Разные судьбы

       Часом ранее       Далеко за границей, отделявшей «дикую» Дженати от цивилизованной, Дарт Танатон заставил отступить последнее видение — настолько красочно рисовавшее картины смерти, насыщенные болью и ужасом, что пока не могло быть реальным. Уникальная по своему масштабу и эффектам, требовавшим, несомненно, всестороннего изучения, аномалия в Силе могла исказить даже его восприятие. Что уж говорить о двух детях… Поразительно, что они до сих пор были живы: исследование поражённых Тьмой руин города уже стоило Службе возвращения передового отряда и даже одного молодого ситха-ученика. Не самого выдающегося, но уж точно более подготовленного к опасным ситуациям, чем Милли и Ремис.       Дарт Танатон не мог больше отмахиваться от того, что доносила до него Сила. Его недавним приобретениям грозила смертельная опасность. Возможно, он оставил бы их пожинать плоды глупости и непослушания, но в отношении Милли об этом и речи идти не могло. Девчонка была бы браком по всем параметрам, но её уникальный дар оправдывал все усилия, что придётся вложить в её обучение и воспитание. Да и Ремис… Потеря мальчишки была бы неприятна: этот уличный волчонок сразу понравился Танатону. Не выдающийся талант, но способный и верный слуга, — а такие тоже встречались реже, чем хотелось бы.       И именно он был на волоске от смерти, если верить видениям. Ещё во время заседания Совета Танатон почувствовал, что с мальчишкой что-то не так. Первое видение пришло как раз в тот момент, когда Дарт Арук поднял вопрос об уточнении задач инквизиторов — в пользу, естественно, пирамиды Доктрины… Осмелел. Танатон, разумеется, напомнит ему, каково распределение сил в их союзе. Но позже. Всего лишь ещё один вопрос, который придётся решать по возвращении в столицу. Остро пока не стоит — в отличие от местных каннибалов. Ремис встретит их с минуты на минуту. Если уже не встретил. Будущее и настоящее здесь путались, искажались, и панический страх мальчишки не вносил ясности.       Танатон поморщился, сжимая кулак. Боль Ремиса была ощутима почти физически, отголоски его ужаса заставляли сердце Танатона биться немного чаще… Странно. Слишком рано для такой глубокой связи. При этом о Милли он мог сказать лишь то, что она жива. Почему именно мальчишка? Меньше помех? Или дело в том, что сам Ремис желал установить со своим Учителем связь гораздо больше девчонки? Вероятно, но всего не объясняет…        Ещё один вопрос на будущее. Пожалуй, наименее актуальный из всех.        

* * *

      — Я своё слово сказала, кудряшка. Ты никуда не пойдёшь. Я тебя не отпускаю.       Один только голос Таввимы мог приморозить Милли к креслу. Она ещё рта открыть не успела, а Таввима уже смотрела на неё так, будто Милли наговорила кучу глупостей и изрядно её этим разозлила.       Не то чтобы Милли не собиралась спорить. Да она не могла не спорить! Таввима велела ей бросить Ремиса в беде. Прямо сказала, что с ними по соседству живут какие-то злые дикари, с которыми Ремис наверняка столкнётся, и… Не собиралась ничего с этим делать?! Это ещё ладно. Милли плакать от обиды хотелось, но умом она понимала, что Таввима и так сделала для неё гораздо больше, чем должна была. Таввима вообще ничего ей не была должна, если уж на то пошло. Но и Милли не должна была её слушаться. Она ещё у госпожи Тиры усвоила, что тем господам, которые ею не владеют, подчиняться надо только в пределах разумного, и то больше из вежливости. А уж требование бросить друга в беде за пределы разумного точно выходило!       Милли сжала ладони в кулаки, пытаясь придать себе уверенности. Она не привыкла перечить старшим, а уж тем более — таким страшным старшим, — но и молчать нельзя было. Может, она и малявка, и от Силы её пока было больше вреда, чем толку, но друга в беде она не бросит!       — Госпожа, я вам очень благодарна… — Поняв, что её голосок похож скорее на жалобное блеяние, Милли сердито прочистила горло и продолжила чуть твёрже: — Но Ремис — мой друг. Я не могу его бросить. Я должна найти его. Он сильный, и у него есть комлинк — ну, прибор такой для связи, — а я меньше поддаюсь иллюзиям. Вместе мы обязательно выберемся. Спасибо, что помогли мне…       Таввима посмотрела на неё так, что у Милли слова встали в горле ледяным комком.       — У вас все дети такие же непослушные и глупые, как ты и твой бестолковый дружок? — Она сильно сжала набалдашник трости, и Милли рефлекторно зажмурилась, ожидая удара. — Если по-хорошему не понимаешь, кудряшка, скажу честно и прямо: никуда ты не пойдёшь, а если попытаешься, тебя ко мне силой обратно приволокут. Хочешь до этого доводить? Я бы не хотела: хорошая ты, хоть и бестолковая, и натерпелась уже порядочно. Сиди и не дёргайся. Если хочешь, ещё что-нибудь съешь, я не запрещаю.       Таввима говорила — как рубила: ни возразить, ни даже слово вставить. Милли почувствовала, что готова расплакаться. Почему?! Зачем она Таввиме? Какое ей дело, что будет с какой-то девчонкой непонятно откуда?!       Вскочив, она выпалила это Таввиме в лицо, уже не боясь показаться невежливой или неблагодарной. Может, Таввима разозлится и выкинет её за ворота? Сейчас Милли устроило бы и это — лишь бы выпустила!       Но Таввима лишь вытянула руку, и словно какой-то силач надавил Милли на плечи, заставляя её усесться обратно.       — Ох, всыпала бы я тебе кнутом сейчас! Радуйся, что не мне тебя манерам учить! — Милли, как бы ни храбрилась, испуганно съежилась под взглядом Таввимы и невольно вжалась в кресло. — Тебе всё объяснить надо, чтобы ты унялась? Ну хорошо, слушай. Учитель твой, как я поняла, у вас поважнее зеон и вождя вместе взятых, и сила у него в руках такая, что над старухой и её ополчением с мечами да копьями он только посмеётся. Так?       Милли склонила голову:       — Да, госпожа… То есть, я не хотела сказать, что…       — Успокойся, ты меня дикой ведьмой во главе дикого племени не называла. Мне самой ума хватает выводы сделать. Я, может, дикая и отсталая, но из ума не выжила. Дар у тебя сильный, тебя наставник точно не бросит. А раз у него в руках такая сила и власть, найти тебя — дело времени и небольших усилий. Я перед таким человеком не хочу объясняться, почему его сокровище не уберегла. Я бы не простила такое, точно сняла бы голову с виновника. Не думаю, что твой Учитель намного добрее меня.       Милли глупо приоткрыла рот, не зная, что ответить. Что за глупости выдумала Таввима?! Да Учитель даже не зайдёт в эту деревушку! Скорее всего, он шагу не ступит из города, просто пришлёт людей! Милли осеклась только потому, что не придумала, как сказать это повежливее, не разозлив Таввиму ещё сильнее.       — Но, госпожа…       Таввима стиснула набалдашник трости и звучно ударила ею по каменному полу.        — Ни слова больше. В моей общине дети повинуются взрослым, и не тебе менять порядки. Кьяра! — гаркнула она, подняв голову к потолку. Вскоре в коридоре послышались шаги, и в комнату влетела маленькая девочка, которая приносила им обед. Едва успев затормозить на подобающем расстоянии, она неловко склонилась. — Эта девочка — наша гостья. Ей можно ходить по дому — везде, кроме моего кабинета и подвала. Выходить нельзя. Ты отвечаешь за неё головой. Всё поняла?       Девочка немного замешкалась, прежде чем склониться ещё ниже.       — Char, zeon.       — Она не понимает. На старом языке скажи.       — Да, госпожа, — послушно повторила девочка. — Я вас понять.       Таввима поморщилась, заставив девочку испуганно съёжиться.       — Эта бестолочь плохо говорит на твоём языке, но худо-бедно поболтать сумеете. Она составит тебе компанию, пока я не вернусь. Потом я тобой займусь, помогу немного с даром твоим разобраться. А то Учитель, твой, похоже, ума приложить не может, что с тобой делать надо.       Поднявшись, Таввима сухо кивнула Кьяре. Та, не разгибаясь, посторонилась, давая наставнице пройти. Только когда шаги Таввимы затихли в коридоре, Кьяра осмелилась подняться.       Милли смотрела Таввиме вслед, чувствуя, как невысказанные возражения комом встают в горле, и ком этот всё распухает и распухает…       — Ты плачешь? Зачем плачешь? Зеон ругать тебя, да? Она всегда так, не страшно!       