Разные судьбы

— Ремис, постой! Милли упала, споткнувшись об расшатанную плитку, и вскрикнула от боли — сильно ушибла коленки и стесала кожу на руках. Ремис даже не обернулся: так и нёсся куда-то вперёд, как ненормальный. Милли плотно сжала губы, чтобы не захныкать. С другом явно было что-то не так, и сам он вряд ли опомнится. Лить слёзы сейчас — последнее дело. Собравшись с силами, она поднялась и бросилась за Ремисом, хотя ушибленные коленки ныли и уставшие мышцы отказывались работать. Ничего, не так уж больно — на тренировках гораздо хуже приходилось. — Ремис, нам не туда! Мы заблудимся! Ремис, не оборачиваясь, нырнул в узкий проулок. Они явно уходили всё дальше и дальше от центра города: дома становились меньше и беднее, но главное — всё более запущенными. На этих улицах уже никто не вырывал траву, проросшую между плитами, никто не счищал мох со стен, никто не ухаживал за садами и придомовыми участками. Исчезли даже верёвки, на которых развешивали выстиранное бельё. Смазанными силуэтами мелькали тени — Милли специально не смотрела на них, чтобы они не обрели чёткость и не стали похожи на живых. Только этого ей сейчас не хватало. И так было страшно, хоть плачь, но Милли не разрешала себе думать об этом. Странная мысль пришла в голову: какой смысл плакать, когда никто не услышит? Милли раньше не понимала, что почти всегда она плакала для других — надеясь, что ей помогут, что пожалеют и успокоят. Сейчас плакать было не для кого. Ремис ей не поможет. Наоборот, это она должна была помочь ему, спасти от… Милли не знала, от чего. Но в том, что друг ведёт себя так не по своей воле, она была уверена абсолютно. Впереди замаячила стена. Не стена даже — баррикада из крепко приваренных друг к другу металлических конструкций. Высотой они были около двух метров и надёжно перегораживали улицу. Ремис, не замедляя бега, взобрался по пандусу на площадку, с которой охрана должна была наблюдать за другой стороной, и, ухватившись за острые металлические стержни, легко перемахнул через ограждение. У Милли перехватило дыхание. Глупый, он же разобьётся! Она кинулась к баррикаде, с замиранием сердца представляя, что сейчас услышит жалобный стон Ремиса, переломавшего себе ноги… Ремис приземлился невозможно плавно и мягко, будто ему каким-то образом удалось подчинить себе гравитацию. На тренировках повелитель Танатон учил их так делать, но у Милли никогда не получалось — она вечно начинала бояться перед самым прыжком и неуклюже падала, больно отбивая себе ноги. И хорошо, если только ноги. Обернувшись, Ремис помахал ей рукой: — Милли, спускайся! Тут невысоко. Милли вцепилась в ограждение, чувствуя, как холодеет от макушки до пяток. Нет-нет-нет, что он натворил, глупый?! Зачем он туда полез?! Как они оттуда выберутся?! Первым порывом было развернуться и со всех ног побежать обратно, как она и собиралась. Вторым — взять комлинк, набрать частоту повелителя Танатона, и будь что будет. Милли всё меньше и меньше нравилось происходящее, и даже гнев Учителя по сравнению с этим казался не таким уж страшным. Она уже почти решилась позвонить, как Ремис, махнув рукой, пошёл прочь. У Милли ёкнуло сердце. Сама не до конца понимая, что делает, она подтянулась на ограждении и осторожно перекинула через стержни сначала одну ногу, а затем вторую. Наверное, надо было сделать, как Ремис, — сразу спрыгнуть, — но в последний момент Милли испугалась и неуклюже повисла на руках. Подтянуться обратно она бы не смогла при всём желании, а металлическая кромка уже больно впивалась в ладони… Зажмурившись, Милли спрыгнула — и даже не вспомнила про Силу, которая должна была смягчить падение. Упала она грузно. Ступни и лодыжки прострелило острой болью, в коленках противно хрустнуло. Шипя и поскуливая, Милли привалилась к стене, пытаясь отдышаться. Осторожно подвигала ногами, посгибала их. Вроде не сломаны. «Это уже неплохо, — твёрдо сказала себе Милли, чтобы перебить начинающуюся истерику. — Я могу ходить, значит, догоню Ремиса. Когда я догоню Ремиса, то заставлю его