magnum opus

[1] Чимин обожает время, когда дома никого нет. Он спокойно ходит по особняку, чувствует себя уверенно, не боится нарваться на кого-то, кого видеть не хочет, расслабляется, отдыхает и чувствует себя не хозяином этого места. Когда он станет полноправным его хозяином — неизвестно, но он часто думает, что было бы здорово, не будь у Намджуна всех этих родственников, с которыми то и дело приходится делить территорию и чувствовать себя чужим, бесправным. В этом доме все, абсолютно все, включая прислугу пытаются своим видом показать, что он не имеет права голоса, будто они какая-то высшая раса, а он и Тэхен — низшая. Деньги в современном мире решают многое, Чимин об этом знает, он хорошо усвоил урок, был опыт. И когда в его жизни появился Намджун, он был абсолютно уверен, что вот сейчас она начнётся — настоящая жизнь. А все, что было до этого лучше просто стереть из памяти. Лучше избавиться от воспоминаний о школе, где у всех друзей были последние модели телефонов, а у него обычный фонарик. Избавиться от необходимости донашивать за Тэмином вещи, потому что они «красивые», «у вас один размер», «они в отличном состоянии». Чимин до сих пор помнит, как таскался с другом, которому отец скидывал большие карманные на карту, по магазинам. Его друг обожал красиво и дорого одеваться и покупал столько одежды, сколько Чимин не видел даже в самом красивом сне. Он наблюдал за этим и не мог перестать злиться на то положение, в котором находился. Он чувствовал несправедливость. Он тоже хотел этого всего. Хотел пойти в кафе, если хочется есть, хотел купить кофту раз в месяц, потому понравилась, а не по нужде. Хотел ходить с классом на вечеринки, но не мог, потому что нужно было скидываться. С тех пор, как бизнес отца прогорел, он только и слышал, что в их семье нет денег, нужно экономить, нужно купить то, что дешевле, нужно подумать о том, что есть завтра, что делать в следующем месяце, как отдавать долг, чем расплачиваться за кредит. Ругань родителей с каждым днём становилось все жёстче, но страшнее стало то, что Чимин в какой-то миг осознал: он к этому привык. Если раньше у него не получалось делать уроки в этом шуме, то позже он просто перестал обращать внимание. Жизнь продолжала идти, только это больше не была та жизнь, в которой ты можешь свободно дышать полной грудью. Это была жизнь в тисках, в постоянной отчётности о каждой копейке, и в какой-то момент Чимин даже отказался от денег на автобус и начал добираться до школы на велосипеде, чтобы не слышать ничьих упреков. А что ему нужно было сделать? Бросить школу, чтобы не тратиться на дорогу и столовую? В то время, когда он учился уроки начинались в восемь утра и заканчивались в пять вечера с учетом обязательных дополнительных, и все это время Чимин оставался голодным. Ощущение голода стало за это время для него ненавистным, именно поэтому сейчас он буквально наслаждается, каждый раз сидя за столом, который буквально ломится от обилия блюд. Забавный факт, но двадцатилетний Чимин верил в то, что в этом мире возможно чего-то добиться самостоятельно. Он работал, много работал, на износ, но в какой-то момент перестал и сломался. Жизнь не позволила продолжать в том же духе, будто останавливая его и прося позаботиться о себе, о своём здоровье, о будущем, о возможных детях. И он остановился, а потом встретил Намджуна, и все это так быстро закрутилось, что сейчас он не представляет того, что однажды вернётся в то прошлое, в котором все так призрачно и туманно, а счастье складывается из того, есть ли мелочь на сладкое или нет. Чимин останавливается, смотря на свои дорогие фирменные ботинки, что купил буквально пару дней назад, потому что понравились, и едва заметная тень улыбки появляется у него на лице. Это определенно дороже любой любви, которую можно