***
Гермиона, спотыкаясь, вошла в кабинет заместителя директора, нервы её были на пределе. Всё это время она волновалась и переживала, что речь пойдет об Империусе Роланда Лестрейнджа и тёмном проклятии Друэллы Розье, и перспектива обсуждения этого вопроса приводила в ужас. Если бы Дамблдор знал, что Том сделал это и хотел, чтобы его исключили, это могло бы быть катастрофой. Тогда у него не останется иного выбора, кроме как бежать в какое-нибудь место вроде Албании и общаться с теми самыми людьми, которые всё испортят. А может быть, она содрогнулась, он даже решит, что лучше всего будет поехать в Германию и записаться к Гриндевальду. Сам Гриндевальд, в конце концов, был изгнан из Дурмстранга, не оставив ему никакого реального пути к власти, кроме как возглавить насильственную революцию, среду, которая точно не поддавалась умеренности взглядов. Если дойдет до этого, решила Гермиона, она напомнит Дамблдору об этом факте. — Войдите, — крикнул он, когда она постучала в его дверь. Она осторожно прошла внутрь. Дамблдор сидел за своим столом и блаженно улыбался. Это не успокоило нервы Гермионы. Она села перед столом и посмотрела на свои руки. — Моя дорогая мисс Грин, как вы поживаете? — Достаточно хорошо, профессор, — сказала она. — Я уже почти освоилась. — Это прекрасно, — сказал Дамблдор. — Они хороши, — он подтолкнул вперёд свою конфетницу. — Пожалуйста, угощайтесь. Гермиона взяла леденец и отправила его в рот. Это был способ облегчения стресса, что-то, на чём можно сосредоточить свои ощущения. — Причина, по которой я вызвал вас сюда, мисс Грин, заключается в том, что я обеспокоен кое-чем, на что... обратил внимание. Вы же знаете историю моей семьи, как и сказали при нашей первой встрече. Я не знаю, в курсе ли вы чего-нибудь еще, но... было короткое время, летом после того, как я закончил Хогвартс, в котором я знал Геллерта Гриндевальда. — Да, профессор, — ответила Гермиона. — Об этом я тоже знаю. На мгновение Дамблдор выглядел удивленным и одновременно встревоженным. Затем его лицо вернулось в прежнее выражение. — Понятно, — сказал он. — Похоже, что в будущем многое из того, что я старался скрыть от стыда, будет вынесено на передний план. Несомненно, я это заслужил, — он самоуничижительно улыбнулся. — Что ж, это делает нашу дискуссию короче. По существу, мне пришло в голову, что Гриндевальд может знать, что вы мне не родственница, что вместо этого у вас есть секрет, который я помогаю защищать, и в результате он может нацелиться на вас. Не как на жертву его насилия, но как на инструмент. Он уже это сделал. На кончике её языка вертелась мысль признаться Дамблдору, что, когда она исчезла в Хогсмиде, она не валялась без сознания на опушке леса, а находилась под присмотром Гриндевальда, и он сделал ей предложение. Она была близка к этому. В конце концов, это был Дамблдор. Конечно, это было то, что он должен был знать. Но она не могла выбросить из головы мысль о том, что Дамблдор мог специально подставить её, чтобы выманить Гриндевальда. Том, конечно же, считал это весьма вероятным, даже если и предполагал, что здесь может быть ещё один шпион. Гермиона записала в своем мысленном списке дел, что ей нужно расспросить его об этом подробнее. — Гриндевальд − очень убедительный человек, — продолжал Дамблдор. — Как вам известно, если вы знаете моё прошлое. Он предлагает людям то, что сам не может дать, но его харизма такова, что он убеждает их, что может это сделать. Я должен попросить вас, мисс Грин, если вы когда-нибудь получите сообщение от агентов Гриндевальда, не обращайте на это ни малейшего внимания. — Конечно, профессор, — сказала она совершенно естественным тоном. — Я не собираюсь иметь ничего общего с Гриндевальдом. Он жестокий подстрекатель толпы. Я интересуюсь политикой, но ничем подобным. В своё время я хотела построить карьеру в министерстве. — Хорошо, — глаза Дамблдора одобрительно блеснули. — Тогда, я думаю, вам очень понравится то, что я помог организовать. Профессор Слизнорт сказал мне, что вы являетесь членом его клуба и посещаете банкеты. На следующий такой я порекомендовал особого гостя, своего собственного протеже, можно сказать, из министерства. Профессор Слизнорт подтвердил, что этот человек будет почётным гостем. Гермиона не знала, что и думать. Это было совсем не то, чего она ожидала от этой встречи. Однако она была так рада, что Дамблдор не расспрашивал её о деяниях Тома, что не могла думать о том, что это может означать. — Конечно, профессор. С нетерпением жду этого момента.***
