***
Урок прошел… необычно. Кристин и не ожидала чего-то привычного, собственно, но это намного сильнее отличалось от классических занятий музыкой. Однако она не могла не отметить вовлеченность и серьезный подход своего учителя. Он был строг — это она поняла сразу, — однако эта строгость сполна окупалась. Так прошли еще несколько занятий. Кристин после них просто не находила в себе сил говорить еще о чем-то, хотя ей это очень хотелось. Черт возьми, она занималась с призраком, с самым настоящим призраком, ей хотелось как можно больше узнать о нем, а не только петь! В какой-то момент она даже задумалась, в чем была истинная причина ее согласия: в желании поучаствовать в интересной авантюре или же все-таки в стремлении улучшить свои навыки. Несмотря на свою бесконечную любовь к музыке, она склонялась к первому варианту. Это устраивало ее любопытство, но угнетало мораль. Кристин полагала, что морали сейчас стоит помолчать. Спустя пару дней, она, привыкнув к ритму занятий, смогла физически и морально выдавить из себя что-то кроме прощания. Они сидели друг напротив друга. Он — на небольшом диванчике у стены, она — на стуле, как-то непривычно для себя выпрямив спину. Она бы с радостью сейчас пересела на этот диван, но вряд ли его габариты позволили бы соблюдать достаточную дистанцию. Да, она имела дело с призраком, но он все-таки был человеком. Человеком со своим личным пространством, вероятно. И у нее также было свое. Так что пришлось остаться на стуле. Она ерзала, заламывая руки и с бешеной скоростью размышляя. Она знала, что через пару мгновений он поднимется с места и уйдет — так он делал в предыдущие разы. Но в этот раз она не собиралась упускать свой шанс. Она сделала глубокий вдох. — Эрик, можно задать вопрос? — Ты его уже задала. Кристин посмотрела на него тяжелым и полным осуждения взглядом. Эрик на это только усмехнулся. Господи, он умел улыбаться! Ее этот факт почему-то позабавил и как будто даже обрадовал, но взгляда своего она переменила. Тяжело вздохнув, он сдался: — Хорошо, спрашивай. Она вдруг совершенно растерялась. У нее было столько вопросов! Какой из них задать? Разумеется, она не собиралась ограничиваться одним, однако ей нужно было выбрать первый. Он должен был быть не слишком личным — а у призрака явно много личного — и при этом довольно общим, чтобы развить потом из этого диалог. Кристин почувствовала себя героиней видеоигры, перед которой сейчас стоял выбор правильной реплики, причем выбор на время! А прохождения в природе не существовало. — Когда ты стал призраком? Эрик как-то странно на нее взглянул. Она время от времени видела этот его взгляд, но никак не могла его разгадать. Это была какая-то непонятная смесь удивления, сомнения, грусти и заинтересованности. Никто из ее знакомых не умел так смотреть — их взгляды она разгадывала сразу, а этот… Вкупе с совершенно удивительным цветом глаз ее учителя, каким-то почти золотым, — призрачность не мешала его рассмотреть — это было, стоило признаться, даже несколько завораживающе. Она старалась гнать от себя такие мысли — еще ей не хватало на призрака засматриваться, — но мало что могла с собой поделать. В какой-то момент ей даже показалось, что отвечать он вовсе не станет, и перед ее мысленным взором всплыла табличка: «Вы ухудшили отношения с Эриком». Черт, а она ведь их даже и не улучшала! По крайней мере, ей так казалось. — Во второй половине девятнадцатого века. Кристин просияла — он все-таки ответил! Но тут же она нахмурилась, подперев рукой подбородок. Она считала и пересчитывала, не веря в получившийся результат. — Почти сто пятьдесят лет назад! — наконец воскликнула она. Эрик молча кивнул. На ее лице отразился шок и даже какой-то ужас. — Это же так много! И все это время ты не покидал Оперу? — Это уже два вопроса, — заметил он, но все равно продолжил. — Не покидал. Я пробовал, но быстро понял, что это гиблая идея. Если я отходил достаточно далеко или достаточно надолго, меня возвращало против моей воли. Очевидно, не так уж и сильно он не хотел отвечать на ее вопросы, потому что уж он-то точно мог очень легко избежать разговора, просто провалившись в ближайшую стену. Кристин гордилась собой: она смогла задать правильный вопрос. Однако ответ на него ее действительно ужасал. — Это же какое-то безумие! — Кристин всплеснула руками. Она буквально задыхалась от возмущения и негодования. Никто, по ее мнению, не заслуживал такой участи. — Сто пятьдесят лет в одном здании! Нет, Опера, конечно, очень красивая, но я устаю от нее за неделю, а тут полтора столетия!.. Эта цифра никак не укладывалась у нее в голове. Она чувствовала, как у нее внутри что-то ломается, когда понимала, что с какого-то знакового события прошло года три, а тут в пятьдесят раз больше! Кристин быстро поднялась с места и принялась мерить комнату шагами. Она, во-первых, больше чисто физически не могла сидеть, а во-вторых, надеялась, что это хоть немного позволит ей прийти в себя. — А то, что я, как ты недавно выразилась, «полупрозрачный» не безумие? — о, он