***
«Мне не уйти, — снова подумала она, расхаживая по коридору. — Даже если я найду способ вернуться в своё время, он сделает то же самое и последует за мной. Единственный способ уйти - предать его и заставить…» Она никак не могла закончить эту мысль. «Он собирается бросить вызов Гриндевальду, — подумала она. – Он будет сражаться за Бузинную палочку и, возможно, победит». На мгновение она задумалась об этом и о том, что кричала ему в туалете. Что будет, если в Тома попадёт смертельное проклятие? В её время Волдеморт потерял тело, его собственное заклятие обернулось против него, когда он попытался убить маленького Гарри, но это была уникальная ситуация. Тот факт, что его изодранная в клочья душа разлетелась на куски, потому что достигла своего предела, мог повлиять так же, как и жертвенная магия Лили Поттер. Второе, вероятно, стало переломным моментом. Чтобы Гарри пережил это столкновение, Волдеморт не должен был сохранить тело, иначе тот бы предпринял ещё одну попытку. В обычных обстоятельствах смертельное проклятие оставляло свою жертву нетронутой и целой, хотя и мертвой. Нет, душа Тома, точнее то, что от неё осталось, может быть, и была бы на короткое время оторвана от тела, но он не довел её до такой степени, чтобы она разлетелась на кусочки сама по себе. Так что если бы он принял на себя смертельное проклятие в дуэли, то мог бы снова овладеть своим телом и начать заново. Это произошло бы немедленно и инстинктивно в такой ситуации. Он быстро бы встал на ноги. «Тогда нет никакого "возможно, победит". Если Гриндевальд не обезвредит его физически, он победит. Том получит Бузинную палочку». Это плохо или хорошо? Гермиона не знала. Конечно, это не то же самое, как если бы Волдеморт получил Бузинную палочку, и она не могла сказать, что довольна тем, что Дамблдор сделает, уже сделал, с авторитетом и властью, которые он получил от дуэли в её хронологии. Но она больше не уверена, что думает на самом деле по поводу того, что Том будет обладать настоящим влиянием на политической арене. Это лучше, чем становиться Волдемортом, но было ли это лучше для волшебного мира? Гермиона решила, что должна дать первоначальной истории последний шанс. Она собралась с духом и направилась в кабинет заместителя директора. Дамблдор выглядел усталым и несчастным, когда она вошла, и Гермиона почти пожалела о своём визите, но решила идти до конца. Она села напротив него и уставилась на рабочий стол. — Профессор, мне нужно вам кое-что сказать. Он посмотрел на неё снизу вверх и ждал. Она глубоко вздохнула. — В октябре прошлого года, в первые выходные в Хогсмиде… в тот день, когда я пропала... — она замолчала. — Что? — мягко сказал он. — Я не лежала в лесу после чьей-то шутки. Я… мне очень жаль, профессор. Меня похитили сторонники Гриндевальда, — выпалила она. — Я виделась с ним где-то в замке. Возможно, это были его личные покои в Нурменгарде, не знаю. Он сказал, что знает, что я вам не родственница. Я ничего ему не сказала... но он сделал мне предложение стать его шпионкой. Я, конечно, отказалась... но это действительно произошло, — она опустила взгляд на свои колени. Дамблдор не выглядел удивлённым. — Я рад, что вы поделились со мной этим, мисс Грин, — тихо сказал он. Гермиона снова замолчала. Эта бесцветная реакция была... удивительной, хотя нет. Потому что была возможность… — Профессор, вы знали, что он попытается? Дамблдор понял, о чём она на самом деле спрашивает. Он снял свои очки-половинки, закрыл глаза и вздохнул. — Да, мисс Грин, знал, — ответил он, снова открывая глаза. — И да, я даже хотел, чтобы он это сделал. Она подозревала и боялась этого, но в каком-то смысле знала уже несколько месяцев, слёзы всё ещё стояли в уголках её глаз после подтверждения. — Как вы могли так поступить? — прошептала она. Она даже не взглянула ему в лицо. Он снова вздохнул. — Геллерт не причинил бы вам вреда. В конечном итоге, ведь он и не причинил. — Откуда вы знали? — воскликнула она. — Он несёт ответственность за сотни смертей! — Он несёт ответственность за сотни смертей людей, которые сражались с ним на войне. Да, он начал войну, но часть его послания заключается в том, что мирные волшебники и ведьмы не в безопасности, поэтому он был осторожен, чтобы не подорвать это своими собственными действиями. И у него есть определённая слабость, я полагаю, к молодым людям. Думаю, что это произошло из-за ужасных событий того лета с