продать, купить, предать, выкинуть, растоптать, уничтожить, наплевать и ещё много нехороших вещей сделать. Ещё Чимин слышал, что потребность в вещах, особенно в дорогих испытывают люди с низкой самооценкой. Он не исключает и этот вариант. Вполне возможно, что у него просто конкретный комплекс неполноценности. Он не из тех, кто всю жизнь живет, копит в себе и понятия не имеет, что с ним происходит, он все понимает, осознаёт, но одно дело осознавать проблему, а другое — справиться с ней. Кто сказал, что с этим легко справиться? Кто сказал, что это можно выкинуть из головы, если ты знаешь об этом? Ты ведь не сможешь себя прооперировать, если знаешь о камне в жёлчном, с проблемами подсознания та же история. И Чимин видит во всем этом единственный выход — утонуть в роскоши, которой ему так не хватало в детстве и на протяжении всей жизни. Сам он сравнивает себя с голодным, которого держали под замком и долгое время лишали еды. А ещё не исключает той возможности, что однажды насытится, но пока не видит ни конца, ни края. — Ты чего встал здесь? — из мыслей Чимина выводит голос Давона, который стоит неподалёку от него с тазом, внутри которого моющие средства и тряпки. Он кладёт его на пол, достает связку ключей и подходит к закрытой двери напротив. Чимин бросает на неё заинтересованный взгляд, потому что думал, что это обычная гостевая, и внимательно наблюдает за тем, как Давон забирает таз и проходит внутрь. Самому ему тоже становится интересно, и он следует за мужчиной, проходя в огромную просторную студию, о существовании которой раньше никогда не слышал. — Что это за место? — удивляется парень и осматривается. Его ботинки скрипят, ступая по полированному паркету. — Чья это комната? Невероятно красиво. Просторное светлое помещение с широким окном с одной стороны, зеркальной стеной с другой, балетным станком и небольшим местом отдыха с сиреневым диванчиком в углу, значительно отличается от большинства комнат особняка. Она выглядит иначе, слишком притягательная, приятная, в ней ощущается особенная, тёплая энергетика, и Чимину, определенно, нравится здесь куда больше, чем в собственной спальне. — Это репетиционный зал господина Чона, бывшего хозяина этого особняка. Он танцевал. Очень красиво танцевал. — Правда? — Правда, — Давон вытягивается и принимается за влажную уборку. — Я не могу сделать тебе замечание, но если Чонгук увидит, что ты ходишь здесь в обуви, он порвёт тебя на куски, так и знай. — Я надеюсь, что Вы ему об этом не расскажете, — чересчур серьезно говорит Чимин и проходит к небольшому столику с зеркалом у окна, проводит по едва пыльной светлой поверхности пальцами и берет в руки овальную рамку с фотографией, на которой без труда узнает Чонгука. Ему на этом снимке не больше десяти, а взгляд с самого детства холодный. Омеге кажется странным, что ребёнок не улыбается в объектив камеры, и вообще у него отчего-то мурашки по спине бегут, он спешит поставить рамку обратно и отойти от столика на пару шагов. — Чонгук был красивым ребёнком, правда? — улыбается Давон и подходит ближе. Он опрыскивает столик специальным средством и принимается вытирать с него пыль. — Да, красивым, — подтверждает Чимин, а взгляд сам собой вновь поднимается к фото. — Красивым, но невеселым. Он выглядит грустным. Или я бы даже сказал, несчастным. Мне не по себе от этого снимка. Он ребёнок, но похож на взрослого. Его взгляд слишком взрослый. — Он всегда таким был. Помню, как он встал на ножки в первый раз. Он стал поздно ходить, его родители даже начали волноваться, боялись, что что-то не так, что есть какая-то проблема. Как сейчас помню, — Давон оставляет все на столике и поворачивается к Чимину. Очевидно, он погружается в воспоминания, и они вызывают у него улыбку, что заставляет молодого омегу неосознанно отзеркалить ее. — Господин Чон купил красивый ходунок. Дорогой. Чонгук