Кодло

Кто во всем виноват? Идиоты, которым в голову ударила сперма. Кто со всем этим должен разбираться? Конечно же Мин Юнги! Потому что мозги на всю компанию дали только ему и позволили их использовать по прямому назначению! — Просто прекрасно! — парень шумно вздыхает и поджимает губы от злости. Теперь он должен идти, загипнотизировать Хиёри и пораженно ахнуть, приложив ладошки к сердцу, когда узнает, что ее милую подругу не добил Чонгук, и выжрать Чимину серце за то, что так его опекал и не заметил вот эту вот мразоту прямо под своим носом! Теперь он должен копаться во всем этом мусоре, должен перебирать его своими руками, потому что Чимин упал в глубокую яму грусти и вселенской тоски от того, что парень его мечты оказался немножко так двуличной сукой и крысой, которую стоило бы устранить сразу же! Но нет, он продолжал барахтаться, играть в любовь и томно вздыхать там, где нужно было просто перекусить хребет. Где нужно было просто уничтожить крысу! Юнги раздраженно рычит и почти отпихивает развеселого Хосока, который идет на него с объятиями — не сейчас. Он же его просто загрызет! Чон зло фыркает и, вскинув голову, уходит. Да-да, потом обязательно поскандалим, дорогой… Дорогой? Юнги почти запинается на ровном месте и шумно сглатывает, но отмахивается от этой внезапной мысли, полагая, что это его воспаленная от злости ироничность просто ему боком вылазит. Это же Хосок! Какой он ему, к черту, дорогой?! Кто он вообще ему? Так, человек… Теплое тело, с которым приятно ложиться в одну постель и которое не напирает с излишней влюбленностью и романтичностью, будто знает, что с этого ничего хорошего не получится, ничего адекватного. Юнги идет уверенно по коридору и резко тормозит, когда слышит за углом голос Хиёри. А что она здесь делает? Она живет в совсем другом общежитии. Он прислоняется к стене и прислушивается. — Намджун-оппа, спасибо тебе большое, если бы не ты, Хваса бы не выжила. Я принесла тебе поесть в знак благодарности. — Спасибо, Хиёри, но не стоило так утруждаться. «Намджун? Неужели мы снова ошиблись?» — Нет, Намджун-оппа, ты спас мою подругу, я хочу тебя отблагодарить! — Хорошо, спасибо, — Ким низко смеется. — Как она сейчас? — Плохо, врачи ввели ее в кому, сказали, что так будет лучше… Я так волнуюсь, она была сама не своя после встречи с этим Чоном, а потом сказала, что хочет побыть одна… Если бы я только знала!.. Если бы сразу пошла за ней!.. Я ужасная подруга! — Хиёри заходится в приступе надрывных рыданий. — Ну, тихо, все хорошо. Хваса обязательно поправится, а ты не вини себя, ты очень хорошая подруга, очень добрая… Просто тебе нужно больше поддержки, не бойся, поделись с друзьями. — Но я не хочу нагружать их этим еще больше, они тоже тоскуют, а я… Я просто плакса… — Ну тогда, если хочешь, приходи ко мне, я могу тебя выслушать, Хиёри. — Спасибо большое, мне действительно это необходимо. Если ты не против, то я приду к тебе сегодня в семь? — Конечно, приходи. Буду ждать. Они прощаются и Хиёри уходит, кажется, в достаточно приподнятом настроении, будто не понимает, что Намджун собирается приподнять ей сегодня еще и короткую плиссированную юбку. Забавно… Овца, которая добровольно идет в логово волка. Впрочем, Хосок тоже пришел к нему сам и сам себя предоставил. Люди, что еще здесь сказать. — А ты знал, что подслушивать нехорошо? — Намджун едко ухмыляется, прислоняясь спиной к стене рядом с ним. — Ну меня удивило, что падальщики могут быть такими обходительными, решил послушать. — Ага, собратьям своим это расскажешь, — Намджун зло смеется, кажется, и вовсе игнорирует это презрительное «падальщики». Чего уж тут, никто их особо не любит, но уж очень любят к ним бегать, если нужна помощь или разнюхать что-либо. И Намджун таких презирает, насмехается в форме более изощренной, чем просто слова — он дает им возможность в полной мере ощутить свою беспомощность. — Играете в детективов? Сэр Артур Конан Дойл испытал бы испанский стыд, глядя на ваши жалкие потуги. — О! Так ты уже знаешь, кто убийца того парня и почти убийца несчастной Хвасы? — Юнги едко ухмыляется и колко стреляет глазами, наблюдая за расслабленным парнем. — А впрочем, было бы странно, если бы