моим братом и сестрой. Вот почему, когда вы не сообщили мне о встрече, я испугался, что он успешно завербовал вас, и тогда мне пришло в голову, что именно он мог бы отправить вас назад во времени… даже без вашего ведома. То, что это сделал Фоукс, конечно, исключает всякое участие с его стороны, но я по-настоящему беспокоился. — Я вообще не понимаю, зачем вам понадобилось использовать меня в качестве приманки, — грустно сказала она. В глазах Дамблдора была печаль. Он немного подождал, прежде чем заговорить, а когда заговорил, его голос был полон усталости. — Уже несколько месяцев люди просят меня вызвать на дуэль Геллерта Гриндевальда, — сказал он. — Однако я знаю, что произойдет, если я это сделаю. Это приведёт к той степени власти и важности, которой я не желаю и которой, как мне кажется, не должен обладать, учитывая моё недостойное суждение тем летом. На самом деле, я считаю, что те, кто лучше всего подходит для власти, это те, кто её не хочет. «Я совсем в это не верю, — подумала Гермиона. — Звучит красиво, но на деле не имеет смысла. Я хочу иметь политическое влияние. Не думаю, что это значит, что я его не заслуживаю». — Эти просьбы исходят в основном от людей в высших кругах министерства, поэтому они не понимают, почему я так думаю. Однако я понимаю, что Гриндевальд должен уйти, и надеялся, что если бы неизбежная дуэль с ним произошла в защиту студента, то не было бы таких призывов к почестям и власти. Я бы действовал как учитель, а не политик. Гермиона вдруг вспомнила, что однажды сказал Том. "Он сделает это только для того, чтобы спасти одного из своих студентов исполняя долг заместителя директора." Еще одна волна слёз обрушилась на неё. Он был прав. Его вывод был абсолютно верен. Лето 1899 года основательно поколебало веру Дамблдора в самого себя, и вот результат: человек, который не доверял себе и политическим амбициям настолько сильно, что даже не захотел нести ответственность за отказ от дуэли. Вместо этого он попытается создать ситуацию, в которой у него не будет возможности завладеть политической властью, по крайней мере, открытой политической властью, потому что он очень чётко понимал, что получит закулисное влияние. Какое лицемерие. В этом Том тоже был прав. Она встала со стула, глаза её были широко раскрыты, слезились и покраснели. — Мне очень жаль, — сказал Дамблдор. — Правда, жаль. — Лучше бы я не спрашивала, — прошептала она. Дамблдор выглядел печальным. — Лучше бы я этого не делал, — признался он. — С моей стороны было неправильно разлучать мистера Риддла с вами в тот день. Он знает о нашей встрече? Гермиона кивнула. Он сомневался в том, что собирался сказать, но всё равно продолжил. — Мне неловко об этом упоминать, и вы имеете полное право сказать мне, что это не моё дело, но... не могу не заметить, что вы с ним больше не... эм... в тех же отношениях, что и раньше. Гермиона резко вскинула голову, слёзы испарились. — Опять же, вы имеете все основания сказать мне, чтобы я не вмешивался... но я признаюсь, что испытываю... облегчение. Мистер Риддл был причиной моих беспокойств в течение довольно долгого времени, и думаю, хорошо, что он не получил того, что хочет. Гермиона в изумлении открыла рот. Это невероятно бестактно. Что бы Том уже ни сделал, Дамблдор не мог этого доказать, и он всё ещё был его учителем. — Я, само собой, не говорю вам, что вы никогда не должны с ним мириться. Это ваше личное решение. И вы отмечали, что невзлюбили его в своей первоначальной хронологии… — Она уже изменилась, — тихо сказала Гермиона. — Безусловно, — согласился Дамблдор, — именно поэтому я хотел бы, чтобы вы увидели правду о том будущем, которое вы знали, и о том, которое помогаете осуществить прямо сейчас. Это касается мистера Риддла, — он встал из-за стола, открыл шкаф и принялся возиться с колбами на полках. Гермиона поняла, что он говорил о воспоминаниях. За распахнутыми дверями виднелся край омута памяти. — Потом вы можете ещё раз накричать на меня или разбросать всё по полу, если захотите, — сказал он с улыбкой, выбирая одно воспоминание. — Я не буду снимать баллы у факультета или предпринимать что-то ещё, поскольку это, строго говоря, не школьное дело, — он вытряхнул воспоминание в чашу, когда Гермиона осторожно подошла. Это было воспоминание о маленьком Томе в грязном, неприветливом магловском приюте. Он был замкнут в себе и озлоблен, и очень недоверчиво относился к