***
Гермиона проснулась рано утром с ужасным самочувствием. Ничего не изменилось за одну ночь. Никогда не изменится. И если Тому удалось обеспечить прикрытие, а она была уверена, что так оно и есть, то "несчастный случай" станет громкой темой для обсуждения во всей школе, но особенно на Слизерине. Меньше всего на свете она хотела думать об этом, но нужно было добраться до гостиной факультета и хотя бы присутствовать там. Там было почти пусто, но она гудела от приглушённого шепота. Все члены семьи Блэк: Лукреция, Орион, Вальбурга, Альфард и Сигнус − отсутствовали. «Он убил отца троих сокурсников, — с новой болью подумала Гермиона. — Поллукс Блэк фанатик, преступник и мучитель, но он был их отцом». Сам Том сидел в похожем на трон кресле у камина, повернувшись спиной к Гермионе. Он вполголоса беседовал с Винсентом Розье и ещё парой парней. Гермиона прошла мимо камина ледяным шагом, не обращая на него внимания. Розье толкнул его локтем, когда она проходила мимо. Он обернулся, но она продолжала идти. В конце концов, Гермиона решила, что ей здесь делать нечего, а риск завести разговор с Томом был слишком велик, чтобы чувствовать себя комфортно. Она развернулась и направилась к выходу, а затем пошла завтракать в Большой зал. Она оказалась у стола как раз к утренней совиной почте. Тем единственным, что она получала, по-прежнему был "Пророк" и ей не терпелось посмотреть, что написано в сегодняшней газете. Она бросила кнат в совиный кошель для монет и осторожно развернула газету. "Глава отдела министерства найден мёртвым в своём доме! Под подозрением тёмные семейные реликвии", — трубил главный заголовок, равно как она ожидала. Гермиона поморщилась. Оказалось, Том справился. Она начала читать. Неожиданная смерть главы ОМП Поллукса Блэка потрясла волшебный мир. Блэк был найден мёртвым в гостиной дома его семьи, очевидно, убитым проклятой драгоценностью. На его правой руке были безошибочно обнаружены следы серьезных увечий от проклятия, а рядом был найден тёмный артефакт, который непрестанно вращался по кругу. Эксперты министерства сообщают Пророку, что артефакт нёс в себе проклятие, способное нанести аналогичное повреждение. Тем не менее, учитывая тот факт, что сейчас военное время, министерство проведёт расследование, чтобы определить, действительно ли внезапная смерть Блэка была несчастным случаем, как это представляется. «Хронология изменилась», — внезапно поняла Гермиона. Она не помнила записи на гобелене гласившей, когда именно Поллукс Блэк, один из дедушек и бабушек Сириуса, умер в прошлый раз, но она знала из своей истории, что в войне против Гриндевальда не было никаких смертей среди высших должностных лиц министерства. Том, само собой, не заподозрен, хотя, поскольку теперь события разворачиваются по-другому, это не гарантировало того… того, что... Сердце Гермионы бешено колотилось. Это неправильно, и совесть уколола её за то, что она так думала, но она хотела, чтобы расследование не начиналось. Она отказывалась понимать, почему так считает. Решительно выкинув эту мысль из головы, она вернулась к статье и продолжила читать первую полосу. Погружённая в газету, она не заметила, что большинство слизеринцев вошли в Большой зал, в том числе и один из них. "Политические последствия несчастного случая с Блэком?" Гермиона хмуро посмотрела на движущуюся фотографию Септимуса Уизли, но всё-таки начала читать. Министр Леонард Спенсер-Мун заявил, что он ещё не принял решения о преемнике Блэка на этом посту, и что слишком рано об этом говорить, но ожидается, что заинтересованные стороны уже действуют за кулисами. В то же время появилась новое политическое препятствие, связанное с зашедшим в тупик законодательным актом министерства. Септимус Уизли, глава ведомства внутренних военных операций и основной автор закона о разрешении на изъятие тёмных или опасных артефактов, высказался по поводу смерти своего начальника. "Трагическая смерть главы магического правопорядка иллюстрирует чрезвычайную опасность, которую