— На нынешней встрече я хотел бы представить вам мистера Септимуса Уизли, главу ведомства внутренних военных операций отдела магического правопорядка. Гермиона захлопала вместе с остальными членами клуба Слизней, когда рыжеволосый мужчина в очках поднялся на подиум. Септимус Уизли выглядел и держался как двойник Перси, и это нервировало, ещё один призрак из её будущего. Как только он открыл рот, она поняла, что этот человек, вероятно, дед Уизли её времени, подумала она с болью, был ранней версией Перси больше, чем просто внешностью. — Добрый вечер, — сказал он педантичным тоном. — Я выражаю свою благодарность профессору Слизнорту за приглашение обратиться к вам. Сегодня вечером я здесь, чтобы поговорить с вами о действующем законодательстве, предложенном моим ведомством для ведения войны против Гриндевальда, чтобы в соответствии с планом министра Спенсер-Муна победить движение, которое угрожает всем нам. Гермиона взглянула на Тома, который, естественно, сидел рядом с ней, обняв её за талию. Он настороженно смотрел на Уизли, его рот был сжат в глубоком скептическом выражении. Гермиона недоумевала, что всё это значит. Неужели Том уже начал изучать политику различных ведомств в министерстве и не одобрял того, что делал Уизли? Это казалось вполне вероятным, и Гермиона с некоторым разочарованием обнаружила, что скептицизм Тома предубеждает её против послания Уизли ещё до того, как он начал говорить. Волдеморт предубеждает меня против Уизли. Это почти заставило её рассмеяться. Но ведь Том не был Волдемортом. Не тем Волдемортом, которого она знала. И всё же она решила выслушать Септимуса Уизли и дать ему возможность усомниться в своих словах. Шок от знакомства с исправленной историей Гриндевальда основательно потряс её, когда она поняла, насколько глупо, и опасно, не формировать собственное мнение, а принимать чужое из уважения к авторитету. А Том, в конце концов, едва ли был даже экспертным авторитетом. — Моё ведомство в настоящее время близко к завершению разработки и предложению двух законов, которые помогут бороться с войной, — бубнил Уизли, не глядя ни на одного из студентов, с которыми он разговаривал. — Также мы написали их таким образом, чтобы они могли быть использованы и в мирное время на благо волшебного общества. Множество раз мы забывали, что меры, которые, как мы знаем, безусловно, необходимы на войне, являются также хорошими концепциями и в мирное время, чтобы предотвратить повторение войны. Брови Тома сдвинулись. Гермиона почувствовала укол тревоги. Она достаточно хорошо знала магловскую историю и магловское общество, чтобы быть очень, очень обеспокоенной, когда военное законодательство применялось в мирное время... — Первый такой закон − это разрешение на изъятие тёмных или опасных артефактов. Разведка министерства указывает, что движение Гриндевальда активно использует тёмные артефакты в своей насильственной кампании против наших европейских союзников. Этот закон разрешит конфискацию любого тёмного или опасного предмета, вынесение его из дома или хранилища Гринготтса, без каких-либо обременительных и затягивающих бюрократических документов. — Он имеет в виду без ордера, — прошипел Том на ухо Гермионе. Она не нуждалась в объяснениях. — Есть исключения для лицензированных министерством и тщательно контролируемых магазинов, из уважения к опыту их владельцев в обращении с этими объектами. — Из уважения к золоту, которое министерство получает от Карактака Берка, — прошептал Том. Она едва сдержала смех. — Целью моего управления является введения положения, позволяющего проводить открытые операции по обыску и захвату домов тёмных магов, — продолжал Уизли. — Этому положению будет требоваться ордер для входа в дом, но не для изъятия какого-либо конкретного тёмного или опасного артефакта. В настоящее время у нас есть трудности со стороны союзников министерства, которые обеспокоены этим положением, но мы надеемся доработать его. — Они не хотят потерять финансовую поддержку Арктуруса Блэка, — зашептал Том. К