Выбирая серое

— Моя дорогая Гермиона, — сострадательно сказал Дамблдор, — большое спасибо, что пришли, — он с улыбкой пододвинул к ней конфетницу. Гермиона теребила свое кольцо. Она разделила руки и взяла с блюда лимонную капельку. Она заставила себя улыбнуться, встретившись взглядом с сияющими голубыми глазами Дамблдора. По правде говоря, она до смерти нервничала… из-за всего и сразу. Но когда заместитель директора захотел встретиться с ней тет-а-тет, а она выдавала себя за его близкую родственницу, ей полагалось быть у него. — Было бы упущением с моей стороны не выразить вам мою благодарность, — продолжил Дамблдор. — Вашу благодарность? — удивленно спросила Гермиона. Этого она никак не ожидала. Дамблдор кивнул. — Как вы знаете, когда магический мир просил меня сразиться с Гел… Гриндевальдом, я не хотел этого делать. Но я смирился из чувства долга и намеревался пощадить его, если смогу. Я верил, что если кто-то еще сразится с ним на дуэли, то убьет его на месте. Я благодарю вас за то, что вы доказали мне, что я ошибаюсь. — Не за что, профессор, — Гермиона выдавила из себя улыбку — Боб Огден, наш министр, и временный немецкий министр согласились заключить его в тюрьму в Нурменгарде вместо Азкабана, — сказал Дамблдор. — И это тоже хорошо. Азкабан − ужасное место. У меня есть... — он колебался несколько мгновений. — В молодости я недолго размышлял о политической карьере. Я пришел к выводу, что для меня было бы глупо искать власть такого рода, из-за катастрофически неверных суждений, о которых вы знаете. Но иногда я сомневаюсь, что принял правильное решение. Мы привыкли к жутким вещам, и состояние нашей правовой системы − одно из них. Мы живем в обществе, основанном на страхе – Статут о секретности был принят из страха… а людей, которые боятся, легко убедить. Гермиона кивнула. — Я думаю, нам следует изучить магловскую систему правосудия и реформировать нашу на ее основе. Но… страх… это тонкая грань. Маглов гораздо больше, и у них есть мощное оружие. И очень скоро появятся еще более действенные бомбы. — Записи Гриндевальда показали, что правительства магглов в самом деле работают над таким проектом, — сказал Дамблдор. — Министерства решили не вмешиваться в это дело. Гермиона вздохнула. Ее соображения о бомбардировках пока не окончательно не сформировались. Она знала, что существует вероятность того, что традиционная война принесет гораздо больше жертв. Поэтому она полагала, что даже к лучшему, если этот аспект истории останется неизменным. — Маглы тоже люди и также склонны к страху, — тихо сказала она. — Если мы совершаем чудовищные поступки, когда боимся, то и они не исключение. Дамблдор тяжело вздохнул. — Я пытался искупить ошибку молодости, пропагандируя идею, что мы не должны бояться маглов, но... — он замолчал. — Я не могу забыть того, что они сотворили с моей сестрой в ужасе, как бы мне этого ни хотелось. Гермиона поморщилась. — Возможно, лучший выбор − это здоровое уважение, — предположила она. — Признание того, что они довольно развиты и могут причинить нам вред, но... есть некоторые среди волшебного общества, которые, кажется, забывают, что маглы тоже люди. А это значит, что у их сущности есть как хорошие стороны, так и плохие. Дамблдор выглядел печальным, но довольным. — Я думаю, вы мудры не по годам. Мне приятно, что вы, а не этот гордый ученый, участвовали в разгроме Гриндевальда. Решение помиловать его принадлежало вам? Гермиона была благодарна ему за добрые слова, но ей не понравился последний вопрос. Видимо, он твердо решил думать о Томе плохо. Он хотел избавиться от Гриндевальда, хотя и неохотно, чтобы защитить себя, а не просто так, черт возьми. — Профессор, Том правда разоружил Гриндевальда, — сказала она. — Я убедила его, что убивать не обязательно, но это было совместное решение, потому что он не обязан меня слушать. По лицу Дамблдора