проходил в нем один вечер, а на следующее утро уже сам пошёл, своими ножками. Это было так забавно, мы не могли поверить. Он ждал ходунок, представляешь?! — Да, забавная история, — кивает парень и улыбается. — А каким он был, когда стал постарше? Я имею в виду, он всегда был таким... — Чимин хочет сказать «ненормальным», «раздражающим», «придурковатым», но подбирает более лояльное слово, которое тоже, в какой-то степени его характеризует, — сильным? Давон тяжело вздыхает и задумывается, будто пытаясь вспомнить, чтобы более точно передать, каким именно был Чонгук. — Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что мне, да и всем остальным, всегда было трудно понять, что он испытывает на самом деле. Он не плакал, когда ему было больно или грустно, он не веселился, как все дети, — мужчина пожимает плечами. — Иногда он будто не знал, как реагировать на какие-то вещи и пытался скопировать реакции других. Конечно, у него не всегда это получалось хорошо. Он никогда не был злым или агрессивным, он просто отличался ото всех, и его папа очень за него тревожился. Он боялся, что Чонгука будут обижать, потому что люди жестоки, а дети особенно. Люди не принимают тех, кто на них не похож, чувствуют в них угрозу. Чимин заинтересованно склоняет голову и хмурится. Он толком не понимает, в чем именно проблема Чонгука, которая есть, о которой все знают, но никто не говорит в открытую. — Подождите, что Вы имеете в виду под «не плакал», «не веселился»? Как это? Почему с ним это происходило? — Я не знаю, — как-то быстро и слишком резко отвечает мужчина и принимается дальше натирать столик. — Некоторые люди не умеют чувствовать так, как все остальные. — Но ведь должна быть причина? — Наверное, должна, — Давон делает все, чтобы перевести тему. — Тебе нравится балет? — неожиданно спрашивает он и выпрямляется тяжело дыша после того, как заканчивает протирать ножки. Чимин сразу улавливает смену настроения мужчины. Будто он на короткое мгновение неосознанно погрузился в прошлое, а потом резко вынырнул из него, понимая, что может сказать лишнее или то, о чем не он должен говорить. И Пак решает, что лучше не давить, потому что это впервые, когда Давон относительно по-доброму общается с ним. Он решает не упустить этой возможности, потому что дружить в этом доме с человеком, который знает все и обо всех довольно выгодно, он это понимает. — Да, я... На самом деле, я занимался балетом в детстве, — признаётся Чимин и ловит удивлённый взгляд мужчины, на что отвечает снисходительной улыбкой. — Да, а по мне и не скажешь, верно? Я бросил балет больше, чем десять лет назад и стал заниматься современными танцами. У меня даже были успехи и победы. — А почему бросил? Почему не построил карьеру танцора? Ценности изменились? Чимин пропускает последний вопрос мимо ушей, опирается пятой точкой на подоконник, и разводит руками. — Не знаю, не вышло. Не был слишком напорист, слишком талантлив, слишком богат. В группу, которая сейчас на контракте в Лондоне, взяли парня из богатой семьи вместо меня. Хотя изначально это было мое место. Как думаете, так уж плохо быть богатым? Или быть бедным, но стремиться к богатству? Когда ты видишь, какие вещи творятся, как тебя предают и обижают, лишают мечты, ставят перед фактом только потому, что у тебя нет денег, так уж плохо стремиться к чему-то лучшему? Давон неоднозначно смотрит на Чимина. С одной стороны в его взгляде сожаление, а с другой — недовольство. — Стремиться нужно, но нужно для этого что-то делать, а не сидеть у богатого мужа на шее. Ты любишь Намджуна? — А Вы думаете, его не за что любить? — Нет, я так не думаю, Намджун хороший мальчик. — Тогда почему Вы, да и все другие постоянно делаете упор на том, что я с ним ради денег? Потому что я не из богатой семьи? Почему кто-то небогатый не может влюбиться? — Чимин