если бы его дырка не кровоточила и не горела огнем, то вечерняя поездка в сумерках с песней «Devil» группы Staind могла бы даже показаться приятной. »…I swear I'm not the devil…» Слова песни находили странный отклик в его душе, и он мысленно подпевал, размышляя о том, что его демон не красивая барышня, как в песне, а вот этот голубоглазый мужчина с робкой улыбкой и медовыми кудрями. Миледи снова попытался представить себя с женщиной. Ну, чисто в теории, если предположить, что когда-нибудь хозяин умрет. Просто мечта, очень глупая и грубая, но мечта. Если представить, что его не станет, и Мил будет свободен… Нет, он бы не смог быть с женщиной. И даже проблема не в половом бессилии, куче фобий, расшатанных нервах и горе трупов, которыми он усеял свой жизненный путь. Просто он не смог бы заботиться о ком-то. Не смог бы дать женщине ничего из того, что нормальные мужчины могут дать. Ни детей, ни любви, ни внимания. Он просто не смог бы, потому что сам давно забыл, что это все значит. «…From his self created hell…» Они приехали через каких-то двадцать минут. Миледи водил быстро, подсознательно мечтая разбиться и умереть, или хотя бы покалечиться, чтобы стать недееспособным. Но с другой стороны, страх заставлял его быть аккуратным настолько, чтобы не быть наказанным за царапину или проколотое колесо. Он выдохнул, как перед прыжком в воду, аккуратно выбираясь из салона. Было уже совсем темно и огромный полуразрушенный то ли амбар, то ли склад возвышался над ними, закрывая луну. — Не нравится мне это, — пробормотал хозяин, доставая пистолет. Миледи тоже достал свой из кобуры. Наконец-то вдалеке показался свет фар. — Это машина Морозова, — произнес Мил, всматриваясь в темный джип. Чудовищно захотелось тут же спрятать оружие и уйти, потому что в этой машине могут сидеть Михаэль и... Кир. — Подстава, — решительно отрезал хозяин. — Убей водителя. «Они еще далеко» — хотел бы сказать Миледи, но не сказал. Подчинение приказам хозяина впаялось в подкорку его сознания, и даже страх за Миху и этого странного Кира не могли заставить его ослушаться. Не в этот раз. Не снова. Сжав зубы, он откинул назад упавшую на лоб непослушную прядь волос и поднял пистолет выше, поддерживая левой рукой правую. Прицелился, выстрелил, со злобным мазохистическим удовлетворение наслаждаясь отдачей. Ему на самом деле просто повезло. Он не верил, что в темноте, когда фары слепят глаза, он сможет попасть в человека, но ему удалось. — Давай, стреляй, — продолжал командовать хозяин. Мил наблюдал, как из машины в рассыпную кинулись четыре фигуры, и, особо не целясь, принялся стрелять, чувствуя только глухую отчужденность. Его пуля могла попасть в кого-то, кто незаметно стал для него чуть больше, чем просто мимо посторонний человек, но в темноте рассмотреть что-то он не мог. — Убивай всех, — произнес мужчина и скрылся за углом здания. Убить. Убивать на самом деле очень легко. Целишься, жмешь на курок, пуская пулю в живого человека с той же легкостью, с которой стреляешь в мишень. Кир или Михаэль, или кто-нибудь еще. Какая к черту разница? Раньше Миледи старался пробуждать в душе черную злость на свободных людей, которые живут себе и не понимают, насколько они счастливы, потому что вольны выбирать. Вот ему никто такого права не давал. Вернее нет, не так. У него это право отобрали. Злость помогала воспринимать людей, на которых указывал пальцем хозяин, как куски мяса, которые нужно начинить свинцом. Но, как бы Мил не пытался разбудить в себе жестокость или отчужденность по отношению даже к тому же Киру, у него ничего не получалось. Почему? Он ведь нихрена не сделал хорошего. Он ведь всего лишь смотрел на него так, будто... будто хотел помочь. Но не помог, просто смотрел, как Миледи унижают, а потом протянул салфетку. Кир ведь для него никто, тогда почему? ...А потом все очень быстро закрутилось. Выстрелы, звучащие в полной тишине, распахнутые глаза Михаэля, его тихий зазывающий голос, тупая уверенность, что хозяина нужно спасти любой ценой, потому что вся жизнь Миледи в его жестоких руках. Боль в бедре, боль утраты, боль от разбитого вдребезги сердца. Боль. Боль. Боль. Боли было так много, что он утопал в ней. Так херово не было еще никогда. Даже когда хозяин рвал его на части, мучая бьющееся в агонии тело, даже когда втаптывал в грязь, уничтожая его личность с ужасающим цинизмом, даже когда он понял, что больше никогда не сможет вернуться к нормальной жизни, имея за плечами сотни загубленных душ и искалеченную психику. Нет, сейчас было гораздо хуже. Он отключился уже при подъезде к дому врача в селе Хвойное, улица Ленина, дом номер шестьдесят пять. Мил успел почувствовать только теплые и сильные руки странного светловолосого Кира, бережно поднимающие его над землей так, будто он ничего не весил, будто он что-то стоил, а потом с некоторым сожалением отключился от слабости, недосыпа, боли в порванной заднице и раненом бедре, от стресса, от жгучей радости, что хозяин мертв, и липкой тоски, что родители тоже. «Клянусь, я не дьявол…»***
Жарко. Как же жарко. Все тело плавилось, корчилось, будто в огне. Он облизывал горячие губы и кашлял, стараясь не всматриваться в расплывающиеся перед глазами яркие круги. Голова была такой тяжелой, что он не мог оторвать ее от промокшей подушки, а так хотелось бы повернуть ее холодной стороной и… Его дернули за руку, заставляя встать. Он уже ничего не слышал только мечтал положить голову хоть куда-нибудь, потому что она болталась на плечах, как невыносимо тяжелый груз, который позвоночник не мог удержать. Лицо хозяина казалось одним сплошным белым пятном, и он что-то говорил, но Миледи то ли не слышал, то ли не слушал, только облизывал губы и жмурился от казавшегося неестественно ярким светом ночника. Память подбрасывала воспоминания, как он провалился под лед, когда полез спасать собаку… Его кинули на кровать, и он облегченно застонал, наконец-то приняв горизонтальное положение. Владлен задрал ему мокрую от пота футболку до лопаток и ударил ремнем поперек спины, но Миледи не вскрикнул, только качнулся вперед инстинктивно, а потом снова вернулся на место. Так и качался как лодка, не чувствуя уже ни ударов, ничего. А потом… Он закричал. Боль прострелила все тело, и Миледи вскочил, не понимая, где находится. В совершенно темной комнате не горел ночник, огромная фигура, которая казалась неделимым куском ночи, вдруг поднялась и двинулась к нему. Он закричал еще громче, дернулся, отползая. Грохнулся с кровати, ударяясь затылком о пол, и забился, пытаясь то ли встать, то ли сжаться в комок. На глаза навернулись слезы от боли в пылающем огнем бедре и саднящей заднице, и он заморгал, глядя на грозно возвышающимся над ним мужчину. Крепкая рука двинулась вперед, к голове, и Миледи пискнул, зажмурился, ожидая, что его сейчас схватят за волосы… Под веками вдруг все стало красным, и он боязливо открыл глаза, сообразив, что мужчина щелкнул выключателем ночника, и комнату залил теплый свет. — Тише, я с тобой, — ласково прошелестел он, придвигаясь ближе. Помог Миледи сесть, погладил по голове, а потом… притянул к