***
Хогвартс Том выполнил своё обещание. Во время каникул он каждую ночь проводил в комнате Гермионы. Поскольку Слизерин был факультетом чистокровных семей, они с Гермионой были единственными, кому некого было навещать. В последние несколько лет Тому удавалось получать приглашения в дома тех или иных членов рыцарей, но, как он признался Гермионе, ему это не нравилось. Семьи его однокурсников относились к нему гораздо холоднее, чем их дети, и в лучшем случае с покровительственным интересом. Гораздо предпочтительнее, заявил он, остаться в Хогвартсе и познавать кое-что новое вместе с Гермионой. Со своей стороны, Гермиона не позволяла сомнениям мешать ей наслаждаться его обществом после того первого раза. После их второго раза у неё внезапно возникла нежелательная мысль о беременности, но существовал рецепт зелья, чтобы предотвратить это, и его было не так уж трудно приготовить. Том был странно безразличен, когда она варила его, и Гермиона удивилась этому. Конечно же, он не был недоволен. «Ему осталось несколько дней до восемнадцатилетия, — подумала она. — А мне уже почти девятнадцать». Она рассчитала её "новый" день рождения, чья дата должна быть годом позже последнего такого в 1997-ом году, так что теперь, оно в январе 1945-го года. «Мы оба слишком молоды для этого, и я никогда не слышала, чтобы Волдеморт или Том Риддл имели когда-либо хоть малейший интерес к тому, чтобы заводить детей…». С другой стороны она предположила, что также никогда не слышала, что "оригинальный" Том, в неизменённом времени, когда-либо интересовался отношениями с другим человеком. Впрочем, это не имело значения. В конце концов, они же учились в школе. Даже если ему и нравилась эта идея в какой-то степени, он ясно понимал, что она была ужасной, потому что не пытался отговорить её от приготовления зелья. А что потом? Если она останется в этом времени, значит ли это, что она останется именно с Томом? Он сам нёс ответственность за свои решения, но иногда людям действительно требуется помощь, чтобы стать лучше. Теперь ей будет больно, очень больно, если она все-таки потеряет Тома в его собственной тьме. Гермиона будет явно недовольна таким исходом. Головой она понимала, что большинство юношеских и ранних отношений не длятся долго... но чей-то голос настойчиво твердил ей, что Том не совсем обычный подросток. А что, если он не утратит к ней интерес? Может и нет, в конце концов. Он делал всё, что ему нравилось, с неиссякающей одержимостью. Она была влюблена в него, но было ли этого достаточно? Она ещё не готова ответить на этот вопрос. Тем не менее, процесс отделения Тома 1940-х годов от Волдеморта 1990-х годов был завершён. Она могла с уверенностью сказать, что Том никогда не причинит ей боль. Даже когда между ними была неприязнь, он проявлял к ней только подозрительный, изучающий интерес, вполне понятный, учитывая все обстоятельства. Как только Том узнал её тайну, то был склонен защищать её, сначала, призналась Гермиона, потому что у неё была полезная информация, но позже он действительно стал заботиться о ней ради неё самой. Теперь его опека стала просто свирепой. Решающим моментом, вероятно, было то, что Гриндевальд приказал похитить её. Том был очень расстроен и встревожен, когда она снова появилась в деревне. С тех пор они прошли путь от дружбы до влечения и до этого. «Сплетая конечности вместе и цепляясь друг за друга, когда мы тяжело дышим, задыхаемся, двигаемся вместе, затем его ладони