Выбирая серое

Гермиона почувствовала облегчение, когда раздался знакомый скрип двери. Чем бы до этого Том не занимался, он вернулся. Она встала из-за стола и встретила его. Он хорошо выглядит, лениво подумала она, обнимая его в знак приветствия. Волосы разметались на ветру, а одежда выглядела так, словно её владелец занимался чем-то активным и напряжённым. Его ответное объятие было рассеянным и нерешительным. — Ты сделал то, что хотел? — спросила она, наполовину боясь ответа. — И да, и нет. Нам нужно в Запретный лес. — Запретный лес? — повторила она. — Что там? — Узнаешь на месте, — он странно улыбнулся. — Я же говорил тебе, что начну делиться с тобой, помнишь? Хочу, чтобы ты это увидела. Гермиона схватила свою мантию и палочку и поспешила к двери рядом с ним. Они начали спуск по многочисленным лестничным пролётам. Она думала о том, что он сказал, пока шла. Хотя казалось, что она наконец получит ответы на некоторые вопросы, она уже не была уверена, что хочет их знать. Страх нарастал каждую секунду. Что он мог показать ей такого, чего не мог принести в замок? Что он не мог обсудить в засекреченной Выручай-комнате? Они вышли из замка, незаметно пересекли территорию и направились в лес. Была ночь, поэтому он был плохо освещен и выглядел зловеще. Гермиона сама того не замечая придвинулась к Тому поближе. Они углубились в лес, и вскоре Гермиона почувствовала впереди мощный волшебный щит. Это был тот же самый щит, который она сама ставила во время своих путешествий с Гарри и Роном, который делал всё в пределах него невидимым для посторонних, так что это было очень знакомое ей колдовство. Кроме того, в него вложили много магической энергии. Что скрывает Том? Он уходил, рассыпаясь в угрозах, чтобы позаботиться о "незаконченных делах". Гермиона знала, что они находились у края щита. Она выжидающе посмотрела на него. Том ухмыльнулся и взмахнул волшебной палочкой. Магические границы появились, излучая свет и отражая его от пузыря, когда щит растворялся вверх от земли. Из-под него исходило жёлто-белое свечение, и Гермиона заметила, что Том повесил фонарь на молодое деревце, которое ранее было полностью сокрыто магией. Под щитом, согнув колени, сидел связанный, потерявший сознание человек. Он дышал, но был неподвижен. Сердце Гермионы упало, когда она узнала его лицо. Это был Поллукс Блэк, который безжалостно пытал её и собирался сфальсифицировать улики, выдав их за шпионов. Она повернулась к Тому, внезапно осознав ситуацию. Он был занят заменой щита вокруг них, делая Блэка, свет и их самих невидимыми для кого-либо или чего-либо, что могло бы приблизиться к этой поляне. Он закончил колдовать и повернулся к ней лицом, его глаза горели алчностью, триумфом и жаждой мести. — Как ты его поймал? — прошептала она. — Это было до неприличия просто, — он высокомерно пожал плечами. — Я скрыл себя чарами и устроил тупице засаду за пределами зоны трансгрессии министерства. Отвратительно. Тем больше причин убрать его. Он позорит то положение, которое занимает. — Том, — сказала она, и её сердце, казалось, провалилось сквозь туфли. — Если речь идёт о том, чтобы отомстить за то, что он сделал со мной, я оценила эту мысль, но это не самая удачная идея. — Гермиона, не говори глупостей, — он нахмурился. — Этот человек пытал тебя. Он вырезал часть слова "предатель" прямо на твоей коже. — Но ты исцелил меня. Том, это слишком рискованно. Он же служащий министерства, — взмолилась она, пытаясь воззвать к его разуму. — Глава отдела. — Вот именно, — прошипел Том. Он бросил на неё проницательный взгляд. — И если оставить его в живых, то риск только возрастёт. Готовится заговор, и он тому причина. Ты подслушивала мой разговор с Лестрейнджем. — Твой разговор с Лестрейнджем? Это же был… — она замолчала, внезапно осознав что-то. — Нет, само собой, то зелье, которое ты забрал из кабинета Слизнорта… — Пять очков Слизерину, — Том выглядел самодовольным. — Я знал, что они что-то планируют, и должен был выяснить, что конкретно. Поллукс оказался невероятно полезен. Проблема использования Веритасерума