Дамблдору, когда тот пришёл, чтобы вручить ему письмо из Хогвартса и сообщить, что он волшебник. К концу беседы Гермиона заметила, что недоверие было взаимным. «Ему всего одиннадцать, — подумала она. — Ребёнок. Поэтому он издевался над некоторыми детьми, вероятно, это было взаимно; дети определённо ужасно относились и ко мне в магловской школе… и он крал их вещи. Конечно, это неправильно, но случалось нередко. Для детей это нормально. В таком месте, как это, у него, скорее всего, никогда не было ничего по-настоящему своего. Он был ещё ребенком, и его первое знакомство с волшебным миром прошло вот как: Тому снова сказали, что люди ему не доверяют и будут следить за ним». Когда воспоминания закончились, Гермиона покинула омут и оказалась лицом к лицу с мрачным Альбусом Дамблдором. — Я показал вам это не для того, чтобы вызвать у вас предубеждение против него, — тяжело проговорил он, — а просто для того, чтобы... сообщить вам о некоторых сторонах его личности, которые вы должны знать, если примиритесь с ним. В частности, тот факт, что он так стремился, даже в столь юном возрасте, считать себя особенным и важным. Гермиона тоже уставилась на него. Это совсем не то, что она ожидала услышать от Дамблдора. — Я доставлял письма многим магловским детям в качестве заместителя директора, — сказал Дамблдор. — Все они были рады узнать о существовании магии, но большинство из них не верили до тех пор, пока её не продемонстрировали. Другие дети не были настроены так решительно, как молодой мистер Риддл, в том, что они отличаются от окружающих людей или даже превосходят их, и не были способны сознательно контролировать свои магические способности. — Хотите сказать, это неправильно, что он был способен на это? — спросила она, не понимая, к чему он клонит. Естественно, Тому было приятно узнать, что он волшебник, и считать себя особенным, поскольку он умел делать то, что не мог никто другой из его знакомых. Это казалось ей вполне закономерным. Дамблдор выглядел очень усталым. — Беда в том, что в нашем политическом климате это... вызывает тревогу... всякий раз, когда развивается такой склад ума. Склад ума, я должен пояснить, считающий, что обладание магией делает человека особенным и отличающимся. Более тревожно, когда необученный волшебник, каким он был в то время, уже способен контролировать магию и использовать её, чтобы управлять маглами вокруг. Это мировоззрение я видел в молодом Геллерте Гриндевальде. Я не хотел верить, что такое мышление инстинктивно для некоторых людей; я надеялся, что оно должно быть тщательно изучено, но у мистера Риддла его развитие случилось без какого-либо влияния элементов волшебного мира, от этого мне не по себе. — Профессор, — сказала Гермиона, удивлённая и испуганная, — если вы помните, я сама на самом деле маглорождённая. Когда я получила письмо, моя реакция была... почти такой же, как у Тома. Дамблдор помолчал и с любопытством посмотрел на неё. — Я, конечно, не знала, как он, что это магия. Хотя понимала, что со мной происходят странные вещи, которыми я, по-видимому, могу управлять. Я не слепая, профессор. Если можно так выразиться, я всегда была чрезвычайно наблюдательна. Я знала, что что-то изменилось, и это так. Это настоящий талант. Не думаю, что неправильно гордиться своими талантами, — к своему ужасу, она снова почувствовала слёзы, но это было настолько глубоко трогающее воспоминание, что она ничего не могла с собой поделать. — Мои магловские одноклассники всегда считали меня "странной". Мне стало ясно, что я не вписываюсь в их общество. И узнав, что для таких людей, как я, существует целый мир... — она замолчала. Некоторое время Дамблдор пристально смотрел на неё. — Не буду притворяться, что знаю, каково это, когда ребенок, выросший исключительно в магловском мире, впервые узнаёт о магии. Возможно, вы правы. — Этот сиротский приют выглядел ужасно, — сказала она. — Вы не знаете, как другие дети относились к нему. Я уверена, что они боялись его, но мои одноклассники маглы тоже были испуганы. Это не помешало им говорить обо мне всякие гадости. Люди часто нападают, когда им страшно. «Точно так же группа магловских мальчишек поступила с вашей сестрой», - подумала она. — Вы можете быть правы, — повторил Дамблдор. — То, что Том узнал, что он волшебник, было самым важным событием в его жизни, — уверенно сказала Гермиона. — Он сам мне это сказал. У него появилось место в