пробежала тень. — Я заметил, что мистер Риддл иногда использует другую палочку. Он победил и обезоружил его в конце поединка? Гермиона кивнула, ее сердце упало. Дамблдор знал. Он уже понял, что Гриндевальд нашел Бузинную палочку, о которой они говорили в молодости. Лицо Дамблдора прояснилось, и Гермиона заметила, что это произошло намеренно. — Ну что ж, — сказал он фальшиво бодрым тоном, — замечательно, что он к вам прислушивается. Вы были очень добры к нему, — он замолк. — Но я не могу не спросить, и вы можете сказать мне, что это не мое дело, если хотите. Но вы... это был ваш выбор? Вы... счастливы с ним? «Вы правы, это не ваше дело», — тут же подумала Гермиона с негодованием. Она уставилась на него, пытаясь решить, как ответить на вопрос. — Вы не обязаны... — начал было Дамблдор, но Гермиона его перебила. — Это мой выбор, — сказала она. — Он спросил меня, и я могла сказать "нет", — Гермиона вспомнила, что так и сделала поначалу. — Как вы знаете, он мне не нравился, когда я появилась здесь. — Из-за того, что он сделал в вашем будущем, которое, я полагаю, вы изменили. — Ничего особенного, но я считаю, что изменила его курс. — Если позволите спросить... — Он стал бы таким же, как Гриндевальд, — уклончиво ответила Гермиона. — У него никогда не появлялось желания работать в министерстве в моей хронологии. И... у него никогда не было жены. Я бы даже не подружилась с ним, не говоря уже о чем-то другом, если бы он являлся тем человеком, которого я знала в своем времени, — она помолчала. — Что касается счастья... я счастлива. Я счастлива, что он делает что-то полезное. У нас шли серьезные дискуссии о том, как исправить волшебный мир. Его это очень волнует, и да, он знает, что я из будущего, и пришел в ужас, когда я объяснила ему, в кого бы он превратился в противном случае. — Отрадно, — мягко сказал Дамблдор, — но это не ответ на вопрос о том, что вы чувствуете к нему. — Это вносит свой вклад, — возразила Гермиона. — Я имею в виду... я сразу поняла, что у него огромный потенциал. Но я не смогла бы полюбить его, если бы он не решил найти ему достойное применение, — «с парой вопиющих исключений», — подумала она с усмешкой. — Для меня было неожиданностью, когда он мне понравился, и этого бы не случилось, если бы он не позволил мне влиять на него. В мое время мне тоже было трудно найти кого-то, с кем я могла бы поговорить, кто разделял бы мои интересы. Я уверена, вы понимаете, — добавила она с кривой улыбкой. — Но он в основном разделяет. Том выслушивает меня и уважает. Я не знаю, что еще сказать. Дамблдор выдавил из себя улыбку. — Хорошо. В таком случае, я не думаю, что нужно обсуждать что-то еще, — он поднялся со своего места. — До тех пор, пока вы счастливы, Гермиона. Волшебный мир важен, и мистер Риддл важен, но и вы тоже. Пожалуйста, не забывайте об этом.

***

Гермиона думала об этом разговоре всю дорогу до Выручай-комнаты. У нее были очень смешанные чувства по поводу всего этого. Она осталась довольна тем, что Дамблдор не обижался на то, что он не стал тем человеком, которому приписывали поражение Гриндевальда, и поскольку он так сильно не доверял самому себе с властью в руках, было, вероятно, лучше, если он останется уважаемым профессором. Ее встревожило, что он в курсе, что у Тома есть Бузинная палочка, и это его явно не устраивало. Впрочем, она сама была не в восторге. Волшебная палочка уже что-то делала с ним. Он становился все более безрассудным и иррациональным, когда использовал ее. Прощальный комментарий Дамблдора тоже не выходил у нее из головы. Ее собственные потребности были важны, и она не уверена, что то, что она делала, удовлетворяло их как нельзя лучше. Вопрос заключался в том, что ее желания противоречили друг другу. Ей нужно, чтобы Том оставался "серым", каким он был сейчас, и это, по крайней мере, частично зависело от того, останется ли она рядом