Какая злая ирония

      Удивительно, чертовски быстро прошли те несколько недель до кастинга. Все это время Кристин с Эриком усердно разучивали арию, которую ей предстоит спеть. Она решила не мелочиться и прослушиваться на главную роль, так что уровень стресса был в миллиард раз выше, чем обычно. Кристин настолько сильно хотела подготовиться хорошо, что готова была приходить в театр даже в свои выходные, однако быстро поняла, что идея это довольно гиблая, потому что так либо ее привлекали к ненужным сейчас репетициям ансамбля, либо она привлекала слишком много внимания, потому что раньше в свои выходные она обходила эту обитель искусства за несколько километров. Это — невозможность приходить, — признаться, ее даже немного расстраивало. Да, она могла готовиться сама, и она готовилась сама, причем настолько усердно, что была уверена: разбуди ее ночью — и она это споет, но… в компании Эрика это делать ей было комфортнее, потому что он все еще был превосходным учителем и безумно интересным собеседником. И Кристин было до обидного жаль, что он не может покидать Оперу.       Их уроки, а точнее время после них, больше не обходились без вопросов Кристин о «всяких призрачных штуках», как она это называла. Ей, правда, иногда казалось, что она его с этими вопросами откровенно утомила, но она оправдывала себя тем, что он, во-первых, может в любой момент вполне буквально уйти от разговора, а во-вторых, много ли еще развлечений у призрака в Опере? Кристин предполагала, что не очень, поэтому продолжала спрашивать, а он, к ее радости, продолжал отвечать. Иногда от рассказов о буднях призрака он переходил к рассказам о своем прошлом, из которых Кристин узнала, что он не только музыкант, но и инженер, и архитектор, и много кто еще, а также что он был и работал во множестве стран. Она тогда сильно злилась и удивлялась (правда, только в своих мыслях), мол, неужели такой человек заслуживает такой ужасной участи?!       Помимо прочего ей все сильнее не давал покоя вопрос: «Как же он умер?». Эрик в разговорах ни разу не касался этой темы или чего-либо, связанного с ней. А Кристин было просто-напросто неловко об этом спрашивать. Это все еще казалось чем-то слишком личным, чем он поделится, только если сам этого захочет и будет достаточно ей доверять.       Собственно, так и прошли эти недели: в репетициях, разговорах и размышлениях.       В день кастинга Кристин волновалась сильнее, чем ей самой бы того хотелось. Она не сомневалась в своих силах, она была уверена в себе, она собиралась выложиться на все сто, однако какой-то червячок паники внутри не давал покоя. Она злилась на себя и старалась успокоиться настолько, насколько это возможно, однако это мало что давало. Также ее чертовски раздражало то, что она не могла увидеться и поговорить с Эриком до того, как все начнется. Кастинг проходил утром, людей везде была уйма, и найти уединенное место не представлялось возможным. Так что Кристин была вынуждена справляться со своим волнением самостоятельно. Несмотря на все это, во время самого прослушивания она держалась достойно и в пение свое вложила не только все свое мастерство, но и, кажется, всю свою душу. Когда все закончилось, она была крайне измотана и смогла только отправиться домой — восстанавливаться физически и морально. Весь оставшийся день она буквально пролежала пластом, осознавая бренность бытия. Бренность бытия была вещью не слишком занимательной, из-за чего Кристин время от времени против своей воли мысленно возвращалась в минуты своего выступления и думала о том, что можно было бы сделать лучше. Каждый раз она приходила к выводу, что ничего нельзя было сделать лучше, однако это все равно не давало ей покоя — слишком уж много сил и нервов было в это вложено.       Результаты должны были объявить в течение недели — проведенной как на иголках недели.       На следующий после кастинга день Эрик во время урока (урока, которого не состоялось, так что проще назвать это просто очередной их беседой) заключил, что Кристин и правда выдала свой лучший результат. Ей это польстило, но не успокоило. Нет, она ни в коем случае не сомневалась в профессионализме Эрика, однако выбирать все-таки предстояло не ему, к сожалению. А выбор был очень велик, и большинство претенденток были наверняка ничуть не хуже Кристин, так что расслабляться не приходилось.       