удивлению Гермионы, он поднял руку и позвал своим обычным тоном. — Мистер Уизли, у меня есть вопрос. Уизли выглядел удивлённым, что кто-то вообще что-то сказал. Очевидно, он привык произносить речи без ответа. Гермиона почему-то не удивилась этому. Оглядевшись, она заметила, что Слизнорт смотрит на Тома с интересом… и тревогой. — При каких обстоятельствах может быть выдан ордер на обыск чьего-то дома? — спросил он. — Я полагаю, должно быть совершено преступление, в котором, как предполагается, были бы замешаны тёмные артефакты, и маг, о котором идёт речь, является подозреваемым? — На самом деле, по мнению моего ведомства, у любого волшебника нет веских причин хранить опасные артефакты, — чопорно сказал Уизли. — Существует неотъемлемый риск того, что эти предметы будут выпущены в волшебный или, что ещё хуже, магловский миры и вызовут хаос. Это положение в идеале позволило бы провести рейд министерства, когда есть подозрение, что такие объекты вообще складируются. Гермиона внезапно вспомнила своё прошлое, или будущее, или возможное будущее, поправилась она. Это было летом после первого курса, когда отец Рона возглавлял набеги на дома волшебников за тёмными предметами, включая поместье Малфоев. Открытые рейды, подумала она. Было также лето перед шестым годом, когда Гарри подозревал Драко Малфоя... но в тот момент Люциус Малфой был осуждённым преступником. Он не был там в их первое лето. Его ни в чём не подозревали. И они не сработали ни в одном из случаев. Она также вспомнила о количестве тёмных артефактов в доме двенадцать на площади Гриммо. Очевидно, там никогда не было рейда. Золото Арктуруса Блэка добралось действительно далеко. Гермиона встревожилась. Она глубоко не любила Люциуса Малфоя, но её внутреннее чувство справедливости теперь было обеспокоено мыслью о том, что чиновники министерства ломают двери, причём выбранные двери, чтобы конфисковать всё, что они сочтут опасным. Она вспомнила, как Хагрида на втором курсе отправили в Азкабан только за то, что он мог владеть тёмным существом. Она сама владела целым рядом предметов, которые по закону могли считаться опасными или даже тёмными, особенно такими являлись книги. Что ещё хуже, закон приучит ведьм и колдунов к этой идее и подготовит почву для дальнейших ограничений, которые произойдут позже. Гермиона вдруг поняла, что перед её глазами разворачивается история. Среди мальчишек из клуба Слизней поднялся ропот по поводу обмена репликами между Уизли и Томом. Уизли выглядел оскорблённым, и Слизнорт попытался прийти ему на помощь. — Некоторые из моих студентов очень интересуются политикой министерства, мистер Уизли, — поспешно сказал он. — Очень многообещающе, не правда ли? — Вполне, — сухо ответил Уизли. Он заставил себя улыбнуться. — В Министерстве всегда идут оживленные дебаты, особенно по поводу магического правопорядка. Но поскольку сегодня у нас мало времени, боюсь, мне придётся продолжить. Сейчас я хочу обсудить второй предложенный закон, разработанный моим ведомством, закон об ограничении пропаганды. Гермиона внезапно выпрямилась. И Том тоже. — Во многом успех Гриндевальда можно объяснить эффективным распространением пропаганды. Его листовки покрыли всю центральную Европу. Волшебная Британия, к счастью, была избавлена от пропагандистских усилий этого тёмного волшебника, в основном из-за пугающего присутствия профессора Альбуса Дамблдора. Лицо Тома на секунду исказилось в презрительном оскале. Затем он изменил его в идеальное выражение внимательного слушателя, каким оно было мгновение назад. — Если бы Гриндевальд пожелал вести идейную войну в нашей стране, то не было бы никаких законов, которые препятствовали бы владению его крамольной литературой. Моё ведомство стремится изменить это положение, и, как и в случае с разрешением на изъятие тёмных или опасных артефактов, акт об ограничении пропаганды не истекает по окончании войны и может быть использован в мирное время на законных основаниях. Внимание Гермионы было приковано к нему. У неё было ужасное чувство, что она знает, к чему это приведёт... — Акт предоставляет министерству магии полномочия ограничивать публикацию и владение подстрекательскими или опасными материалами, — педантично продолжал Уизли. — Закон, ограничивающий право собственности