стоять на месте, пока нас не найдёт Учитель. Всё просто». Ремис далеко не ушёл — остановился посреди улицы, осоловело оглядываясь по сторонам. Он подождал, пока Милли дохромает до него, и сам протянул ей руку. Милли крепко вцепилась в неё. У Ремиса ладонь была напряжённая, почти каменная. У Милли — дрожащая и влажная от пота. — Миль… — шёпотом позвал Ремис. — А как мы сюда забрели? Кажется, он действительно ничего не понимал. При виде баррикады, через которую он только что перемахнул, его глаза чуть не вылезли на лоб. — Как?! — Милли понимала, что Ремис не придуривается, но не могла сдержать злости. Её просто трясло. Почему она смогла сопротивляться?! Почему она себя так не ведёт?! — Ты меня сюда притащил! Сказал, что знаешь дорогу! Я тебе орала, что мы не туда идём, а ты шёл и шёл, вообще меня не слушал! — Но я шёл обратно! — чуть не плача выкрикнул Ремис. — Милли, я точно помню, как шёл назад! Я уже центральную улицу видел! — И как через эту стенку перемахнул, не помнишь?! — Да я её впервые вижу! Миль, я вообще не понимаю, как мы здесь оказались! Всё так чётко было… Дома знакомые, тот переулок, в который мы в первый раз свернули, люди… Миль, да я чуть под ноги мужику какому-то не влетел! Что за херня вообще?! Ремис по-детски шмурыгнул носом, утёр лицо рукавом. Губы у него тряслись. Милли давно не видела его таким: наоборот, Ремис всегда старался казаться взрослым и сильным… А ещё — не сквернословить. Ругался он, только если был очень расстроен или напуган. В любое другое время Милли бы его пожалела. Сейчас — разозлилась. Он её в это втянул, а теперь ревёт?! Это он её всегда дразнил малявкой и смеялся над тем, что она жизни не знает! Это она сейчас плакать должна, а не он! Дурак, дурак, дурак! — Знаешь что?! — Милли оборвала себя на полуслове и медленно выдохнула сквозь зубы. Нет, нельзя так. Она сейчас разругается с Ремисом, разревётся и… мало ли что тогда может случиться. — Хватит. Мне очень страшно. Мы заблудились, тебе что-то мерещится, а ещё мы залезли за баррикаду и не знаем, как вернуться. Я звоню повелителю Танатону. Не хочу ждать, пока нас убьют или кто-нибудь сойдёт с ума! Она демонстративно постучала по комлинку, закреплённому на запястье. Ремис переменился в лице: его вдруг исказила такая злоба, что Милли невольно отшатнулась. Но недостаточно быстро: Ремис схватил её за руку и больно вывернул. — Ты конченная дура, что ли?! — прошипел он. — Позвонишь, и нам конец, ты что, не понимаешь?! Милли задёргалась, пытаясь вырваться, но Ремис только сильнее сжал её запястье. Она жалобно вскрикнула, но ему, казалось, было всё равно: Ремис был похож на ненормального, его вытаращенные глаза остекленели, рот перекосился. — Ремис! Ремис, пусти, мне больно! Что ты делаешь?! — Милли всё-таки разревелась. Это был не Ремис, ну или точно не тот Ремис, с которым она дружила. Он смотрел на неё так злобно, с такой… ненавистью? Откуда она взялась?! Почему, за что?! — Заткнись, малявка! Не ори. Мы сами выберемся, поняла?! Учитель ничего знать не должен. Он вышвырнет меня, если узнает! Я не могу, не хочу снова на улицу, слышала?! — Ремис, это глупости! Никто тебя не вышвырнет! Перес… Ай! Милли взвизгнула — Ремис со всей силы впился пальцами ей в руку и рванул на себя. Милли с трудом удержалась на ногах. Ремис навис над ней, почти уперевшись носом ей в переносицу. — Легко тебе говорить! Тебе-то нечего бояться, ты же любимица. Уникальная, мать твою! Он тебя оставит, даже если ты будешь косячить постоянно и валить всё, что тебе задают. А я… Я из кожи вон лезу, лишь бы он был доволен, и что?! Ему вечно всё не так. Вечно я огребаю за двоих. Если он узнает, что я твою шкурку опасности подверг, мне жопа! Обидно было до слёз. Вот значит он как?! Она любимица, оказывается! А ему завидно?! Да чтоб ему в её шкуре побыть и хоть раз посмотреть, как с ней Танатон на их занятиях обращается! Идиот! Глупый мальчишка, только о себе думает! — А если не позвоним, будет ещё хуже! — Милли сильно толкнула Ремиса в грудь и резко вырвала руку из захвата. — И… И