с ним. Она была практически единственным человеком, которого он слушал на постоянной основе. Но ей также нужно счастье в более личных аспектах жизни, и она не знала, хватит ли ей его доверия, его темной собственнической формы любви и знания, что она помогает ему. Настоящая проблема сводилась к простому факту: он уже сделал самое темное из того, что мог. Иначе она могла бы сказать себе, что существуют определенные, четко очерченные границы, которые он не должен пересекать. Никакой политики чистоты крови, никаких убийств и уж точно никаких крестражей. Она была шокирована, обнаружив, что может оправдать одно из этих трех условий, учитывая связанные обстоятельства. Кое-что другое, самое темное, Гермиона могла бы несколько упустить из виду, если бы он сдержал свое слово остановиться на одном. Если бы обещание было нарушено, то это стало бы для нее сильнейшим личным оскорблением. Каково же ее определение термину "слишком много", если то, что он делал до сих пор, таковым не было? Во что может превратиться ее сердце, раз границы так податливы? Гермиона не любила думать, что ею движут эгоистические соображения. Ей хотелось верить, что она − нравственный человек, который выносит суждения, строго основанные на добре и зле. И все же... — Блэк. Розье. Я искал вас. Мысли Гермионы внезапно изменились при звуке голоса Роланда Лестрейнджа. Она остановилась и поспешила в ближайший темный угол. Быстро пораскинув мозгами, она наложила на себя дезиллюминационные чары. Став невидимой, она осторожно двинулась на голоса. К ее удивлению, Лестрейндж разговаривал не с Винсентом Розье, а с Друэллой. Рядом с ней стояла Вальбурга Блэк. Они вопросительно смотрели на него. Он украдкой оглядел коридор. — Поговорим об этом внутри, — пробормотал он, направляясь к двери класса. — Не хочу, чтобы Риддл подслушал. Что ж, для Гермионы это все решило. Стараясь не издавать ни звука, она быстро зашагала за группой, когда они вошли в кабинет. Она проникла за ними как раз в тот момент, когда Лестрейндж запер дверь. «Надеюсь, Том сейчас не смотрит на свой список», — праздно думала Гермиона. — «Если он увидит, что я нахожусь в одной комнате с Лестрейнджем, то подумает о худшем, и выяснится, что я подслушивала их», — она решила надеяться на лучшее. Том не мог следить за ней все время. — Я хотел спросить, знает ли кто-нибудь из вас, как попасть в комнату Грин, — тихо сказал Лестрейндж. Друэлла и Вальбурга недоуменно переглянулись, потом повернулись к Лестрейнджу. — Я не понимаю, о чем ты, — сказала Друэлла. — Мальчики не могут попасть в общежитие для девочек. И ты это знаешь. Лестрейндж закатил глаза. — Ты знаешь, про что я, Розье. Мы с Ноттом оба это знаем. Не стройте из себя саму наивность. — Я не понимаю, — сказала Вальбурга, нахмурившись в замешательстве. Лестрейндж вздохнул. — Вы можете мне доверять. Как вы туда попадаете? О чем она просит Выручай-комнату? Если вы не знаете, то так и скажите. Гермиона беззвучно ахнула. Он не может знать, какая фраза используется для вызова комнаты. — Не представляю, что ты хочешь этим сказать, — медленно проговорила Вальбурга. — Она по какой-то причине ходит в Выручай-комнату? Я ничего об этом не знаю. И вообще, что ты от нее хочешь? Что-то вдруг пришло в голову Лестрейнджу. Он внимательно посмотрел на них. — Вы думаете, Грин по-прежнему живет с вами? Девушки переглянулись. — Вообще-то нет, — сказала Друэлла, — она переехала в другую комнату в общежитии для девочек, верно? Вот что рассказал нам Риддл после Рождества. Лестрейндж выглядел мрачно удовлетворенным. — Ясно. Это все объясняет, — он повернулся к девушкам, подняв палочку. — Обливиэйт! Гермиона не попала под действие заклятия забвения, поскольку стояла рядом с Лестрейнджем. Она затаила дыхание, когда он вывел девушек из класса. Она подождала, пока все трое не исчезли, прежде чем отправиться на поиски Тома.