и сильные руки хватают меня за запястья и…» Гермиона, грезившая наяву в канун Рождества, сидя в одном из кресел комнаты, покраснела от этого воспоминания. Прошлой ночью он попытался это сделать, держав её за запястья и уложив их над головой. Было немного пугающе довериться ему, но в то же время очень, очень волнующе, и почему-то всё было гораздо более приятным, чем обычно. Она вдруг поняла, что впервые с тех пор, как отправилась в прошлое, по-настоящему счастлива. Близкие отношения с Томом Риддлом делали её счастливой, в то время как раньше она испытывала то ужас, то меланхолию по поводу того, что оставила позади. Она узнала, что его день рождения был 31 декабря, и было непросто придумать два подарка, которые можно было бы подарить кому-то в течение недели, но ей удалось. Гермионе хотелось увидеть его лицо, когда он их откроет.***
После очень хорошо проведённого рождественского утра они выбрались из постели и оделись. Гермиона направилась в очаровательную ванную комнату, которую создала Выручай-комната, поэтому она не увидела, как Том достал маленькую книгу в тёмно-синем кожаном переплёте и вытащил из своей головы совсем недавнее воспоминание, чтобы поместить в неё. Он самодовольно ухмыльнулся при этом воспоминании и положил книгу обратно в рюкзак, вытащив ещё один предмет, как раз когда она появилась с его подарком. Они уставились друг на друга и на упаковки, которые держали в руках. Было совершенно очевидно, к какому типу предметов относятся оба подарка. Гермиона подавила смешок, передавая Тому свой прямоугольный свёрток и получая от него такой же по форме. Том развернул свой, и обнаружил Путеводитель по средневековой магии. Он ухмыльнулся от удовольствия, когда Гермиона занялась своим пакетом. — На Рождество у нас было кое-что похожее, если ты помнишь, — отметил он. Глаза Гермионы тревожно вспыхнули, когда она увидела свой подарок − Тёмные искусства в тёмные века: в поисках Некрономикона и других легендарных томов. — Вообще-то это история, — заметил Том, когда она осторожно открыла книгу. Он уже поглощал оглавление своей собственной книги. — Про несколько школ магии, ещё до основателей, о которых мы ничего не знаем. Неизвестно, существовали ли они вообще или это мифы, возникшие со временем. Гермиона видела, что он говорит правду, и это была всего лишь книга по истории. — Спасибо, — искренне поблагодарила она. — Трудно было найти что-нибудь подобное там, откуда... я пришла. — Я уверен, что так оно и было, если прихвостни Дамблдора всем заправляли, — кисло сказал он.***
Шесть дней спустя эта сцена частично повторилась, когда Том без лишних свидетелей открыл в Выручай-комнате свой подарок на день рождения. Гермиона была особенно довольна. Этот предмет, который он должен был получить ещё в прошлом году, так как достиг совершеннолетия как волшебник, но у него не было никого, кто мог такое подарить… по крайней мере, никого, от кого он мог бы принять его с хоть какой-то долей достоинства. Для него не существовало ни "мистера и миссис Уизли", ни родителей друзей, которые питали бы к нему искреннюю привязанность. Кроме того, это был также очень подходящий символический подарок от неё. На этот раз глаза Тома расширились от удивления. Он достал из бархатной коробочки сверкающие золотые карманные часы. Помимо обычного циферблата часов, на нём были указаны фазы Луны и знаки зодиака. Он взял в руки прилагающуюся записку.С опозданием, но не слишком поздно. -Гермиона.