Кьяра как-то незаметно оказалась рядом с Милли, заглядывая ей в глаза. Она напоминала маленького любопытного зверька, без опаски трогающего лапкой интересного большого человека. Милли невольно улыбнулась: за свою жизнь она видела не так много детей младше себя, и они всегда казались ей очень милыми.       — Всё хорошо, — соврала она, хотя всё было очень и очень плохо. — Тебя Кьяра зовут, да?       Девочка широко улыбнулась:       — Кьяра, да. Ученица зеон! — Она ткнула себя в грудь большим пальцем, будто  иначе Милли могла не понять, о ком речь. — Ты поесть сейчас? Пойти со мной? Я дом покажу! Только не кабинет и подвал, туда совсем нельзя.       Кьяра без церемоний потянула Милли за руку, и ей не оставалось ничего, кроме как послушно встать и последовать за маленькой проводницей. Кьяра с важным видом показывала ей комнату за комнатой: кухню, гостиную, библиотеку… В другое время Милли сама с радостью сунула бы нос в каждый уголок: в доме Таввимы время словно остановилось в тот момент, когда на Дженати тысячу лет назад упали первые республиканские бомбы. Прямо как в Варадине, почти всё здесь было из камня и металла. Стены покрывала вытершаяся декоративная резьба, изредка попадались яркие росписи с изображениями людей, животных и каких-то орнаментов. Тускло-оранжевые светильники, прятавшиеся в стенных нишах и под самым потолком, были явно электрическими, но в больших комнатах зачем-то горели жаровни. Их дым смешивался с дымком благовоний, от которых жутко щипало в носу и пробивало на чих. В библиотеке Милли обратила внимание на древнюю консоль очень непривычного вида, и светящаяся от гордости Кьяра заявила, что Таввима учит её работать на «умной говорящей машине».  Полки шкафов были забиты свитками, печатными книгами и чем-то вроде архаичных датападов; у стены гудел аппарат, в котором Милли не сразу узнала электронное хранилище данных с устройством для ввода и вывода. Милли поёжилась от мысли, что Дарт Танатон убил бы, чтобы завладеть этой библиотекой, — даже если бы в ней не хранилось ничего полезнее древних кулинарных рецептов и любовных романов. Она не хотела бы, чтобы Учитель причинил вред Таввиме или кому-то из общины. Вроде ему не с чего желать им зла, но мало ли… Милли никогда не могла угадать, что у него на уме. А с имперских солдат вообще сталось бы перебить местных, не разбираясь, — дикари и дикари, что с ними разговаривать…       Нет, нельзя ей тут оставаться! Не только из-за Ремиса. Таввима ошибалась: Милли может принести общине гораздо больше вреда, если её найдут здесь.         — Зеон заставлять меня много читает… — Кьяра нахмурилась, покачала головой и, вдруг просияв, щёлкнула пальцами: — Читать! Заставляет, вот! Книги скучные. Идём отсюда, тут быть не хочу.       После библиотеки Кьяра повела её на второй этаж, без умолку треща на ломаном Основном и не давая толком задуматься о побеге. Милли едва не упала, неосторожно наступив на покатую, искривившуюся от времени ступеньку. Кьяра же скакала по ним с ловкостью юркой ящерки-прыгуньи.       — Тут живу я, — Кьяра ткнула пальцем в неприметную дверь, притулившуюся на дальнем конце полукруглого холла. — Тут — зеон, сюда нельзя, — пальчик Кьяры указал на дверь по центру, гораздо большую и богато украшенную. — Тут кабинет, сюда тоже нельзя. А там балкон, но там пауки. Гадкие.       Кьяра широко раскрыла глаза и, поднеся пальцы ко рту, изобразила жвалы. Милли через силу улыбнулась. Ей было немного странно слышать, что в этом жутком месте кто-то может беспокоиться о гадких пауках на балконе.       — Ты Милли, да? Не отсюда? Я подслушивать. Не говори зеон, да? Секрет?       — Секрет, секрет…       Кьяра втащила Милли в свою комнату и закрыла дверь.       — Садись! — широко улыбаясь, она указала на стул возле письменного стола.       Милли послушалась. Кьяра с ногами плюхнулась на постель, стоявшую у противоположной стены. Сидя так, девочки едва не касались друг друга носами. Комнатушка была очень тесной и бедненько обставленной. В ней не было даже платяного шкафа: одежду и бельё Кьяра хранила на двух деревянных полках и, возможно, в сундуке под кроватью. Из игрушек Милли заметила только потрёпанную тряпичную куклу, гордо восседавшую на подушке. Даже на Дженати, на имперской базе, у Ремиса и Милли были комнаты получше.        