конкретно на вражескую пропаганду военного времени, крайне ограничен, и что ещё хуже, он требует, чтобы шла война, прежде чем он может быть введён в действие. Как научил нас Гриндевальд, войны вспыхивают из-за неспособности контролировать такую опасную пропаганду до того, как начнётся насилие. — Извините меня, мистер Уизли, — перебила его Гермиона. — А что именно представляет собой "опасная пропаганда" в мирное время? Подстрекательство к насилию? Уизли пристально посмотрел на нее поверх очков. — Законодательство позволяет отделу магического правопорядка определять эту формулировку исходя из текущих обстоятельств. «Чёрт побери», — подумала она. Внезапно в её памяти вспыхнул образ ОМП под руководством Яксли, преследующего маглорожденных, насильственного подавления "Придиры" и Долорес Амбридж, приказавшей издавать анти-грязнокровные памфлеты. Она вспомнила кампанию "Ежедневного пророка" против Гарри на протяжении четвертого и пятого года. Она вспомнила, что совсем скоро вся точная информация о Геллерте Гриндевальде будет скрыта и, по-видимому, уничтожена её временем. Дамблдор собирался победить его. Уизли был любимым ставленником Дамблдора в министерстве. Дамблдор также забрал книги по тёмным искусствам из библиотеки Хогвартса, держа их в своем собственном кабинете, даже когда он послал трёх студентов на задание уничтожить невероятно трудный для уничтожения вид тёмных артефактов. Он не возражал против того, чтобы выбирать, какую информацию дают людям. Она встала рядом со своим стулом. — Но, мистер Уизли, что помешает использовать закон для исполнения политической прихоти любой фракции, которая будет в то время контролировать министерство, подавляя при этом взгляды оппозиции? Том посмотрел на Гермиону с нескрываемым восхищением. Остальные члены клуба слизняков разразились бурчанием. Стоя на трибуне, Уизли фыркнул. — Моя дорогая юная леди, политические фракции британского волшебного мира, безусловно, вцепились друг другу в глотки на политической арене и имеют много политических разногласий, но это ужасно, что вы думаете, что одна из фракций захочет сделать подобное с другой! «Теперь я абсолютно уверена, что и та, и другая сделает это», — мрачно подумала она, но в ответ лишь посмотрела на него без всякого выражения. — Тогда каков же пример подстрекательского взгляда, который министерство подавило бы в мирное время? Мне жаль, мистер Уизли, но я просто пытаюсь понять, как этот закон будет использоваться, — она открыто развела руками и заставила себя улыбнуться. Уизли пристально посмотрел на нее. — Ну... сообщение Гриндевальда, например, основано на том, что маги находятся под угрозой со стороны маглов. Это, очевидно, нелепо, но это очень вредит моральному духу волшебников и оставляет магическое население открытым для его пропаганды. — Очевидно, нелепо? — Том встал. — Мистер Уизли, идёт невероятно разрушительная магловская война. Волшебники в Европе стекаются к Гриндевальду, потому что их министерства не уберегли их от оружия маглов. Уизли изумился. — Мистер… — Риддл — Мистер Риддл, у маглов нет никакого оружия, способного пробить магические щиты. — Возможно, и нет, — холодно ответил он, — но эти магические щиты должны быть на месте. У маглов есть бомбы, которые могут разрушать города, и они развернули их в своей войне. Волшебники, живущие там, должны иметь специальные противопожарные и взрывозащищенные щиты. Гермиона вдруг поняла, что Том жил в Лондоне, который подвергся нападению немецких магловских самолетов. Он знал, о чём говорит. Она также помнила из своей магловской истории, что в этой войне города подвергались бомбардировке... ...И что меньше чем через год маглы начнут ядерный век. — Это их обязанность − защищать свои дома, — сказал Уизли. — Их министерства… — Хотите сказать, что война маглов не может повлиять на них, — перебил его Том. — Но она повлияла, и именно поэтому они стремятся к Гриндевальду. Уизли потерял дар речи. Слизнорт закрыл глаза руками. Роланд Лестрейндж встал и презрительно усмехнулся Риддлу. — По-моему, это похоже на Гриндевальда, — усмехнулся он. — Берегитесь маглов и их опасного оружия, — они же маглы, Риддл. Они глупы и примитивны. Так и должно быть, потому что у них нет магии. В прежние времена они даже ведьм не сжигали. — Ты этого