Выбирая серое

Том торопливо повёл Гермиону вверх по многочисленным лестничным пролётам в Выручай-комнату. Прежде чем она добралась до комнаты, Гермиона уже задыхалась от физической нагрузки. Он отвернулся от двери, услышав её тяжелое дыхание, и понимающе ухмыльнулся, уверенный, что оно возникло от кое-чего другого. Он бросил свою школьную сумку на второе кресло, которое всё ещё появлялось в комнате, когда Гермиона входила сюда. То самое, которое она представляла в воображении на протяжении всего их разрыва, к огромному её огорчению и печали. Он снова ухмыльнулся при виде кресла. — Дневник... — начала она, тщетно пытаясь предотвратить то, что подсказывало ей трепещущее сердце. — Пока всё в порядке, — закончил он. Он приподнял бровь и хитро посмотрел на неё. — Хотя твоё желание получить его обратно учтено. — Дело не в этом, — сразу же ответила она. — Как мы и говорили… здесь безопаснее. Том проигнорировал это и начал приближаться к ней, улыбаясь с виду доброжелательно, в то время как его глаза угрожающе сверкали. — Полагаю, это означает, что я получу извинения за ту ночь. — Ты слишком много на себя берешь, — она нахмурилась. Подойдя к ней, он сверкнул белозубой улыбкой. — Но мои предположения верны, не так ли, дорогая? — Ты не имеешь права так меня называть, — Гермиона стояла на своём, глядя на него снизу вверх. Он щёлкнул её по носу, не переставая улыбаться. — Начнём с того, милая, — сказал он многозначительно, — я делаю только то, что мне нравится. Но что важнее, думаю, после того, что случилось внизу, у меня есть на это полное право. Она уже открыла рот, чтобы возразить и поспорить, даже зная, что не победит, или потому, что знала, что не победит, шептал тихий голосок в голове, когда он обхватил её лицо, притянул к себе и завладел её ртом. Поцелуй был похож на тот, который произошёл несколько минут назад, только ещё более собственнический и властный. Он практически пожирал её, идеальные зубы покусывали губы и её язык, пока его собственный порхал в перерывах между укусами, чтобы лизать и дразнить внутреннюю поверхность её рта. Гермиона на несколько секунд задумалась. Потом… «Я так не думаю. Не всё будет так, как ты хочешь». Она потянулась к нему и впилась ногтями в волосы и кожу головы, вызвав у него рычание. Его глаза на мгновение распахнулись. Свет в его зрачках вспыхнул алым на долю секунды, а затем он грубо толкнул её к стене рядом с кроватью. Том с ещё большей силой прикусил её губу, а затем почти насильно отстранился. Они молча смотрели друг на друга. Она облизнула губы, которые были красными и пульсировали от его укусов. У него были растрёпанные волосы и ещё более дикие глаза. — Ну, разве ты не распутница, — прорычал он. Он порылся в своей мантии и ухмыльнулся, вынимая Бузинную палочку. — Ты уже давно нарываешься, с той самой ночи. Ложись, и я, может быть, буду с тобой помягче. Гермиона с вызовом посмотрела на него в ответ. — Я никогда не подчинялась твоим приказам, Том, и не собираюсь начинать сейчас, — она потянулась к своему карману. Он ухмыльнулся и поднял свою волшебную палочку. — О, нет, ты подчинялась. Мы это уже проходили, помнишь, — сказал он дерзко. — И на сей раз тебе понравится даже больше, — он драматическим движением опустил палочку. Она уже несколько месяцев сражалась с ним на занятиях и научилась его трюкам и стилю. Гермиона поставила щит слишком быстро для того, чтобы его заклятие отбросило её на матрас. Том мгновение выглядел удивлённым, но быстро собрался, произнеся заклинание, которое разрушило её щит, а затем с силой толкнуло её на кровать. Он сам взобрался на неё и торжествующе оседлал Гермиону. — Так-то лучше, — сказал он. Он провёл кончиком волшебной палочки вниз по её лицу и шее к чувствительной области над ключицей. Она потянулась к его жезлу, понимая, что, казалось бы, бросив ему вызов за него, за эту палочку, получит ответную реакцию, и не ошиблась. Он взмахнул им быстро, почти изящно, и её руки были откинуты от него невидимой силой. Он махнул снова, и веревки, которые он так любил, вылетели из палочки и привязали запястья к столбику кровати. — Ты же знаешь, что я не могу тебе этого позволить, — небрежно заметил он, улыбаясь ей. — А за то, что ты попыталась отнять её у меня... — улыбка опять превратилась в ту же самую ухмылку. Он ещё раз взмахнул волшебной палочкой. Ощущение