себе. Это было слишком. — Нет! — завопил Милош, выкручиваясь из объятий. Шарахнулся в сторону. Рана на бедре снова взорвалась болью, но чувство самосохранения было сильнее. Этот мужчина — не хозяин. Его не нужно было слушаться… Не нужно было терпеть его прикосновения, не нужно было позволять делать с собой… всякое. А если он попытается его поиметь, то его можно с легкостью убить. Знать бы еще где оружие… Миледи судорожно окинул взглядом комнату, боковым зрением отслеживая передвижение врага. Так, его пистолета не было, ножа тоже. Ну, ничего, Мил может и голыми руками убить его. Только вот как, когда нога так сильно болит? Он до скрипа сжал зубы, для себя решая, что живым не дастся. Никогда. Тем более сейчас, когда прикосновение к его измученному заду показалось бы седьмым кругом ада… Он чувствовал, как пропитанное кровью белье прилипло к коже, а задница склеилась, и малейшее движение дергало слипшиеся волоски между половинками. Не очень приятно. Просто отвратно, если честно. — Мил, — растеряно пробормотал мужчина, больше не делая попыток приблизиться. Он поморщился, а потом осторожно спросил: — ты помнишь, что сегодня было? Миледи прикусил губу, ругая себя за несдержанность. Думает о всяком… это, наверное, жар из-за ранения, вот и лезут в голову вещи нехорошие. Спокойно. Это Кир. Он забрал его к себе в номер гостиницы после того, как врач залечил рану. Кир, кажется, хороший. Но непонятный. Милош посмотрел в окно. О приближении утра говорило стремительно светлеющее небо, голубым пятном обозначающее края окна. Звезды гасли, близился рассвет. Значит, он проспал… сколько он проспал? Взгляд метнулся к часам на прикроватном столике. Почти шесть утра. — Ты Кир, — прошептал Миледи, пряча красное от стыда лицо в ладонях. — Ты… я не знаю, кто ты. — Я твой друг, хорошо? — мужчина зашевелился, устраиваясь поудобнее. Оперся спиной о кровать, чуть отодвигаясь. Дышать стало проще. — А еще я друг Михаэля. — Где он? — Спит в соседнем номере, — Кир махнул рукой в сторону двери, и Миледи невольно проследил за эти жестом. Дверь, должно быть, закрыта. — Позвать его? Позвать? Зачем? — Что теперь будет со мной? — прошептал Милош, отворачивая красное лицо. Было неловко после очередного кошмара разговаривать со свидетелем этого безобразия. И той сцены, что устроил хозяин, когда принимал гостей. Мил помнил, как позорно расплакался от страха и обиды. Господи, он позорился постоянно, чувствовал себя таким дураком и слабаком, что хотелось просто провалиться под землю и больше никогда не существовать в этой вселенной. — Что будет с тобой? — Кир нахмурился. — А чего ты сам хочешь? Миледи вскинул голову… беспомощно поглядел на мужчину. Точно спрашивая разрешения ответить. Хозяин мог ударить за неправильный ответ. Сейчас Мил не сильно боялся, что его ударят, ведь он даст сдачи (он хотел бы верить, что сможет врезать в ответ), но и тут Кир снова пришел ему на помощь: — Хочешь есть? Мужчина закусил губу. В животе все скручивало от голода, но сама мысль, что сейчас этот странный Кир заставит его есть, вызывала приступ паники. Он покачал головой и поджал колени к груди, опираясь спиной о стенку. — Тебе есть куда идти? Вернее, не так. Ты хочешь куда-то уйти? Хочет ли он? Миледи не знал. Он привык, что все его хотелки расценивались как ошибка, ведь оружие не может хотеть чего-то. Но ведь оружие и не могло бояться. А он боялся. Значит, он был плохим оружием. Видимо, пауза затянулась, потому что Кир продолжил говорить. — Если тебе некуда идти, ты можешь остаться со мной. Мил замер. Он снова прошелся языком по губам, точно в том сне. В воспоминаниях. Этот мужчина хочет забрать его себе? Хочет стать новым хозяином? Но у него нет рычагов влияния. Может, будет держать насильно? Тот взгляд, каким он его одаривал все время с самой первой встречи до вот этого момента, лучше всяких слов говорил о его желании. Что если он все-таки решит взять силой? Накинется, повалит на пол, стянет штаны и засунет свой член прямо в… Сердце забилось очень быстро, а в горле появился неприятный ком подступающей истерики. Насильно. Снова насильно! Черт, он ведь правда сильнее. Выше, мощнее. Может, не такой раскачанный, но явно килограмм на десять тяжелее и все такое…. А Мил-то сейчас как котенок слаб, да еще и безоружен! — Эй, эй, не переживай ты так! — Кир вскинул руки ладонями вверх. Правая была красная, кожа на ней сдерта… — Я друг, помнишь? Я не сделаю тебе ничего дурного. Не причиню боли. Боль. Миледи вцепился в столь знакомое слово, как утопающий хватается за спасательный круг. Мысли путались в голове, но одна была вполне стабильной. Ошибка — наказание — боль. Да! Этот Кир хочет стать его новым хозяином, только у него нет иных рычагов влияния кроме боли. Он услышал жалобный скулеж и только потом понял, что это его собственный голос. — Не хочу, — прошептал он, закрывая рот рукой. — Не надо. — Мил, пожалуйста, — Кир уже окончательно растерялся. Он во все глаза смотрел на захлебывающегося истерикой мужчину, а потом вдруг встал и отошел в сторону. Сел на диван, совершенно не зная, что предпринять. Миледи всхлипнул, спрятал лицо в ладонях, умоляя себя успокоиться. Паническая атака, от которой так хотелось свернуться калачиком на полу и замереть, судорожно хватая ртом воздух, была приглушена совсем не новым чувством — чувством стыда. Ведь Кир смотрит. Ведь Кир в который раз убеждается, что Мил слабак, которого можно взять силой. Черт, почему сейчас, когда нужно до последней капли крови защищать себя?..***
Кир проснулся от ноющей боли во всем теле. Ноги затекли, руки он перестал чувствовать, а голова была тяжелая, будто после хорошей гулянки. С трудом разлепив глаза, он понял, что уснул, сидя на диване, и наконец-то вспомнил всё. Взгляд метнулся к кровати, зацепился за Миледи, который тоже не спал и сидел в том же положении. — Все хорошо? — прочистив горло, поинтересовался Кир, с опаской поднимаясь на ноги, будто Милош мог на него кинуться, но взгляд серых глаз был осознанным и спокойным, будто не было ночной истерики, не было вообще ничего. — Теперь ты думаешь, что я псих, — хрипло и невесело протянул парень, устало откинув голову назад. Стукнулся затылком о стену, зашипел. — Я уже успел составить о тебе первое впечатление, так что не переживай, — с вымученной улыбкой пробормотал мужчина. — Помочь встать? Он подошел еще ближе и протянул руку, когда Миледи протянул свою. — Швы не разошлись? — поинтересовался он, помогая дойти до кровати, почему-то прекрасно понимая, почему он так поморщился и сжал кулаки, приземляясь на матрас. Сафира захотелось воскресить и убить еще раз, но более извращенным способом. Они оба были в той же одежде, в которой вчера пришли. Мил вырубился едва ли донеся голову до подушки, а Кир решил, что не станет его раздевать, чтобы не смущать и не пугать. Теперь пыльная кожаная куртка и тактические черные штаны до ужаса мешали, и стоило бы отправить его в душ, но на бедре швы, черт бы побрал этого Михаэля! — Я могу дать тебе переодеться, — неловко пробормотал Кир, присаживаясь рядом. Он все никак не мог оторвать взгляд от объекта