откидывает волосы и в это же время вопросительно смотрит на Давона, ожидая ответа. — Ты выглядишь очень невинно, Чимин. Но именно в таких ангелах обычно скрываются самые ужасные пороки, — серьезно говорит мужчина и принимается складывать моющие средства. — Поверь, мне совсем неинтересно, какие ты ведёшь игры, но я не хочу, чтобы ты однажды разбил сердце Намджуну. Он неспокойный, но очень искренний и душевный. Если я ошибаюсь, и ты его любишь, — он оборачивается и смотрит младшему в глаза, — тогда я прошу прощения. Но если не любишь, если пользуешься им и в конце концов заставишь его страдать, то лучше бросай это. Потому что будешь жить, как Виктор. Ни тебе не будет счастья, ни Намджуну, ни вашим будущим детям, — Давон направляется к выходу, останавливается у двери и ждёт, когда Чимин тоже двинется, потому что эту дверь ему нужно закрыть на ключ. Все вышесказанное Чимин пропускает через себя, но, не зная, что ответить, молча проходит мимо мужчины, выходит из комнаты и идёт к себе, глубоко погружаясь в мысли. [2] Он проходит в свою комнату и обнаруживает супруга, переодевающего рубашку на домашнюю футболку. — Ты сегодня рано, — говорит омега и подходит ближе, получая привычный поцелуй в лоб. — Да, была встреча с французскими инвесторами, а потом я не стал возвращаться в офис. Решил поехать сразу сюда, побыть с тобой. Что думаешь? Проведём время вместе? Чимин напрягается, надеясь, что под «вместе» не имеется в виду секс. Он садится на кровать, сжимает в кулаки ткань собственных брюк и натягивает улыбку, смотря на альфу снизу вверх. — Что будем делать? Посмотрим что-нибудь? — Да, это отличная идея, — улыбается Намджун. — Я хотел бы расслабиться, меня в последнее время напрягает работа. — Устаёшь? — Чимин пытается показать участие, но, на самом деле, после разговора с Давоном у него в голове совсем другие мысли. — Да, есть такое, — мужчина становится напротив и опирается на столешницу. — Много думаю, очень много, даже сплю плохо. — Я заметил, — признаётся Пак, потому что в последнее время альфа, в самом деле, просыпается рано и подолгу сидит за ноутбуком с самого утра. — Тебе нужно отдохнуть, выдохнуть, успокоиться. Можем поехать куда-нибудь на выходные, если хочешь. Как раз пройдёт презентация и тест-драйв, все уладится, и мы уедем со спокойной душой. Намджун тянет улыбку и задумчиво пожимает плечами. — Разве старший брат даст мне спокойствие хоть на минуту?! — он мотает головой, устало вздыхает и трёт глаза пальцами. — Не даст. Он никогда не даст нам всем спокойно жить. Его панцирь невозможно пробить, только уничтожить. Но как — я пока только выясняю. Чимин задумчиво вытягивает губы трубочкой и вдруг решается сказать: — Я разговаривал сегодня с Давоном. Он сказал, что Чонгук был необычным ребёнком, что не плакал и не веселился. И вообще все в этом доме всегда говорят, что он не такой, как все, что это значит? — он замечает, как на лице Намджуна проскальзывает тень недовольства, и тут же добавляет: — если это не мое дело, ты можешь не отвечать, я все понимаю, это твоя семья, и это касается твоего брата. Не говори ничего Давону, он не нарочно сказал все это. — Да нет никакой тайны, на самом деле. Просто отец всегда пытался делать вид, что ничего не происходит, приучил нас также. Все мы пытаемся делать вид, что Чонгук нормальный, но это не так, поэтому с ним невозможно бороться. Когда ты борешься с человеком, которому можешь причинить душевную боль, которого можешь обидеть, который боится кого-то потерять, которому есть, что терять — есть шанс на победу. Но невозможно бороться с кем-то вроде Чонгука, это заведомо провал. — Почему? — Потому что он не чувствует так, как мы. Он никого не любит и не полюбит, он просто неспособен. Это особенность его психики. Он абсолютно асоциален. Чимин громко сглатывает и подгибает под себя