заключается в том, что надо задавать правильные вопросы. Ты должна радоваться, что я это сделал, теперь я могу разобраться с ситуацией заблаговременно. — Том, ты не сможешь скрыть этого... — она замолчала, вспомнив четвёртый год обучения из своего времени и то, как на территории школы был убит глава отдела министерства, и это было тайной до тех пор, пока убийца не сознался. Трансфигурированное тело Бартемиуса Крауча так и не было обнаружено. Том ухмыльнулся. — Гермиона, не тебе говорить на что я способен, а на что нет. Уверяю, мне не составит труда спрятать что угодно, — он поднял руку, когда она открыла рот, чтобы возразить. — Я помню, что ты в курсе кое-чего из того, что я делал, но я уже узнал от него достаточно. Теперь я смогу войти в дом его кузена, после того, что вытянул из его головы, и позже Поллукс будет найден мёртвым в гостиной, как жертва какого-нибудь из ужасных артефактов, которые Арктурус хранит повсюду, — он мрачно улыбнулся. — Среди них есть ожерелье из серебра и опала, на котором лежит невероятное проклятие. Возможно это будет оно. Гермиона поморщилась. Это наверняка было то же самое серебряное украшение, которое прославилось на шестом курсе. В какой-то момент Блэки, должно быть, продали его в "Горбин и Берк". В своё время это ожерелье чуть не убило Кэти Белл, так что план вполне может сработать. Она решила попробовать ещё раз. — Том, я… это ненормально, и ты никогда не будешь таким как прежде, это не исправит того, что случилось. Не сотрёт из памяти. — Тогда, если тебе от этого станет легче, я делаю это не только для тебя. Он должен умереть. Иначе он обвинит нас в шпионаже перед министром, — он повернулся к связанному человеку и взмахнул волшебной палочкой. Верёвки, связывавшие его, исчезли, и он открыл глаза. Они с ненавистью уставились на Тома и Гермиону. — Ты, мерзкий мелкий подлец! — Блэк сплюнул. Очевидно, он всё ещё был обездвижен каким-то заклинанием, но оно позволяло ему говорить. — Грязнокровный выскочка из Мерлина знает откуда… — Тц-тц, — беззаботно произнес Том, взмахнув волшебной палочкой. — Какие предвзятые разговоры для главы отдела министерства, который обязан защищать всех волшебников, — он посмотрел на мужчину со злобной улыбкой. — Но ведь вы даже не следуете своим собственным законам, не так ли? Захватываете студентов Хогвартса, доставляете их в свой собственный дом и пытаете их ради информации, которой у них нет? Замышляете сфабриковать улики, чтобы дискредитировать своих политических оппонентов? Совсем не похоже на соблюдение правопорядка, верно? Блэк усмехнулся. — Твоя девка заслужила то, что я сделал, даже если у неё не было информации о немецком предателе крови. Она ведь отклонение от нормы, как и ты. — Круцио! Блэк дёргался и кричал на лесной подстилке, его движения были ограничены заклинанием, под которым он всё ещё находился. Том стоял над ним, его взгляд был жестким и пристальным. Наконец он снял проклятие. Блэк продолжал скулить от боли. Затем из волшебной палочки Тома хлынул поток серебряной магии, сверкающий и острый, как лезвие ножа. Он добрался до Поллукса Блэка и трижды обернулся вокруг его руки, начисто рассекая одежду и плоть, словно в кожу врезалась колючая проволока. Из его руки лентами хлынула кровь. Он снова закричал. От основного потока магии пошли разветвления, прорезающие новые дорожки на коже, словно серебряные виноградные лозы, быстро растущие на его руке. Кровь растеклась лужицей по лесной подстилке. Том закончил проклятие. Вся кровь, будь то на земле или на Блэке, взвилась в воздух в потоках алого пара. Блэк завопил, когда магия, по-видимому, начала вытягивать кровь из руки. Красная дымка исчезла, и конечность с глухим ударом упала на землю. Открытые раны исчезли, но то, что прежде было обыкновенной рукой, сейчас выглядело как нечто сморщенное. Гермиона вспомнила о руке Дамблдора, только у Блэка она была мертвенно-бледной. Он продолжал хныкать. Том хмуро посмотрел на мужчину, раздражённый этим шумом. Он заставил мужчину замолчать и повернулся к Гермионе, которая в ужасе уставилась на него. — Только