не узнавал сам себя. Намджун же только смеется, запрокинув голову, щурит немного глаза и смотрит с такой иронией, что хочется согнуть спину и опустить стыдливо голову. Намджун давит просто аурой, даже без гипноза, вот так вот просто, властно, авторитарно. Намджун сильный оборотень, уверенный, на него не действуют ничьи методы и за собою он наверняка зачищает мастерски, раз может позволить себе до того ироничный смех. — Какое… приземистое мнение, — почти выплевывает Ким. — А впрочем, змеи умны лишь в мифах и сказках, в жизни дела обстоят немного иначе. А жаль, это очень легкая загадка. — И ты знаешь ответ? — Догадываюсь, — Намджун не скрывает торжественной улыбки и немного прикрывает глаза. — Вы не там ищете, есть еще один млекопитающий здесь… — Действительно! — Юнги раздраженно фыркает и почти взрывается от злости. — Один? Может, сто один! — Ох… Скудоумие, я вижу, лучший друг змей, — Ким вымученно стонет и прикрывает глаза ладонью слишком уж манерно. — Я не говорю о людях, я говорю о наших близких собратьях, Мин. Ладно, последняя подсказка — это хищник. Обрати внимание на способ охоты… Впрочем, ваш Тэхён забирает себе всю его славу. — Откуда ты знаешь о Тэхёне? — Да ладно, будто ты не знаешь, что падальщики, — он выплевывает с нескрываемой насмешкой последнее слово, — знают все и обо всех. — Торгуешь информацией? — Юнги усмехается, только бы цена была вменяемой. — Как можно?! — он деланно возмущается и фыркает до того насмешливо, что, если бы не ситуация, Мин бы даже врезал. — Забавы ради… Ладно, я и так уже слишком много наговорил тебе, осталось только немного подумать. Намджун легко отталкивается от стены и уходит с привычной ему вальяжностью, оставляя только горькое послевкусие разочарования. Сука! «Я знаю, но не скажу, потому что выродок с укушенным самолюбием», — Юнги почти рычит от злости. Хочется разнести что-нибудь… Отпинать кого-нибудь и напиться свежей крови, насытиться, будто это способно успокоить, будто агрессия не опьянит его еще больше, будто не затуманит его голову сильнее, превращая в настоящее чудовище. Монстра, который не видит краев и границ, который способен уничтожать, не глядя. Который может уподобиться до съедения себе подобных. Злость струится по крови, бурлит и шипит так, что сосуды лопаются. Натягиваются, вздуваются, трескаются, они рвутся и кровь из них выплескивается, выливается в тело жаркой лавой, обдает настоящим кипятком. Юнги сжимает руки в кулаки и думает только о том, что еще немного и он сам выйдет на кровавую охоту.

***

Чимин открывает дверь в комнату и не может сдержать ухмылки, когда рассматривает потягивающегося Чонгука в одних только джинсах. Его кожа мягко переливается в теплом свете одной лишь настольной лампы, сияет и сияние это бархатом струится по рельефному телу. Завораживает. Весь Чонгук завораживает. Его родинки, его смех и сонное мурчание — все это превратилось в настоящие фетиши Чимина, особые точки, когда от одного прикосновения пьянеешь, когда сходишь с ума и в голове желание только одно… Языком попробовать бархат кожи. Чимин облизывает губы и заходит в комнату, швыряя телефон на свою кровать, обнимает Чонгука со спины и целует его в плечо, чувствуя, как по его коже бегут мурашки. Волшебно. Слишком волшебно, чтобы Чонгук оказался мразью… Чтобы оказался тварью и предателем. — Как встреча? — Чимин выдыхает ему прямо на кожу, тянется пальцами к его соскам и касается так, чтобы услышать сладкий судорожный вздох. — Ох… Что тебе сказать? — парень безвольно опускает голову, рассматривая чужие руки с сияющими серебряными браслетами. — Нежная влюбленность, отвергнутые чувства, легкие налет истерики — ничего нового, — он пожимает плечами и кривит немного губы, поворачиваясь в объятиях. — Устал? Какой-то ты замученный… — Хваса начала истерить и я просто ушел, — Чонгук шумно выдыхает и заметно расслабляется, чувствуя, как ладони Пака мягко поглаживают его поясницу. — Что-то мне было плохо… — Малыша нужно утешить? — Чимин коротко целует его подбородок, но хмурится, когда замечает ухмылку на губах любовника. — Что такое? — Обожаю, когда ты называетшь меня малышом, — Чонгук цепляет пальцами подбородок любовника и приближается