ногу, садясь удобнее и внимательно смотря на супруга. — Что это значит? — Он игнорирует все социальные нормы, их для него не существует. Живет только по своему «хочу», делает только то, что взбредёт в голову. Никого не жалеет, ни о ком не переживает. Центральная фигура в его жизни — он сам. — Постой, подожди, — омега усмехается и поднимается. Что-то внутри него сжимается от недоумения и неприятия, и он делает над собой усилие, чтобы собрать мысли в кучу. — Ты хочешь сказать, что у него какое-то расстройство? Хочешь сказать, что я и мой брат... Хочешь сказать, что мы живем в доме с психически-нестабильным человеком, а я узнаю это только сейчас? Почему ты не говорил раньше? Намджун, заметив то, как его супруг откровенно сердится, пытается сделать шаг навстречу и подойти, но тот лишь отходит и вытягивает руку вперёд. — Ответь на вопрос. Почему ты не говорил об этом раньше? — Потому что Чонгук стабилен и относительно безопасен. Я имею в виду, что он не бегает по дому с ножом и не пытается никого убить. — Ты сказал, что он асоциален и действует только в своих интересах, разве ты не описал типичное поведение психопата? И ты все ещё хочешь сказать, что он не опасен? — Он не буйный. — Да какая, к черту, разница? — Чимин кричит, потому что растерян, кричит, потому что все внутри него падает и проваливается в глубокую тёмную бездну. Наконец-то все странности, связанные с этим человеком, все то, что он творил, его безумные поступки, слова, поведение, которое ничем нельзя было оправдать, находят объяснение. Не знает границ. Делает только то, что выгодно ему. Не сопереживает. Не любит. Никого. — Я больше не хочу оставаться в этом доме! — Вот поэтому я не хотел тебе ничего говорить! Я знал, что ты так отреагируешь, знал. Он ничего тебе не сделает, я рядом с тобой! — Ты не можешь быть рядом со мной каждую минуту, не можешь! А что если в какой-то момент ему не понравится что-то, что я говорю, и он убьёт меня? Что тогда скажешь?! — Не убьёт! Ты привык к этому киношному образу, который рисуют в Голливуде и на других площадках, но на деле все иначе. Такие люди существуют, и они необязательно маньяки или убийцы, они просто чувствуют и мыслят иначе. Не так, как все. Чимин сжимает губы и снова садится на кровать. Он вдруг осознаёт всю глупость своего поведения, весь идиотизм того, что с ним происходило. Повелся, как малолетка на уловки человека, который просто играл с ним. Который даже чувствовать, как все люди, неспособен. Что им движет? Обычное животное желание? Чимин приходит к выводу, что да, потому что на более глубокие чувства, такие как Чонгук, просто неспособны. Намджун садится рядом, обхватывает супруга за плечи, целует в висок и прижимается к нему лбом, втягивая ноздрями приятный аромат шоколада. — Я клянусь, что за все годы, что я знаком с Чонгуком, он не сделал ничего, чего стоит опасаться. — Но это не значит, что не сделает в будущем, не значит. Намджун, я не хочу здесь жить. Мужчина тяжело вздыхает и прикрывает глаза. С тех пор, как Чонгук вернулся, все пошло наперекосяк. Казалось бы, он может навредить отношениям с родителями и работе, но сейчас даже с Чимином из-за него проблемы, и это просто уже за гранью всего. — Чимин... — зовет альфа и утыкается лбом в острое плечо супруга. — Я знаю, ты не можешь уехать сейчас, потому что Чонгук, — омега прикрывает глаза и пытается успокоиться. Его сердце бешено колотится, и он даже не знает, что именно испытывает сейчас. Какой-то, самой маленькой части его сознания импонировала мысль, что он нравится Чонгуку. Какие же глупые и наивные ощущения это были. Несмотря на то, что он активно избегал его, сейчас он чувствует непонятное чувство обиды, будто ему наобещали золотых гор, а потом все это разрушили. Все было ненастоящим, неискренним. Все это было лишь в воображении ненормального