своего помешательства, судорожно перебирая варианты, как он мог бы помочь Милу, но тому будто и вовсе помощь не требовалась. — Что будет дальше? — игнорируя предложение, твердым голосом спросил Миледи, вперив в него прицельный взгляд, в котором не было ничего напоминающего о его нестабильном состоянии. — Куда теперь, если хозяин мертв? Мужчина поморщился, услышав это «хозяин», но не стал исправлять, решив, что для этого еще будет время. — Я не отказываюсь от своих слов, — произнес он, заглядывая в серые неподвижные глаза. — Если ты хочешь, ты можешь остаться у меня. Обещаю, я не трону. Милош вдруг оскалился то ли злобно, то ли насмешливо. Он уже не был тем загнанным и напуганным до обморока зверьком, что дергался от каждого шороха этой ночью. Правда, что-то подсказывало, что шаг влево, шаг вправо, и он снова впадет в истерику, недоверчиво зыркая по сторонам круглыми от страха глазами. — Ага, меня теперь хрен тронешь, — ухмыльнулся он, пусть даже сердце колотилось от волнения. — Я, бывает, не осознаю реальность после ночных кошмаров, но вообще-то не «дама в беде». Ты… — он вдруг схватил Кира за грудки, подтягивая к себе. Глаза его сощурились, реснички задрожали, а губы кривила опасная улыбка. Мужчина не сопротивлялся, позволяя подтащить себя ближе. — Ответь мне, чего тебе от меня надо? — Ничего, — прошептал Кир, мечтая поцеловать этого злого насупленного бурундучка в пьянящие розовые губы. Очень смертоносного бурундучка, пусть даже с раненой лапкой. Его всегда умиляло, что в этом прекрасном молодом мужчине вместе с мягкими чертами лица, этой кудрявой прядью, которая падала на лоб при малейшем движении, совершенно девчачьими густыми ресницами, так гармонично уживался профессионализм, холодный расчет отточенных движений и развитая мускулатура. В этом контрасте был весь Мил. Этим он и покорил. — Я же видел, как ты смотрел на меня! — процедил Миледи, угрожающе обнажив белые зубы, будто готовый к атаке звереныш. — И до сих пор смотришь. Трахнуть меня хочешь? — Ну или ты меня, — ласково произнес мужчина поднимая руки выше, поглаживая пальцами напряженные запястья. Это был очень смелый ход. Парень мог испугаться, но он только удивленно распахнул глаза и оттолкнул его, снова прищурился недоверчиво. — Чего-о? — пробурчал он, совершенно не ожидая такого поворота событий. — Давай без шуточек? Кир отдернул футболку и снова улыбнулся. — Никаких шуток, Мил. От громкого стука в дверь Миледи дернулся, глаза его расширились еще больше, а губы задрожали и побелели, но он быстро взял себя в руки. От этой доведенной до звериного инстинкта реакции на потенциальную опасность Киру стало почти физически больно. Он старался гнать от себя мысли, как вообще надо было издеваться над человеком, что бы он вздрагивал от любого громкого звука. Даже он сам, сапер, так не реагировал, хотя стоило бы. — Парни, почти одиннадцать утра! — раздался из коридора веселый голос Михаэля. — Кхм, открыть? Миледи заморгал, будто не совсем желая этого, но потом кивнул. Кир подошел к двери. Миха улыбнулся беззаботно, обменялся с другом многозначительным взглядом, смысл которого Милу был непонятен. Ему не нравилось, что они знали что-то неизвестное ему. — Я оставлю вас наедине? — поинтересовался Кир и, дождавшись очередного подтверждения от Миледи, скрылся в коридоре. Улыбка с лица Михаэля куда-то запропастилась, едва ли дверь захлопнулась. Он стал серьезнее и как будто старше. Он вообще был другим, не знакомым Милу шестнадцатилетним сопляком, который никак не мог запомнить, что палец с курка надо убирать. Волосы его стали заметно короче, в лице проявилось еще больше азиатских черт, зеленые глаза потемнели, да и весь он подкачался, пропала подростковая угловатость, движения стали более уверенными. Но одно осталось неизменным — дерзкая улыбка, будто он хотел прокричать на весь мир, что не боится, что готов бороться до конца. Все такой же наивный ребенок. — Ну, он тебя еще не утомил? — поинтересовался мальчик, складывая руки в замок. Миледи хмыкнул, разглядывая свои ладони. Все в порезах и засохшей крови хозяина. Очень захотелось в душ. — Он, видимо, решил, что будет мне нянькой? — недовольно пробормотал Мил. Он еще до конца не разобрался, как ему к этой ситуации относиться. Пока что все внутренние инстинкты вопили, что надо бежать. Бежать туда, где никто его не узнает, чтобы начать жить нормальной жизнью, подальше от убийств и насилия, но… разве убежишь от себя? — Ты можешь уйти от него в любое время, — будто прочитав мысли, уверенно заявил Михаэль, пытаясь поймать блуждающий взгляд серых глаз. — Не знаю, есть ли у тебя деньги, но ты можешь продать машину, например, или я мог бы дать тебе деньги. Можешь попробовать восстановить документы и вступить в права наследства… — Мих… — Миледи вдруг дернулся вперед, накрыл своей ладонью руки парня. — Подожди. Давай по порядку. Что ему нужно от меня? Эль поджал губы, вскинул глаза к белому потолку, обдумывая, как бы это помягче… — Не юли. — Ладно. Он втюрился в тебя. С того самого момента, как я рассказал ему всё. Потом он изучал твою биографию, наблюдал… С каждым словом Михаэля лицо Миледи все сильнее бледнело, а глаза расширялись. Он выглядел таким испуганным, и тому была причина. Кир хотел его. Он не мог его любить, просто потому, что это бред собачий. Любят сильных личностей, или жизнерадостных, или умных, или интересных. А Мил был слаб, тосклив, глуп и скучен. Но красив — уж это он уяснил отлично. А значит, Кир просто хочет его поиметь, трахнуть, выебать, а потом выкинуть на помойку, когда надоест. И лучше, если надоест после первого раза, потому что больше Миледи не выдержит. Он и первого-то раза не допустит. Ему бы нож… — Что? Ты не шутишь? — обреченно переспросил мужчина, зарываясь пальцами в волосы. — Нет, Мил, но ты все равно можешь уйти в любой момент. Никто не станет тебя удерживать. Эти слова немного его успокоили, хотя внутри все корчилось от недоверия. Не бывает все так просто. Те, кто сильнее, всегда используют эту свою силу для достижения целей. Это аксиома, и, увы, пока никто не доказал обратное. — Он хочет помочь тебе, — продолжил Михаэль, склонив голову к плечу. — Поверь мне, он очень хороший человек. Ты можешь ему довериться. Знаю, звучит смешно, ведь ты и мне не доверяешь, но… — Я доверяю тебе! — буркнул Милош, поднимаясь на ноги. Зашипел от боли в бедре, но, тем не менее, садиться обратно не стал. Элю он не соврал. Тупая искалеченная душа все еще тянулась к этому мальчику, верила ему. — И Кир хочет, что бы я… жил с ним? — Да, столько, сколько тебе захочется. Как друг. Ничего серьезного он от тебя требовать не будет. Миледи вдруг невесело рассмеялся, обхватывая себя руками за плечи. Он почти соврал, почти сказал правду: — Я не боюсь его, понятно тебе? Просто если он не собирается меня использовать как киллера или как... ну, ты понял, то я не понимаю, зачем я ему? — Ну, он любит… эм, собак бездомных кормить. Не обижайся! Просто говорю же, человек хороший. Ну и ты красивый, наверное, — Михаэль наблюдал, как мужчина медленно приблизился к шкафу и принялся рассматривать свое