представляют тёмные артефакты даже для опытных волшебников и ведьм, — сказал Уизли. — Если глава отдела министерства может стать жертвой этих предметов в своём собственном доме, то их опасность очевидна и не требует дополнительных доказательств. Ни о какой безопасности в обращении с ними и речи быть не может. Эти предметы нужно изъять из нашего окружения, а новые не должны создаваться. Я надеюсь, что волшебное сообщество сплотится вокруг законопроекта после этого ужасного события и позаботится о том, чтобы эта смерть, смерть кузена моей жены Цедреллы, не была напрасной." Другие волшебники и ведьмы не согласны с позицией Уизли, утверждая, что предмет, который, по-видимому, убил Блэка, был просто неправильно защищён. "Глупо со стороны Уизли использовать эту смерть для продвижения своего законопроекта, когда министерство даже не начало расследование", — сказал Пьер Лестрейндж. Гермиона тотчас прозрела. Манипулятивный ублюдок. Она отложила газету, кипя от злости, и заметила, что Том пристально смотрит на неё. Она смерила его убийственным взглядом и закончила свой завтрак. «Он устроил так, что если после разбирательств выяснится, что это несчастный случай, обе фракции гарантированно выставят себя показушными засранцами, раздражающие почти всех, а затем он бросится на дуэль с Гриндевальдом и разыграет героя». Эта мысль заставила её переполниться гневом и смятением. Кого она сотворила? Кого выпустила на волю? Беспощадный коварный политик Риддл, несомненно, был так же плох, как террорист Волдеморт, когда дело касалось благополучия волшебного мира. Так ведь? Том шёл прямо к ней. Гермиона резко вскинула голову и свирепо посмотрела на него, прежде чем подхватить свою газету и сумку. Он выглядел поражённым и сердитым, когда она встала со своего места, но она отвернулась и продолжила свой путь. В тот день она провела свои занятия без необходимости общаться с Томом, несмотря на то, что сидела рядом с ним на каждом из них. Большинство учеников заметили, что самая достойная сплетен пара школы, по-видимому, поссорилась, но некоторые, очевидно, списали молчание Гермионы на шок от смерти. Гермиона попыталась сосредоточиться на подготовке к Ж.А.Б.А., но обнаружила, что её чувства вернулись к тем, которые были в начале учебного года. Она боялась сидеть рядом с Томом. Под слоем ярости она всё ещё ощущала невыносимое, жалкое чувство собственного краха. В тот вечер она ужинала, продолжая холодно смотреть на Тома. Гермиона заметила по его лицу, что он уже начинал медленно закипать. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он сорвётся. Она не моргнёт первой. После ужина она проследовала в Выручай-комнату и погрузилась в домашнюю работу. Ближе к ночи, пытаясь заснуть, она вдруг поняла, что не сможет игнорировать его вечно. В какой-то момент они должны будут выяснить отношения. Она боялась, но знала, что это неизбежно.***
На следующее утро она обречённо направлялась в Большой зал. Разговор должен был случиться, и очень скоро. Сегодня она не станет его игнорировать. Когда она подошла к столу, её взгляд на чём-то зафиксировался. На её месте лежал большой свежий букет волшебных красных роз. Том сидел рядом с ними, добродушно улыбаясь. У Гермионы перехватило дыхание. Кровь отхлынула от лица, а смирение сменилось негодованием. Неужели он думает, что у неё не будет иного выбора, кроме как принять их, потому что она слишком боится публично отвергнуть его? Это будет ему уроком. Со свирепым выражением лица Гермиона направила палочку на розы, взмахнула ею и подожгла цветы. Слизеринцы в непосредственной близости вскочили со своих мест, удаляясь от пылающего букета так быстро, как только могли, все, кроме одного. Том вытащил палочку и отменил заклинание, оставив после себя высохшую, обгоревшую, дымящуюся кучу. Он уничтожил её и встал со своего места. Ропот и зловещий смех начали наполнять воздух. Не выказав эмоций, Том подошёл к Гермионе. Он грубо схватил её за руку. — Отпусти меня! — она зарычала. Он проигнорировал