Он вдруг понял, что она говорит не только о часах. Он положил их в защитный футляр и повернулся к ней с тёмными глазами. — Иди сюда, — прорычал он. Он не стал дожидаться ответа, а сразу же потянулся, почти бросился, к ней. Через полчаса он снова надел жилет и гордо прикрепил часы.***
Остаток каникул прошёл идиллически. Это было… странно. По мере приближения начала нового семестра Гермиона думала, что он её почти ужасает. Искренние радости Рождества, дня рождения Тома и полноценного начала их отношений, причём неоднократного, почти вытеснили из её памяти мрачные события, с которых начались каникулы. Почти, но не совсем, и теперь эти воспоминания возвращались на передний план. У неё было неприятное подозрение, что интриги и неприятности начнутся снова, как только школьный поезд прибудет на станцию Хогсмид, если не раньше. Видимо, он думал о том же самом. — Похоже, мне лучше приготовиться к допросу твоих бывших соседок, — пробормотал он вечером перед возвращением студентов. Гермиона подняла голову. Да, тревога снова взяла своё, отлично. Она весьма заскучала по приятной интерлюдии каникул. — Я повторю то, о чём просила тебя после того, как это случилось, — сказала она. — Не пытай их, — она подняла руку, чтобы предупредить его возражения. — Когда Блэк наложил на меня проклятие Круциатус, я дважды подумывала солгать ему, чтобы сказать то, что он хотел услышать, просто чтобы боль прекратилась. Глаза Тома расширились. — Если ты действительно хочешь знать правду, то это не тот метод, который следует использовать. Он смотрел на неё несколько мгновений, обдумывая то, что она сказала, Прежде чем кивнуть. — Тогда мне нужно будет стащить Веритасерум из кабинета Слизнорта, — сказал он. — А как же легилименция? — Я освоил её совсем недавно. Если возможно, то лучше дать им зелье. — Давай я пойду с тобой. Он не возражал, поэтому они скрыли своё присутствие магией, покинули Выручай-комнату и начали долгий путь вниз по лестнице. Слизнорт уже был в своих покоях, и Том быстро справился с запирающим заклинанием. Оказавшись внутри, он подошел к стеллажам и начал перечитывать этикетки, некоторые из которых были очень выцветшими. Его внимание привлёк большой пузырь прозрачного зелья. Он достал из кармана мантии три маленьких одноразовых флакончика и левитировал бутылку с полки. Что-то ещё на полках привлекло его внимание, когда он наполнил сосуды. — Гермиона, мне показалось, что я что-то слышал. Можешь проверить? — прошептал он. Он не мог видеть её, но почувствовал, как легкий ветерок шевельнулся вокруг него, когда она вышла из кабинета. Прекрасно. Теперь он мог забрать другое зелье, которое хотел. Ему не хотелось объяснять ей, во всяком случае, пока. Она вернулась в тёмный кабинет как раз в тот момент, когда он затыкал пробкой четвертый флакон. — Том, что это? Яд? — Нет. Вообще-то, это кое-что для меня, — он сунул фляжку в карман Хотя он не мог видеть её глаз, но мог сказать, что она была настроена скептически. Однако она не стала спорить с ним, зная, что не добьётся своего. Это изменение в ней было одним из многих, которые она заметила за последний год. И, в конце концов, если он получит то, что хочет от этого зелья, то обязательно расскажет ей.***
Гермиона не хотела присутствовать на допросе Тома. Она надеялась, что её обращение к прагматизму удержит его от применения пыток, и была вполне уверена, что так оно и будет, но всё же не хотела быть свидетелем. Гарри описывал ей, каково это, наблюдать, как кто-то разговаривает под Веритасерумом, и это было совсем не то, что ей хотелось бы видеть. Она осталась в гостиной Слизерина, читая свою новую книгу, пока он... чем бы он там ни занимался. Нужно было проводить время в гостиной, чтобы другие студенты факультета не слишком подозрительно относились к её отсутствию. Том использует Конфундус на соседках, когда закончит с ними, но всё равно лучше поддерживать