не говори мне, что тебе не нравится смотреть, как он страдает так же, как заставил тебя. Гермиона не могла подобрать слов. Её тело уподобилось мёртвому грузу. «Я увижу, как кого-то убьют», — подумала она со странной отстранённостью. Очевидно, в его представлении символом любви был измученный труп её врага. Ей никогда не следовало позволять себе забывать, кем он был. Том не был красноглазым, змееподобным, безумно негуманным монстром её времени, но он всё ещё являлся тёмным волшебником с совершенно неработающим моральным компасом. Как бы в подтверждение того, что она произнесла в своих мыслях, он обрушил на Блэка яростное проклятие. Содрогающееся тело снова зашаталось. — Мне преподать ему ещё урок или прикончить? Ведь именно для тебя этот подонок подвергается пыткам, Гермиона, — сказал Том, — всё в твоих руках, — он задумался. — Или, может быть, хочешь сама попробовать? Именно в тот момент Гермиона поняла, что ничего не сможет поделать. Она уже пыталась убедить его, но безуспешно. Если она отберёт его палочку, он попытается вернуть её обратно. Том считал это необходимым. Нет, он даже воспринимал это как подарок, с его "уникальным" рыцарским подходом, и она знала, что он плохо отреагирует на то, что его "дары" презираются. Но она не собиралась никого мучить. И не собиралась говорить Тому, чтобы он продолжал пытать того, кто всё равно был обречен. Она была лучше этого, и выше того, что этот самый человек сделал с ней. И да поможет ей Мерлин, но она правда понимала точку зрения Тома. Блэк действительно должен был умереть, учитывая то, что он собирался сделать. Как минимум Обливиэйта было бы недостаточно; союзники просто напомнят ему. Как максимум его поместили бы его в палату постоянного пребывания при больнице Святого Мунго, что показалось ей гораздо более жестоким. Она покачала головой, глядя на Тома. — Кончай с ним, — сказала она, пытаясь показать силу. — Надеюсь, это не из милосердия. Сердце Гермионы снова сжалось от презрения, которое он вложил в это слово. — Я могла бы бросить в него Круциатус, в отместку, сразу после того, как освободилась, — запинаясь, проговорила она. — Но прошло уже достаточно времени, и боль поутихла, а ты уже наказал его. Я уверена, что ты причинил ему больше страданий, чем он мне, — добавила она, эти слова оставили кислый привкус на губах, испытывая отвращение к самой себе за то, что использовала его умение пытать, чтобы попытаться сделать комплимент и повлиять на него. Он высокомерно посмотрел на неё. — Разумеется... и это всего лишь прелюдия, в конце концов. Гермиона отвернулась. Она всё ещё не хотела смотреть, как зеленый свет, по-настоящему, попадёт в Блэка, или как жизнь покинет его тело. — Гермиона, ты же сама хотела знать. Я оказываю тебе исключительное доверие, позволяя увидеть, что я хочу сделать. Я настаиваю на том, чтобы ты смотрела. Я нечасто искренне раздаю комплименты, и мне не нравится, когда их отвергают. «Ладно, в конце концов, это не первый раз, когда я вижу, как кто-то умирает от этого проклятия. По крайней мере, он не невинный человек.» Гермиона неохотно повернулась лицом к Блэку, который, стиснув зубы, вызывающе смотрел на Тома, зная о своей судьбе. — Вы проиграете, — ровным голосом сказал Том Поллуксу Блэку. — Все подобные вам. Вы устарели. Вы слепы. Нет, вы выиграете у таких дураков, как Дамблдор, но всё равно потерпите поражение. Это только начало, — он грустно улыбнулся. — Авада Кедавра. Струя ярко-зеленого света вырвалась из палочки Тома и ударила Блэка прямо в грудь. Его глаза закрылись, челюсть отвисла, и он упал на землю с неприятным глухим звуком. У Гермионы сдавило грудь, и она часто и прерывисто задышала. Она едва осмеливалась говорить. «Это хладнокровное убийство», — подумала она. Она попыталась возразить против этого вывода, убедить себя, что это была упреждающая самооборона, но у неё ничего не вышло. — Вот и всё, — сказал Том самому себе. Затем он повернулся к Гермионе. — Он больше никогда не причинит тебе вреда, — добавил он без всякой необходимости. Она не могла ответить. Том потянулся за чем-то