электрического разряда, мягкого жжения и невероятно сильного чувственного удовольствия распространилось по всему её телу. Судорожный вздох вырвался изо рта против воли, когда оно достигло её пупка и области таза. Он не оставил это незамеченным. Уголки его рта оставались на месте, когда он чуть приподнял одну бровь, словно не понимая, что происходит, хотя для неё всё было совершенно очевидно. — Ты такой самоуверенный, — прошипела она, чувствуя, как жар заливает лицо. — А ты такая... непокорная, — его тон был насмешливым. Она, подрагивая, вобрала в себя воздух. — Если хочешь взять меня, то почему просто не перейдёшь к делу? Он положил руки ей на бедра и прижал к себе, склонившись над ней так, что их лица оказались всего в нескольких сантиметрах друг от друга. — Потому что это не всё, что мне нужно, — он замолчал, наслаждаясь выражением нетерпения на её лице. — Ты была не слишком благосклонна ко мне в последнее время, и я уверен, что ничем не заслужил такого жестокого обращения. — Почему, вообще-то ты… — Значит, — продолжал Том, как будто она вообще ничего не говорила, — я должен... сначала наказать тебя за это, — он оскалился белой, дикой ухмылкой. — Но ты столько всего натворил! — запротестовала она, стараясь не обращать внимания на нарастающее гудение в нижней части тела. — Ты нагло врал мне и всем остальным, преследовал меня, колдовал очень тёмную магию… Одним плавным движением он оторвался от неё и перевернул Гермиону на живот. Она ахнула. Он прижал её лицо к подушке, закрывая ей рот. — Если бы ты так сильно ненавидела меня за всё это, мы бы не оказались в твоей постели, не думаешь? — он не стал дожидаться ответа, и её слова все равно прозвучали бы приглушенно. — Ты оттолкнула меня. А потом сказала, что снова разговариваешь со мной, "заключаешь союз", как ты выразилась, из прагматических соображений, — он насмешливо усмехнулся. — Я не единственный обманщик в этой комнате. Он избавился от давления на её затылке и просунул руки под тело, немедленно начиная разбираться с пуговицами жакета и блузки. Чтобы расстегнуть все из них ушло немного времени. Том стянул с неё одежду, расправил её на связанных руках и непринуждённо обернул вокруг запястий. Она повернула голову вбок, пытаясь увидеть его. Он наклонил свою голову и с усмешкой посмотрел ей в глаза. — Думаю, тебе некуда деваться, — промурлыкал он. Том легко провел руками по её бокам и обнажённой спине, ухмыльнувшись, когда она непроизвольно дёрнулась под ним. Он просунул указательные пальцы ей за пояс и быстро расстегнул молнию на юбке, а затем стянул её вниз. Сердце Гермионы бешено колотилось, и она чувствовала, что трусики насквозь пропитались влагой. Её тело определённо скучало и хотело его, и она прекрасно понимала, что скоро насытится. А как насчет её разума? Неужели она всё ещё хочет его по причинам, не связанным с физическими? «Да, — прошептали её мысли. — Хочу. Несмотря на всю ложь и... тёмную магию, я по-прежнему л…» Она решила не заканчивать эту мысль или не слишком задумываться прямо сейчас. Он невесомо водил пальцами по её бедрам, и она почувствовала его вес и тепло. — Ещё, — настаивала она. Внезапно, к её ужасу, ласки прекратились. Она почувствовала, как он снова склонился над ней, совсем близко к голове, и услышала мрачный смех рядом с ее правым ухом. — Гермиона, дорогая, приказы раздаёшь не ты. Он наклонился к ней и прикусил ухо. Она извивалась на матрасе, руки напряглись, ноги не находили себе места. Невольно она резко вскочила с кровати и ударила его в промежность. Он удивлённо вздохнул и резко отстранился, на мгновение потянув её за ухо зубами, прежде чем отпустить. Он потянулся за волшебной палочкой. — Я не могла сдержаться… — начала она протестуя. — О, я сделаю это не поэтому, — прорычал он. Гермиона вытянула шею, чтобы посмотреть, как он водит палочкой в воздухе. Он наколдовал кожаный предмет со множеством узких лент. Ухмыляясь, он нанёс дугообразный удар по её бедрам и заду. Воздух наполнился шлепком, и в то же самое время волна легкой боли распространилась по правому бедру. — Ты просто хочешь доминировать надо мной, — прорычала она, чувствуя, как кожу покалывает. — Само собой. В конце концов, ты моя, — ликование наполнило его слова. — И как я уже говорил... ты уже долгое время не очень добра ко мне. И была так враждебно настроена в особенную