видимость. Наконец три девушки появились в общей комнате, выглядя ничуть не хуже, чем обычно. Они прошли мимо Гермионы, не узнав её. Очевидно, Том уже наложил на них заклятие. Минуту или две спустя, в гостиную вошел сам Том. — Пойдём. Она встала и последовала за ним по многочисленным лестничным пролётам в Выручай-комнату. Уже внутри он подошёл к роскошной и теперь уже очень знакомой кровати и сел рядом с ней. — Так? — сказала она, приподняв бровь. — Никто из них не знал, — он вздохнул. — Ни одна из них? — брови Гермионы взлетели высоко на лоб. — Блэк, очевидно, просто посетил их той ночью, используя свои семейные, или будущие, отношения с ними как прикрытие для того, что он хотел сделать на самом деле. Я предполагаю, что это книга, которую он использовал, была его дочери. Были признаки того, что Вальбурга что-то забыла под Обливиэйтом, и это, вероятно, было именно так. Гермиона нахмурилась. — Ты говорил перед каникулами, что Лестрейндж и Розье что-то замышляли с Блэком. Он не стал бы впутывать в это дело родственниц? Том отрицательно покачал головой. — В конце концов, это не так уж и удивительно. Такие семьи обычно не хотят вовлекать своих дочерей в грязные дела. — А как насчёт твоей теории о Лукреции? — Она не шпионка, — сказал он. — Она ни в малейшей степени не замешана во всём этом. Лукреция считает дни до окончания школы, чтобы сыграть свадьбу и уехать из дома. Ей нравится этот парень Пруэтт. Хотя я находил его невыносимым болваном... но это не важно. Двух других Поллукс Блэк действительно использовал для получения информации о твоих привычках и интересах, так он узнал, что стоит использовать книгу, но не рассказал им о своём плане. Гермиона почувствовала смутное облегчение. Возвращаться в комнату было всё равно небезопасно; Блэк мог легко отправлять девочкам другие портключи (или что-то похуже), но было приятно узнать, что, как минимум, её бывшие соседки не участвовали в похищении и пытках. — Том, это... хорошо... но я всё равно волнуюсь. Я сомневаюсь, что всё закончилось. — Уверен, что это не так, — согласился он. — Но теперь я держу ситуацию под контролем. Ты в безопасности в этой комнате и со мной, я знаю, за кем нужно наблюдать. — А как насчёт долгосрочной перспективы? Я не хочу прятаться от них вечно. — Я работаю над этим, — сказал он с усмешкой.***
В тот вечер Том не покинул комнату. Он сидел в своём кресле, закатав рукава до локтей, читал новую книгу и время от времени поглядывал на Гермиону. Наконец он отложил книгу и тяжело вздохнул. Гермиона уже узнала этот звук. Она положила закладки на место и убрала собственную книгу на стол. Он смотрел на неё хищным взглядом, и она не могла не заметить, как оттопырились его брюки. — Том, ты ненасытен, — вздохнула она. — Мне тебя всегда мало, — согласился он. — Скажи мне вот что. Насколько ты мне доверяешь? — И что это должно означать? Он встал со стула и подошел к ней. — Я размышлял о том разе, когда держал тебя за запястья. Думаю... я хочу большего, — он встретился с ней взглядом, в котором мелькнуло хитрое выражение. — Хочу их связать. Гермиона тоже смотрела на него. Она слышала о подобном, но о таком говорили хихикающим, потрясённым шёпотом. Секс сам по себе был достаточно непристойным, чтобы говорить о нём, когда она в последний раз была в школе; извращённые сексуальные фетиши определённо были запретной территорией. Однако... она чувствовала себя старше своих лет, естественно, не глупой школьницей, и то, что Том захотел это сделать, не удивляло её. — Это всё, чего ты хочешь? — осторожно спросила она. — Ну, определённо, нет... — он ухмыльнулся. — Но я предполагаю, что ты спрашиваешь не о моём желании, — он сделал паузу на долю секунды, быстро обдумывая что-то, — оттрахать тебя до беспамятства. У неё отвисла челюсть, а лицо вспыхнуло от жара. — Что на тебя нашло? — воскликнула она, чувствуя, как краска заливает её щеки. Том время от времени