отражение в зеркальной дверце. Он так делал каждый раз, когда они заходили в лифт, но только сейчас решился спросить: — почему ты так смотришь на себя? Милош не торопился с ответом. Он зачесал назад растрепанные кудрявые волосы, запорошенные пылью, провел ладонью по покрытым щетиной щекам, коснулся искусанных губ… — Чтобы отслеживать изменения, — наконец-то едва слышно произнес он. — Ну, знаешь, не меняться с годами. Я примерно также выглядел, когда попал к нему. Тупо, наверное, но мне помогало держаться. — Ты… — спрашивать такое почему-то было неловко, но Михаэль переборол себя. — Ты как вообще чувствуешь? Справишься? Я это к тому, чтобы Кир иллюзий не строил себе. Он намерен помочь тебе интегрироваться в общество и… — Снова книжки умные читаешь? — хмыкнул Миледи, отворачиваясь от зеркала. Чуть прихрамывая, вернулся к кровати и сел рядом, задумчиво погладил покрывало, улыбаясь каким-то своим мыслям. На самом деле он улыбался той боли, которой полыхнула задница, когда он сел. Он подумал, что эта боль больше никогда не повторится, что теперь хозяин точно не сможет трахать его. Пусть сейчас больно, но вскоре это пройдет. — Да, — наконец-то пробормотал он. Он верил мальчику, но не верил этому странному Киру, который больше походил на ребенка, мечтающего о собаке. Обещает, что будет сам кормить, выгуливать, играть, но потом просто забрасывает это дело. Так, наверное, и случится. Миледи просто надоест ему, и он его выгонит. Ну, или захочет большего и попробует взять силой, и тогда… Но к черту это все. Мил хотел жить и потому ответил очень серьезно: — Будут кошмары, будут панические атаки, будут проблемы, но я справлюсь. Миха выдохнул так, будто все это время не дышал. Неужели действительно так сильно переживал? — Это главное! Просто дай ему шанс, хорошо? Если сделает что-то не то, убей его. Он завел руку себе за спину и достал из кобуры пистолет. Миледи принял оружие, без труда узнав свой пистолет. Потом рядом на кровать опустились две коробки с патронами. — Я забрал его на всякий случай, но если ты готов бороться, то оставлять тебя безоружным смысла не вижу, — снова улыбнулся мальчик, поднимаясь на ноги. — Видишь, я доверяю тебе. Поверь и ты мне, что Кир хороший парень. У вас самолет через четыре часа. Пришлось съездить в особняк за твоими документами. Встретил там Василия. — И что он? — Ну, скажем так, он был честен. Хотел, чтоб мы друг друга перестреляли, но допускал также и возможность, что останется кто-то один. Теперь пусть Морозов сам решает что с ним делать, а я в этом дерьме больше не участвую. Он помолчал какое-то время, а потом достал из кармана маленький листочек, сложенный вчетверо. — Это ты писал? Мил взял в руки стикер и развернул его, уже зная ответ. — Да, — чуть хрипло ответил он, рассматривая свой почерк. Раздражающе каллиграфичный, слишком правильный, слишком красивый для такого дрянного человека. — Хочешь знать, кто убил деда? Я. Хозяин приказал, потому что дед слишком хорошо относился ко мне. Жалел. Хозяин решил, что он ненадежный, и послал меня разобраться с ним. Я и… Договорить он не смог. На глаза набежали слезы сожаления, ведь он так вероломно сделал это… — Почему экспансивной пулей? — снова спросил мальчик таким голосом, будто совсем не осуждал его. — Дед приготовил для нас их. Целую обойму. Хозяин хотел устроить перестрелку с людьми Алиева, и я должен был под предлогом, что хочу забрать патроны… Я не забрал их. Выкинул в реку. Не мог отдать их ему. Мне тогда крупно досталось. Он до сих пор помнил, как плети до мяса рассекали его спину и грудь, как он потом не мог спать ни на животе, ни на спине, а каждый шаг вызывал нечеловеческую боль, но Миледи ни на секунду не сомневался в своем решении. Он убил и обокрал старика, который относился к нему по-отцовски. Убил, только потому что был верным псом, воспитанным болью и страхом. Убил, потому что не мог иначе.***
— Заходи, располагайся, — Кир смущенно кашлянул в кулак, потоптался на месте, не зная, куда деть руки. Он был так растерян, что сумел открыть квартиру только с третьего раза, а потом едва не навернулся, снимая обувь. Неуклюжий, будто первокурсник, который впервые привел в гости девушку, а не взрослый сорокалетний мужик. Миледи на его фоне был просто образец спокойствия и собранности, и шаг его был тверже, даже с учетом того, что он сильно хромал и невольно морщился от боли в раненом бедре. — Это спальня, ты можешь… — начал Кир, но Милош вдруг вцепился в его плечо и сжал, будто в тисках. — Что? — Ты… извини, а есть диван? — не отрывая прицельного взгляда от застеленной темно-синим покрывалом кровати, прохрипел он. — Да, в гостиной, но он… я думал, что я там буду спать. Миледи провел языком по губам неосознанно, а Кир уже зациклился на этом движении, к своему стыду понимая, что начинает возбуждаться. Вязкое ватное оцепенение охватило обоих, руки и ноги стали невыносимо тяжелыми, точно в них налили свинца, но если один пытался справиться с внезапно нахлынувшими чувствами, то другой просто пытался удержаться от очередной истерики. Миледи казалось, что он постоянно на грани. Смерть хозяина выбила почву из-под ног, психика не выдерживала, и он будто балансировал между паническими атаками, которые уже давно научился контролировать, и полнейшей безжизненностью. Сейчас он был ближе к первому. Но у него было достаточно времени все обдумать в самолете, чтобы выбрать для себя план действий. Если хозяина нет, нет задач, нет приказов, то… то не будет ошибок. Никакого наказания — это то, о чем он мечтал столько времени. Но вот приказы — совсем другое. С приказами было жить легче, ведь не нужно думать, меньше вероятности совершить ошибку, а значит, в отсутствии хозяина, стоило бы приказывать себе самостоятельно. Он в который раз задавал себе одни и те же вопросы по кругу. Почему кровать так пугает? Почему именно кровать? Хотя, не только кровать. Пугало на самом деле все, и это было сродни паническим атакам, когда угрозы никакой нет, но сердце все равно стучит как сумасшедшее, а легкие работают на полную мощность, так, что перед глазами все плывет и качается, как дырявое корыто на волнах. — Ты говорил, что не тронешь? Миледи невольно положил руку на кобуру, не делая попыток достать пистолет. Кир проследил за его рукой, но не заволновался, только улыбнулся ласково. Михаэль тоже чуть что хватался за оружие, так что он уже привык. — Конечно же, я тебя не трону, — прошелестел он, наконец-то чувствуя себя более уверенно. — И я подрывник, а не спецназовец, мне тебя в рукопашном не победить. — Хорошо, — шепнул Мил и снова перевел взгляд на кровать. Провел языком по пересохшим бледным губам. Он приказывал себе успокоиться. Приказывал себе сделать шаг навстречу, но слова давались с трудом, будто он разучился говорить. — Хорошо, тогда… может быть попробуем спать в одной постели? Я не знаю, получится или нет. Я вообще-то буду тебе очень мешать, но один я здесь точно не останусь. Кир удивленно приподнял бровь, рассматривая встревоженное лицо парня. Тот медленно погружался в воспоминания. — Почему? Миледи ответил не сразу. — Я думал об