в своей мантии. Гермиона нахмурилась. Что он теперь задумал? Нужно что-то ещё придумать с телом, раз уж Том собирается представить всё так, будто его убила собственная вещь? Неужели ей надо будет смотреть и на это? Движение в кармане его мантии прекратилось; очевидно, он нашёл то, что искал. Он слабо улыбнулся и достал дневник в тёмно-синем кожаном переплёте. Гермиона отреагировала инстинктивно. — Нет! — закричала она. Волшебница бросилась к нему и схватилась за книгу. Он взмахнул палочкой и отшвырнул её прочь, не причинив никакого вреда, всё ещё держа в руке дневник. Она приземлилась на щит, который слегка растянулся, чтобы рассеять силу удара, а затем восстановил форму. Она выпрямилась и умоляюще посмотрела на него. — Том, не делай этого с собой. Он странно посмотрел на неё, оскорблённый тем, что она осмелилась напасть на него, и впечатлённый тем, что она мгновенно поняла его задумку. Он поднял бровь. — Я же говорил тебе, что убью Блэка не только ради тебя, Гермиона. — Значит, так по-твоему лучше? Том, не надо, я знала, что у тебя нет... я думала, что ты и не собирался его создавать… — Это в моих планах уже два года, и его убийство идеально для использования. Я не собираюсь менять своё мнение из-за твоей необъяснимой брезгливости по этому поводу, — его слова внезапно стали холодными. Гермиона почувствовала, как внутри неё что-то умерло. Недели, месяцы вложений в надежду, что он сможет спастись от самого себя, таяли у неё на глазах. Это было гораздо хуже, чем смотреть, как он убивает Поллукса Блэка, чтобы отомстить за неё и сорвать заговор. Тёмная часть её души шептала, что Блэк заслужил именно то, что получил, но сейчас всё было совсем по-другому. Не актом сурового правосудия. Но актом насилия над самой его сущностью, в которую Гермиона, она вынуждена была признать, влюбилась и которая, как ей казалось, влюбилась в неё вопреки всему. Она удивлялась сама себе, почему не предвидела это. Неужели она была настолько ослеплена своими чувствами, что жила в сказке? С замиранием сердца Гермиона осознала, что неделями игнорировала случайные намёки на то, что он всё ещё заинтересован в этой идее, а совсем недавно он заявил, что собирается бросить вызов Гриндевальду за Бузинную палочку и у него есть "план", связанный с тёмными искусствами. — Так вот оно что? — спросила она таким же ледяным тоном, как и он. — Я брезгливая? Наверное, я слишком брезглива, чтобы наблюдать, как ты это делаешь. — Смотри на меня. — Нет, — чтобы подкрепить своё утверждение, она демонстративно повернулась спиной и посмотрела на щит и лес, окружающий эту поляну. Она почувствовала, как что-то обвилось вокруг неё и потянуло против воли. Магическое заточение продолжалось даже после того, как движение прекратилось, и Гермиона обнаружила, что не может ни отвернуться, ни даже повернуть шею. Том пристально смотрел на неё. — Да. Я уже говорил, что не люблю, когда мои комплименты отвергают. Её переполняли горечь и недоверие. — Это и есть твоё представление о комплименте? Ты думаешь, что льстишь мне, заставляя смотреть, как ты пытаешь и убиваешь, а потом вырываешь часть своей души? Что ты… — Силенцио, — рявкнул он. Гермиона почувствовала, как её захлестнула новая волна предательства. Он никогда не унижал её использованием такого заклинания. Она пристально посмотрела на него, встретившись с ним взглядом. «Я расскажу. Я всё расскажу Дамблдору.» Она хотела, чтобы он прочёл её мысли. Он рассмеялся. — Нет, ты этого не сделаешь, — устно ответил он ей. — Во-первых, ты больше не на стороне этого старика. Но что ещё важнее, я отправлюсь в Азкабан на всю жизнь, и они уничтожат его. Ты не сможешь смотреть, как часть меня будут уничтожать. Не теперь. «Он ошибается. Я кому-нибудь расскажу. Обещаю.» Гермиона обдумывала это снова и снова, прокручивая в голове убеждение, как будто это был талисман. Или пыталась убедить саму себя? Она быстро прогнала эту мысль. Том, казалось, знал, о чём она думает, хотя больше не смотрел ей прямо в глаза. Он понимающе ухмыльнулся ей, прежде чем переключить своё внимание на ритуал. Он