её и поспешно вывел из Большого зала, оставив болтовню позади. — Ты делаешь мне больно, — сказала она, когда они остались одни в коридоре. Он ослабил свою хватку на ней, но продолжал тащить дальше, как выяснилось позже, в подземелья. Он открыл дверь в один из неиспользуемых кабинетов и втащил её внутрь. Конечно же, он наложил Муффлиато, которому научился у неё, бунтующе подумала Гермиона. — Давай кое-что проясним, — сказал он как бы между прочим. Его тон был почти пугающим, таким спокойным и в то же время угрожающим. — Ты не будешь ставить меня в неловкое положение на людях, какие бы проблемы у тебя со мной ни были. — Ты прекрасно знаешь, в чём моя проблема, — безучастным тоном произнесла Гермиона. Он стиснул зубы. — Всё кончено. Может пора двигаться дальше? Она не могла поверить своим ушам. — Мне не так-то просто "двигаться дальше"! Ты знаешь, что для меня значит видеть, как ты это делаешь! Неужели для тебя это действительно не имеет значения? — воскликнула она. Он тяжело дышал. — Значение просто огромно! Это должно было быть что-то личное, что никто никогда не узнает, что-то только моё, мой секрет. На самом деле вопрос в том, значит ли для тебя хоть что-нибудь то, что я сделал тебя частью всего этого во всех смыслах? Я отомстил за тебя, отплатил этому ублюдку за то, что он сотворил с тобой, и устранил угрозу для тебя… для нас… — Нет никаких "нас", — холодно сказала она. — Да, Гермиона, есть, — прорычал он, прижимая её к стене. — Мы всегда будем вместе. Лучше смирись с этим. — Убирайся к чёрту от меня, — тихо и угрожающе выругалась она. — Нет. Я не позволю тебе уйти. И кое-что сейчас докажу. Он прижался к ней до самых бедер, обхватил её лицо и наклонился. Его губы грубо соприкоснулись с её собственными, затем он заставил Гермиону открыть рот и жадно набросился. Его пальцы зарылись в её густые волосы, и он прикусил её губы своими идеальными зубами. Гермиона сначала пришла в ярость от того, что он посмел навязываться ей, но по мере того, как поцелуй продолжался, она чувствовала, как в теле возникает знакомое волнение. Ей нужна была эта близость, а всё остальное не имело значения. У неё мелькнула короткая мысль, что она желала и… да, любила его, даже понимая, что он уже пытал, убивал и был тёмным волшебником. Она знала, кто он такой. И всё равно волновалась за него. С этой мыслью Гермиона перестала сопротивляться. Она позволила ему терзать себя, а затем в ответ прикусила его губы, и потом, почти непроизвольно, её руки поднялись и нашли опору на его спине. В этот момент он прервал поцелуй, ухмыляясь с нескрываемой наглостью и высокомерием. — Я убил этого подонка для нас, — сказал он многозначительно,— и я заставил тебя смотреть на ритуал, то, что никто никогда не должен был видеть… я позволил тебе увидеть этот единственный раз, когда собирался его проводить! Я хотел отдать дневник тебе. Рот Гермионы скривился, весь пыл предыдущего мгновения исчез. — Почему ты решил, что он мне нужен? — Ты хоть знаешь, что содержит дневник? — Да, думаю, что знаю, — язвительно ответила она. — Я видела, что ты туда поместил. — Отложим в сторону тот факт, что ты говоришь мне в лицо, будто тебе не нужна вещь, содержащая часть моей души, — выдавил он, — я имел в виду то, что ещё в нём есть. — Уверена, что там записи о том, как ты нашёл василиска… — Ошибаешься, — отрезал он. — То был дневник за прошлый, 1944 год. Вторая половина - о тебе, о том, как ты повлияла на меня. Это был многоуровневый комплимент, а ты взяла всё это и швырнула мне в лицо! — его голос на мгновение дрогнул. Гермиона отступила в сторону, подальше от него. Её глаза были широко раскрыты от шока и чего-то ещё, что, как показалось Тому, было отвратительно похоже на жалость. — Просто невероятно, — сказала она дрожащим от благоговения и удивления голосом. — Ты действительно не понимаешь. Ты знаешь, что я провела год жизни в палатке, пытаясь выследить твои крестражи, и всё же до тебя, в самом деле, не дойдёт, почему меня должно беспокоить то, что я