этом. Не знаю, может, я очень впечатлительный человек? С самого детства таким был. Психика не очень устойчивая. Первые два месяца кровать у меня была связана только с болью и страхом, а спал я на полу в его комнате. Мы тогда еще не переехали в офис и жили в доме. Я был привязан к батарее и ложился на кровать только, чтобы… ну, ты понял. Супружеский, так сказать, долг отдавать. Кир был бы рад закрыть себе уши или, например, закрыть рот Миледи, но он не делал этого, слушая. Если он хочет рассказать, то пусть говорит. — Потом, когда я немного привык, он уже не привязывал меня. Задолбался водить в туалет, наверное. Я спал на диване, но перед глазами всегда была его огромная кровать, и я смотрел на часы, как медленно ползла секундная стрелка, приближая меня к неизбежному… Потому что вечером… Я помню, как часто менялись простыни. Кровь. Каждый чертов вечер кровь. Голос его становился все тише и тише, пока окончательно не стих. Остановившиеся глаза смотрели в пустоту, но губы улыбались. — Я рад, что все закончилось, — уже более осознанно протянул он, зачесывая назад волосы, чуть смущенный неудержимым откровением. — Ну так что, ты согласен? Кир с готовностью закивал. Он был счастлив, что Милош ему доверяет хотя бы в чем-то. Только вот… как бы его не пристрелили ночью. Будто прочитав мысли, Миледи убрал руку с пистолета и сунул в карман. Втянул голову в плечи, опуская взгляд. Щеки его вдруг покраснели. — Я, может быть, много прошу, но не мог бы ты… ну, касаться меня? Не знаю, там, волос, рук, — наконец пробормотал он в воцарившейся тишине. — Если хочешь, конечно. Кир закашлялся, будто его ударили под дых. — Ты серьезно что ли? — чтобы перестать пялиться на него и хоть чем-то разбавить гнетущее затянувшееся молчание, тупо переспросил он, но тут же исполнил просьбу, кончиками пальцев приподнимая покрасневшее лицо Милоша за колючий подбородок. Мужчина зажмурился на секунду, но потом, собравшись с силами, открыл глаза и посмотрел достаточно уверенно и решительно. — Я хочу перебороть себя, понимаешь? Кир кивнул и сделал еще один шаг вперед. Так близко он еще не приближался к Милу. Теперь он мог рассмотреть каждую ресничку, каждую прожилку в серой радужке его глаз. Протянул руки вперед, касаясь пальцами талии. Дыхание парня сбилось. Он опустил веки, наклонился вперед, поднимая руки выше. Он был готов, что его сейчас грубо прижмут к себе и… Что «и» он не знал. Поцелуют? Может быть. Правда, он уже лет двенадцать не целовался: хозяин никогда это не делал. Кир был таким теплым и большим, что казалось, был способен закрыть от всех проблем. Миледи знал, что наказаний больше не будет, что он не поднимет на него руку, что хозяин мертв и родители тоже мертвы, но все еще боялся, что вот сейчас милый и заботливый мишка превратится в свирепого гризли и тогда… — Твое сердце так колотится… Милош и сам не заметил, как оказался в крепких объятиях. Он сжал пальцами футболку на спине мужчины и уткнулся носом ему в плечо, чувствуя себя маленьким-маленьким, но не беззащитным. — Извини, пожалуйста… — прошептал он, чувствуя ласковые поглаживания. Прикосновения не пугали, а наоборот расслабляли напряженные мышцы, прогоняли демонов. — За ту ночь в гостинице. Я запаниковал. — Все нормально, — Кир зарылся носом ему в волосы и улыбнулся, чуть покачиваясь. Эль вот не любил долгие объятия. Всегда выкручивался, отскакивал, игриво подмигивая. — И заранее за все ночи, что я буду будить тебя, — продолжал Миледи, прикрыв глаза. — Я же говорил, что тебе будет не комфортно спать со мной в одной кровати. Я почти не сплю. Если хочешь, я могу в зале и… Кир только хохотнул, аккуратно отстраняя его, чтобы заглянуть в смущенное лицо. — Значит, будем восстанавливать твой режим! — с готовностью произнес он, взъерошив кудрявые волосы. — Хочешь в душ? У меня есть чистая одежда для тебя, но она будет, наверное, чуть великовата, но завтра пойдем в магазин, если хочешь и… Милош весело рассмеялся, от чего в уголках его глаз появились лучики-морщинки. Он вдруг почувствовал, как с плеч падает ноша, которую больше, казалось, не смог бы удержать ни дня и рухнул бы с ней, погребенный заживо. Маска непроницаемого спокойствия, которую он носил, как тяжеленную экипировку, застегнутую на все ремешки, вот уже черт знает сколько лет, вдруг оказалась сброшена. Больше не нужно было терпеть унижение, больше никто не назовет его шлюхой, потому что если кто-то назовет, он просто убьет его на месте без раздумий, да и беспокоиться, что его эмоции могут расцениваться как ошибка, тоже не нужно. Стало так легко, что захотелось просто поделиться этой радостью с кем-то, а сердце уже колотилось в груди не от страха, а от счастья. Как же давно он мечтал наконец-то скинуть оковы! Он не до конца осознавал этого, и наверняка забудет через пять минут, снова будет трястись от страха перед наказанием, но сейчас он был счастлив. Молчал, позволяя Киру рассматривать себя из-под прищуренных век так, словно пытался запомнить каждую черточку. Мил спокойно выдержал этот взгляд, вспоминая, что точно так же мужчина рассматривал его в особняке хозяина, тогда, за столом. Может, не столько в этом взгляде похоти, как он думал? — Ну, кхм, я в душ, значит? — смущенно протянул он, и Кир разжал руки, с неким сожалением отстраняясь. — Да, я достану одежду. Он направился к шкафу и выудил оттуда две пары спортивных штанов, две футболки и нераспечатанное белье для себя и для Миледи. — Я вообще-то почти тут не живу, — сказал он, мягко улыбаясь. — Купил квартиру просто на случай, если меня уволят. — А твоя работа… — Да, я тоже убийца, — спокойно ответил он, украдкой наблюдая за реакцией парня. — Но теперь решил уйти. Мил вдруг замер, одежда, которую он держал в руках, выпала, и он подхватил ее в полете уже у самого пола. — Я боялся, что ты захочешь, чтобы я тоже… ну, продолжал работать. Кир плотно сжал губы, пытаясь понять, где именно он так лоханулся, что Миледи подумал, будто кто-то снова будет толкать его в пропасть. — Нет, — наконец-то ответил он, взяв себя в руки. Больше ему было нечего сказать.***