***

— Он что? — воскликнул Том, когда Гермиона все ему пересказала. — Ты уверена? — Он назвал комнату, — терпеливо объяснила Гермиона. — А несколько дней назад он и Нотт прятались снаружи, пока я была там, и бормотали себе под нос что-то вроде: "мне нужно увидеть то, что видит Риддл". — У них не должно получиться, — шептал Том. — В этом нет логики. Я точно не выдавал им секрет. Она задумчиво нахмурилась. — Почему сразу ты? Предположим, они прятались в коридоре и видели, как я туда вошла. Неужели… — Ты не Хранительница тайны. Они не в состоянии... хотя интересно... я думаю, что ты могла назвать это место, просто не в контексте секрета. Ты на сто процентов уверена в том… — Он спросил их, что я требую у Выручай-комнаты, — снова сказала Гермиона. — А потом, когда они не поняли, что он имеет в виду, Лестрейндж спросил, думают ли они, что я все еще живу с ними. Для меня это звучит так, как если бы он знал секрет. — Этого не может быть, — сказал Том. — Просто не может быть. — Том, а ты на сто процентов уверен, что ничего не пропустил во время зачарования? — Ты знаешь теорию не хуже меня. У тебя есть какие-нибудь идеи? Она прикусила губу. — Я никогда не произносила заклинания. Не стоит ли нам снова, просто чтобы убедиться, прочитать книгу об этом, раздел о чарах Фиделиуса? — Я сам посмотрю, — наконец сказал он. — Завтра суббота. Я хочу, чтобы завтра тебя заметили в гостиной одну, я буду следить за тобой, не волнуйся, а потом увидели, как ты уходишь. Но я незримо буду прятаться там, ожидая, когда они появятся. Они не могут знать тайну. Это в буквальном смысле невозможно. Гермиона сомневалась. Чары Фиделиуса очень сложны, и если какая-то деталь пойдет не так, то вся магия будет аннулирована. Передача тайны человеку может произойти случайно, как она знала из своего опыта с Яксли в военный год. И Том, конечно, был в высшей степени уверен в собственной магии, но из этого не всегда следовало, что уверенность оправдана. Она не знала, что могло пойти наперекосяк, но у нее было такое чувство, что случилось что-то весьма серьезное. Проверять это ей не хотелось, потому что не было никого, кому Гермиона могла бы доверить такую информацию, но она совершенно убеждена, что сама могла выболтать кому-нибудь о своем убежище, и она не должна была этого делать. На следующий день Гермиона сидела в гостиной Слизерина, делая вид, что повторяет ЗОТИ для ЖАБА. Она заметила, что Лестрейндж был в комнате вместе с ней. Ее съедало любопытство, есть ли у них система передачи сообщений друг другу, и сообщит ли Лестрейндж Нотту, когда она уйдет. Она закрыла книгу и встала, увидев краем левого глаза, что Лестрейндж при этом движении сунул руку в карман. Значит у них, вероятно, были средства передачи простых сообщений, возможно, что-то вроде монет отряда Дамблдора. Тем временем на восьмом этаже невидимый Том стоял в углу, защищенный совершено выполненными чарами. Он не слышал никого в коридоре, хотя это ничего не значило. Лестрейндж и Нотт, вероятно, слишком опасались его, чтобы торчать там все время. Он не мог определить время по своим карманным часам, тем, что подарила ему Гермиона, но знал, что приближается условленное время, когда она покинет подземелье. Если один из них или оба собирались показаться, то сейчас самое время. Вдруг он услышал легкий топот ног. Он затаил дыхание и еще глубже нырнул в тень. Через мгновение в коридоре появилось расплывчатое пятно. Это был кто-то под плохо наложенным дезиллюминационным заклинанием. Рука Тома дернулась на Бузинной палочке. «Мне следовало бы убить тебя прямо сейчас», — подумал он, но колдовать не стал. Как ни заманчиво было просто устранить угрозу, он должен был понять, кто это. Он проявит терпение. Неумелые чары делали стены похожими на рябь и слегка обесцвеченными, когда Лестрейндж или Нотт, кто бы это ни был, проходили перед определенным местом. Том легко отслеживал передвижение человека, пока неизвестный не встал прямо напротив стены, скрывающей дверь Выручай-комнаты. — Мне нужно увидеть, где спит Гермиона Грин, — бормотал парень, Клавдий Нотт. На стене начали проступать контуры двери. Нотт воскликнул со злобной радостью. Том вдохнул от изумления. «Нет», — подумал