к его губам своими, — и смотришь снизу вверх… — Я рад, что тебе нравится, — Чимин скалит зубы, сжимая одной рукой худой бок. — Не все же тебе только снизу вверх смотреть, нужно иногда и менять позиции. — Не перебарщивай с ядом, ты ведь не змей, — Чонгук хитро щурится, а у Чимина внутри все понастоящему стынет, укрывается колким инеем и, хоть лицо он держит, дыхание его не сбивается, во рту предательски пересыхает, а сердце делает на один удар больше. Чонгук просто язвит, все не может вот так складываться… — Кто-то только что обещал меня утешить, а сам только и думает, как мною утешить себя. — Переигрываешь, Чон, — Чимин колко ухмыляется, выдыхая прямо на губы парня, — я же знаю насколько сильно тебе это нравится. Чонгук не сдерживается первый, он впивается в губы любовника с небывалой пылкостью и страстью, зарывается пальцами в гладкие серебряные волосы и тихонько стонет, когда Чимин легонько кусает его нижнюю губу, перехватывая инициативу на себя. Вкусно. Будто в теплый мед добавили немного красного острого перца. Пряная сладость с легкой остротой, с чем-то, от чего горят их губы, от чего слюна эти губы пачкает, оставаясь пылающими отпечатками. Они целуются каждый раз страстно, будто в воздухе флюиды и феромоны только для них двоих, будто ток пробивает внезапно под кожей. Будто один лишь взгляд способен решить все, одно прикосновение поднимает бури, а неровное дыхание их способно раздуть до масштаба настоящих катаклизмов. Убийственной силы, которая сметает на своем пути все и которая укладывает их в одну постель, нежит на белоснежных простынях и купает в мягкости подушек. Они целуются, и это похоже на помешательство. На попытку съесть живьем и изучить все тело дрожащими ладонями — страшный голод, который рвет их души, горит в них и опаляет изнутри адским пламенем, от которого только в объятиях есть спасение. Чимин оглаживает спину Чонгука и мягко толкает его на кровать, отрываясь от сочных искусанных губ, смотрит с ухмылкой на парня, обводит взглядом его ровную кожу и крепкие бедра, обтянутые черной джинсой. — Хочу тебя полностью раздеть… — А что тебе мешает? Ну же, не стесняйся, — и ухмыляется так едко-едко, что Паку хочется уже отшлепать его, видеть яркий румянец на коже. — Детка, я верю, что ты мастер языка и без твоих язвительных острот, — Чимин опускается перед ним на колени, устраиваясь между разведенных ног, и крепко сжимает бедра ладонями. — Наказать бы тебя за такое, но я ведь обещал тебе ласки… — Пока обещания не превратились в… Ах! Чонгук запрокидывает голову и еле удерживается на локтях, когда губы Чимина накрывают его член через грубую ткань брюк, когда ладони только грубо сжимают его бедра, давят на них, заставляя его только тихонько поскуливать. Старший в ласках лучший. Он вылизывает его член через грубую ткань, сжимает своими губами и легонько царапает зубами, пуская мелкие вибрации по его напряженной плоти. Он касается его с той смелостью и наглостью, на которую ни один его любовник еще не был способен, будто знает все зоны и точки лучше самого Чонгука. Будто способен заставить его терять сознание от оргазма. Но Пак с ухмылкой отстраняется, чтобы припасть губами к темным соскам. Чонгук шумно стонет и судорожно выдыхает, чувствуя как мягкие полные губы в один миг сменяются зубами, как старший, будто играючи, дразнит его легкими царапинами, укусами. Чонгук кусает губу, когда почти валится, потому что локти, кажется, совсем не держат. Ладони Чимина судорожно оглаживают его бедра, переходя на пряжку ремня, легко растегивают его, пробираясь внутрь. — Мой малыш не хочет сменить позу? — Пак ухмыляется, а потом резко прикусывает сосок, наслаждаясь звонким вскриком. Чонгук послушно приподнимается, помогая стянуть с себя джинсы и нижнее белье и уже ложиться на постель так, чтобы не удерживать равновесие, наблюдает только за Чимином, который стаскивает обувь и залезает к нему. — Какой послушный мальчик, — Пак устраивается между его бедер и легонько шлепает по одному, — Какой похотливый. Любишь, когда я тебя ласкаю? А когда наказываю? Или ты просто любишь кончать для меня? Щеки Чонгука затягиваются спелым румянцем, он дышит через приоткрытый рот и