не знаешь, — пробормотал Том, свирепо глядя на своего непослушного рыцаря. — Одну минуту, — вмешался Уизли. — Маглы − наши соседи, и мы обязаны защищать их от магии, а не злоупотреблять ими и эксплуатировать. — Несомненно, это так, мистер Уизли, но мы также должны защитить себя, — сказала Гермиона. — Просто потому, что Гриндевальд - самый выдающийся человек, говорящий что-то, не означает, что это автоматически неверно. Том прав, что у маглов есть очень разрушительное оружие. Он взял её за руку и крепко сжал. Она улыбнулась ему и снова повернулась к Уизли. — Но возвращаясь к нашей теме касаемой закона, мистер Уизли, я имею в виду именно то, как вы его описали. Я согласна, что Гриндевальд опасен, но я не думаю, что способ борьбы с ним заключается в том, чтобы игнорировать его слова, потому что люди знают из своего собственного опыта, что является правдой. И я всё ещё думаю, что существует большой потенциал для злоупотреблений в политических целях. Слизнорт встал, улыбаясь, хотя его лоб был покрыт морщинами и потел, а руки слегка дрожали. — Это были отличные дебаты, и я уверен, что мистер Уизли должным образом впечатлён умственным уровнем студентов Хогвартса и их интересом к магическим делам, — сказал он. Уизли слегка улыбнулся Слизнорту. — Конечно, профессор. Всегда приятно видеть, как молодые люди проявляют интерес к политике министерства. Однако боюсь, что должен прервать свою небольшую речь. Я так понимаю, что на этих встречах бывает ужин... — Да, Септимус, именно так, — сказал Слизнорт. — Мы очень рады, что вы присоединились к нам. Ужин был гораздо сдержаннее, чем обычно в клубе Слизней. Слизнорт выглядел взволнованным и обеспокоенным случившимся. Уизли был оскорблен тем, что его обсуждают. На протяжении всей трапезы Том бросал злобные взгляды на Роланда Лестрейнджа, явно очень рассерженный тем, что его публично оспаривали. Гермиона не особенно хотела знать, что он собирается делать с Лестрейнджем потом. Она надеялась, что ничего не узнает. Она ещё больше удивилась самой себе. Но опять же, вспомнила она, на пятом курсе она по-настоящему начала сопротивляться лживым авторитетам, сначала Долорес Амбридж, а потом и самому министру. И весь последний год своей прежней жизни она была официально объявлена вне закона и мятежницей. Кроме того, этот закон об ограничении пропаганды был плохим законодательным актом. Если он будет принят, они будут ощущать его леденящее воздействие в течение следующих пятидесяти лет. Им будет злоупотреблять та политическая фракция, которая в то время руководила министерством. Разрешение на захват тёмных или опасных артефактов было почти таким же плохим по-своему. Конечно, это было необходимо, чтобы предотвратить попадание враждебных предметов в руки маглов, но этот тип закона был чересчур радикальным. И министерство было совершенно не в курсе того, как вести себя с Гриндевальдом. Покровительственное отношение к маглам, как начал Уизли, сосредоточившись на том, как сильно они нуждаются в защите, только позволило фанатикам чистоты крови утвердиться в своих собственных фанатичных взглядах о том, насколько бесполезны и, как там сказал Лестрейндж, примитивны маглы были. Она самолично знала, что они не были ни тем, ни другим. Их достижения представляли угрозу, но в то же время были многообещающими. А волшебники отрицали и то, и другое. Ну, все, кроме жестокого радикального революционера. Гермиона поняла, что она была полна решимости помочь Тому начать политическую карьеру. Том, казалось, был полностью согласен с этой угрозой. Со временем его можно будет убедить согласиться с этим обещанием. Гермиона очень на это надеялась. Когда собрание закончилось, Том отвёл Лестрейнджа в сторону, подальше от ушей Гермионы. Она наблюдала, как он явно угрожал ему, его лицо исказилось от гнева, а палочка подергивалась в руке. Лестрейндж отпрянул назад, с явным облегчением вздохнув, когда Том отпустил его. Он вернулся к Гермионе и изобразил на лице улыбку. — Всё в порядке, я об этом позаботился. Кстати, сегодня ты была великолепна. Казалось, он вовсе не проявил фальшивой лести. У Гермионы ёкнуло сердце. — Но то, что ты сказал, правда, — тихо сказала она. — Я... знаешь, это ничего не изменит для меня, так как это о магловском мире, но меньше чем через