он. — «Нет. Невозможно…» Но это произошло, и он среагировал немедленно, прежде чем комната выдала спальню Гермионы. Он рубанул Бузинной палочкой по воздуху. «Мацеракорпус!» Том не собирался этого делать. Он планировал использовать простой Петрификус. Должно быть, палочка снова показывает характер. Впрочем, беспокоиться об этом было некогда, заклинание, хотя формально и являлось темным проклятием, не причинит серьезного вреда. Его тело станет вялым, а мышцы слабыми, в то время как кожа покроется ушибами, но это было достаточно легко перенести. Пятно, которое являлось Ноттом, упало на землю и начало дергаться, что было заметно по участившейся ряби. Судороги замедлились, когда проклятие усилилось. Это задержит Нотта на какое-то время. Том поспешил вниз, чтобы перехватить Гермиону. Она знала план. Встать, выйти из комнаты, сходить в библиотеку, а потом вернуться в гостиную с книгой, дав понять любому оставшемуся там парню, что она так и хотела. Когда Том попал в библиотеку, она уже возвращалась с книгой, так что не столкнулась с ним. Он снял с себя дезиллюминационные чары и оглядел помещение, ища Гермиону взглядом. Ее здесь не было. Это означало, что она, скорее всего, уже вернулась. С ней все будет в порядке, если она останется там. Том направился к разделу, посвященному продвинутым чарам, и взял с полки соответствующий том. Он сел за стол, раскрыл книгу и перешел к разделу о чарах. Прежде чем защитить местоположение Гермионы он никогда не использовал их, но был уверен, что понимает магическую теорию. Он не выдал секрет ни Лестрейнджу, ни Нотту. Это была информация, известная только ему и Гермионе. Должно быть, он что-то проглядел в книгах. Он терпеть не мог признавать свои ошибки, но очертания двери были неоспоримы. Единственное, что нужно было сделать − это сразу же разобраться, что случилось, чтобы на этот раз он мог навести чары должным образом. Чары Фиделиуса − это очень сложная и структурированная часть светлой магии, которая требует, чтобы многочисленные условия были чётко упорядочены… Том перечитал текст. Часть информации, которая должна защищаться как тайна, должна быть абсолютно правдивой; если тайна когда-либо станет ложной в любом отношении, заклинание разрушится. «Гермиона живет в Выручай-комнате», — подумал он. Проблема не в этом. С уникальной магической сигнатурой личности Хранителя в качестве ключа секрет арифмантически кодируется в виде сведений, которые могут быть раскрыты только Хранителем и прочитаны только теми, кто получил секрет от Хранителя. Том продолжал читать, нахмурившись. Он не нарушил ни одного из условий, изложенных в книге. Что тогда... В случае смерти изначального Хранителя тайны все лица, которым Хранитель доверил ее, становятся Хранителями. Это функционально эквивалентно многократному наложению чар на одну и ту же тайну, что может быть сделано только живым Хранителем, поскольку никто другой не имеет возможности раскрыть эту тайну другим. Поскольку Хранители могут действовать независимо друг от друга, нецелесообразно полагаться на безопасность информации, используя нескольких Хранителей. Колдовать заклинание более одного раза для одного и того же секрета (т.е. иметь множество хранителей) не рекомендуется. В случае смерти Хранителя, по возможности, рекомендуется разрушить чары путем лишения их достоверности. Затем они должны быть наложены снова с новым человеком в качестве Хранителя. Однако Хранитель тайны не умер, и никому больше о ней не сообщили. Хорошая теория, но она не подходила. Том продолжил чтение. Главная особенность Фиделиуса заключается в том, что он имеет очень точные и особые требования, чтобы оставаться в силе. Возможно, кажется заманчивым противостоять риску разоблачения тайны, пытаясь использовать заклинание с несколькими людьми в качестве единого коллективного Хранителя, но это невозможно. Чары запрещают это из-за того, что они не сработают как полагается. Если бы один человек из группы умер, группа лиц, представляющая коллективного Хранителя, изменилась бы, разрушив силу чар. По этой причине, когда первоначальный Хранитель умирает, все ранее посвященные в тайну превращаются не в коллективных, а в индивидуальных хранителей