даже слова сказать не может, потому что да. Просто «да» без запятых и лишних объяснений, без ненужного трепа и просто «да». Чимин ухмыляется только на его реакцию, поглаживает бедра ладонями и медленно наклоняется к его подтянутому торсу, выцеловывает низ живота. Чимин ухмыляется, вдыхая сладковатый запах с его кожи, наслаждается его теплотой и крупной дрожью, когда кончиком языка касается темной головки члена. Слишком чувствительный… Как можно им не наслаждаться? Как можно не боготворить его? Чонгук дрожит и мокро стонет, зарываясь пальцами в волосы любовника, когда он берет кончик его члена в рот, посасывает легонько. У него звездочки горят перед глазами, щеки пышут мягким жаром и внизу живота все сладко ноет от возбуждения. Чимин умеет с ним обращаться. Умеет правильно ласкать его тело, умеет касаться и целовать, умеет пить его, как исцеляющее зелье. Чимин превратил его в свой культ, в свою ритуальную жертву, из которой тянут похоть, тянут секс и наивную юность (хоть Чонгук и не отличался никогда наивностью). Чимин сделал его своим… Влил под кожу порочное и украсил ее ядовитыми укусами, одурманил голову гипнозом и будто опоил своим тягучим томным шипением. Превратил в свою послушную куколку, затянув ошейник потуже. — Хен… — Чонгук шумно выдыхает и закусывает нижнюю губу, когда Чимин внезапно берет глубже, опускается ниже и смотрит своими блядскими глазами так, что только и хочется тихонько поскуливать. Будто обычная сука. Парень сглатывает от своей внезапной мысли, облизывает вмиг пересохшие губы и чувствует, как сердце пропускает один единственный удар. Чимин точно его с ума сводит. Чимин точно хочет видеть его в услужении, видеть его покорность и жалкую кроткость, которая с каждым разом пугает все меньше и меньше, становится будоражащей фантазией и возбуждает так, как не должна возбуждать. Не его точно. — Хен… Он снова стонет от ощущения чужих губ, от того, что Чимин носом утыкается в его лобок и выдыхает до того горячий воздух, что только и хочется раствориться в этом чувстве. — Что такое? Тебе не нравится? — Чимин отстраняется от него и легко ухмыляется, когда видит возбужденный поплывший взгляд любовника, когда видит его состояние на грани сексуального транса. — Хен, еще, — Чонгук хнычет и скулит, откидывается на подушки и крепко зажмуривает глаза. Будто взгляд Чимина он не почувствует своей кожей. — Так тебе мало? — легкий смешок слетает с губ Пака. — Настолько хочешь быть безвольной куколкой? Да, Чонгук-и? — Да, — парень глухо стонет и отворачивается голову. Теплый поцелуй отпечатывается на уголке его губ и он тихонечко мурлычет, немного выгибаясь в спине. — Я знаю, что тебе нужно. Чимин отстраняется, не обращая внимания на разочарованный взгляд, и открывает прикроватную тумбочку. — Презервативы у меня в рюкзаке, я купил сегодня. — А смазка в тумбочке? — Да, должна еще быть, — Чонгук закусывает нижнюю губу, обхватывая свой член ладонью, и прикрывает глаза. Чимин вряд ли оставит его без ласк надолго, но как же мучительно терпеть. Пак возвращается обратно, смотрит как Чонгук себя ласкает и не может удержать себя от того, чтобы ногтями расчертить внешнюю сторону бедер любовника, сорвать с его губ тягучий вздох. Такой теплый и влажный, что в дыхании этом точно можно утонуть. Пак наклоняется ниже, чтобы коротко поцеловать парня в висок, а потом откручивает тюбик со смазкой и выдавливает много геля себе на ладонь. — Ты что, плаваньем решил заняться? — Чон едко усмехается, но сразу же стонет, когда старший закидывает одну его ногу себе на плечо. — Ну… в оргазме утопить я тебя точно хочу, — Чимин клацает зубами и ухмыляется. Он тянется ладонью к анусу парня и густо смазывает его. — Закинь на меня вторую ногу. Чонгук слушается и судорожно выдыхает, когда в него проникают сразу два пальца. Холодная смазка с горячей кожей создает такие контрасты, что голова идет кругом, колени предательски трясутся и уже очень хочется ощутить Чимина полностью, почувствовать его член внутри и… — Хен! — он выгибается в спине, когда пальцы в нем сгибаются, надавливая на простату. Чимин же не сдерживает ухмылки, наблюдая за ним, за его реакцией. Он медленно опускается к груди любовника