для меня ночь… — Особенную для тебя ночь? — воскликнула она, не веря своим ушам. — В мои планы больше не входит повторять её ещё пять раз, дорогая, — самодовольно сказал он. — Или шесть. Так что да, она была особенной. А теперь ты просишь вернуть дневник, так что тебе придётся извиниться передо мной за ту нелепую реакцию. — Ты, должно быть, шутишь. Он снова пустил кошку с девятью хвостами вниз по дуге, на этот раз на её задницу, вызвав новый приступ боли. — Ни в малейшей степени. Говори. — Я ни о чём не жалею. В конце концов, ты же не хочешь, чтобы я врала, — выдавила она, стараясь не обращать внимания на покалывание. Он едва прикладывал усилия… Словно по сигналу, он хлестнул её резче. Жалящие ощущения не заставили себя ждать. Она стиснула зубы. — Я извиняюсь за то, что... поранила тебя на дуэли, — решила она. — Конечно, если ты тоже. — Этого недостаточно, — ещё один удар плетью, который заставил её дернуться под ним. — Мы играем, или ты продолжаешь злиться на меня? Он наклонился к её уху. — Спроси себя, имеет ли это значение? — прошипел он. Том отстранился и снова сильно шлёпнул её по бедру. Она поморщилась. Её кожа была горячей и жгучей там, куда приходились удары. Она пылала, но в то же время... было не совсем больно. Жар и нервное покалывание были как раз на нужном уровне, чтобы стимулировать другой тип ощущений, или желать их получить, и она знала, что ещё немного и наверняка будет больно. Она этого не хотела. — Не имеет, — выдохнула она. — Мне... очень жаль. Он помолчал, торжествующе ухмыляясь. — Что конкретно? — Что... отвергла тебя. — Ты ведь ценишь меня, да? Она не видела его лица, но однозначно уверена, что он ухмыляется. — Да, ценю. Он отбросил хлыст в сторону, оставив его рядом с её головой, достаточно близко, чтобы она заметила и поняла, что он может легко взяться за него снова, если захочет. Он навалился на неё, разместившись прямо над её бедрами. Том снова запустил пальцы в её нижнее бельё. — Может, мне их снять? — сказал он, слегка сдвинув их вниз, чуть ниже бедер. — Да, — сразу же ответила она. — Ответ неверный, — прежде чем она успела отреагировать, его пальцы исчезли с резинки её трусиков. Одна рука сильно надавила ей на спину, не давая пошевелиться. Другой он снова потянулся за волшебной палочкой. — Что ты... о! — волны болезненного удовольствия прошли по туловищу, сосредоточившись внизу в виде сильного жара. Она не знала, что это за чары, или, если уж на то пошло, зачем он выучил их, или как наколдовать хлыст, хотя сразу же осознала сквозь дымку, что они, вероятно, предназначены именно для таких случаев. Он снял заклинание. — Ты пока ещё не заслужила, — отметил он будничным тоном. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — воскликнула она, и сердце её затрепетало от желания. Она обернулась в попытке разглядеть его. Он усмехнулся и приподнял одну бровь. — Хочу, чтобы ты дала мне обещание. Когда я отдам его, ты напишешь в нём. В моём присутствии. — Ты серьёзно... Он снова дёрнул палочкой, посылая на её зад болезненное жжение. — Хорошо, — выдохнула она. — Если я настаиваю? — Если ты настаиваешь. — Ты ведь сделаешь всё, что я скажу, правда? — его тон был невыносимо высокомерным. — Я… — она помедлила с ответом. Внезапно он снова оказался рядом с её ухом. — Правда? — прорычал он, снова беря зубами мочку её уха. Она судорожно втянула воздух. — Да, — ответила она, при этом безостановочно повторяя себе, что это всего лишь игра. Он отпустил её ухо и отстранился. — Разумеется, сделаешь, дорогуша, — он сделал паузу, быстро сбросил с себя мантию и жилет. Том ослабил галстук и высунул его из-под воротника рубашки. — Может, мне снова воспользоваться им? — он задумчиво кинул его вниз и расстегнул рубашку. — Думаю, не стоит, — ответил он сам себе, — мне кажется, я хочу, чтобы ты видела меня, — он провёл пальцами по её лопаткам. — И ты тоже хочешь меня видеть, так? — Очень, — тут же ответила она. Он снял брюки и рубашку, затем снова схватил свою волшебную мантию и небрежно накинул, оставив полностью открытым посередине. Он поднял Бузинную палочку, и некоторое время рассматривал её с ухмылкой, затем провёл кончиком по её шее, плечам и спине, делая небольшие круги. «Да он в восторге от её использования», — поняла она, дрожа от возникшего ощущения. Оно было легким, но разрозненным и потому каким-то