вынуждена смотреть, как ты создаёшь даже один. Или, что гораздо важнее, почему я пыталась спасти тебя и не хотела, чтобы ты причинял себе вред и ослаблял себя. — Тогда ты должна быть довольна! — огрызнулся он, защищаясь. — Я стал сильнее, а не слабее. Я собираюсь сразиться с Бузинной палочкой. Что мне было делать, как не защитить себя? Из какого-то странного представления, что умереть "достойно" лучше, чем победить чего бы то ни стоило? Смерть - это поражение... и я говорю не просто о дуэли. Она изумленно покачала головой. — Ты вообще себя слышишь? Том не обратил на это внимания. — Ты тоже боишься неудач. Я видел твоего боггарта на ЗОТИ. На самом деле он не так уж сильно отличается от моего. Гермиона отступила назад, словно её ударили. Он не намекает на то, как это звучит. — Облик моего боггарта тут ни при чём, — сказала она, стараясь не повышать голос и не доставлять ему удовольствия видеть её гнев. — Неудача и смерть - разные вещи, иначе между нашими боггартами вообще не было бы разницы. Он понизил голос и снова наклонился к ней. Она попыталась отползти вправо, чтобы убежать, но он упёрся руками по обе стороны от неё и зашипел ей на ухо. — Я видел твои воспоминания об Арке смерти в министерстве. Ты испугалась, — сказал он тихим свистящим голосом, наслаждаясь тем, как она поёжилась при этом воспоминании. — Ты боялась присоединиться к этим голосам, хотя твои друзья нет. Вот и всё. Вспоминая ту битву, вспоминая Гарри, Рона и Джинни, и задаваясь вопросом, были ли они сейчас по ту сторону Арки или просто ещё не сформировались как души, если само их существование сейчас было поставлено под угрозу её пребыванием здесь… это сломало Гермиону. Она резко осела. Взгляд опустился на пол. — Оставь меня в покое, Том, — сказала она. — Я не такая, как ты. Я убивала… я была на войне… но никогда бы так не поступила. Но он ещё не закончил. — Ответь на вопрос, Гермиона, и помни, что я могу распознать, когда ты лжешь. Если бы я дал тебе карт-бланш и вручил дневник, ты бы его уничтожила? Ты уничтожишь часть меня? — его тон был низким и мягким. — Ты почти совершил это с самим собой, — Гермиона отвела взгляд. — Я ничего такого не делал, и это не ответ. Уничтожила бы? — Я не обязана отвечать тебе, — Гермиона закусила губу. — Ты уже это сделала, — он ухмыльнулся. Она презрительно усмехнулась ему. Она понимала, что поступает опрометчиво, но с неё было достаточно. — Думаешь? Позвольте мне кое-что тебе напомнить. Я уже уничтожила часть тебя. Ухмылка исчезла. Он нахмурился. — Я взяла клык у твоего василиска и вонзила его прямо в сердцевину одного из крестражей, — продолжила она, наблюдая за ним. Том потянулся за своей палочкой. — Он кричал, а я сидела и смотрела, как он умирает, — сказала она жестоко. — И была счастлива. — Ты просто пытаешься вывести меня из себя. Это был не я, — отрезал он. Она не обратила на это внимания. — А потом я повернулась к своему другу и поцеловала его, — закончила она. Она почувствовала головокружение, зная, что наверняка спровоцировала его. — Редукто! — закричал он. Её ударило кулаком в живот и отбросило назад к стене. Вся в синяках, она всё равно отреагировала мгновенно и невербально. «Конфринго!» — мысленно вскрикнула она. Волна сжатого, нагретого воздуха вырвалась из палочки. Том упал навзничь, цепляясь за стол в поисках опоры, сжимая палочку, широко раскрыв глаза, но пока в них не появилось никаких красных отблесков. Он махнул палочкой в ответ, вызвав всплеск энергии, в которой Гермиона распознала Остолбеней. Что за игры? Неужели он пытается оскорбить её, произнося такое простое заклинание, которое она использовала против него в их позорной первой дуэли на ЗОТИ? Может быть, чтобы застать её врасплох? Усмехнувшись, она невербально заблокировала его прежде, чем он смог ударить, и, дёрнув палочкой в воздухе, ответила. — Депримо! Заклинание с силой швырнуло Тома на землю. Брови парня сошлись на переносице. Магия пригвоздила его к полу, но как бы там ни было он смог запустить заклинанием