медленно левитировал дневник на поляну и взмахнул палочкой, чтобы открыть его. Страницы затрепетали на холодном воздухе, прежде чем замереть. Том наложил заклинание на дневник, которое появилось из его палочки в виде золотой сияющей нити света. Золотая бусина появилась на кончике волшебной палочки и со свистом скользнула вниз, исчезая на страницах дневника. Книга на мгновение вспыхнула золотистым светом, который после померк. Гермиона вспомнила описание Гарри заклинания Приори Инкантатем. Там была золотая нить, соединяющая его палочку с палочкой Волдеморта, и он должен был оттолкнуть бусину как можно дальше от себя. Гермиона читала всё об этапах создания крестражей в "Тайнах наитемнейшего искусства", и она знала, что происходит. Том связывал дневник со своей личной магией. Именно это всегда означали золотая нить и бусина во многих заклинаниях. В случае с Гарри это было сопротивление, потому что он боролся с магией другого волшебника. Со стороны дневника сопротивления ожидать не стоило. Гермиона также понимала, что это будет наименее тревожный этап. Том глубоко вздохнул, очевидно, собираясь с духом для того, что ему предстояло сделать дальше. Его лицо было твёрдым, решительным и мрачным. Он закатал левый рукав и прикрыл рукой раскрытый дневник. Потом провел своей палочкой по предплечью, оставляя глубокую рану на своей в остальном чистой коже, тёмная магия прорезала слои кожного покрова. Ярко-красная пульсирующая кровь хлынула и забрызгала страницы дневника. Гермиона чувствовала запах железа с того места, где стояла. Артериальная кровь. В той ужасной книге это было оговорено. После соединения с магией волшебника проводящего ритуал, предмет должен был быть наполнен "живительной кровью" заклинателя, устанавливая его как своего рода "тело" посредством тёмной символической магии. Том побледнел, его кровь пульсирующее выплёскивалась, но он всё равно удерживал руку на книге. После того, как достаточное количество алой жидкости наконец попало на страницы, он быстро наложил исцеляющее заклинание на свою руку, морщась, когда рана закрывалась. Гермиона поняла, что это, вероятно, было тёмное исцеляющее заклинание, которое Том использовал на ней, и её ужаснуло, что он использовал его для этого. «Естественно, не стоит умирать от потери крови до того, как ты закончишь», — сердито подумала она. Она знала, что это был трёхэтапный ритуал, и поняла, что сейчас начнётся последний и самый опасный. Начав его, он обязан завершить, иначе можно навлечь непредсказуемые последствия. Фрагмент души может быть полностью потерян. Или он может стать одним целым с оставшейся частью, хотя это маловероятно, учитывая намерения Тома. Она с содроганием подумала, что это вероятно коснётся и её души. Или он может умереть. Она всё ещё питала слабую надежду, что ему каким-то образом помешают, что кто-то приблизится, или он потеряет самообладание, или случится ещё что-нибудь. Том на мгновение заколебался. Гермиона затаила дыхание, надеясь… но в следующую секунду он направил палочку на собственную голову, чтобы выполнить последнее действие. Он прошептал заклинание, которое она не расслышала, но оно звучало очень мрачно. Том медленно отвёл палочку по дуге, и она уверена, что это причинило ему невыносимую боль. Он широко раскрыл глаза и втянул щеки. Часть её хотела броситься к нему и остановить, заставить боль утихнуть, но она не могла пошевелиться, не могла даже говорить, и не несла ответственности за его действия. Это не её вина. Гермиона беспомощно наблюдала, как маленький светящийся шарик белого цвета появился из его тела, соединенный несколькими тонкими серебряными нитями с его головой, следуя за кончиком палочки, когда он направлял его, но она инстинктивно понимала, что было во фрагменте что-то ужасно неправильное. Он было бесформенным, похожим на неровный кусок, грубо оторванный от круга. Его округлая сторона мягко сияла белым, но разбитый край потрескивал тонкой каймой, незаживающая рана, которая была тёмно-красной, насыщенной и настолько близкой к чёрной, что казалась пустотой, которая могла