напрягающим. Словно прочитав её мысли, он заговорил. — Знаешь, когда мы занимались этим в последний раз, я был всего лишь главным старостой. Теперь я гораздо... совершеннее, и у нас в руках столько власти. Ты должна быть вне себя от радости. «Ты высокомерен…», — начала она думать, но мысли сами собой изменили направление, когда он опять потянулся к её трусикам. На этот раз, наконец, он их снял. Маленький мятно-зелёный атласный предмет улетел к изножью огромной кровати. — Вижу, ты скучала по мне, — он рассмеялся, заметив, как она промокла. Она задохнулась и тяжело задышала, когда он скользнул в неё двумя пальцами. Он снова рассмеялся. — Уверена, что ты скучал по мне настолько же сильно, — ответила она, проявляя остатки гордости. — Не моя вина, что ты не давала себя трахать почти две недели, — он убрал свои пальцы. Она открыла было рот, чтобы возразить, что это, безусловно, его вина, но тут же закрыла. Он только потребует от неё большего унижения, если она заговорит, и это задержит... грядущие события. Он понимающе ухмыльнулся, когда она закрыла рот, прекрасно осознавая, что она решила не говорить и почему. Том схватил её за бедра, заставил раздвинуть ноги и вошел до упора. Она сразу же почувствовала облегчение от того, что снова наполнена, и Гермиона слегка покраснела от этого понимания. Наполненная им. Она размышляла, как ей этого не хватало, но когда он начал двигаться, её сознание вернулось к реальности. — Я хотел этого, — пробормотал он. Он наклонился, меняя угол проникновения, и прикусил её левое ухо. — Так и должно быть, разве нет? В той мере, в какой она могла связно думать хоть о чём-то, Гермиона не могла не согласиться. Похоже, он должен быть внутри неё. Они подходят друг другу физически и во всём остальном. Им не представилась возможность научиться тому, как лучше всего доставить друг другу удовольствие; это происходило как-то инстинктивно, или, возможно, всё, что он делал, доставляло ей наслаждение, и наоборот. — Да, — с трудом выдохнула она. — Ты ведь моя, согласна? — он провел пальцем по основанию её шеи. — Ммм, да, — без колебаний пробормотала она. Её признание привело его в неистовство. Он начал двигаться быстро и жёстко, очень агрессивно, резко приближая её к пику. Она стонала и натягивала верёвки на руках. Внезапно он отстранился. Она уже собиралась закричать в знак протеста, когда он схватил её за бедра, перевернул на спину и снова наполнил. Давление на её запястьях немного ослабло. — Мне надо видеть тебя, — выдохнул он, наклоняясь. Он лизнул её раковину и просунул руку ей между ног. Том прошёлся языком по уху и сильно надавил на клитор. У неё перехватило дыхание. Уже близко. Он прикусил её ухо и сильнее сжал пальцы. — Хочу смотреть на тебя... — он отстранился, пристально глядя на неё. — Кончи для меня, — он слегка пошевелил рукой. Вот и всё. Гермиона обхватила его ногами за талию, сжимая, прижимаясь руками к спинке кровати, и долгожданные волны хлынули по её вздрагивающему телу. — Ты тоже мой, — выдохнула она, как только её голос снова обрёл силу. Он на секунду замолчал, словно не зная, стоит ли соглашаться с этим заявление. Затем… — Да, — сказано резко, отрывисто. Это было всё, что он мог ответить. Он толкнулся в неё глубже и освободился, сдавливая её плечи так сильно, что оставит следы, впиваясь аккуратно подстриженными ногтями в её кожу. Это было прекрасно.

***

Они лежали так некоторое время, сдавшись под натиском лени и удовлетворения. Том снял путы с запястий Гермионы, и она сразу же удобно обвила ими его шею. Он потянулся, пропуская пальцы через волосы Гермионы. Он лениво поцеловал её в шею сбоку. — Я рад, что ты передумала, — заметил он. Он выглядел несколько бледным. Когда это началось? Гермиона была вполне уверена, что он так и не обрёл прежнего цвета лица с… той самой ночи. Возможно, его тело никогда не восполнит всю кровь, которую Том принес в жертву, так же как он не восстановит ту часть своей души, которую вырвал. Она выбросила эту мысль из головы. — Видимо... теперь мне понадобится нечто гораздо большее, чтобы я смогла отказаться от тебя. Даже больше, чем я думала, - призналась она. Он выглядел самодовольно-торжествующим. — Мне кажется, я знаю твой предел лучше, чем ты, дорогая. При этой мысли она почувствовала себя неловко, хотя и не исключала такую возможность. Знал ли он её мысли