Пением на этой неделе они почти не занимались. Кристин была вся на нервах, а Эрик, видя это, просто не мог заставить ее что-то делать, потому что результата это все равно бы не принесло. Зато говорили они намного больше обычного и в разговорах этих музыки почти не касались — то ли случайно так получалось, то ли они оба сейчас старались избегать этой темы. Иногда, к удивлению Кристин, они менялись местами, и уже Эрик начинал задавать вопросы о ее жизни. Ей казалось, что, во-первых, ее жизнь во много тысяч раз скучнее его — прошлой по крайней мере, — а во-вторых, он и так все знает (это он отрицал). Однако она все равно рассказывала. Рассказывала про своих забавных младших кузенов и кузин, про неудачное путешествие в Америку, про то, как сломала мизинец на левой руке, когда училась кататься на велосипеде, и теперь он немного короче правого (это она продемонстрировала, приставив их друг к другу); про любимые фильмы и любимые книги. Фильмы Эрика особенно заинтересовали — как оказалось, первый фильм был снят уже после его смерти, — так что Кристин решила показать ему пару отрывков на телефоне. У было не очень много времени на размышления, так что она остановила свой выбор на первом, что пришло в голову: на «Мстителях» и «Гордости и предубеждении». Первый, чтобы показать все технические возможности современного кино, второй, чтобы показать, каким видят девятнадцатый век современные режиссеры. Эрик был заворожен. Кристин вполне могла сказать, что он был в детском восторге, и это приводило в восторг ее саму. Наконец-то она смогла его удивить, а не он ее! Позже он еще очень много расспрашивал ее про кино, а также про то, что умеет и как работает телефон, потому что он застал устройство с таким названием в совсем другом виде. Она честно призналась, что очень слабо понимает, как работает телефон (но со всей серьезностью прочитала Эрику статью из Википедии), зато смогла в красках объяснить, что он умеет. Статью она читала на нем же.       Во время таких разговоров Кристин совершенно забывала о нервирующей неизвестности ожидания, а когда один подходил к концу, с нетерпением ждала следующий, не особо осознавая, что это, кажется, начинало превращаться в своего рода зависимость.       Последний день заветной недели наступил даже как-то слишком быстро, и в течение него Кристин не могла сосредоточиться буквально ни на чем. Она понимала, что, если ей и позвонят, это произойдет ближе к вечеру, однако это ничуть не спасало ее продуктивность. Ее спасало только то, что Кристин сегодня не выступала, но решила на всякий случай находиться в театре, поэтому ни она сама, ни кто-либо еще от ее рассеянности не пострадал. Весь день она провела с телефоном в руке, так что к вечеру он был настолько горячим, что — она в этом почти не сомневалась — на нем можно было пожарить яичницу. Яичницу она не очень любила, так что проверять не стала.       Было где-то между шестью и половиной седьмого. Она, хмурая как туча и полностью сосредоточенная на своем телефоне, сидела в гримерке с остальными девушками из ансамбля, когда он наконец зазвонил, и это был даже не кто-то из родственников, и даже не сотовый оператор! Едва ли не круглыми глазами Кристин взглянула на Марион. Этот взгляд говорил: «О Господи, кажется, это оно!» — и Мари было достаточно доли секунды, чтобы его понять. Она яростно махнула рукой в сторону двери, и Кристин пулей вылетела из комнаты.       Изнутри не было слышно, что она говорила, то ли из-за шума в гримерке, то ли из-за того, что сама Кристин вообще ничего не говорила, то ли из-за больно толстых стен. Последний вариант сразу отпадал — через эти стены можно было услышать абсолютно что угодно. Еще можно было предположить, что она отошла куда-то в сторону, потому что, когда гвалт в гримерке наконец-то стих и все заинтересованно прислушались к тому, что происходило снаружи, разобрать слова было почти невозможно — настолько они были тихими.       Зашла обратно Кристин с такими же почти круглыми глазами. Все, ожидая оглашения приговора, устремили свои взгляды на нее.       — Девочки… — начала она дрожащим голосом. Все приготовились к худшему. — Я прошла!       В гримерке поднялся такой крик, какой вряд ли слышало это здание или хотя бы эта комната (по крайней мере так показалось Эрику за стеной). Марион в ту же секунду кинулась обнимать подругу, причем так, что Кристин показалось, что она вот-вот задохнется.       Она, вероятно, еще не до конца осознавала происходящее, хотя бы потому что кричали все так, что она даже собственных мыслей не слышала. Что уж лукавить, она тоже кричала. Могла себе позволить!       