помнил, как она выразилась. Ей стало приятно. — Я вот не верил в существование призраков, пока сам, по злой иронии, не стал таким . — Нет, это, конечно, тоже… странно, — она остановилась и уперлась руками в спинку стула, на котором сидела, теперь глядя на Эрика немного сверху вниз, — и я тоже не верила, хотя временами очень хотелось поверить во что-нибудь такое… но суть не в этом! К этому быстро привыкаешь. В смысле, я быстро привыкла. Тебе, наверное, понадобилось чуть больше пары дней… — черт возьми, она опять заговаривалась. Она быстро отвела взгляд в сторону, не желая видеть реакцию на свои откровенно дурацкие слова, и пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь выровнять дыхание. Продолжила она уже чуть медленнее, вновь глядя на Эрика. — Я имею в виду, что мне без разницы, как ты выглядишь и насколько ты прозрачный, если ты учишь меня петь и являешься интересным собеседником — ну призрак и призрак, что уж тут поделаешь. Меня намного сильнее ужасает факт изоляции длиной в сто пятьдесят лет, потому что это же жестоко! Мало того, что живешь вечно, что уже довольно грустно, так еще и вечность эту проводишь в одном месте. Сначала он опять посмотрел на ее этим своим странным взглядом, в котором на этот раз очень явно читалось удивление. Да что же она такого сказала? Ему не понравились ее нелепые попытки свести все к шутке? Ну, ей они тоже не всегда нравились, но ничего не поделаешь. Но через мгновение удивление сменилось на легкую усмешку. — Вообще-то, я и до этого жил в Опере Кристин замерла, глядя на Эрика так, как будто ее огрели чем-то тяжелым по голове. Это сколько же лет тогда получается?.. Она не знала, сколько ему и сколько конкретно он тут жил — не с самого же рождения, — но предполагала, что лет получается слишком много, чтобы это ее устроило. Это одновременно делало ее тираду бессмысленной и еще более актуальной. Эрик, видя ее реакцию, коротко и мягко рассмеялся. Кристин вся вздрогнула, услышав это. Мало того, что он умел, оказывается, еще и смеяться — она правда ставила под сомнение этот факт, — так еще как этот смех звучал! Она, как человек, все-таки использующий голос как музыкальный инструмент, не могла не оценить… красоты тембра. — Что ж, месье Эрик, — усмехаясь, она все-таки села обратно на стул, на сей раз не пытаясь демонстрировать свою осанку, — вы ошарашили меня куда сильнее, чем я сама того хотела и предполагала, — она сделала паузу, пристально глядя на него. — И мне понравилось, спасибо. И ей правда понравилось. Она бы с радостью продолжила этот разговор, но было два «но». Первое: личные границы за один вечер не преодолеваются, тем более, когда речь идет о том, кому уже больше сотни лет! Вряд ли он все это время поддерживал активные социальные контакты, не так ли? Но ей еще очень много хотелось узнать, и она не собиралась ограничиваться сегодняшним вечером. В чем, например, смысл маски, которую он носит? Очень маловероятно, что это просто красивый аксессуар. Люди в девятнадцатом веке были странные, конечно, но не до такой степени. Наверное. А второе… — Уже полночь! — воскликнула Кристин, глядя на экран телефона. «А ты что, Золушка?» — едко заметил внутренний голос. К сожалению, Золушкой она не была, однако сама могла превратиться в тыкву, правда, завтра утром, когда придется вставать с кровати. Она поспешно поднялась на ноги. Эрик последовал ее примеру, вновь устрашающе возвышаясь над ней. — Это плохо, я полагаю? — Ну, да, не очень хорошо. Он понимающе кивнул и в несколько шагов преодолел расстояние до зеркала. — Тогда… доброй ночи, Кристин. Она улыбнулась. — Доброй ночи, Эрик.***
Эрик не знал, откуда в нем взялось это дружелюбие. Не знал, почему отвечает на все вопросы этой девочки и почему так на нее смотрит. Знал, но не хотел себе в этом признаваться. Его поражала ее непосредственность, эти живые эмоции. «Мне без разницы, как ты выглядишь и насколько ты прозрачный, если ты учишь меня петь и являешься интересным собеседником». Как это — без разницы?! Всю жизнь он прятался во тьме, потому что разница была, а теперь!.. Он горько усмехнулся. Ведь если подумать, это первый человек, который разговаривает с ним, просто потому что ему это действительно интересно. Кто же знал, что для этого понадобится умереть и просуществовать еще сто пятьдесят лет, скитаясь по Опере? Может, кто-то и знал, но это точно был не он. Он говорил себе, что хочет просто научить ее петь, потому что у нее есть потенциал и она достойна большего, чем просто петь в хоре, — даже с ее нынешними способностями. На самом же деле теперь он буквально жил этими встречами и только и ждал, когда она решиться заговорить. Она его не боялась. Интересовалась. Это казалось чем-то невозможным. Поэтому из раза в раз у него во взгляде проскальзывало удивление. И из раза в раз он видел, как удивляется в ответ она. Неужели боялась обидеть? Все время до «уроков» он проводил в этих размышлениях, боясь себя и своих догадок. Боясь того, чем это может закончиться. Боясь и будучи не в силах ничего с собой поделать.