лучше, чем она сама, или просто понимал, что её "предел" гибок? — Могу я тебя спросить? — внезапно спросила она, меняя тему разговора. — Можешь. Но я могу не ответить. Она нахмурилась, но продолжила. — Когда ты проявляешь нежность... ты искренен? Или ты ведёшь себя так лишь потому, что этого от тебя ждут, или потому, что ты хочешь, чтобы я отреагировала определённым образом? Он выглядел удивленным этим вопросом. — Тебя это сильно беспокоит? — спросил он нерешительно. — Просто хочу знать. Он помедлил, размышляя. Наконец он заговорил. — И первое, и третье. Её лицо помрачнело. — Ты, правда, считаешь, что у остальных всё по-другому? Это заставило её задуматься. — Наверное, нет, — тихо призналась она. — Я проявляю её небеспричинно. Ты важна для меня, — сказал он. — Но это не всё. Ты единственный человек, который когда-либо был важен для меня. Мне и раньше хотелось чего-то, но никогда человека. Ты сказала, что тебе нужно будет нечто большое, чтобы по-настоящему порвать со мной. Очевидно, то же самое касается и меня, поскольку я не покончил с тобой после наших... разногласий. О да, она знала это не понаслышке. Волдеморт попытался бы убить целую комнату людей только за то, что они услышали о золотой чаше. Том заставит её наблюдать за процессом от начала до конца, а затем просто будет следить за её местонахождением с помощью следящего заклинания, после того как она набросилась на него. Она знала, что так или иначе для неё "правила" были другими, он слишком ценил её, чтобы бросить в гневе. Она встретилась с ним взглядом и выдавила из себя улыбку. — Ясно. Думаю, я понимаю, что значу для тебя. Я хочу, чтобы ты знал, и никогда не сомневался, что это взаимно. Он поддерживал её одной рукой за талию. — Я бы убил, чтобы защитить тебя, — между делом заметил он. — Уже убил и сделал бы это снова без малейшего колебания. Гермиона почувствовала себя так, словно её окатили холодной водой. Почему он решил, что лучше всего выразить свои чувства, упомянув об этом? — Я знаю, — резко сказала она, высвобождаясь из его объятий. — Ты бы отомстил любому, кто причинил вред или угрожал причинить "чему-то твоему". Я прекрасно это понимаю. Том выглядел уязвлённым. — Так ли понимаешь? Сомневаюсь, — усмехнулся он. — это отличается от всего остального. Я бы сделал это, признаю, но... случись что с моими рыцарями, например, мне было бы наплевать, если только кто-то не пошёл на это, чтобы послать мне сообщение. Но если бы кто-то причинил боль тебе... что ж, на самом деле было бы хуже, если они сделали это только для того, чтобы заставить страдать тебя, а не меня. Я просто не чувствую того же по отношению к другим людям. Только к тебе, — он пристально посмотрел на неё. — Когда я убил Блэка, я сделал это для тебя. — Том, не лги мне. Ты сказал, что не будешь. — Это не ложь, — он нахмурился. — Ты честно признался, что сделал это, чтобы создать крестраж. Я совершенно уверена, что ты сделал это для себя, — слова показались ей горькими на вкус. — Ну да, я сделал это для себя, но отомстил за тебя. И знаешь что, давай наконец обсудим всё. Спокойно. Тогда ты не хотела смотреть, как я это делаю, но теперь, надеюсь, понимаешь, что я подразумевал. Я хотел, чтобы ты увидела. Я не собирался никому рассказывать, когда его создам, но потом появилась ты, и... мне пришлось. Для меня это имело колоссальное значение, и я считаю, что обязан был разделить момент с тобой. Гермиона поморщилась от его заявления, как будто он говорил о победе в каком-то школьном или спортивном соревновании, свидетельницей которого, он хотел, чтобы она стала. — Я действительно думал, что ты оценишь, — сказал он взволнованно. — Я видел в твоих воспоминаниях презрение, с которым люди относились к твоим увлечениям. Эти ужасные девчонки в твоём бывшем общежитии, тот рыжий парень... я видел, как они относились к тебе, потому что ты выше их, — он пристально посмотрел ей в глаза. — Это был самый настоящий комплимент, Гермиона. Гермиона вздрогнула и закрыла глаза. Она стояла на своего рода распутье, и должна принять решение. Она изначально влюбилась в человека, который уже был виновен в четырёх смертях, и который мучил и проклинал своих одноклассников всякий раз, когда они его разочаровывали, но она может проигнорировать его прошлое, потому что оно не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас. Она