Разные судьбы

      Чем дальше, тем сильнее Ремис сомневался, что Амадаар ведёт его к Милли. Они отошли уже слишком далеко — Милли никогда не полезла бы так глубоко в город одна. Конечно, её могли найти и отвести сюда родичи Амадаара, но что-то Ремису в это не слишком верилось. Он нутром чуял: местный темнит. Изворачивается, будто его голой жопой на сковородку усадили. Каждый раз, когда Ремис пытался спросить его, когда они придут, Амадаар прикидывался дурачком и хлопал себя по ушам — ничего не понимаю, мол.       А чуйка — может, Сила, кто её разберёт, — всё настойчивее советовала треснуть Амадаара камнем по затылку и бежать со всех ног куда подальше. Удерживало только одно — а вдруг он неправ? Вдруг Амадаар действительно ему ничего плохого не хочет и знает, где Милли?       «Ещё немного пройду с ним, — говорил себе Ремис, сжимая камень в ладони, уже порядком вспотевшей и расцарапанной. — Если он что-нибудь выкинет, вырублю. Он тощий. Справлюсь».       Амадаар ловко перемахнул через невысокое, примерно по грудь, заграждение, выставленное между двумя домами. На их обветшалых, покрытых мхом и плесенью стенах кто-то грубо намалевал скрещенные мечи в круге. Красной краской. По крайней мере, Ремис надеялся, что это краска.       — Tapti, tapti! — Амадаар обернулся и замахал руками. — Bemenk antai!       Ремис замешкался. Если он чему и научился на улицах Ильтины, так это тому, что не надо входить в узкие переулки с подозрительными типами, если хочешь долго жить. С другой стороны… Тут точно начинались обитаемые места. Знак этот явно намекал, да и не только: у заброшенных домов поблизости была целая помойка. Мусор, сваленный в громадные вонючие кучи, притягивал жирных мух. Судя по углям и закопченным стенам домов, его даже иногда жгли. Кое-где окна были заколочены свежими досками.       Даже если Милли здесь нет, может быть, найдётся кто-то, у кого можно попросить о помощи? Шаман там местный, или вождь, или кто ещё.       Заставив внутренний голос заткнуться, Ремис перелез через ограждение. Амадаар нетерпеливо переминался с ноги на ногу, теребя какой-то кулон на шее.       Присмотревшись, Ремис понял, что это не кулон, а деревянный свисток.       Заметив, что Ремис смотрит на свисток, Амадаар что-то объяснил на своём языке, тыча пальцем вперёд и прикладывая ладонь к уху. Ремис покивал: в принципе, оно и понятно, что свисток — для того, чтобы оповещать своих, до которых, похоже, было рукой подать. Вон и наблюдательные посты не так далеко виднелись — грубо сколоченные вышки, кое-как налепленные на крыши домов.       Да, люди неподалёку жили. Но до чего же поганое было место… Ремис поёжился. Хатт разберёт, в чём было дело, но здесь становилось не по себе. Грёбаный город уже измотал Ремису все нервы и продолжал это делать на каждом шагу, но в этом районе было особенно хреново. Словно он зашёл в болото и с каждым шагом увязал всё сильнее, но почему-то никак не поворачивал назад. Снова вернулся запах гнилья, и Ремис был готов поклясться, что чувствует его не только из-за мусорных куч.       Местные дома тоже выглядели не ахти. Многие почти развалились от старости, а те, что сохранились, неприятно напоминали о трущобах Старого города. Ремис не знал, что камень может гнить, но этот, похоже, именно гнил: стены будто бы покрывал тонкий слой слизи. В выщербленной кладке густо разрослась плесень и какие-то бледные грибки. Здесь не было статуй, фонтанов и садов — только останки бордюра, отделявшего узкую пешеходную дорожку от того, что когда-то было проезжей частью.       Вряд ли ситхи жили в этом отстойнике. Бедный район? Может, тут вообще рабов селили? Милли, наверное, поняла бы — она как раз недавно скачала себе книжку по древнему градостроению. И как у неё только мозги не сворачивались от такой нудятины…       «Берегись!»       Предчувствие опасности кольнуло, заставило отпрыгнуть в сторону. Нож Амадаара проткнул воздух там, где полсекунды назад был живот Ремиса.       «Падла!»       Удивляться не было времени. Рефлексы включились мгновенно: сжав камень покрепче, Ремис ударил Амадаару в висок. Не попал — тот увернулся, и камень только слегка царапнул его по уху. Парень зашипел от боли и злости, осклабился Ремису в лицо.       — Zhol buti re gatesijea! — выкрикнул он визгливым, ломким мальчишеским голоском. — J'us valia ztazihri! *       Схватив свисток, Амадаар трижды дунул в него. Не став дожидаться тех, кто должен был откликнуться на сигнал, Ремис со всех ног бросился наутёк. Амадаар всем своим весом врезался в него сзади; Ремис, не удержавшись на ногах, рухнул на брусчатку, хорошенько пропахав её локтями и коленками. От боли перед глазами взорвался разноцветный фейерверк, пострадавшая кожа горела, точно Ремиса швырнули на раскалённые угли. Камень выпал из разжавшейся ладони и укатился куда-то в сторону. Всхлипнув, Ремис вслепую двинул локтем назад — туда, где должно было оказаться лицо Амадаара, — и ощутил, как тот врезался во что-то твёрдое, треснувшее с приятным хрустом. Амадаар коротко, по-звериному взвыл, и давление на спину и плечи Ремиса немного ослабло. Не теряя времени, он скинул мальчишку с себя и перевернулся на спину — как раз вовремя, чтобы треснуть Амадаара по ослабевшей руке, в которой тот сжимал нож.       