употреблял более мягкие ругательства, но она слышала их только один раз, и то не в первоначальном контексте. Он приподнял бровь и беззаботно улыбнулся. — Дело не в том, что я до сих пор не получал удовольствия от нашей связи, — сказал он. — Я получал и много. Но тот момент всплыл в моей голове, и я представил... как захожу гораздо дальше. Я хочу это попробовать. Гермиона поняла, что, хотя Том и не делал этого открыто, его гордость и слизеринская прямота не позволяли обратиться к ней напрямую, он искал её разрешения, и она могла отказаться, если бы эта мысль вызвала у неё отвращение. — Ладно, — нерешительно сказала она. — Но ты должен остановиться, если мне что-то не понравится. — Конечно, — тут же ответил он. — Я не хочу навредить тебе. — Тогда... я не знаю, что ты хочешь, чтобы я... — начала она. — Не беспокойся об этом, — сказал он. Он схватил её за запястья и потянул вверх. — Просто делай то, что и обычно... пока можешь, — добавил он с шипением, ухмыляясь. Они двинулись к большой кровати, Том вел её за собой. Ему действительно нравилось держать всё в своих руках, подумала она, когда он уложил её на постель и следом забрался сам. Подушки на этой кровати были такими же большими и шикарными, как и всё остальное. Гермиона смогла сесть почти вертикально, прислонившись к ним. Том на мгновение уставился на неё, прежде чем сделать выпад. — Раздевайся, — прорычал он в нескольких сантиметрах от её лица, хотя было неясно, был ли это приказ ей или устное заявление самому себе. Вероятно, и то и другое. Он стянул её галстук и блузку. Она сбросила туфли, потом принялась возиться с юбкой и колготками. Вскоре на ней не было ничего, кроме нижнего белья. — Оставь, — пробормотал Том, снимая с неё только лиф. — Хочу их снять сам. Он отбросил ненужную вещь в сторону и взялся за её запястья. Наслаждаясь тем, что схватил их в одно мгновение, глубоко дыша от удовлетворения, а потом поднял их над её головой. Другой рукой он потянулся за своей палочкой. Гермиона почему-то ожидала, что он воспользуется своим галстуком, хотя, если подумать, не было ничего удивительного в том, что он использовал магию. Том невербально произнёс заклинание Инкарцеро, и длинная веревка обвилась вокруг её запястий и одного из богато украшенных столбиков кровати. — Разочарована? — спросил он, наклоняясь к ней. — Нет, я просто ожидала, что ты воспользуешься своим галстуком, — смущенно ответила она. — Тебе бы понравилось это, да? — его глаза сверкнули, и он ухмыльнулся. — Мне кажется, я знаю, что с ним делать. Он неторопливо развязал и снял с воротника рубашки серебристо-зелёный галстук. Он на мгновение задержал его в руке, пристально глядя на неё. — Ты сказала, что доверяешь мне, — сказал он. Она вдруг поняла, что он собирается сделать. Её сердце бешено заколотилось. — Я… да, сделай это. Его зрачки потемнели и расширились от желания. Она глубоко вздохнула, вбирая в себя этот взгляд, прежде чем он опустился на неё с галстуком в руке и закрыл ей глаза. Том наклонил её голову вперед и завязал его сзади, достаточно свободно, чтобы было не больно, но достаточно крепко, чтобы галстук не слетел. Гермиона больше ничего не видела. Она не узнает, что он собирается делать, пока он не сделает этого, и эта неопределенность возбуждала её. Она почувствовала, как просел матрас, и услышала тихий шорох, когда он снял одежду. Том совсем не прикасался к ней, и она знала, что это было сделано намеренно. Он хотел бы, чтобы она предвкушала его возвращение, и это было так. Гермиона почувствовала тепло его тела за долю секунды до того, как он оказался на ней, но этого было достаточно, чтобы она приготовилась к покалывающему трепету прикосновения. А потом она почувствовала его губы, и зубы (!), на её шее, целующие и покусывающие нежную кожу. Чужая рука заскользила по её правому бедру, пальцы скользнули под резинку нижнего белья и тут же вынырнули, словно