Слишком долго, правда, радоваться не пришлось: в семь начиналось представление, и если она в нем не участвовала, то участвовали остальные, так что им, осыпав ее еще раз поздравлениями и похвалой, пришлось ее покинуть. Сама же она, будучи не в силах сидеть на месте и нуждаясь в воздухе, почти бегом отправилась на крышу.       — Эрик! — едва выйдя из здания, крикнула она куда-то в полумрак сумеречного Парижа. Дверь за ее спиной захлопнулась, а лицо обдал приятный прохладный ветерок. Кристин сделала несколько быстрых шагов вперед.       — Думаю, я могу тебя поздравить? — раздалось где-то сбоку. Она стремительно бросилась туда.       — Да! Меня взяли!       Не рассчитав в темноте расстояние и скорость, она оказалась почти лицом к лицу с Эриком. Ну, настолько лицом к лицу, насколько это было возможно с ее и с его ростом — лицом к груди.       Ей чертовски хотелось его обнять, и ее чертовски раздражало, что она не могла этого сделать. В конце концов он принял непосредственное участие в ее успехе, она могла себе это позволить, что за несправедливость! Она вообще частенько стала ловить себя на мысли, что хочет как-то до него дотронуться — обнять как сейчас, положить голову на плечо или еще что-нибудь в этом духе, но, разумеется, сделать она этого не могла, и если обычно это просто слегка расстраивало ее, то сейчас откровенно злило. Поэтому ей оставалось только сжимать и разжимать кулаки, потирать ладони, беззвучно хлопать и делать прочие довольно инфантильные вещи, которые она бы вряд ли себе позволила в обычной ситуации.       — Спасибо тебе за это! С ума сойти, это просто… кто бы мог подумать, что такое произойдет?! — Кристин накрыла руками лицо и быстро прошлась из стороны в сторону, пытаясь успокоиться — к слову, тщетно.       — Пожалуйста. Рад, что смог тебе помочь, — проговорил он настолько мягко, что улыбка Кристин стала еще шире, хотя, казалось бы, куда еще. — Надеюсь, ты теперь не оставишь своего учителя?       — Что?! — почти всерьез возмутилась она. — Что ты такое говоришь?! Конечно нет! Нам же теперь нужно к премьере готовиться, — последнее она произнесла уже с меньшей яростью и с большей усмешкой. — А ведь я еще не про все свои любимые фильмы тебе рассказала, — она покачала головой.       Кристин показалось, что он смутился, но не так, будто ее ответ доставлял ему неудобство, а ровно наоборот, но он не мог выражать эмоции таким же дурацким способом, как она.       — Мне… очень приятно это слышать, — он почти незаметно улыбнулся. Почти.       Кристин отвела взгляд и снова покачала головой.       — Как же я могу оставить такого учителя… Марион, например, недавно не давала мне покоя, спрашивала, кто и когда научил меня так петь. Ну, я сказала ей, что этот кто-то больше не набирает учеников.       — Да? Не набирает?       Кристин удивленно вскинула брови и недоверчиво прищурилась.       — А что, набирает?       — Может быть, — он помолчал пару секунд, будто что-то обдумывая. — Можно подумать, что ты ревнуешь, — неожиданно для них обоих заметил Эрик.       — А если это так? — еще более неожиданно для них обоих и в первую очередь для себя выпалила Кристин. Она почти торжествовала, глядя на обескураженное лицо Эрика, пока не услышала скрип двери за спиной. Ее призрачного друга в этот момент и след простыл. Она быстро обернулась.       — Кристин! — донеслось до нее.       Говорящий стоял спиной к свету, так что разглядеть лицо было несколько проблематично, однако за полтора десятилетия общения Кристин прекрасно выучила этот голос и могла с легкостью отличить его от сотни других.       — Эван! — отозвалась она, подходя к другу. Ничто в ее выражении лица не выдавало того, что он пришел довольно не вовремя. — Как ты меня нашел?       — Ну, ни в гримерке, ни за сценой я тебя не нашел, так что решил пораскинуть мозгами и подумать, где еще ты можешь быть… А потом пошел и спросил у Марион.       — Да ты прямо сыщик, — усмехнулась Кристин. — И что, она сказала, что я здесь?       — Предположила. Как мы оба видим, ее предположение оказалось верным. А еще-е она мне сказала, что кое-кто прошел на главную роль.       У едва успокоившейся и пришедшей в себя Кристин снова загорелись глаза.       — Да! Ты не представляешь, как я рада!       — Я тебя поздравляю!       Он раскинул руки для объятий, и Кристин охотно прильнула к нему. Это были самые классические дружеские объятия — крепкие и теплые. От объятий с Марион они отличались разве что тем, что Эван мог позволить себе чуть приподнять Кристин над землей, тогда как крошечная Мари вряд ли бы провернула такую манипуляцию.       — Предлагаю это отпраздновать! Сходим куда-нибудь поужинать? — произнес он, поставив Кристин обратно и отстранившись от нее.       — Ох, знаешь, я сегодня так переволновалась, что вряд ли смогу есть в ближайшее время. Так что лучшим способом отпраздновать это для меня будет хороший сон.       — О, понимаю, — закивал он, — у меня тоже такое было. Тогда проводить тебя вниз?       — Не нужно, спасибо, — мягко улыбнулась Кристин. — Я еще немного побуду здесь и вернусь сама.       — Хорошо, понял. Тогда пока, звезда, — он открыл дверь. — Напиши, как доберешься до дома.       — Обязательно! Пока, — она помахала ему. Через мгновение он скрылся за дверью, послышался звук удаляющихся шагов.       Едва развернувшись, Кристин столкнулась с Эриком. Наверное, будь он чуть более телесным, она бы уткнулась носом в его грудь. Впрочем, не то чтобы ее сильно смущала такая перспектива, однако она поспешила отступить от него на шаг.       — Кто это был?       Ей показалось, или она слышала в его голосе недовольство?       — Эван, мой друг. Разве я тебе про него не рассказывала? — она задумалась. Вероятно, не рассказывала, раз Эрик спрашивал, к тому же она не могла вспомнить ни одного разговора, где он бы упоминался, а она помнила все их разговоры. — Его брат работает здесь звуковиком, так что он может более-менее спокойно перемещаться по театру.       В ответ на это Эрик только как-то странно хмыкнул, складывая руки за спиной и отходя в сторону. Кристин недоуменно похлопала ресницами. Что его не устраивало? А если… Ох, Боже, нет, ей стоит молчать, ей стоит…       — Можно подумать, что ты ревнуешь, — выпалила она.       Эрик остановился и развернулся к ней настолько быстро, что она даже слегка опешила.       — А если это так? — с расстановкой произнес он, пристально глядя на Кристин.       Какое-то время — для них обоих оно тянулось вечность — они молча смотрели друг на друга, вероятно, совершенно ничего не понимая в их абсолютно странном сегодняшнем разговоре.        — Если так, то это глупо, — тихо и совершенно серьезно проговорила Кристин.       Эрик вскинул брови. В его взгляде читалось чистейшее непонимание.       — Мы дружим с самого детства, у нас с ним… — она замолчала, подбирая слово, — братско-сестринские отношения. Так что, если претендуешь на роль моего брата, да, можешь ревновать, в ином случае это глупо.       — Друзья приглашают друг друга на ужин? — почти шепотом проговорил он. Прозвучало это столь задумчиво, что напоминало скорее мысли в слух.       Кристин совсем перестала что-либо понимать. Во-первых, он опять «случайно стал свидетелем разговора», во-вторых, почему его так волновала эта тема? Боялся, что ученица предпочтет времяпрепровождение с другом его урокам? Что ж, нет, она уже выбрала своего учителя.       — Ну, знаешь, — начала она как-то даже слишком язвительно, — да, обычно друзья именно так и делают — приглашают друг друга поесть, или погулять, или, не знаю, в кино.       Эрик, снова взглянув на нее тем самым своим удивленно-грустным взглядом, внезапно отвернулся, понурив голову. Кристин хотела было снова задохнуться от возмущения и непонимания, но в этот момент до нее дошло. Черт.       — Ты не знаешь?..       Она аккуратно приблизилась к нему. Эрик не пошевелился. Теперь же ей ужасно хотелось взять его за руку, однако она по-прежнему не могла этого сделать, и это по-прежнему ее чертовски не устраивало.       — Думаю, если бы была такая возможность, я бы пригласила тебя на ужин. Или в кино. Да, пожалуй, особенно в кино, — она улыбнулась. Это правда было одной из тех вещей, которые она бы хотела сделать больше всего — наравне с уже полученной ролью.       — Да? — Эрик развернулся, глядя на нее с такой надеждой, что Кристин захотелось побить того, кто придумал это дурацкое правило, согласно которому он не мог покинуть Оперу.       — Конечно!       Он улыбнулся и коротко кивнул, вновь отворачиваясь и переводя взгляд на город. Кристин последовала его примеру.       Какое-то время они стояли молча. Первым заговорил Эрик:       — Думаю, ревновать в моем случае правда глупо.       «А какой он, твой случай?» — вдруг подумалось Кристин, однако мысль эту свою она не озвучила.       — А ты ведь не набираешь больше учеников?       Эрик усмехнулся.       — Нет, не набираю.

***

      Еще много раз они оба мысленно возвращались к этому разговору. Кристин удивлялась своим предположениям, полагая, что это глупость какая-то. Эрик же своим предположениям не удивлялся — это даже не были предположения, — однако откровенно их боялся. Но оба они прекрасно понимали одно: что-то в их отношениях явно изменилось.