Амадаар рыкнул, осклабился, но ножа из ладони не выпустил. Его выпученные глаза были совершенно безумными, кровавые пузыри надувались и лопались под разбитым, свороченным на сторону носом. Жилистое запястье оказалось до того твёрдым, что с тем же успехом Ремис мог бы лупить по железке. Нож резко ударил вперёд и вниз, едва не пробив Ремису бедро. Он вскочил на ноги секундой раньше, чем это успел сделать Амадаар — его задержала инерция удара.       «Если упал — бей!» — вспыхнуло в мозгу правило, вбитое годами уличной жизни. Ремис не задумывался — с силой ударил коленом Амадаару в лицо и, когда тот с воплем запрокинулся в сторону, добавил ногой по рёбрам, заставив Амадаара завалиться на брусчатку. Всё тело Ремиса переполняла энергия, и он тут же нашёл ей выход — заставил вырвать нож из руки Амадаара. Массивная, обмотанная полосами шершавой кожи рукоять прыгнула Ремису в ладонь.       В широко распахнутых глазах Амадаара промелькнул ужас. Он принялся что-то блеять на своей тарабарщине, засучил руками и ногами, пытаясь отползти подальше. Выражение безумной злобы сползло с его лица, как маска, открыв перекошенное от страха лицо подростка. Вблизи он казался немногим старше Ремиса. Если вообще был старше.       Но какое дело?! Этот ублюдок пытался его убить. И убил бы, не окажись Ремис сильнее. Жалость — это слабость. Верно что для ситха, что для уличного мальчишки. Ремис успел побывать и тем, и другим. Он знал, что должен сделать.       «Сделай это, — шептал в уши бесплотный голос. — Убей. Убей. Убей».       Ремис покрепче сжал рукоять. Амадаар уже выл в голос, размазывая по лицу слёзы вперемешку с кровью и соплями. Почему-то задрожала рука. Что-то внутри билось, пытаясь прорваться через гнев и злобу, тянуло назад, хватало за руки…       «Сделай это, Ремис, — велела пустота голосом Учителя. — Он заслуживает только смерти. Не разочаровывай меня, мальчик. Докажи, что достоин стать ситхом».       Ремис через силу кивнул. Новая волна ярости смыла остатки сомнений. Он жалеет ублюдка, который пытался его зарезать, а теперь хнычет, как маленький ребёнок? Слабак. Слабак, трус и мразь.       «Не нравится, когда добыча даёт отпор, да?!»       Амадаар конвульсивно задёргался, когда Ремис Силой перевернул его на спину и прижал к земле. Он вырывался так, что рука, которой Ремис направлял энергию, задрожала от напряжения, но всё новые силы прибывали из каких-то глубинных резервов, о которых он раньше и не догадывался. Казалось, ещё немного, и он смог бы раздавить Амадаара, как букашку…       Но нет. Ремис чувствовал: тело едва справляется, ещё немного, и проходящие сквозь него волны Силы разорвут его самого. Закричав, он ударил Амадаара прямо в солнечное сплетение и несколько раз провернул нож в ране, с наслаждением впитывая новые ощущения — как клинок входит в плоть, с каким сочным звуком разрывает ткани, как меняются вопли жертвы — от пронзительного визга до хрипа…       С каждой секундой его агонии Ремис становился сильнее. Даже противное давление в висках, не отпускавшее его с самого прыжка за баррикаду, ослабло. Ему было хорошо! Лучше, чем когда-либо! Даже лучше, чем… Чем…       Амадаар перестал дергаться. Его глаза закатились, тело обмякло. Ремис взглянул на собственные окровавленные руки. Кровь была липкой. Противной. Она быстро остывала и присыхала к коже. Порезы, ссадины и ушибы ныли. Попытавшись пошевелить левой рукой, Ремис едва не вскрикнул: вся кисть припухла и посинела, отзываясь болью на каждое движение.       Сила покинула его так же неожиданно и стремительно, как и пришла. Ничего не осталось — только голодная пустота, в которую словно утекали последние капельки Силы, оставшиеся у Ремиса. Он весь дрожал, с трудом мог пошевелиться. В глазах темнело от каждого неловкого поворота головы.       Нечаянно коснувшись тела Амадаара, Ремис отдёрнул руку. Желудок скрутило в узел, к горлу подступила желчь. Вспомнилось, с каким отвратительным чавкающим звуком клинок входил в плоть. Как прорывался сквозь мышцы живота и внутренности, а Амадаар бился, извивался и визжал, рыдал…       Ремис понял, что всё ещё сжимает нож. Скрюченные судорогой пальцы разжались, и рукоятка выскользнула из ладони. Ремис не стал поднимать.       Он убил человека. Наверное, в таких случаях полагалось что-то чувствовать, но все чувства как выгорели. Внутри было пусто. В голове — не единой мысли. Сил не было думать. Хотелось улечься, свернуться клубком и больше никогда не вставать.       Из прострации Ремиса вывело осознание того, что он уже несколько секунд кряду пялится на человеческий череп, торчащий из груды мусора. Среди тряпок, шкурок от фруктов, обломков мебели и битой посуды валялись кости и гниющие части тел.       «Чтоб тебя…» — Ремис, подавив рвотный позыв, попятился. Взгляд выхватывал всё новые и новые останки, поначалу незаметные под грудами безобидного мусора.       А невдалеке уже раздавались отзвуки голосов. Амадаара услышали — пускай и слишком поздно. ---------------------------------------- * Примерный перевод: «Это наша территория! Тебе конец!»