напоминая ей о том, что он мог бы сделать, но, пока, решил воздержаться. Он дотронулся до мочки её левого уха. Поцелуй, нежное движение его языка, а затем он укусил её. Гермиона вскрикнула от неожиданности и новой, необъяснимой смеси боли и удовольствия. Она услышала, и почувствовала, его мрачный смешок, прежде чем провести языком по раковине уха и снова прикусить, немного сильнее. Она судорожно втянула воздух, стараясь не биться о матрас. Он снова усмехнулся, и тут же отстранился. — Раз уж ты не видишь, то я хочу, чтобы ты почувствовала, — сказал он. Она кивнула. Он надавил тазом и кое-чем ещё на её всё-ещё-прикрытый центр естества. — Он твой, — прорычал он. — Каждая его часть. И знаешь, что я собираюсь с ним сделать? — Почему бы тебе не сказать? — прорычала она в ответ. Он прижался к ней сильнее, явно возбужденный ещё больше её тоном. — Кажется, я уже говорил тебе об этом раньше. Хочешь услышать снова? — Да. Шлёп! Его ладонь коснулась её левого бедра. Она ахнула от удивления. — Испорченная, — прошипел он. — Тебе действительно нравится, — он ощупал поверхность её нижнего белья одной рукой. — Да ты вся течёшь, — похоже, он был впечатлен. — Просто скажи это… — Я сейчас сорву эти трусики и оттрахаю тебя до беспамятства, — прошипел он. Гермиона вздрогнула от удовольствия при этих словах, и тут же почувствовала, как его пальцы скользнули под край и потянули. Нижнее бельё вывернулось наизнанку, когда он стянул его и спустил вниз по её ногам. Он отшвырнул его куда-то и тут же сильно толкнулся в неё. Она не чувствовала никакой боли с первой минуты их первого раза, после того, как он произнес исцеляющее заклинание. За время каникул они научились растягивать время соития. Однако, сейчас, Том не собирался медлить. Он двигался так агрессивно, что это было... поглощающе, подумала она. Всепоглощающее трение. Он действительно жёстко трахал её... но приятно. Очень приятно. Он опустил правую руку к её центру и начал водить пальцами по клитору, щёлкая и касаясь, в то же время очень сильно сжимая её бедро левой рукой. — Гермиона, — простонал он. Она напряглась, пытаясь освободиться от веревок, которые всё ещё удерживали её руки на спинке кровати. Раньше она могла сбрасывать напряжение, держав его за спину и схватив за волосы, но на этот раз у неё не было такой возможности. Это означало… Он рванулся вперед так глубоко, как только мог, сильно сжимая её клитор. Вот и всё. Она закричала, когда то, что последовало за кульминацией, хлынуло волнами и распространилось по телу. Вёревки натянулись так сильно, что, вероятно, оставят следы, и, не сумев сдержаться, Гермиона упёрлась в постель ногами. Он удержал их обоих и придавил к кровати, тяжело дыша над ней от собственного освобождения. Он расслабился на ней, всё ещё тяжело дыша. Как только он опомнился, то снял повязку. Том нащупал свою волшебную палочку и отменил заклятие, которое привязывало её руки к столбику кровати, избавляясь от верёвок. Она опустила их обратно и совсем не удивилась, увидев на них красные следы напряжения. Впрочем, они довольно скоро исчезнут. Синяков не было. — Не думаю, что мне нужно спрашивать, понравилось ли тебе это настолько, насколько ты рассчитывал, — поддразнила она его. Он ухмыльнулся.***
После этого они ещё какое-то время лежали в постели, призывая книги по всей Выручай-комнате и читая, развалившись почти на одной подушке, поскольку она была достаточно большой. Однако в какой-то момент Том, казалось, ушёл в себя. Гермиона заметила, что он не перевернул страницу своей книги через несколько минут, что было для него необычно. Они оба быстро читали. Он заметил, что она смотрит на него, закрыл книгу и левитировал её на ночной столик. Она вернула закладки в книгу и отложила её, понимая, что он явно хочет поговорить. Она была совершенно права. — Гермиона, — начал он, — тебе не понравится то, что я тебе скажу, но решение уже принято. — Не