твердила себе, что его жестокое обращение с сокурсниками было мягким по сравнению с тем, что делал Волдеморт, и что это не так уж сильно отличалось от того, что происходило в Хогвартсе во все времена. Возможно, это было правдой, но у неё ещё сохранялись ложные представления о нём. Настоящий Том вот этот человек, опытный тёмный волшебник, который основал фундамент своего политического восхождения с помощью шпионажа, обмана и убийств. Он не Волдеморт, но и не почти идеальный джентльмен. Сможет ли она дальше заботиться об этом человеке, настоящем человеке? Её радужное представление о нём исчезло, разорванное на куски одним тёмным проклятием, цель которого, как и следовало ожидать, состояла в том, чтобы рвать на части. С тех пор она поддерживала его планы и предпочла хранить его секреты из прагматизма, по крайней мере частично, но сейчас ей следует определиться, стоит ли выбирать его в личном плане, а это совсем другое дело. Гермиона поняла, что он падёт жертвой собственной тьмы, если она оттолкнёт его. Вероятно, теперь это особенно рискованно, когда у него есть Бузинная палочка. Она отдавала себе полный отчёт, что была единственным человеком, кроме него самого, о ком он реально заботился или чьё одобрение желал получить по бескорыстным причинам, ну как минимум, не более корыстным, чем желание удержать её рядом с собой. Она не способна остановить всё, что он мог натворить, но она могла отговорить его от некоторых поступков. У неё уже это получилось. Значит, в нём всё ещё есть что-то стоящее спасения. — Я понимаю, Том, — наконец сказала она. — В моём сознании сформировался твой образ, не имеющий ничего общего с настоящим, а случившееся грубо раскрыло глаза. Я провела месяцы своей прежней жизни, выслеживая их в адском кошмарном мире, и это повлияло на меня. Но это совершенно не значит, будто я теперь считаю, что то, что ты сделал, нормально. Я думаю, что крестражи противоестественны. Я просто... не хочу больше упрекать тебя из-за этого. — Но ты всё ещё хочешь оставить за собой последнее слово, — язвительно заметил он. — Гермиона, мы же волшебники! Подумай об этом! Цель магии − противоречить природе, возвыситься над ней! Ты преодолела время, и это охренеть как противоестественно, не так ли? Почему преодоление смерти − такое зло? Даже чёртовы, проклятые маглы проявляют своё господство над природой, когда могут. У нас есть сила победить природу так, как они никогда не смогут. — Но это же твоя душа. Ты не должен так с ней поступать... и я не понимаю, почему ты это сделал. У тебя есть Воскрешающий камень. Ты день изо дня видишь призраков. Я совсем... не понимаю. Ты же знаешь, что мы выживем. Чего ты боишься? — Я… — он неуверенно замолчал. Том задумчиво нахмурился и прикусил губу, пытаясь прийти к какому-то решению. — Дело вот в чём. Призраки не могут наслаждаться едой или напитками... не могут ничего создать; они проходят сквозь предметы; они не могут колдовать. И Воскрешающий камень... мы не сможем считаться волшебниками, если "выживем". Я не могу отступиться. Для меня это слишком важно. Или... если каждый смог бы обладать магией. Это почти так же плохо, как если бы магия больше не была особенной, — он закрыл рот, сильно нахмурившись. — Мне надоело оправдываться перед тобой, Гермиона. Ты либо понимаешь, либо нет. И ты сказала, что не будешь меня упрекать. Гермиона вздохнула. Она не знала, что ему ответить. Что она могла ему противопоставить? Всё-таки она вряд ли была экспертом по тайнам смерти. Но на самом деле это был просто страх перед неизвестностью, отсутствием знаний… перед ситуацией, которую Том не мог контролировать. Всё опять сводилось к нему. Гермиона не знала, что сказать, и вдруг осознала, что продолжать спор бессмысленно. Она не согласна с его мотивами, не говоря уже о действиях, но она взглянула на всё его глазами. Это оказалось ещё одной вещью, которая в прежней жизни казалась такой ясной, однозначной, на которую можно было смотреть только с какой-то определённой стороны, но теперь вдруг... это стало невозможным. Она снова обвила руками его шею и прижалась к нему. — Не буду, — сказала она. — Я не согласна, но поняла, почему ты пришёл к таким выводам, — она снова вздохнула. — Я рада, что мы поговорили. Том сжал её в объятиях, но как-то нерешительно. Он казался рассеянным. Она взглянула на него снизу