Кьяра забавно склонила голову набок, задумчиво разглядывая Милли.       — Ты красивая, — выдала она с искренним восхищением. — Где ты живёшь такие все?       Милли хмыкнула. Она очень сомневалась, что сейчас, после забега по руинам, в самом деле могла выглядеть хорошо.       — Нет, не все. Спасибо, — всё же вымучила она улыбку. — Ты тоже красивая, Кьяра.       Милли сказала бы такое малышке, даже если бы та была уродливой карлицей, но Кьяра в самом деле была очень хорошенькой. В отличие от многих жителей Дженати, она бы ничем не выделялась на фоне чистокровных ситхов Империи: на её симпатичном остреньком лице не было даже едва заметных наростов, да и оттенок кожи был почти человеческим. Ярко-жёлтые раскосые глаза Кьяру ничуть не портили, и даже наоборот. Вот только она была очень худенькой, если не сказать — тощей: Милли страшно было смотреть на её перебинтованные руки-веточки, выпирающие ключицы и слишком тонкую шейку.       Улыбнувшись, Кьяра смущённо отвела взгляд.       — Ты хорошая. Нравишься мне. Плохо, что ты не остаться… — Она грустно вздохнула. — Расскажи про ты. Ой, себя! Про как у вас. Ты из космоса, да?       Кьяра так забавно таращила глаза и чуть не подпрыгивала на кровати от возбуждения, что Милли невольно хихикнула, но тут же сделала серьёзное лицо, чтобы не обидеть малышку.        — Не совсем. С другой планеты. Ты же знаешь, что есть другие планеты, да?       Кьяра важно кивнула:       — Я не глупая! Зеон меня истории учить и ещё много чему. Я уже больше знать, чем брат и сестра, а они большие! Но глупые. Не могут читать даже, им не надо. Им только драться надо и работать много. Давай говорить дальше! Я раньше не видеть никого с другой планеты — только из другой деревни немного, когда мама и папа с они торговать.       Милли тоскливо посмотрела в маленькое окно, забранное вместо стекла каким-то мутно-жёлтым минералом, похожим на прозрачный янтарь. В остальном доме были такие же, только гораздо большие. Сообразить бы, как они открываются, и выбраться на улицу по разросшимся во всю стену вьющимся цветам, — их стебли казались достаточно крепкими, чтобы выдержать её вес… Но сначала надо было отвлечь Кьяру.        — Подожди. — Милли погрозила малышке пальцем. — Скажи, ты можешь принести мне попить? Воды или чего-то такого? Очень хочу пить.       Кьяра с энтузиазмом закивала:       — Могу-могу. Ты здесь сиди, да? Я сейчас.       Кьяра пулей вылетела за дверь. Милли почувствовала себя очень гадко: наверное, сейчас она собиралась совершить первый в своей жизни по-настоящему подлый поступок. Если она сбежит, Кьяре наверняка достанется, и очень сильно… Но иначе Милли придётся бросить на произвол судьбы Ремиса и, возможно, подвергнуть опасности всю общину. Если имперские военные решат, что её удерживают тут силой, или местные, не разобравшись, нападут на них первыми, от этого места не останется камня на камне.       Милли на цыпочках выскользнула в холл второго этажа — если можно было так назвать довольно узкую полукруглую площадку, отгороженную от лестницы каменным бортиком. К большому окну она даже не стала подходить — помнила, что оно было забрано узорчатой решёткой, как и то, что на балконе. Быстро глянув окна поменьше, Милли досадливо застонала: похоже, в детской было единственное окно без решётки, но в него не пролезла бы даже Кьяра.       Милли прикусила губу, чтобы взять себя в руки. Нет, нельзя сейчас раскисать! Может, Таввима оставила дверь открытой? Решила, что Милли и так никуда не денется, и не потрудилась её запереть? Бред, конечно, но вдруг?! Вот только… Милли, запоздало спохватившись, пригладила растрёпанные белесые кудри. Она слишком выделялась. На улице её мигом поймают! Нужно было найти какую-то тряпку, накинуть на голову и плечи…       Всё это она обдумывала, тихонько спускаясь по лестнице. Сейчас главное — выбраться. Остальное… Как-нибудь. На улицах Милли видела много белья, развешенного на просушку. Наверняка она сумеет быстро умыкнуть какую-нибудь простыню, прежде чем её заметят и попытаются схватить. Только бы Кьяра не…       — Уже идти! Ой, а куда ты?       