в Гермиону… Она чувствовала его приближение, но не смогла вовремя определить, что это, чтобы установить правильный щит. Её Протего не смогло в достаточной мере отразить второе проклятие Редукто. Она полетела сквозь ряды ломающихся столов. Нахмурившись, он резко взмахнул своей палочкой прежде, чем она успела отреагировать. К ней метнулись веревки. Они связали руки по бокам прежде, чем ей удалось защититься. Гермиона должна была действовать быстро. Она незамедлительно осознала, что веревками были обездвижены её локти, но не запястья. И она всё ещё держала свою волшебную палочку. Она сделала два изогнутых взмаха и бросила Инсендио. Поток жёлто-оранжевого пламени вырвался из кончика её палочки и окутал одежду Тома прежде, чем он успел отпрыгнуть. Она воспользовалась этим коротким промежутком, чтобы отменить связывающее заклятие и наложить на него ещё одно огненное заклинание, прежде чем он смог полностью погасить первое. На этот раз она целилась ему в голову. Огонь разгорелся, и он пронзительно закричал. Она никогда раньше не слышала от него подобных звуков и наполнилась мрачным удовлетворением оттого, что вытянула их из него. Он тут же произнес контрзаклинание, но запах палёных волос всё ещё наполнял класс. Гермиона уже готовила третье заклинание, чтобы атаковать. Теперь Том был зол. Он не хотел использовать жестоких проклятий, как ради себя самого, так и потому, что не хотел причинить ей боль, но она не испытывала угрызений совести, воспользовавшись его снисходительностью и напав на него, когда он был внизу. Пора использовать что-нибудь серьёзное. — Контундо! — бросил он яростно. Её на мгновение отвлекла вспышка красного в его глазах, когда он невербально бросил заклинание. Она не узнала его по его ауре, покидающей палочку. Гермиона почувствовала, будто железный кулак обрушился на каждый участок туловища и конечностей. Она тяжело опустилась на пол, наблюдая, как всюду, где подействовало проклятие, образовались красные, выпуклые пятна. Том рванул к ней, сверкая глазами, в его зрачках время от времени появлялись красные вспышки, а все следы ухмылки исчезли с лица. Он поднял свою палочку, чтобы обезоружить её. Гермиона первой услышала произнесённое проклятие, которое удивило её, учитывая прежнее презрение к его изобретателю и его учебнику. Прежде чем он успел сделать бросок, на груди Тома, руках и части его лица возникла кровь. Он задохнулся от боли и инстинктивно попытался прикрыть порез на щеке, но кровь капала сквозь пальцы. Он ошеломлённо уставился на неё. У Гермионы бешено забился пульс. Её рука с палочкой сама собой опустилась. Неужели она действительно это сделала? Неужели она только что наложила на него проклятие Сектумсемпры Снейпа? — Том... прости, я... я не хотела... Прежде чем она успела закончить фразу, дверь класса распахнулась, и в комнату ворвался учитель. — Это уже слишком! — голос профессора Вилкост разнёсся по комнате, когда она бросилась к этой паре. — Мисс Грин! Мистер Риддл! Прекратите сейчас же! Гермиона была в состоянии шока, ужасаясь своей собственной силе, ужасаясь тому факту, что она только что использовала тёмную магию, чтобы жестоко искалечить своего бывшего парня, ужасаясь тому, что её исключат за это… Профессор подошла к ним и взмахнула волшебной палочкой, бросая контрзаклятия. Гермиона почувствовала, что боль немного утихла, но следы синяков остались. Взгляд Вилкост ужесточился. — Мистер Риддл, как вы смели… Когда она посмотрела на Тома, ярость на её лице сменилась тревогой. Он не вставал. Его кожа была бледна, а раны всё ещё оставались открытыми, как будто исцеление не возымело никакого эффекта. Когда профессор и Гермиона перевели свои взгляды на него, им обоим, казалось, пришло в голову, что... так и было. Ужас снова охватил Гермиону, когда она поняла, что требуемое контрзаклятие ещё не было изобретено. — Мисс Грин, что вы наложили? — в голосе профессора звучала ярость. — Это явно было не Диффиндо. Вы тоже использовали тёмное проклятие? — обвиняющий тон вопроса