вверх. — Том? Он спустил ноги с кровати, встал и закутался в мантию. Он взял свою палочку с бокового столика и взмахнул ею. Дневник выскользнул из его школьной сумки на кресле и пролетел через всю комнату. Он поймал его и развернулся к ней. — Ты говорила, что сделаешь это, — напомнил он, протягивая ей книгу. — Ты был серьёзен! — у неё перехватило дыхание. Его брови сошлись на переносице. — Да. Он это я, Гермиона. Когда я впервые отдал его тебе, то сказал, что он не завладеет тобой. Она осторожно взяла книгу. Её немедленно охватило то же самое чувство, которое она испытывала раньше, перед тем как они отправились в поместье Гриндевальда: ощущение мощной, знакомой, дружественной магии. Она тяжело вздохнула и села с ним за стол. — Том, тебе известно, что в моей хронологии частичка другого тебя, запечатанная в дневнике, взяла под контроль одну из моих самых близких подруг и вынудила её открыть Тайную комнату. — Ничего подобного не случится, — он некоторое время рассматривал Бузинную палочку, прежде чем что-то решить, а затем махнул ею. Его тисовая палочка проплыла через всю комнату и попала ему в руку. К удивлению Гермионы, он положил первую обратно в карман и направил свою родную палочку прямо на дневник. — Я использовал её, чтобы создать крестраж, поэтому думаю, она больше резонирует с дневником, и я не хочу делать ничего, что Бузинная палочка могла бы интерпретировать как моё "поражение". Она села и открыла дневник посередине так нерешительно, словно это была магловская бомба, которую нужно обезвредить. Привет, я Гермиона, — нервно написала она, положив правую руку на чистый лист примерно на половину локтя. Гермиона, — ответила книга аккуратным почерком. — Это действительно ты. Тут же что-то схватило её за правую руку, пригвоздив к месту. Странные, почти неописуемые ощущения охватили кожу. Они похожи на воздушные завитки, мягко сжимающие руку, хотя и намного более очеловеченные, чем воздух. Это что-то сродни контакту с призраком, за исключением того, что они были не холодными и неприятными, а скорее слегка тёплыми и крайне магическими, почти как электричество. Гермиона была потрясена… и напугана. Она попыталась отдёрнуть руку, но та словно приклеилась к дневнику, а дневник к столу. Бесплотные щупальца крепче вцепились в её локоть. — Он пытается овладеть мной! — она яростно закричала на Тома, и в её глазах появился страх. — У него моя рука! Убери его! Том среагировал мгновенно, но не стал заколдовывать дневник. Вместо этого он бросился вперёд, положив одну свою руку на дневник, а другую на правую руку Гермионы. — Что ты… — Он не овладевает тобой, — прервал он её. — Он вообще не "в тебе". Ты же знаешь, как работают легилименция и Империус. Ничего подобного нет, верно? Гермиона умолкла. Нет, никакого чувства, что кто-то вторгся в её сознание. На самом деле всё сконцентрировалось только на поверхности её руки. — Тогда чего он добивается? — потребовала она ответа. — Думаю, он ласкает тебя, — он выглядел удивлённым. Гермиона уставилась на него в ужасе и изумлении. — Ты в самом деле хочешь сказать, что твой крестраж меня лапает? — Я бы не стал употреблять это слово, — он изо всех сил старался не рассмеяться. — Напиши ему. — У меня с этим трудности, — сказала она, огромная волна раздражения захлестнула её, когда страх прошел. — Я не хочу его проклинать, — сказал он. — Здесь нет никакого злого умысла. Просто попробуй написать. Гермиона затаила дыхание. Это было абсурдно, тревожно… но казалось, что ей не отвертеться. Не могу пошевелить рукой, — написала она мелкими, корявыми буквами. Магическое заточение мгновенно прекратилось, хотя эфемерное осязательное ощущение на её руке осталось. Мои извинения, — написал дневник в ответ. Гермиона каким-то образом поняла, что он скорее доволен и счастлив, чем искренне сожалел. Она нахмурилась, гадая, заметит ли кусочек души эту перемену в её эмоциональном состоянии. Я не хотел тебя напугать, Гермиона, — тут же написал он. — Но пойми меня. Он, то есть остальная часть меня, передаёт мне новые воспоминания, в том числе и о тебе, но я не был уверен, что смогу снова дотронуться до тебя. Последние телесные воспоминания, которые я испытал, связаны с тем, что ты была настроена, скажем так, довольно осуждающе. А потом оттолкнула этот сосуд. Я сильно сомневался. Глаза Гермионы расширились от шока и