— Моя машина осталась там, — вдруг произнес Миледи, замирая у окна. Он все смотрел вдаль, будто пытался разглядеть свой джип через несколько тысяч километров разделяющих их. — Можем пригнать ее, если хочешь. На самом деле Кир не совсем понимал, почему вдруг Мил вспомнил о джипе, который, по словам Михаэля, никогда не любил. — Его можно продать, — пробормотал мужчина, касаясь пальцами стекла. Ночь придвинулась ближе, будто прислушиваясь. — Машина — это единственное, что у меня есть из личных вещей, и мы могли бы… Я и так слишком многим тебе обязан. Кир подобрался, сел на кровать, но не стал перебивать, переубеждать. Милош все-таки мужчина, ему неприятно, что он вынужден теперь жить за счет другого человека. — Хорошо, если ты хочешь. — Ей лет двенадцать, но она не была в авариях. На ней даже царапин нет. В идеальном состоянии. Конечно же нет! Если бы он посмел поцарапать ее или что-то сломать, за этим последовало бы наказание, а уж наказаний Миледи старался избегать любой ценой. На самом деле он всегда ненавидел свою машину. Ненавидел ее дороговизну, которая будто подчеркивала, какая он дорогая шлюха, ненавидел ее превосходное состояние, будто он, Миледи, очень ценит этот подарок и боится ее потерять. Он до сих пор помнил ту ночь, когда хозяин трахал его, обещая самую крутую тачку, какую тот только захочет, а потом на следующее утро потащил в автосалон и позволил выбирать. Мил тогда был так зол, что ткнул пальцем в самый дорогой джип, и хозяин лишь ухмыльнулся, согласно кивнул. Только потом, ночью Миледи понял, как был не прав. Жадность тоже расценивалась как ошибка. Член в глотке до сих пор ощущался так, будто был там до сих пор, перекрывая дыхание. Он потряс головой, откидывая ненужные мысли и посмотрел на Кира. Мужчина внимательно следил за каждым его движением, скрестив ноги по-турецки. — Я хочу спать, — пробормотал Мил, боязливо подходя к кровати. Она все еще вызывала необъяснимую тревогу, но не такую панику, как раньше. Вообще-то гораздо легче было бы жить с кем-то безобидным, вроде Михаэля. Мальчишка был, конечно, отличным стрелком и тактиком, но силенок у него было мало и он никогда не казался угрожающим. В отличии от Кира, такого большого и сильного, способного… Блять. Миледи сжал зубы, прогоняя дурацкие беспочвенные страхи. Вот все эти фантазии потом выльются в ночные кошмары. И, не позволяя себе больше медлить, он нырнул под одеяло, укладываясь головой на подушку, лицом к все еще сидящему Киру. — Хорошо, — прошептал мужчина и тоже забрался под одеяло. — Можно мне оставить ночник? — робко спросил Мил, закутавшись по самые глаза. — Конечно, — Кир придвинулся ближе, накрыл своей ладонью холодную ладонь парня, чуть сжав пальцы. Они смотрели друг на друга, рассматривая, изучая, привыкая, и это было так неловко для обоих, что они краснели и смущались как дети. — Ты красивый, — ласково прошептал Кир, и ему показалось, что в больших светло-серых глазах Милоша мелькнула благодарная улыбка. Когда он так улыбался, его лицо преображалось, становилось будто моложе, исчезала морщинка на лбу, расслаблялись сведенные к переносице брови, чуть приподнимались уголки губ. — Ты тоже… — хрипло прошептал в ответ Мил. Он действительно считал его красивым. Даже красивее хозяина. Хотя нет, не так. Хозяин обладал привлекательной внешностью, но душа его была уродливой, и на ее фоне меркла любая сексуальность. В Кире было красивое все, даже сейчас, когда он был уставшим, с темными кругами под глазами от недосыпа, с беспорядком на голове, заросший бородой как полярник, он был очень привлекательный. Они оба, и Кир, и хозяин, светловолосые, голубоглазые, высокие и плечистые, но одновременно с тем они как небо и земля, как добро и зло, как горячее и холодное. Незаметно для себя Миледи уснул, размышляя о контрастах, находя все новые и новые аргументы. Раньше он всегда долго ворочался в кровати, замерзая под одеялом даже в жару, но близость Кира, его теплая рука, сжимающая руку Мила, мягкий свет ночника, совсем другой, не такой, как был в офисе или особняке хозяина… Теплый, будто от настоящего, живого огня. Хозяин был мертв. Должно быть, Морозовы уже прикопали его или скинули в реку, или еще что-нибудь сделали с его телом. Ему снилось, как вздувшийся посиневший труп плывет по воде, и течение относит его к берегу, то к одному, то к другому, а потом переворачивает на живот и несет дальше, дальше… Бледная кожа вся в трупных черных пятнах, глаза заплыли, их тусклый свет погас окончательно. Мил видел себя будто со стороны. Вот он стоял на утесе, вот прыгнул в воду… Ледяная вода сковала сердце, залилась в нос, но он вынырнул, погреб вперед, к хозяину, как верная псина. Его кидало по волнам, качало и отбрасывало в сторону, но он упрямо продвигался вперед, пока не коснулся пальцами мокрой одежды. Схватился, подтянул к себе… Изуродованное и распухшее лицо казалось незнакомым. Оно было так близко, что Миледи мог рассмотреть каждое синее пятнышко, вздувшиеся фиолетовые вены, отслаивающуюся хлопьями мертвую кожу, омерзительные, побелевшие по краям язвы в тех местах, где труп успели пожрать рыбы. Лицо было пугающе живым. Набрякшие веки дрогнули, открывая светлые глаза с темными, расширенными как у наркомана, зрачками. Его напряженный осознанный взгляд ощупал лицо Миледи, синюшные губы приоткрылись, и из щели рта вывалился распухший язык… Милош отшатнулся, закричал, забарахтался, пытаясь отплыть, но неожиданно сильные пальцы утопленника больно вцепились в его руку, дернули к себе. Он забился, отталкивая от себя настойчивые руки, и резко распахнул глаза. Дневной свет куда-то делся и он вдруг понял, что находится не на середине реки, а в спальне. В спальне Кира. В объятиях Кира. Мужчина ласково что-то шептал, поглаживая по спине, успокаивая, и Мил обреченно простонал, утыкаясь носом в подставленное плечо, прислушался. Все его существо вопило, требуя выкрутиться из объятий, уйти от прикосновений незнакомого человека, но… — Я с тобой, все хорошо… Миледи прижался еще ближе, грудью к груди, переплел ноги, вжимаясь всем телом в теплое тело. В живое тело. Он все еще судорожно хватал ртом воздух, будто действительно побывал в воде, но теперь, осознавая реальность, успокаивался, расслабляясь в сильных руках. Согретый теплом, он снова провалился в сон и кошмары не мучили его до самого утра. А проснулся он от солнечного луча, что пересекал всю комнату и ослеплял своим золотым сиянием. Чувствуя себя непривычно отдохнувшим, он с сожалением понял, что Кира рядом нет, но на кухне тихонько бормотал что-то телевизор, едва слышно шумел чайник, а значит, мужчина готовил завтрак. Миледи нехотя откинул одеяло, взглянул на часы… — Нихрена себе! — выдохнул он потрясенно. 11:36 Он проспал всю ночь и все утро, а просыпался только единожды. Спустив ноги на коврик, он с удовольствием поджал пальцы, наслаждаясь мягким ворсом ковра. Бедро все еще болело и ныло, но воспаления не было, да и, пусть прихрамывая, но ходить он мог. Все-таки повезло, что пуля прошла по касательной. Он прохромал на кухню и зажмурился, открыв дверь. Было очень светло, даже светлее, чем в спальне. — Проснулся, соня? — ласково пробормотал Кир, кинув на него беглый взгляд. На сковородке что-то весело шкварчало. — Да… очень долго спал, — хриплым ото сна голоса откликнулся Миледи, подходя ближе. Совместный завтрак — это еще одно испытание на прочность, но просить Кира оставить его одного было как-то стыдно. — А, ничего, я привык. Миха тоже всегда любил поваляться до обеда, — легкомысленно отмахнулся мужчина. Мил почему-то напрягся, вцепился руками в край стола. — Ты спал с ним? — жестко уточнил он. Нет, он догадался еще тогда, когда хозяин разговаривал с ним по видеосвязи и упоминал любовника Михаэля, но теперь все встало на свои места. Кир замер на секунду, обдумывая, как бы все объяснить. Он не жалел, что сказал, ведь не хотел скрывать что-либо от Миледи, но стоило бы это преподнести чуть мягче. — Да, — спокойно ответил он, оборачивась. Лицо его было расслабленным, поза уверенной, а вот Милошу показалось, что у него кто-то выдернул почву из-под ног. — Он же ребенок! — возмущенно