Разные судьбы

Ремис бросился наутёк. Он понятия не имел, куда именно бежать — от страха казалось, что опасность здесь повсюду, грозит выпрыгнуть из-за каждого угла. Один грязный закоулок, другой… Они все были совершенно одинаковыми, запутанными и непонятными. Улицы словно менялись, перестраивались прямо перед ним, стоило ему обернуться. Ноющие ноги дрогнули, почти отказавшись подчиняться, и Ремис едва не полетел на остатки грязной брусчатки. Выругавшись, он рванул вперёд из последних сил. За ним гнались, он чувствовал — уже слышал голоса позади, то ли выкрикивающие, то ли рыкающие слова на незнакомом языке. Грудь и лёгкие горели от нехватки воздуха, перед глазами плясали чёрные мушки. Ремис не знал, из каких резервов ещё умудрялся тянуть силы, — давно бы рухнул мордой вниз, если бы не знал, что после не встанет. Он скорее почувствовал, чем увидел, как сверху на него падает тень. Тело сработало быстрее мозга — попыталось откатиться в сторону, как на тренировках. Вот только на тренировках у Ремиса обычно оставались хоть какие-то силы. Перетруженные мышцы подвели, и Ремис растянулся на животе, больно ударившись плечом. Рядом с ним кто-то тяжело спрыгнул на землю, и в следующую секунду его резко рванули за шиворот. Ремис попытался дёрнуться вниз и вывернуться, но ворот его туники тут же скрутили в тугой ошейник, ткань больно впилась в горло. Хрипя и извиваясь, Ремис умудрился повернуть голову, и прямо ему в лицо пахнуло гнилью. Урод, державший его, был чем-то средним между человеком и самым отвратительным, опустившимся ситхом из всех, кого Ремис только встречал. Тупые жёлтые глаза щурились из-под тяжеленных надбровных дуг. Обвислые губы кривились, обнажая выступающие, как у хищников, бурые клыки. В сальные чёрные косы были вплетены костяные побрякушки и бусины, гремевшие при каждом движении. Урод торжествующе осклабился, и кожистые отростки вокруг его рта слегка зашевелились, как мерзкие щупальца. На секунду его хватка ослабла, но, не успел Ремис дёрнуться, как его схватили уже за шею. — Zarmlezra. Giazi tave unstyr. — Его речь походила на что-то среднее между змеиным шипением и птичьим щёлканьем. Запрокинув голову, он издал гортанный крик, и сразу несколько голосов подхватили его с разных сторон. Из одного переулка, другого, с крыши — отовсюду слышался вой. И он надвигался. Ремис задёргался изо всех сил, бешено забил ногами, пытаясь пнуть урода по колену — да хоть по чему-нибудь! — но тот только хохотал, и казалось, что этот хохот и дикарский вой выдавили все звуки вокруг. Ничего не осталось — только смех, вопли и стук собственного сердца. Кажется, он тоже заорал. Заскрёб по заскурозлым пальцам, пытаясь отцепить их, но только сорвал ногти до крови. Чувство собственной беспомощности захлестывало с головой; чем сильнее Ремис пытался вырваться, тем яснее становилось — ничего не поможет. Он обречён. Бессилен. И сдохнет. Ремис словно тонул и мог только беспомощно погружаться всё глубже и глубже. Он никогда не считал себя слабаком — наоборот, по сравнению с большинством пацанов даже в Академии Ремис был очень даже сильным и ловким, — но сейчас почувствовал, что против взрослого мужика может он до смешного мало. Урод не реагировал на его пинки и удары; каменная лапища будто вообще не уставала. Ремис уже видел тёмные силуэты, выступающие из переулков, спрыгивающие с крыш, появляющиеся будто из ниоткуда. Их набралось уже не меньше десятка — а на подходе наверняка было куда больше. И темнота, эта глубокая, бесконечная темнота вокруг… Ремис видел её, как она колышется за тонкой гранью реальности. Словно поверхность болота, под которой — тысячи старых костей и гниющих трупов. В их мёртвых телах теплилась жизнь — неправильная, ненастоящая, враждебная ко всему, что ещё дышало. Они буравили Ремиса взглядами и