засосать всё, что приближалось слишком близко. Оттуда донёсся слабый крик, и тёмный край, казалось, слегка колебался, сверкая крошечными красными вспышками. Она не хотела этого видеть. Её тошнило. Ей было плохо. В книге ничего не говорилось о том, как это будет выглядеть, и она была не готова. Гермиона поняла, что смотрит на проявление души, её кусочка, в самой страшной агонии, истекающей кровью, кричащей в знак протеста и боли от разлуки с оставшейся частью, и ей захотелось плакать. Или блевать. Или и того и другого. Отколотая сфера света парила прямо над поверхностью дневника, притягиваемая туда слабым, но возобновлённым золотым сиянием магии Тома в книге и силой его жизненной энергии. Гермиона оторвала от него взгляд и заметила, что он всё ещё был связан с ним. Серебряные нити слабо мерцали в свете фонаря, как нити паутины, более тонкие и хрупкие, чем они казались мгновение назад, соединяясь с шаром души на зазубренном краю и продолжаясь к голове Тома. Гермиона затаила дыхание. Если он не пересечет точку невозврата, фрагмент всё ещё может быть притянут обратно этой нетронутой связью... Мощным, разрушительным взмахом своей палочки он разорвал нити. Они исчезли, распадаясь на сегменты и исчезая за долю секунды. Оторванный шар погрузился в дневник. Книга светилась белым и золотым, страницы зашелестели, хотя ветра не было. Всё, что было на этих страницах: записи, картинки воспоминаний, капли ярко-красной крови — исчезло, втянулось в дневник по велению фрагмента души их создателя, оставив непритязательные пустые страницы. Свет, окружавший книгу, померк, и обложка сама собой закрылась. Том с трудом перевёл дыхание, потом снова тяжело и часто задышал. Казалось, он твердо решил не выглядеть слабым, согнувшись или упав на колени. Наконец к нему вернулось самообладание, и он, казалось, вспомнил, что Гермиона была рядом. Он взмахнул палочкой, снимая с неё заклятия. Гермиона резко развернулась и тут же наткнулась на невидимый щит. Поморщившись, она обернулась и посмотрела на него. Том смотрел на неё с таким видом понимающего, радостного терпения, что в этот момент она почувствовала гораздо больше отчаяния, чем гнева. Он призвал крестраж и двинулся к ней с ним в руке, выглядя совершенно довольным. Её преследовал этот кусок души и свидетельство той боли, в которой он находился. Внутренности снова скрутило от воспоминаний, всё ещё свежих и ярких в её сознании. — Как ты мог? — она задохнулась. Непрошеные слезы навернулись ей на глаза. Она грубо вытерла их. — Гермиона, я знаю, что не являюсь образцом честности, но я никогда не лгал тебе о том, какой магией занимаюсь. Вряд ли я виноват, что ты предпочитала не придавать этому значение. Гермиона смотрела на него широко раскрытыми пустыми глазами, не в силах спорить. Он с отвращением оглянулся на труп. — Надо позаботиться о теле, — сказал он цинично. — Я не настаиваю, чтобы ты смотрела, — прежде чем она поняла, что он творит, Том собственнически обнял её за плечи, пытаясь притянуть к себе. Он прижал дневник к её груди. — Но если бы ты отнесла это в свою комнату и сохранила… Гермиона не могла поверить. Это извращение. Это безумие. Он был безумен, думая, что может сделать всё это, а затем сразу же предложить ей свою любовь, и даже ожидать, что она сохранит и защитит эту вещь. Она отпрянула, оттолкнув его прочь. Его глаза вспыхнули от удивления. Когда они это сделали, Гермиона заметила, что теперь в живых точках его зрачков под определенным углом появился красный отблеск, которого раньше не было. — Отойди от меня! — прорычала она. Она вынула палочку и метнулась к краю щита, глядя на него, как на хищника, которым он и являлся. Её рука с волшебной палочкой дрожала. — Не смей приближаться ко мне, ты тёмный волшебник! — она бросила это слово, словно проклятие. Его черты были лишены эмоций, но они казались вынужденными, намеренно закрытыми, чтобы не показать ей что-то ещё. Отблески в его зрачках снова вспыхнули красным, окна в душу. — Не удивляйся настолько сильно, — сказал он. — Ты знала, кто я такой, ещё до того, как встретила меня.