прошипел парень, гневно сверкая глазами. — Ты его в два раза старше! — Мил… — Господи, это просто ужасно! Ты в отцы ему годишься! Он же просто мальчишка, просто… — Мил, мы с ним все обсуждали, — твердо произнес Кир, не делая попыток приблизиться. — Я понимаю, как это выглядит, но Михаэль не обычный мальчик. — Ему девятнадцать! Он совсем ребенок! Как у тебя на него вообще встал?! Что ответить на этот аргумент Кир не знал, поэтому просто вернулся к готовке, давая им обоим время остыть. Но все-таки добавил спустя целую бесконечную минуту: — Я его ни к чему не принуждал. Миледи злобно фыркнул и ушел в ванную. В нем говорил не только голос разума, не только теплые дружеские чувства к этому мальчишке, но и свой собственный печальный опыт, воспоминания, как он сам стал игрушкой в руках взрослого мужчины, пусть даже Милошу тогда было немного за двадцать. Однако, зная Михаэля, вполне можно было предположить, что гормоны взяли верх над ним, и он сам соблазнил Кира, но, черт возьми, неужели Кир не мог сказать решительное «нет» и держать свой член в штанах?! Мил умылся, стараясь привести себя в порядок, но злость никуда не девалась. Он мучился столько времени чувством вины за то, что мальчик увидел гадкое наказание, корил себя за то, что стал причастным к искажению психики этого ребенка, ведь он был готов отдать руку на отсечение, лишь бы его маленького друга не коснулась эта грязь… — Прости меня, — Кир подошел со спины, обнял, чувствуя, как напряглось тело Миледи, будто он был готов отбиваться. — Я понимаю, что хреново поступил. — Как тебе вообще такое могло в голову прийти? — шикнул мужчина, не делая попыток освободиться. — Он же… — Ну пожалуйста, хватит, всё в прошлом. Мил прикусил язык, заставляя себя заткнуться. Да, все в прошлом. — Можно я позвоню ему? — немного оттаив, поинтересовался он. — У Эля день рождения через неделю. Можем пригласить его в гости.***
— Милош, достань пожалуйста из холодильника сливки, — мягко попросил Кир, не отрывая взгляда от сковородки. Грибы шкварчали, и он торопился, чтобы успеть все сделать одновременно. Паста уже сварилась, и теперь нужно было не дать ей застыть. — Зови меня Миледи. Пожалуйста, — смущенно произнес мужчина, поставив на столик коробочку со сливками. Кир поджал губы, откручивая крышку. — Я не хочу называть тебя кличкой, которую тебе дал Сафир. — Пожалуйста. Я сам так себя назвал. Милош плотно сжал губы, чтоб не начать рассказывать вслух, погружаясь в воспоминания. Да, в первый раз, когда хозяин поимел его, он впал в истерику. Кричал что-то вроде «раз я теперь твоя девочка, так и не надо звать меня мужским именем. Какой я теперь Милош, если я Миледи?» А потом они поехали в автосалон, и хозяин купил ему машину. Кир даже перестал помешивать свою стряпню на сковородке. Повернулся, заглядывая в серые круглые глаза. Кудрявая прядь упала на лоб, и он до безумия хотел убрать ее, заправить за ухо, просто коснуться, но не делал это, хотя мог. С каждым днем ему все больше начинало казаться, что он ступает по минному полю. Особой иронично, что он был первоклассным сапером, а обойти все триггеры и фобии этого загадочного человека не мог. Вот и сейчас он не знал, как отреагирует Мил, уйдя в себя. — Я не понимаю, — чуть хриплым голосом произнес он, возвращаясь к готовке. Аккуратно переложил готовые спагетти на сковородку, принялся помешивать… — Я давно хотел поговорить с тобой об этом, — Миледи снова принялся грызть зубами нижнюю губу, будто откусить кусок пытался. — Я… мне не комфортно, когда ты зовешь меня Милошем. Это была одна из тех немногих вещей, которые Кир относил к своим личным достижениям. Он научил его говорить «мне комфортно» или «мне не комфортно», когда тот не мог сказать «я хочу» или «я не хочу». Как убедить парня в том, что желать чего-то — это нормально, он пока не додумался. — Почему? Мил…еди. Ты же знаешь, я не психолог, я не могу догадаться. Просто скажи мне, если захочешь поговорить, хорошо? Он переложил часть пасты на тарелку и поставил на стол. — Будем ужинать в зале или тут? — В зале, — прошептал Милош, забирая свою тарелку. Кир только вздохнул, глядя ему вслед. Каждый прием пищи был на самом деле испытанием для Миледи. Но он не говорил, почему для него это так сложно. На самом деле причина была проста и омерзительна. Он уже и сам не мог вспомнить, за что хозяин решил наказать его в тот день. Помнил только, как после очередного горлового минета (который Мил упрямо мысленно нарекал оральным изнасилованием), в рот ударила тугая струя мочи. Он закашлялся, выкрутился из хватки, сжимающей волосы, закрылся, скривившись от омерзения, но хозяин жестко задрал его голову вверх и сказал: «Если не выпьешь все до капли, я снова посажу тебя на «белковую диету», только теперь ты будешь еще и пить только тогда, когда мне приспичит отлить». И Миледи покорно открыл рот, позволяя хозяину использовать себя в качестве сортира, потому что знал, что хозяин способен на такое. Он никогда не давал пустых обещаний. На самом деле он боялся, что однажды его заставят жрать дерьмо или делать еще что-нибудь такое, что он не сможет совершить даже под страхом пыток, даже под угрозой расправы над родителями, и тогда… Он невольно сглотнул, и моча потекла вниз по пищеводу. Желудок скрутил спазм, из глаз полились неконтролируемые слезы, но он позволил себе расслабиться только после короткой команды «Можешь блевать». Так Миледи не блевал еще никогда. Казалось, что желудок вывернется наизнанку, выскочит через рот. Его с омерзительными звуками рвало желчью и мочой, а хозяин только смеялся… Кир видел, как Мил смотрит на еду, и догадывался о чем-то, но не спрашивал напрямую. Просто тактично отворачивался, когда они ужинали. Делал вид, что смотрит телек. Сначала все было очень непросто. Миледи казалось, что еда комом становится в его горле, и ее приходилось буквально проталкивать по пищеводу, но потом он как-то привык к присутствию Кира, хотя все еще не чувствовал вкуса даже самой аппетитной стряпни. Каждый кусочек, попадающий в рот, всегда вызывал ассоциации с членом, толкающимся в глотку, и он недоумевал, почему этот член отрывался от хозяина и проглатывался, продвигаясь к желудку. Все оказалось действительно сложнее, чем Кир себе представлял, но сдаваться было не в его стиле. Помощь этому человеку стало навязчивой идеей, и доходило даже до того, что Кир спрашивал мнение Миледи по каждому, даже самому незначительному вопросу, вплоть до выбора зубной пасты. Мил тыкал пальцем в первую попавшуюся коробку, и вскоре Кир понял, как заблуждался. Ему не нужен был этот выбор, потому что все это ему и так позволялось делать. Выбор товаров в магазине или что они будут есть на ужин — не был выбором. В тот момент, когда он это понял, на него напала такая смертельная тоска, что руки опустились. Казалось, что ответ где-то рядом, и, наверное, нужно было расспросить поподробнее о Сафире, но он не решался спросить напрямую. Миледи начал этот разговор первый. — Ты какой-то не такой. Что-то случилось? Кир оторвал взгляд от экрана телевизора, осознав вдруг, что не понял ничего с самого