человека, который пользовался заблуждением и незнанием Чимина, и издевался над ним. — Я ведь уже говорил, что мы обязательно уедем, но только не сейчас. Дай мне ещё немного времени, я прочнее обоснуюсь на своём месте, и тогда... — Как научно называется его отклонение? Я хочу почитать об этом. Хочу знать, чего мне ожидать, чего опасаться. Намджун пожимает плечами и поднимется. — Склонность к психопатии. Чимин усмехается и качает головой, понимая, что Намджун просто не хочет говорить столь жёсткое и пугающе «психопат». — Я собираюсь посмотреть фильм. Ты идёшь? — Я лучше останусь здесь, — говорит Чимин и тоже поднимается, принимаясь копаться в ящиках, чтобы взять все необходимое и спуститься вниз для того, чтобы полежать в ванной. Сейчас он чувствует, что это расслабление ему просто необходимо. [3] Сидя на бортике джакузи, он внимательно наблюдает за тем, как оно наполняется водой, как та пенится, и почему-то чувствует себя разбитым. Обида. Именно ее он испытывает, только толком не может понять, почему. Их ничто с Чонгуком не связывало и не связывает, но эта бурная реакция больше связана не с тем, что Чона, в самом деле, как и все предупреждали, лучше остерегаться, а с тем, что все вдруг рассыпалось, как карточный домик. И если раньше это было одним из возможных исходных вариантов, то теперь — основным. Всего лишь игра больного человека. Всего лишь желание поиздеваться и потешить своё самолюбие. Тёплая вода успокаивает и обволакивает. Чимин прикрывает глаза и пытается отпустить то, что сегодня узнал, пытается сбежать от этого, но мыслями вновь и вновь возвращается, будто это какая-то головоломка, которая не даёт покоя. В его мозгу всплывают ситуации, связанные с Чонгуком, он пытается вспомнить его лицо в эти мгновения. Выражение почти всегда одно и то же, Чонгук, в самом деле, с самого начала был скуп на эмоции. Он мог нахмуриться, возможно, мог даже разозлиться, но ещё никогда не делал этого в сердцах, как обычно делают люди, когда кто-то причиняет им боль. Чонгук абсолютно не мятежен. Его спокойствие, ухмылка, его организованность, можно ли все это назвать признаками болезни?! Чимин не знает, он не силён в этом, именно поэтому берет мобильный, который оставил на тумбочке, и быстро вводит в поисковике «психопат». Появляется много ссылок, и он открывает первую попавшуюся. Его глаза быстро бегают по строчкам, и чем больше он успевает прочесть, тем более ясно осознает: это описание отлично подходит под поведение Чонгука. «Психопатия – психическое расстройство, при котором человек не признает общественных норм и правил. В своих действиях он руководствуется только собственными выгодами, желаниями и пытается использовать каждого, кто рядом с ним. Психопаты обаятельны и харизматичны. Но близкое общение с ними всегда сопровождается унижениями, растоптанной самооценкой, нередко – физическим насилием». Чимин не читает дальше, ему уже и так все понятно. Его сердце неприятно пропускает удары, его обида буквально течёт по венам, он чувствует себя разбитым и использованным. «Люди-разрушители», вот как называют таких, как Чонгук. Его нужно обходить стороной для самого же себя. Нужно, чтобы потом горько об этом не пожалеть. Нужно, чтобы прожить долгую и в какой-то степени счастливую жизнь. Чимин не спит всю ночь, просто не может. С Намджуном они так и не поговорили. Когда мужчина возвращается в комнату, вероятно, после просмотра фильма, омега притворяется спящим и единственное, что чувствует — легкое касание чужих губ к своей щеке. Позже он дожидается, когда альфа засыпает, поворачивается на спину и просто смотрит в потолок. Ему по-прежнему не по себе, и он понятия не имеет, как теперь реагировать на Чонгука. Все, что происходило раньше перестало быть значимым, все перевернулось с ног на голову в один миг. Чимин снова тянется к телефону и