и поцелуями вдет дорожку до самого лобка, целует мягкую кожу и ухмыляется слишком уж плотоядно. — Ты же не собираешься?.. — А ты не хочешь? — Пак закусывает нижнюю губу и только усмехается на молчание (знак согласия). Чистой ладонью он берет член Чонгука, придерживая, и проводит вдоль него языком, не отрывая взгляда от лица любовника, продолжает двигать пальцами в нем и не может сдержать судорожного выдоха, когда он так сладко скулит. Милый мальчик. Хоть к некоторым ласкам до сих пор не приучен, реагирует на них ошалело и часто брыкается, будто боится, что за ними стоит одна лишь боль. Отказывает себе в удовольствии, додумывая то, чего нет вообще. Чимину нравится его так испытывать, нравится переубеждать Чонгука и касаться его так, как никто не касался до этого, исследуя все больше и больше. Чимину нравится наблюдать, как Чонгук безвольно плывет на постели и только стонет, приоткрыв свои сочные губы. Чимину нравится доставлять Чонгуку удовольствие ртом и пальцами, потому что так он с каждым разом открывается ему все больше и больше, пусть и в постели. Пак берет его член глубже, вылизывает языком венки и проталкивает за мягкую щеку, чувствуя, как Чонгук уже и сам насаживается на его пальцы, как двигает тазом, подстраиваясь под темп. Младший зарывается пальцами в его волосы, сжимает и оттягивает немного, кусает нижнюю губу, пытаясь сдержать стоны, хотя получается плохо. Очень плохо. Просто отвратительно сдерживаться, когда заполняют внутри, когда смазка влажно хлюпает и пачкает подтянутые ягодицы, когда теплые губы Чимина сжимают его член, а его собственный рот наполняется слюною. Голодно. И дурно. Чонгук шумно сглатывает и мутно смотрит на любовника, который продолжает ласкать его тело. Чимин даже не разделся… Все еще в просторном спортивном костюме, который скрывает его наверняка уже возбужденный толстый член. Чонгук бы хотел его видеть сейчас. Видеть перекаты мышц, тени на бархатной коже, видеть как сильно он напряжен и как его член уже стоит. Чонгуку нравятся такие зрелища, нравится знать, что у Чимина тоже едет крыша от него и тоже тело горит, дышит жаром и огненной похотью, плавится под руками. — Чимин… Настолько тихо и пылко, что мажется с его выдохом, мажется с оргазмом, когда бедра и низ живота сводит судорогой. Чонгук раскрывает губы и сжимает ладони в кулаки, когда волна тока прокатывается по его телу, когда она будоражит его нервные клетки. Пак глотает его сперму и показательно облизывает губы языком. — Поможешь? Чонгук только кивает болванчиком и шумно сглатывает, когда старший почти садится ему на грудь, упираясь ладонями и коленями в постель. Чон облизывает губы и дрожащими руками опускает штаны вместе с бельем, обнажая колом стоящий член. Он обхватывает его плоть ладонью и немного приподнимается, обхватывая влажную головку одними лишь губами. Чимин шипит и шумно дышит, хоть Чонгук и не берет глубоко, он старательно работает языком, вылизывает, посасывает, причмокивает губами. Слюна пачкает его губы вперемешку со смазкой, остается на них переливающимися кляксами и скапливается в уголках губ. Кончиком языка Чонгук касается чувствительной уретры, надрачивая член ладонью, и отстраняется, когда чувствует, как сперма пачкает его губы. Он хочет на лицо, на щеки и сам стонет, когда чувствует вязкую жидкость на своей коже. Чимин шумно дышит, его плечи мелко подрагивают и он мягко отстраняется, укладываясь рядом с Чонгуком, пока тот сухой салфеткой стирает со своего лица сперму. Кончиками пальцев старший подхватывает его подбородок и поворачивает к себе, чтобы коротко поцеловать в губы и немного отстраниться. Чонгук заглядывает ему в глаза и в ту же секунду стынет, замечая ту ужасающую черноту, а потом и черный кончик языка. Что за чертовщина?! — Чимин, — он шумно сглатывает, — почему у тебя… что у тебя со ртом? — Что? — парень шумно сглатывает и моргает, его глаза приходят в норму, но от этого совсем не легче. — У тебя язык черный, — Чонгук вздрагивает, когда старший тянется за телефоном и включает фронтальную камеру, рассматривая свой черный рот! — Ах, это… — Чимин легко смеется. — Это Юнги леденцами поделился, не бери в голову, просто пищевой краситель.