подразумевал, что она знает ответ. Гермиона не видела никакого выхода из этого положения. Эта женщина была, в конце концов, школьным специалистом в таких вопросах, и она была экспертом, в отличие от чудаков, сменяющихся год за годом в её времени. Она кротко кивнула. — Профессор, я... Профессор свирепо сверкнула глазами, прежде чем полностью переключить своё внимание на Тома. Невербально она начала произносить исцеляющие заклинания, изящно вращая палочкой в виде маленькой восьмерки. Уродливые раны закрылись, остановив кровотечение, но кожа не заживала. Гермиона смутно осознавала, что должны существовать методы предотвращения быстрой смерти от таких проклятий, даже несмотря на то, что контрзаклятие ещё не придумано. Том глубоко вздохнул. — Я крайне разочарована в вас обоих, — строго сказал профессор. — Для меня не секрет, что у вас была какая-то подростковая размолвка, но причинять друг другу боль тёмными проклятиями - не лучший способ справиться со своими личными проблемами, — она сердито посмотрела на них. — Семьдесят баллов со Слизерина, и вам повезло, что не с каждого. Идите оба в больничное крыло. Мисс Грин, вам лучше объяснить целителю, что вы сделали, чтобы он мог принять меры для предотвращения шрамов, — Вилкост снова глубоко нахмурилась, глядя на них обоих. — И если я услышу, что вы двое продолжите свою борьбу по дороге, получите отработку до конца года.***
Пока она шла к больничному крылу, шок, ужас и, да, страх от того, что она натворила, в основном прошли для Гермионы. Их место заняли другие мысли. «Это несправедливо, — подумала она, снова кипя от злости. — Меня ругают за то, что я использую тёмную магию, когда он...» Это было так нечестно, так возмутительно и абсурдно, что она даже не смогла закончить мысль. «"Подростковая размолвка", ну разумеется! На самом деле, профессор, я зла на любимчика каждого преподавателя, потому что видела, как он убил высокопоставленного служащего министерства и создал самый тёмный тип магического артефакта в мире». Она бросила рассерженный взгляд на Тома, который всё ещё был бледен, хромал, молчал и недовольно шёл рядом с ней. Ещё хуже то, что Том был прав в одном. Она не могла избавиться от дневника. Не могла даже доложить о нём кому-то влиятельному, потому что тогда его сотрут с лица земли. Это была его часть, и, несмотря на всю её решимость видеть в нём Волдеморта поначалу, эта реакция, вызванная эмоциями, прошла, и он всё ещё оставался Томом. Увидев, как он истекает кровью, она самым худшим из возможных образов вспомнила, каким человеком он был. Она удивлялась, как могла так сильно измениться, что отказалась уничтожить крестраж и, на самом деле, защитить его. Гермиона поражалась этому, но полагала, что наступила кульминация, после которой она начнёт хранить всё больше тёмных секретов Тома. Она точно не хотела его убивать. Если это произойдёт, то для неё не останется абсолютно ничего и никого. Её дом и начальная хронология, исчезли, если его не станет, то её тоже. Она хотела лишь одного, чтобы существовало заклинание, которое вытеснило бы ту часть его души из книги и вернуло на прежнее место. Туда, где они впервые поцеловались, а он защитил её чарами Фиделиуса, и они спали вместе. Но она знала, что такого заклинания не существует. Гермиона ушла в себя и вскипала от злости, пока Том не остановился на полпути к лазарету, из-за чего она чуть не врезалась в него. Он продолжал свирепо смотреть на Гермиону, как будто этого требовала его гордость. — Ты сказала это серьёзно? — О чём ты? — Ты знаешь о чём. — Один из них я правда уничтожила. И нет, на самом деле это был не ты, — устало добавила она. — Ты же понимаешь, что я спрашиваю не об этом. Гермиона вдруг почувствовала, как к её глазам подступают слезы. — Нет, ты был прав, — прошептала она. — Я не смогу. Его лицо немного расслабилось. — Тогда… — Это не значит, что я хочу разговаривать. Он пристально посмотрел на неё. — Прекрасно. Но не думай, что я изменил своё мнение. У неё не хватило духу спорить.