жизни. Для него открылось будущее как для кого-то другого, а не как для прислуги или работника шахты. В мире маглов им было бы всё равно, насколько он гениален. Он никогда бы не получил приглашения в элитную магловскую академию. Он был другим, он понимал, что другой, и так как Том не знал никаких других волшебников, то видел это отличие как особенное и уникальное. Потом, когда он вошёл в волшебный мир, он узнал, что всё ещё был выдающимся даже среди волшебников. Это не политика. Всего лишь данность. И, правда в том, что до тех пор, пока дети, наделённые магией, рождаются или растут среди маглов, изучение магии для них будет означать именно это. Дамблдор сел за свой стол. Он вздохнул, снова снял очки и потер лоб. Гермиона стояла с другой стороны и терпеливо смотрела на него, ожидая, что он скажет. — Прошу прощения, мисс Грин, за моё вмешательство. Вполне возможно, нет, даже вероятно… вы совершенно правы, и это просто внутренние переживания человека, который увлёкся чем-то политическим и сильно обжёгся о волшебника, который считал себя лучше любого магла. Признаюсь, когда я впервые встретился с молодым мистером Риддлом и стал свидетелем его реакции на рассказы о магии, меня это встревожило, хотя это было вызвано скорее моей эмоциональной составляющей, чем рациональной. Позже, когда он попал в Хогвартс и начал всех очаровывать ... знаете, он напомнил мне Геллерта. — Между ними есть сходство, — тихо признала Гермиона. — Но это... профессор, я не утверждаю, что нет никаких оснований осуждать всё, что когда-либо говорил или делал Том Риддл, — она сдержала усмешку. — Но воспоминание, которое вы мне показали... я не вижу его так, как вы. Мне очень жаль, но я просто не могу. Дамблдор кивнул. — Я всё понимаю. Удачи вам, мисс Грин.***
Гермиона расхаживала по Выручай-комнате, которая всё ещё была закрыта от Тома, хотя она знала, что он, наверное, мог видеть, где она находилась, или, по крайней мере, сделать вывод, если его "список наблюдения" был пуст, что она была здесь. Она вспомнила свой недавний разговор с Дамблдором. Глубочайшее сожаление вызывало в ней то, что отношение профессора к Тому было испорчено буквально с самого первого дня из-за его ассоциаций с Геллертом Гриндевальдом. Если бы Дамблдор не показал Тому то, что он не доверяет и не расположен к нему, кто знает, что могло бы случиться? Конечно, мало что могло бы измениться; Том всё равно был бы распределён на Слизерин, сталкивался бы с предрассудками и отвержением своих сокурсников, и так или иначе посчитал бы, что придётся прибегать к запугиванию и тёмным искусствам. Хотя в последнем Гермиона сомневалась. Дамблдор с самого начала закрылся от Тома и решил "наблюдать", а не тянуться к нему. «Если он прославится благодаря победе над Гриндевальдом, то будет годами "наблюдать" за тем, как волшебный мир катится ко всем чертям, — мрачно подумала Гермиона. — За исключением тех случаев, когда он будет продвигать таких, как Септимус Уизли, пресекать распространение информации и пытаться бороться с идеологией чистоты крови, изображая маглов беспомощными, что только сыграет ей на руку». Она тяжело опустилась в кресло и вздохнула. Какова же альтернатива? «Том, — услужливо подсказал её мозг. — Том, который по-прежнему считает, что должен править маглами, который убивает тех, кто ему угрожает, и когда-нибудь источниками угроз станут политики, и, о да, который сделал крестраж прямо на моих глазах и думал, что я буду польщена, увидев его». Она потёрла глаза. «Дамблдор меня подставил. Использовал, чтобы добраться до Гриндевальда. Даже предположил, что мне и в голову не придёт, будто он замешан, что я ничего не пойму. Он пришёл к выводу, что я не рассказала ему о встрече, потому что приняла предложение Гриндевальда, а не потому, что подозревала его и не доверяла. С другой стороны, Том хотел лишь защитить меня. Даже если я не согласна с тем, что он сделал». «Том считает, что может править маглами, — снова размышляла она. — Он не так уж далёк от идеологии Гриндевальда. Судя по всему, основное отличие в том, что он не собирается отменять Статут о секретности и хочет добиться власти законным путем». «Нам нужно измениться. Волшебникам нужно больше открытости по отношению к миру маглов, а не заниматься необоснованным запрещением использования магии или закрывать глаза на магловскую культуру настолько крепко, что мы понятия не имеем, как одеваться во внешнем