снова перечитывает все, что уже читал до этого. В очередной раз убеждается, что многое совпадает, и убирает мобильный тщетно пытаясь уснуть до утра. Не получается. Обычно он не встаёт раньше супруга, но делать нечего — валяться, словно мёртвый, становится невыносимым, и Чимин, ощущающий странный озноб по всему телу, накидывает поверх спального костюма халат, кутается в него и спускается вниз, в кухню, где уже полным ходом кипит жизнь: Давон готовит завтрак, а Тэхен пьёт кофе и доделывает домашнее задание на скорую руку. — Ты сегодня рано, — обращает внимание младший, заставляя Давона обернуться и переглянуться с Чимином. — Доброе утро, — впервые мужчина здоровается первым, что заставляет Чимина удивлено вскинуть брови, и бросить нечто подобное в ответ. Он садится за стол, наливает в пустой стакан немного бодрящего напитка, устало потягивается и хрустит шеей, понимая, что буквально трещит по швам. — Не мог уснуть всю ночь, — едва слышно говорит он брату так, чтобы Давон не слышал, и откидывает челку назад, принимаясь массировать пульсирующие виски. — Мне нужно выдохнуть. — Что-то случилось? — Тэхен тоже говорит тихо, понимая, что Чимин не хочет, чтобы кто-то услышал. — Потом, — одними губами говорил он и уже громче добавляет: — что делаешь? Много задают? — В этой школе намного больше, — признаётся альфа и потягивается. — Невозможно все успеть. Тем более, что здесь несколько дополнительных предметов. — Ничего, зато будет хороший диплом. — Оставь свои ожидания при себе, — улыбается парень. — Я не уверен, что смогу хорошо здесь учиться. Но, по крайне мере, я стараюсь. Хотя мне не особо нравится делать этот анализ по психологии. — Что за анализ? — Чимин делает первый глоток крепкого кофе без сахара и морщится от неприятного вкуса. — Отличия между детьми, которые жили и росли с родными родителями, — отвечает Тэхен, и в этот момент, почесывая макушку и медленно перебирая ногами, в кухню входит Чонгук. — И теми, кто рос в приемной семье. Чимин приподнимает брови, Чона старается не замечать и участливо спрашивает: — И? Есть ли отличия? — Доброе утро, сынок, — бросает Давон, на что получает лишь незначительный кивок. На приветствие Тэхена он отвечает также, и закатывает глаза за спиной Чимина, когда понимает, что тот даже не соизволит поздороваться. — Что за задание? — хрипло звучит голос Чонгука, после чего он становится на носочки, достает с полки кружку и проходит к столу, садясь рядом с Чимином и напротив Тэхена. Пак чувствует едва ощутимый запах сигарет от его спортивного костюма, косится, но не смотрит в открытую. Не хочет и не может, ему по-прежнему ужасно внутри. Будто кто-то плюнул в душу, будто его предали и обманули, заставили во что-то поверить, чему-то поддаться, а сейчас ничего этого нет. Ничего не было с самого начала, все это манипуляция. Все это — враньё. — Да тут... — альфа поднимает неуверенный взгляд на Чонгука, закусывает губу, будто решаясь на что-то, а потом вдруг выдаёт: — тут небольшое исследование. Как Вы относитесь к людям, которые бросают своих детей? Тэхену кажется, нет, он уверен, что в этот момент Чонгук не испытывает ничего. На его лице не проскальзывает ни одной эмоции, он остается таким же спокойным, только лицо делается несколько задумчивым. А потом он дежурно пожимает плечами, берет с тарелки сэндвич и крупно откусывает, принимаясь активно жевать. — Не знаю, это личное дело каждого. Чимин на это усмехается, заставляя Чонгука перевести взгляд на себя, и сам тоже смотрит на него. — Что? — Ничего, — просто отвечает Пак и залпом допивает свой кофе. — Но ты засмеялся. Что-то хочешь сказать? — Нет, ничего не хочу сказать. Просто я даже не удивлён такому ответу. Чонгук удивлённо приподнимает брови и вытягивает губы. Он хочет что-то сказать, но в этот момент Тэхен смотрит на наручные часы и резко