год они смогут уничтожить целый город одной бомбой, и это фактически отравит воздух и окружающую среду на многие года после этого. — Ты ведь серьезно, правда? — на лице Тома отразился ужас. — Конечно, я говорю серьезно. — Эти придурки, все они, отказываются это видеть. Гермиона решила не напоминать ему, что среди этих людей было и его собственное альтернативное будущее "я". — Я должен что-то предпринять, — пробормотал он. — Волшебный мир... он так важен для меня, что я не могу позволить ему зачахнуть и умереть, и такое произойдёт, Гермиона. Маглы, — он выглядел отвращённым собственным признанием, — собираются опередить нас. Мы должны измениться. Она кивнула. Он был слишком близко. Это отвлекало её, хотя она и не могла бы сказать, от чего именно. — Ты со мной? Она снова кивнула. У неё было такое чувство, что он спрашивает её о гораздо большем, чем просто о том, согласна ли она с его заявлением. Она даже не знала точно, на что согласилась, но всё равно была с ним. — Хорошо, — прошептал он. Он наклонился вперед. Гермиона невольно попятилась, коснувшись каменной стены. Было холодно, и контраст между холодным камнем и их теплыми телами был... соблазнительным. Он положил руки по обе стороны от ее головы, на расстоянии нескольких миллиметров. Его рот скривился в ухмылке. — Ты пытаешься убежать от меня? — сказал он с низким рычанием. Она покачала головой. — Хорошо, — снова сказал он своим шелковистым голосом. Он погладил её по щеке одним пальцем. Она закрыла глаза и вздрогнула. — Потому что ты этого не сделаешь, ты моя. Его тон был почти угрожающим, но она не могла слишком задуматься об этом, или о чём-то ёщё прямо сейчас. Он отрезал пути, все пути. Том взял её лицо в свои ладони, прижался к ней до самой талии и агрессивно захватил её губы своими. Если бы она была в состоянии думать об этом, то даже отдалённо не удивилась бы, что он сразу же взял на себя полный контроль над поцелуем. Совершенно очевидно, что это ему подходило. Он заставил её губы раздвинуться и начал исследовать рот. Одна его рука соскользнула с щеки Гермионы и скользнула вниз по шее, ключице и груди. — Моя, — повторил он шёпотом у её губ. Гермиона протянула руку и запустила пальцы в его волосы, его идеальные волосы, подумала она. После этого они будут в беспорядке. Этот образ вызвал трепет, исходящий из нижней части таза. Она на мгновение подумала, что целует Тёмного Лорда, но тут же отбросила эту мысль. "Тёмный Лорд" был не человеком, а личностью, и сейчас его не существовало. Это был просто Том. Он был тёмным, но для неё не слишком. Больше нет. Несмотря на то, что сделал с ней прошлый год. Он прикусил её губы зубами, вызвав у неё стон. Она почувствовала, как он ухмыльнулся в ответ на её реакцию. Том погладил её по щеке и потянулся дальше назад той рукой, которая оставалась на её лице, обхватив ладонями всё её лицо и частично погрузив пальцы в её волосы. Он провёл пальцем позади её уха, поглаживая тонкую и чувствительную кожу. Гермиона содрогнулась от удовольствия. В ответ она легонько дернула его за волосы и прикусила его губы, вызвав у него удивленный возглас. — Ты слишком смелая, чтобы проворачивать такое, — пробормотал он. — Гриффиндор, — он протянул руку к низкому вырезу её платья, оно было тёмно-зелёным, подобранным в тон его факультетскому галстуку, и просунул пальцы под ткань. Он нежно погладил её в течение секунды, а затем быстро отстранился, словно в шоке от того, что начал делать, и снова поднес руку к её щеке. — Моя, — повторил он, наконец, прервав поцелуй. Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть на неё. Его лицо было довольным и даже самодовольным. Сердце Гермионы бешено колотилось. Это... было очень впечатляюще. Ни Виктор, ни Рон никогда так её не целовали. Виктор, лениво подумала она, вероятно, был бы способен на это, если бы ей не было всего пятнадцать лет, когда он уже был совершеннолетним. Но сейчас она не могла долго думать о том, что её поцелует кто-то другой, кроме Тома. Всё в порядке, подумала она, даже если он такой собственник. Это тоже ему подходило. И да поможет ей Мерлин, но в этом времени она была совершенно одна, и если она действительно "принадлежала" ему, что ж, она не могла слишком сильно возражать. Гермиона заметила, что его волосы растрепались.