думаю, что мне это так уж не понравится, — она улыбнулась. — Продолжай. — Знаешь... обстоятельства таковы. Я обдумал всё, что ты мне сказала. И похоже, что многое из этого можно связать с победой Дамблдора на дуэли с Гриндевальдом в этом году, — он заколебался, обдумывая, как бы это сказать. — Это сделает его чёртовым героем британского волшебного мира, но он использует эту власть, чтобы исказить и подавить информацию. Заставить таких шутов, как Уизли, продвигать отвратительные законы, которые просто раздражают чистокровных... и я думаю, что я, другой я, был слишком сумасшедшим к тому времени, чтобы не попасться на это. — Я... думаю, да, — тихо ответила она. Было всё ещё трудно признать, что ужасное состояние волшебного мира в её первоначальное время было в какой-то степени виной Дамблдора, но, похоже, так оно и было. Он дружил с Батильдой Бэгшот, историком, которая написала эту абсолютную белиберду, известную как История магии. Книга покровительствовала маглам до поистине оскорбительной, и опасной, степени, помимо этого женщина собиралась переписать правду о том, чем занимался её внучатый племянник Гриндевальд. Это было трудно признать даже сейчас, но Гермионе, наконец, пришлось согласиться с тем фактом, что инфантилизация маглов толерантной фракцией питала веру кровавых пуристов в то, что они были немногим больше, чем животные. — И ещё кое-что, — продолжал Том. — У Гриндевальда есть Бузинная палочка. Если Дамблдор победит, он получит её. Гермиона уставилась на него в нескрываемом шоке. — Откуда ты знаешь? В моё время, другой ты не интересовался этой палочкой до последнего года своей жизни и должен был выследить её, начиная с Грегоровича. Гриндевальд тоже не особо ею хвастался. Том на секунду задумался. — Время явно изменилось, Гермиона, так что то, что "он " сделал в твоё время, теперь не имеет значения. А что касается того, откуда... то я просто знаю. Я имею в виду, что герб Гриндевальда − знак Даров Смерти. Она у него есть, и ты только что подтвердила, что это так. Ужасное подозрение зародилось в голове Гермионы. — Том, ты собираешься бросить вызов Гриндевальду за бузинную палочку? — Разумеется, — Том ухмыльнулся. — Дамблдору нельзя позволить победить, Гермиона. Волшебный мир отправится в ад, если он это сделает. Твоя история доказывает это. Мне нужно победить и получить эту палочку. Это даст мне достаточно влияния, чтобы не привязываться к устаревшей идеологии тех, кто сейчас находится у власти. Я обрету собственную силу, став "героем" британского волшебного мира. Мне не придётся притворяться, что я согласен с их взглядами, пока не потеряю себя и на самом деле поддержу их. Я смогу идти по своему пути. Гермиона выпрямилась и в ужасе уставилась на него. — Том, это же Бузинная палочка! Гриндевальд − опасный тёмный волшебник, и на его стороне сила непобедимой палочки! Это, Том, гриффиндорская идея, в самом плохом смысле, бросать вызов Гриндевальду сейчас! Тебе восемнадцать. Да, ты гениален и магически силён, но тебе ещё восемнадцать. Лицо Тома изменилось. Оно затвердело, но на нём ещё была и нотка гордости. — Гермиона, тебе никогда не следует забывать, что я тоже опасный тёмный волшебник. Нет, — он поднял руку, когда она начала протестовать, — я именно такой, и ты должна принять это. Я не буду... — он снова заколебался. — На этот раз я не позволю этому уничтожить меня, но тёмные искусства могут быть очень полезны. — Том… — С огнём надо бороться огнём, Гермиона. Вспомните тёмное исцеление. Я не проиграю Гриндевальду, и говорю это по слизеринским причинам. У меня есть план, и он сработает. Я получу Бузинную палочку, и использую его поражение, чтобы начать борьбу за власть, и я не буду обязан никому из этих троглодитов. Гермиона устало посмотрела на него. — Том... я прекрасно понимаю, что не могу заставить тебя делать или не делать ничего... но будь осторожен. — Буду. Я знаю, что делаю.