смятения. Эта часть души Тома, часть его, была отрезана от сенсорной информации, если только кто-то не писал в дневнике или он не просматривал некоторые из воспоминаний. Он, скорее всего, почувствовал перемену в её эмоциях, потому что она сразу же почувствовала призрачную ласку на руке, очевидно, пытающуюся успокоить её. С тобой... всё в порядке? — она писала. — Существуя вот так? Хорошая девочка, всегда заботящаяся о моём благополучии, — ещё одно лёгкое поглаживание по коже, на этот раз ближе к ключице. Она вздрогнула. Текст продолжил появляться. — О моём, о нашем, как ни посмотри. Безусловно, для описания меня одного языка недостаточно, — Гермиона могла сказать, что теперь его тон был дерзким и сардоническим. Мне жаль, что так вышло, — написала она. Последовала пауза. Потом… Я не жертва, Гермиона. Я был связан, собран, воедино, когда мы делали тот выбор. Она поняла, что это правда. Это был всё тот же Том. Но… Участь всё равно нелёгкая, — черкнула она. Мы знали, что это случится с какой-то частью нас самих. Конечно, я понятия не имел, каково это будет, но я сохраняю нам жизнь. Разница ошеломительная. Кроме того, "он" продолжает добавлять в сосуд новые воспоминания, и если ты будешь писать регулярно, то я не обделён. Это не похоже на то, что "он" поместил меня в металлический предмет, не имеющий никакой возможности взаимодействовать с миром, кроме как проникать в сознание людей, а затем заключил сосуд на десятилетия в темноте, или заставил делиться моим жилищем со смертельным проклятием, или попытался утопить его в мерзком зелье. Неудивительно, что та частичка, с которой ты имела дело, была настолько враждебной и сразу же проникала в любой доступный разум. Я бы так с тобой не поступил… если только ты не захочешь поговорить с "ним" на парселтанге. Хм, есть одна мысль... — слова были переполнены весельем. Мне правда не слишком-то смешно, — написала Гермиона. О, попробуй получить удовольствие от чёрного юмора, дорогая. Неужели у тебя всё должно быть тёмным? Ну да, естественно. Касательно чёрного юмора, у меня никогда не было приятеля по переписке, так что я не уверен в правильной её форме. Хотя, разумеется, для тебя я представляю нечто большее. Что мне сказать? "Напиши мне поскорее"? Безвкусно, но неплохо передает смысл. Напиши мне поскорее, Гермиона, и убедись, что "он" продолжает добавлять воспоминания. Тактильные ощущения на её руке внезапно исчезли. До скорого, Гермиона. Гермиона на секунду заколебалась, прежде чем ответить. Позже, Том. Дневник закрылся сам собой. Она повернулась к нему, глубоко дыша. — В конце концов… было не так уж плохо. — Значит, никакой враждебности? — его голос был уверенным и убеждённым в ответе. — Нет, — призналась она. — Просто глубокая самонадеянность, чувство юмора, лишённое сопереживания, и уверенность в том, что меня можно "ласкать", не спрашивая разрешения. Получается, он это ты в самом буквальном смысле. Том ухмыльнулся. — Знаешь, мне кажется, тебе хочется, чтобы я повторил то, что сделал пару часов назад, раз ты так со мной разговариваешь. Само собой, — продолжал он небрежно, — я бы сначала позволил балансу накопиться. — Не сомневаюсь, ты бы так и поступил. Он подошел к её прикроватному столику, выдвинул ящик, положил туда дневник и запер его сильным заклинанием. — Я постараюсь приходить сюда каждый день, — сказал он неожиданно более серьёзным тоном. — Не только для того, чтобы сохранить наши отношения, ммм, активными, но я собираюсь помещать в него новые воспоминания… и, вероятно, писать в нём большую часть времени. Я из тех, кто привык вести дневник, и я понимаю, что тебе будет неловко. — Можно сказать и так, — пробормотала Гермиона, вспоминая странное бестелесное ощущение на своей руке и причудливый опыт ведения письменной беседы с частицей Тома, которая обладала его характером, пока он стоял в комнате. На это он ничего не ответил. — Нам, наверное, следует вернуться в Большой зал. Сегодня поход в Хогсмид, и хотя я предпочёл бы остаться здесь на весь день, и я уверен, что ты тоже... — он поднял бровь, глядя на неё. Она покраснела. Это был единственный ответ, в котором он нуждался. — Как я и думал, — самодовольно сказал он. — К сожалению, нам, по-видимому, следует появиться где-нибудь в деревне. Но я считаю, что нескольких бокалов огневиски будет вполне достаточно для выхода на бис.