вообще! Нашёл чему завидовать! Меня Учитель только из-за способностей держит! Я ему не нравлюсь, он со мной обращается, как… как… — Милли всхлипнула. Любимица, как же! То, что Учитель не бил её, не значило, что он к ней добр! — Хуже только у Аргейла было! Завидно тебе?! Придурок! Милли дрожащей рукой набрала частоту Учителя. Это место пугало её гораздо больше, чем любое наказание. Повелитель Танатон их, по крайней мере, не убьёт. Мало ли что думал Ремис! С ним что-то не так, его сейчас вообще слушать нельзя… — Стой, дура! Ремис бросился на неё, сшиб с ног, придавил к земле всем своим весом. Милли, больно ударившись спиной, закашлялась, пытаясь глотнуть воздуха, а Ремис сорвал с её запястья комлинк и крепко сжал его в кулаке. — Ремис!!! — Милли попыталась схватить его за руку, но её пальцы только скользнули по рукаву, — Ремис был куда проворнее, чем она. Прежде чем Милли сумела подняться, он швырнул комлинк себе под ноги и с хрустом раздавил. Милли уставилась на него круглыми глазами. — Ты… — Закончить Милли не смогла: горло перехватило. Изнутри горячей волной поднималась злость, мешала дышать, давила на грудь. — Ты идиот! Что ты сделал?! Ты просто… Да ну тебя! Я думала, мы друзья, а ты… ты… Ну и убирайся! Отвали! Хоть сдохни здесь, мне всё равно! Вскочив на ноги, Милли бросилась прочь. Её душили слёзы, от злости и ужаса подгибались коленки. Ремис… Он будто в чудовище превратился! Её друг, мальчик, который её маленькой сестрёнкой называл… Почему?! Что с ним случилось?! Или он всегда таким был, а сейчас это просто вылезло наружу? И он в самом деле её так ненавидит? Милли бежала не разбирая дороги. Несколько раз падала, но тут же поднималась и неслась вперёд. Ей хотелось оказаться как можно дальше от Ремиса, не видеть, не слышать, как он её зовёт… А он действительно звал. Зачем?! Чтобы так же разбить ей голову, как комлинк? Тогда Милли точно не будет перетягивать на себя внимание его обожаемого Учителя. Это же так у ситхов делается?! Нет свидетелей — значит, и убийства нет… Неужели Ремис и правда такой?! «Я хочу домой. Хочу к Иллин и госпоже Тире. Почему всё не может быть как раньше?! Я не просила эту дурацкую Силу! Ненавижу, ненавижу, это всё из-за неё! Я хочу домой…» Не в силах больше бежать, Милли привалилась к стене и разрыдалась в голос. Она не боялась, что кто-то мог услышать её. Ей просто было всё равно. Она рыдала, пока не выплакала весь страх и всю боль, накопившиеся за этот день. Тени, видения, этот город, Ремис… Всё было неправильно. Им же запретили уходить далеко! Это всё Ремис! Глупый, непослушный Ремис, которому… «Нужна помощь. А я бросила его совсем одного». Мысль была на удивление спокойной, но подействовала, как крепкая пощёчина. Истерика отступала, и Милли уже с трудом верилось, что меньше минуты назад всерьёз думала о таких вещах. Ремис хотел убить её? Он её ненавидит? Что за ерунда? Нет, нет, нет… Это всё проклятое место. Оно что-то с ним сделало. Как и с ней. А она… Она взяла и поддалась. Как полная дура. Милли с трудом оторвалась от стены. Ноги едва не подкосились, но кое-чему Милли всё-таки научилась на тренировках: у неё получилось устоять, хотя сил не было никаких. Она беспомощно осмотрелась по сторонам, пытаясь приметить знакомые ориентиры. Бесполезно: Милли ничего не узнавала. Эта часть города явно была заброшенной, и многие здания совсем обветшали, перекосились и по самую крышу заросли сорняками. В пустынных переулках завывал ветер. Мимо Милли прошмыгнула тень сгорбленного мужчины в лохмотьях; прямо ей в глаза пялился юноша, зажимающий рукой рану в животе. Чем дольше Милли смотрела, тем больше теней замечала, и тем сильнее ей хотелось забиться в уголок и тихонько заскулить от страха. Теней не просто было много. Большинство из них погибли не так уж давно. — Ремис… — дрожащим голоском позвала Милли. Конечно, Ремис не отозвался. Зато мелькнул и тут же погас свет в доме напротив. Зашумела, натужно открываясь, древняя входная дверь. Милли бросилась наутёк, не став ждать, что будет дальше.