Милли замерла. Прямо перед ней растерянно застыла Кьяра, сжимая в руках поднос с двумя чашками, фруктами и какими-то запечёнными закусками. Милли едва не зашипела от досады. Ну что этому ребёнку стоило повозиться на кухне ещё немного?! Милли совсем не хотела обижать её… А теперь, похоже, придётся. Она должна выбраться отсюда! Должна спасти Ремиса, который — она всем сердцем чувствовала! — попал в беду, и помощь нужна была ему прямо сейчас. А тут эта малышка… Милли умела не так много, но уж с ребёнком точно справиться могла. Связать её, что ли, чтобы не мешала?       Внезапно на лицо Кьяры набежала тень. Насупившись, она решительно заступила Милли путь.       — Ты чего? Нельзя уходить! Зеон велела! Ты быть здесь должна, ждать твой учителя! Ты же не уходить, да?       — Кьяра… — Милли беспомощно мотнула головой. Ну почему всё должно быть так сложно?! — Мне надо уйти. Я должна. Мой друг в беде. Он может умереть! Я должна его найти, понимаешь? Пожалуйста, не мешай. Я не хочу тебя обижать.       — Глупо! — воскликнула Кьяра. — Ты умереть, если уйти! Твой друг либо сильный, либо тоже умереть! Ты тоже маленькая. Что ты мочь? Ничего не мочь! Тебя зеон спасла, без неё там, — Кьяра кивнула себе за спину, на входную дверь, — смерть, и всё! Не уходить. Не пущу.       — Кьяра… — Милли протянула к ней руку, чтобы ласково погладить по щеке, но Кьяра сердито отшатнулась, чуть не расплескав воду из чашек. Её лицо жалобно скривилось, на глазах выступили слёзы.       — Не уходить… Не надо, пожалуйста, — неожиданно чисто произнесла она, всхлипнув. — Тебя всё равно поймать и привести обратно, а меня… Зеон будет зла, очень зла. Наказать меня. Бить. Может, прогнать… Она говорит, что прогнать меня к маме и папе, если я опять… — Кьяра, похоже, не смогла вспомнить слово, и просто шмыгнула носом. — Мне нельзя. Я хотеть стать зеон. Быть умной и сильной, чтобы меня слушались. А дома, дома… У нас еда нет. Не хватит на меня. Два ребёнка жить — еды хватит, три ребёнка — умрёт кто-то! Ты не понимать, ты не жить тут!       У Милли больно сжалось сердце. Неужели Таввима действительно была такой бессердечной, чтобы прогнать малышку обратно к голодающей семье? Наверняка она просто пугала её. Вряд ли в общине так много одарённых девочек, чтобы ими разбрасываться! Конечно, Таввима сильно накажет её, но уж точно не так.       Милли набрала в грудь побольше воздуха. Ей нужно было собраться с силами и сделать… что-то. Но решимость таяла с каждым всхлипом Кьяры. Даже если Милли сумеет выбраться из дома, ей предстоит ещё как-то сбежать из общины, а она обнесена стенами, и на сторожевых вышках стоят дозорные. И местным воинам Таввима наверняка дала поручение не выпускать девочку-чужачку. Даже если Милли каким-то чудом удастся выбраться, сможет ли она найти Ремиса? А если найдёт, чем она сможет ему помочь, если он и правда в такой беде?       Она вдруг почувствовала себя совершенно бессильной, маленькой и слабой. Почти как смешная малышка Кьяра. Толку от неё Ремису уж точно будет не больше… Он мог погибнуть в любую минуту, а она ничего, совершенно ничего не могла с этим сделать.       — Прости, Кьяра. — Всхлипнув, Милли взъерошила девочке волосы. — Ты права. Никуда я не уйду…       Зарёванное личико Кьяры озарила счастливая, благодарная улыбка. Кое-как утерев слёзы о плечо, девочка сказала:       — Спасибо. Ты хорошая. Мне жаль твой друга… Твоего друга. Может, он спастись и придёт к нам. Или твой Учитель его спасти. Ты этого не знать. Да?       — Да, — выдохнула Милли. Она на это уже не надеялась. Ей начинало казаться, что Учителю вообще всё равно, куда они подевались и что с ними будет, но Кьяра старалась её поддержать. Зачем расстраивать ребёнка ещё сильнее? — Идём назад? Разговаривать? Я тебе про свою планету расскажу.       Кьяра совсем просияла.       — Идём, — повторила она. — А я тебе вкусного принести. Я сама готовить, много-много. Зеон не заметить, что я и ты немного съели!       Милли совсем не хотелось есть. Ей вообще ничего не хотелось — разве что свернуться клубком и тихонько выть. Но она всё же заставила себя улыбнуться. Кьяра ни в чём не виновата и уж точно не должна страдать из-за неё.