со своими собственными уникальными ключами к той же самой тайне. Арифмантическое уравнение, кодирующее секрет, требует одного ключа, и этот ключ исходит из глубины личности единственного Хранителя. Тайна должна быть запечатана в одной душе. По спине Тома поползли мурашки. «Конечно, нет», — подумал он. Он закрыл книгу, поставил ее обратно на полку и вяло направился обратно в Слизеринские спальни, чтобы найти кое-какой текст по темным искусствам. Гермиона была в гостиной, когда он проходил мимо, читая у камина. Пройдя рядом, он коснулся ее плеча, и она подняла голову. На ее лице появилась улыбка, которую Том успел вернуть ей. С гораздо меньшим удовольствием Том заметил, что Роланд Лестрейндж тоже никуда не делся, он затаился в темном углу и, по-видимому, читал спортивный раздел "Ежедневного пророка". Том посмотрел на него с усмешкой и продолжил путь в мужскую спальню. Через некоторое время он читал книгу все более и более лихорадочно, правда захлестывала его разум, как волна, поскольку каждая фраза, казалось, подтверждала его недавнюю теорию. Кроме того, считается, что выполнение этой магии сильно ослабляет или разрушает другую сложную магию, основанную на разуме и душе, особенно уже существующие проклятия Империуса. Существует теория, что способность темного мага поддерживать такие заклинания после создания крестража может быть безвозвратно ослаблена, хотя многое зависит от магической силы заклинателя и цели. Применение заклинания Патронуса также может сопутствоваться значительными трудностями. Заклинание Фиделиуса не было прямо названо в книге как заклинание, на котором это может негативно сказаться, но оно, несомненно, является сложным заклинанием, основанным на душе. В одном арифмантической шифре были и тайна, и ключ. Первое должно оставаться идентичным тому, что было заложено, когда накладывалось заклинание, и он готов поспорить, что ключ тоже. «Не то чтобы есть какой-то другой способ изменить...» С информацией о Фиделиусе из другой книги, казалось ужасно вероятным, что он нечаянно разрушил чары, изменив свой "ключ", самый глубокий уровень своей личности. В конце концов, он обязан был занести в дневник новые воспоминания; он не был связан с его сознанием и не воспринимал его переживания автоматически, равно как и воспоминания, скажем, о Гермионе, пишущей в дневнике... В его мозгу быстро промелькнула мысль, что это невероятно захватывающее магическое открытие… и что ему охренительно жаль, что он никогда никому не сможет рассказать об этом. Еще хуже было то, что он обнаружил это при таких обстоятельствах. Том захлопнул книгу "Тайны наитемнейшего искусства", положил ее в сундук и поспешно вышел из спальни мальчиков. Гермионы больше не было перед камином. У Тома упало сердце. Он быстро огляделся, надеясь разглядеть ее среди лиц в тени, но нет, ее не было в общей комнате. Том с ужасом отметил, что Роланд Лестрэндж тоже пропал. Он взбежал по лестнице на восемь пролетов, пока не запыхался, задыхаясь в коридоре. Он собрался с силами и бросился вниз по коридору. Нотт тоже исчез. Там не было даже пятна, которое было признаком его отвратительных дезиллюминационных чар. «Мне нужно увидеть место, где живет Гермиона», — лихорадочно думал Том. Дверь появилась в стене. Том взялся за ручку и открыл ее. — Гермиона? — крикнул он в комнату. Ответа не последовало. Он зашел внутрь и огляделся. — Гермиона! — крикнул он громче. Ответа опять не последовало. «Гоменум Ревелио», — подумал он, поднимая кончик палочки. Но ничего не произошло. Том глубоко вздохнул, успокаиваясь. Он вспомнил о списке, сунул руку в карман и вытащил оттуда свой зачарованный пергамент с именами. В его возможности входило отмечать места лишь внутри замка, и, по всей видимости, Выручай-комната к ним не относилась. Люди, которые находились в этой комнате, или не на территории Хогвартса, содержали пустое место в колонке местоположения рядом с их именами. Последние несколько месяцев Том приходил к выводу, что Гермиона была в своей комнате, когда её ячейка была никак не подписана, но он знал, что сейчас в этой комнате никого, кроме него, не было. Он быстро оглядел таблицу. Лестрейндж, пусто. Нотт, пусто. Гермиона, пусто.