мире, не говоря уже о том, какого прогресса они достигли». «Мне повезло. Мои родители приняли магию. Но что происходит с маглорождёнными детьми, чьи семьи считают их одержимыми демонами или какими-то чудовищами, как Дурсли думали о Гарри? Гарри должен был попасть в волшебный мир, потому что Дамблдор нуждался в "герое", чтобы решить его проблему, но как насчёт менее важных детей, чьи семьи не хотят, чтобы они посещали Хогвартс? Пошевелит ли он хоть пальцем ради кого-нибудь из них, или его вера в то, что семейная любовь имеет первостепенное значение, независимо от того, насколько неблагополучной и разрушительной может быть эта семья. Отличными примерами были Дурсли, и ужасное обращение матери Дамблдора с его сестрой, отказ от её лечения, вот эта вера будет управлять его действиями?» У Гермионы возникло неприятное подозрение, что она знает ответ. «Гриндевальда это не устраивает, — подсказал ей мозг. — Он предложил своё решение. Но он всё равно проиграет. Так или иначе, он не смог бы победить. Он выбрал насильственный путь и намерен отменить Статут о секретности. Так нельзя. Они превосходят нас числом. Но мы можем это исправить. И если Том не ненавидит маглорожденных...» Она встала с кресла. Внезапно ей захотелось принять ванну и лечь спать. Для неё это уже слишком. В глубине души она знала, какое решение примет, уже приняла, но не была готова осознать его в полной мере.***
Следующим днём была суббота, но Гермионе совершенно не хотелось идти в Хогсмид. Она устало спустилась к завтраку и, смирившись, взяла газету, доставленную ей совиной почтой. "Расследование министерства незамедлительно подтвердило, что смерть Блэка, вызвана проклятыми предметами" − кричал главный заголовок. Гермиона возненавидела себя за это, но единственным чувством, которое она испытала, было облегчение. Она подумала, что нет никакого смысла читать статью, поскольку знала, что там одна ложь, поэтому пробежалась по ней глазами. Это был краткий отчёт о расследовании, которое, по-видимому, проводилось весьма поверхностно, ради галочки. Оказалось, что шестёрки ОМП просто осмотрели ожерелье и вращающийся тёмный артефакт, которые Том оставил рядом с телом Поллукса Блэка, и посчитали, что они несут в себе смертельное проклятие, которое вызывает сильную боль перед кончиной и способное иссушить руку. Затем один абзац привлёк её внимание. Мистер Арктурус Блэк, кузен покойного Поллукса Блэка, заявил, что не верит в то, что смерть была несчастным случаем, хотя и не даёт никаких оснований не верить результатам расследования. Мистер Септимус Уизли, не кровный родственник обоих Блэков, заявляет, что мистер Блэк скорбит и не несёт ответственности за заявления, сделанные в состоянии шока. — Наверняка всё прошло как надо, — пробормотала Гермиона себе под нос. — Разве она не выжжена с гобелена за то, что вышла за него замуж? — она была почти уверена, что Сириус рассказывал именно это в её прежнее время, утверждая, что эта связь, вероятно, раздражала Арктуруса Блэка больше всего на свете. Она очень надеялась, что Арктурус продолжит упрямиться, хотя тогда он дискредитирует себя как политического игрока. "Названы кандидаты на замену!" − таким был второй заголовок. Гермиона прочла эту статью полностью. Оказалось, что на замену Блэку претендуют три потенциальных кандидата. Как она и ожидала, одним из них был Септимус Уизли. Он вновь настаивал на принятии своего закона, и теперь утверждал, или, по крайней мере, Пророк гласил, что он утверждал, якобы Дамблдор поддерживает его позицию. Кроме того, мистер Блэк заявил о своей поддержке Фаустуса Яксли из отдела по борьбе с неправомерным использованием магии. Как и Уизли, Яксли работает в министерстве уже пять лет. Яксли, как известно, выступает против закона Уизли. Последним кандидатом на пост главы отдела магического правопорядка является тридцатилетний ветеран отдела Роберт "Боб" Огден, в настоящее время возглавляющий группу обеспечения магического правопорядка. Гермиона была почти уверена, что слышала имя Боба Огдена раньше, от Гарри, но не могла вспомнить, в каком контексте. Она развернула газету и взглянула на вторую страницу. "Тюрьма Нурменгард освобождена! Гриндевальд отступает в несокрушимое родовое гнездо!" Гермиона осмотрела слизеринский стол. Том был здесь, пил кофе и тоже читал газету. Она глубоко вздохнула и встала. Он заметил это и ухмыльнулся, когда она направилась в его сторону.