начала серии. Просто пялился на картинку и думал, вспоминая все, что произошло с ними с самого начала недели. — Извини, я просто не знаю, как тебе помочь. — Помочь мне? То есть твои странные доставучие вопросы в супермаркете сегодня при выборе макарон — это попытки? — он замер, уставился на мужчину круглыми глазами, но в его взгляде не было насмешки, только искренняя благодарность, почти восторг. Кир смущенно почесал затылок, чувствуя, как краснеет. Сияющие глаза Милоша уже не были такой редкостью, но каждый раз все равно сбивали с толку. — Я подумал, что это правильно, но теперь понимаю, что заблуждался, — он закусил губу, притягивая Миледи к себе за талию. — Может, если я буду знать больше о Сафире, то не буду ну… делать вещи, которые делал он? Миледи мягко улыбнулся. Он так хотел сказать что-то вроде: «ты не бьешь меня, не насилуешь, не заставляешь убивать людей, не шантажируешь, не унижаешь морально», но промолчал, будто чья-то рука схватила его за горло, перекрывая воздух. Поэтому он ответил коротко: — Ты не делаешь ничего из того, что делал он. — Но я же вижу, что ты печальный! — Не надо меня жалеть, пожалуйста! Мне плохо не от того, что он делал со мной, а за то, что я убивал. Понимаешь? — набрав полную грудь воздуха, выпалил он. — Я давал клятву Гиппократа, я должен был спасать людей, а я убивал. Потому что боялся за свою шкуру и за родителей, которых уже и в живых не было… Улыбка давно пропала, блеск в глазах снова померк, и он отвернулся, не желая смотреть на Кира. — Я моральный урод, — наконец-то прошептал он обреченно. — Когда ты сказал, что родителей больше нет, я одновременно с горем почувствовал облегчение. Я так старался не думать о них, что забыл их лица. И когда ты сказал… я ведь уже знал, что Сафир мертв, но подумал тогда на автомате, что уж теперь-то мне нечего бояться. Я обрадовался, понимаешь? Он закрыл глаза и положил голову на грудь Кира. Ему так был нужен в тот момент человек, настоящий, близкий, живой человек, с которым можно было разделить свою боль. Руки дрожали, и он сжал пальцы в кулак, упрямо стиснув зубы до скрипа. — Ты ни в чем не виноват… — прошептал мужчина, поглаживая Милоша по голове. — Вообще ни в чем. Парень в его руках напрягся, выпутываясь из объятий, но двигался как-то механически, будто рывками, как робот. Из серых глаз пропало осознанное выражение, они потемнели, как бывало в те моменты, когда он просыпался от очередного кошмара. — Не жалей меня, понял? — процедил он, угрожающе нависая над Киром. — Я убийца, мои руки по локоть в крови, — и… он набросился внезапно, молниеносно, занося кулак для удара в голову и Кир только и успел что поставить блок. Удар был не вполсилы, а полноценный такой, с вполне четкой целью. — Успокойся! — Кир попытался прижать его к себе, но очередные удары обрушились на плечи и бок. Миледи зарычал, кинулся вперед, глядя прямо перед собой. Они упали с кровати, больно ударившись о пол, но совсем не заметили этого, покатившись по ковру. Мил был все еще слаб, и только это дало Киру преимущество. Он был растерян такой внезапной вспышкой гнева, но ожидал чего-то подобного. Ну и вес, конечно, тоже был его козырем. Как бы Миледи не был силен, он был почти на полголовы ниже и заметно уже в плечах. Стараясь не причинять лишней боли, мужчина заломал ему руку и оттолкнул, но Мил вдруг и сам с готовностью перекатился на бок и встал на колени, закрывая лицо руками, будто защищался, будто ждал наказания. — Извини, — тихо вздохнул он, пригибаясь к полу. Кир растерял всю свою злость от неожиданного нападения, сел рядом, заставляя Миледи поднять голову, посмотреть в глаза. — Ты сказал, что я не виноват ни в чем, и я… — он шептал как безумный, заглядывая в удивленные голубые глаза. — Извини, Кир, пожалуйста, извини. Я доверяю тебе, я знаю, что ты не сделаешь мне больно. Извини, если я иногда дергаюсь в сторону или делаю все те странные вещи, или говорю что-то не то, но я правда верю тебе. Ты и Михаэль — вы спасли мне жизнь, не важно планировали это или нет, но вы мои друзья, а ты еще и … не знаю. Я не знаю, как назвать то, что между нами. Он бормотал и бормотал, захлебываясь слезами. Все напряжение, которое он так долго держал в себе, вдруг прорвалось как плотина. — Пожалуйста. Может быть, я прошу многого, может, я не смогу дать тебе то, что ты хочешь, но один точно не справлюсь. — Мил… — растеряно протянул мужчина, хватая его за плечи, прижимая к груди как ребенка. — Я не хотел убивать, но я так боялся… — все внутри у него буквально сжималось от стыда, и так хотелось свернуться калачиком под боком у теплого и понимающего Кира, исчезнуть, испариться. — Это было так больно, Кир, понимаешь? Все, что он делал со мной. Я такой слабак! Слезы катились из его глаз безудержным потоком, а он все бормотал, не в силах остановиться. — Он говорил, что убьет родителей, что сделает с мамой то, что делал со мной, а потом и меня… — истерика медленно отступала, оставляя после себя липкое оцепенение. — Он был так изощрен в пытках. Каждое наказание придумывал что-то новое, еще более дикое. Он совал в меня все, что мог найти, он втыкал мне иглы под ногти, он оставлял ожоги, резал… А я терпел, потому что знал, что если буду сопротивляться… Кир зажмурился, мечтая закрыть себе уши. Задушенный шепот Миледи иссушил его, лишил способности мыслить здраво, поэтому все, что он мог делать — это раскачиваться как умалишенный, убаюкивая, успокаивая. — Я виноват, потому что боялся за свою шкуру. Я убивал людей… так много людей, что даже не помню уже сколько… — Я тоже… — хрипло произнес Кир. — И Михаэль. Мы все убийцы. И я виноват больше твоего, потому что не чувствую раскаяние. Миледи отстранился. Глаза его покраснели и опухли от слез, губы дрожали, будто он пытался ухватить хотя бы клочок воздуха. — Как ты с этим живешь? Кир вздохнул, покачал головой. — Наверное, потому что это был мой осознанный выбор. Я бывший военный. Я с самою юности знал, что мне придется убивать. Милош смотрел на него пронзительным взглядом, обдумывая что-то, а потом прошептал на выдохе: — Я бы сказал, что не виню тебя, но это ложь. Тебе тоже нет оправдания. Кир коротко кивнул, радуясь, что истерика отступила. — Ты можешь стать волонтером, — предложил он, протягивая вперед руку и заправляя прядь непослушных волос за покрасневшее ушко. Миледи кивнул. — Я думал об этом. Можно было бы снова пойти учиться, ведь я забыл почти все, что знал про медицину. Да и мой диплом уже, наверное, не котируется. Он же польский. — Отличная идея! — улыбнулся Кир, помогая ему встать. — А теперь давай-ка приберемся тут. — Я разбил вазу… — смущенно пробормотал Мил, поглядывая на осколки. Он даже не заметил, когда это произошло. Теперь он понимал, что убрать пистолет в тумбочку было хорошей идеей. Не хватало еще потерять контроль и навредить кому-то. — Ничего, купим другую, все равно завтра пойдем за подарком Михе, — Кир ушел на кухню и вернулся с веником и совком. — Он должен мне песню. — Никогда не слышал, как он играет, — пробормотал Миледи, доставая из шкафа пылесос, чтобы пройтись по ковру, собирая мелкие осколки.