ждали, ждали когда он присоединится к ним. Древний мертвец тянул к нему истлевшие пальцы, Амадаар скалил окровавленный рот, пялясь в упор немигающими, остекленевшими глазами. Они хотели получить его жизнь, выпить её и растворить в себе без остатка… Но и Ремис мог отнять у них кое-что. Это что-то заставляло их оставаться здесь и алчно пожирать всё по-настоящему живое. Это была огромная сила — отвратительная и донельзя злая, но Ремису не приходилось выбирать. Только брать то, что есть, и, собрав остатки воли, сконцентрировать и направить вовне… Зажмурившись, Ремис представил, как вырывает из Амадаара последние крупицы Силы, и они заполняют пустоту на месте его собственной. Тело сковало холодом, во рту разлился вкус гнили. Эта Сила не принадлежала ему и хотела переделать под себя — задушить настоящую жизнь и заменить её подделкой, — но Ремис и не собирался оставлять её себе. Закричав, он позволил Силе вырваться, пройдя через его тело в материальный мир тёмно-лиловой волной энергии. Державшего Ремиса дикаря отшвырнуло в сторону, оттолкнуло назад ещё нескольких; с ветхих стен посыпались штукатурка, мусор и куски грязи. Тот, кто поймал его, так и остался лежать, поскуливая и корчась от боли, но остальные уже поднимались — пока ещё неуверенно, пошатываясь, но неотвратимо. «Бежать! Быстро, быстро, пока не очухались!» Попытавшись подняться, Ремис едва не задохнулся от ужаса. Он не мог шевельнуть и пальцем. Мышцы не слушались; он не чувствовал рук и ног. Будто паралитик. А дикари уже встали на ноги и перехватили поудобнее своё оружие. Среди них были взрослые мужчины и совсем мальчишки, ситхи и люди, уроды и те, кого ещё могли бы спасти ванна и приличная одежда, но объединяло их одно — голодные, практически звериные глаза. От безысходности хотелось выть — Ремис и взвыл бы, только голос тоже не слушался. Он больше не видел болота с мертвецами, не чувствовал Силы ни внутри, ни вокруг себя. Её будто… Не было. Будто он враз забыл всё, чему успел научиться… Или, того хуже, стал обычным. Слепым и глухим калекой. Ремис с трудом сглотнул ком в горле, сморгнул слёзы с ресниц. Вот и всё… пиздец ему. Полный. И ему, и Милли… Если мелкая вообще до сих пор жива… Он зажмурился — не мог смотреть, как вокруг него сужается кольцо врагов, — но тут же удивлённо распахнул глаза. Шаркающие, бряцающие худо-бедно приваренным металлом шаги каннибалов вдруг заглушил тяжёлый топот бронированных ног. Не успели дикари сообразить, что происходит, как крайних скосило бластерными очередями. Сердце Ремиса радостно зашлось. Даже откуда-то взялись силы приподнять голову и увидеть, как улочку стремительно берут в оцепление имперские солдаты. Оставшиеся каннибалы сбились спина к спине, ощетинились копьями и ножами. Один из них испуганно гаркнул что-то на своём языке, тыча копьём в переулок перед собой, — откуда неторопливо выступила высокая сухощавая фигура в мантии. Повелитель Танатон даже не снял меч с пояса — лишь вытянул руку, и вокруг его ладони начало искажаться пространство, будто втягиваясь в маленькую чёрную дыру. Миг, и она, полыхнув тёмно-лиловым, врезалась в дикарей шаровой молнией. Ремис зажмурился от яркой вспышки; почему-то ужасно заломило зубы и виски. Когда он смог открыть глаза, на месте каннибалов осталась груда чего-то. Ремис не сразу опознал в этом «чём-то» груду сплавленных между собой тел. Странно, но его даже не замутило. Мозг вообще осознавал реальность с огромной задержкой. Он жив?! За ним пришли?! Ремис должен был радоваться, но всё никак не мог уместить в голове, что в самом деле видит Учителя и его солдат. И всё же он невольно сжался, когда Учитель подошёл ближе. В его холодном, непроницаемом лице вдруг почудилось больше угрозы, чем во всех каннибалах вместе взятых. — Поднимайся, мальчик. Мы и так потеряли много времени.