поднимается. — Черт, уже опаздываю, — он хватает в руки тетради, рюкзак закидывает на плечо и торопится к выходу. — Чимин, забери меня сегодня и отпроси! — Я позвоню твоему учителю! — Подожди же ты! — кричит вслед альфе Давон и бежит за ним на улицу с ланч-боксом. Чимин и Чонгук остаются в кухне одни. Первый доливает себе кофе и тоже берет сэндвич, спокойно продолжая свой завтрак. Что-то внутри него изменилось, и он больше не чувствует той неловкости, того смятения и дрожи, как раньше, когда находился с этим человеком наедине. Ему уже открыли глаза на правду, которая заключалась в следующем: Чонгук точно не может испытывать к нему чего-то особенного, а значит плевать на все. Плевать и на смущение, и на дрожь, на все плевать. Он знает, что идиот. Знает, что это глупо обижаться на то, что разрушилось нечто никогда и так не существовавшее. Он в браке, у него есть супруг, хороший супруг. Он всячески отталкивал Чонгука, и его поведение сейчас противоречит любому здравому смыслу, но внутри ему неприятно, будто у него отобрали что-то сокровенное, что-то, что принадлежало только ему и было лишь в его голове. — Так почему ты вдруг засмеялся? — возвращается Чон к своему вопросу, доедая уже второй сэндвич. — Я не засмеялся, я усмехнулся. — Почему? — Я уже и так все сказал, — они сидят буквально в полуметре друг от друга, локти едва касаются. Чимин чувствует, как от этого невинного прикосновения его сердце снова подпрыгивает куда-то к горлу. А потом он тут же вспоминает, что говорил вчера Намджун, что он сам читал в интернете и берет себя в руки. — Для меня неудивительно, что человек с такой проблемой, как у тебя, так снисходительно относится к родителям, которые могут бросить своих детей. Слышится привычная усмешка, и Чимин чувствует, как пара глаз уставляется на него. Вчера он был не честен с Намджуном. Он не боится Чонгука, не боится, что тот что-то может сделать, применить по отношению к нему физические увечья. Не в этом дело. Просто с каждым днём он больше и больше убеждается, что оставаться с этим человеком в одном доме для него невыносимо. Особенно теперь, когда никакой надежды не осталось. И для Чимина даже то, что в нем, где-то глубоко внутри, жила эта надежда, тоже становится открытием. — Извини, о какой проблеме ты говоришь? Чимин пожимает плечами. — Ну, ты знаешь. О том, что ты психопат. — Я тебя умоляю, — тянет Чонгук и улыбается, но улыбается натянуто, и Чимин видит это, сразу замечает. — Зачем же употреблять такое грубое слово? — Это научный термин. — А мне больше нравится термин «социопат». Используй его в следующий раз, когда захочешь поговорить о моем заболевании. — И чем они отличаются? — Ничем, — Чонгук поднимается, обходит стол и сваливает грязную чашку в раковину. Потом оборачивается и облокачивается на стол, напротив Чимина. — Но оно звучит более лайтово. Когда кто-то говорит «психопат» сразу представляются герои фильмов, которые всех режут и расчленяют, — его голос звучит просто, но очевидно, что ему не хочется обсуждать эту тему. Он не показывает этого, поэтому продолжает. — Я бы вообще выступил за то, чтобы называть «психопатами» тех, кто уже убивал, а «социопатами», кто ещё нет. — «Ещё»? — приподнимает бровь Чимин и выдыхает, поднимаясь и замечая играющий и провокационный кивок Чонгука. — Теперь я знаю, что от тебя лучше держаться подальше. Не хочу пострадать. Не хочу, чтобы пострадал кто-то, кто мне дорог. Никогда не знаешь, чего ожидать от человека, который не способен на сложные чувства. Чимин сам не знает, почему говорит это, но, кажется, он просто хочет его задеть, сделать больно, хоть и понимает, что это невозможно. Но самому ему почти до тошноты вся эта ситуация, и он хочет, чтобы Чонгук почувствовал хоть на мгновение нечто похожее. Не чувствует. Улыбается. Ему все равно, как и всегда. Чимин зачёсывает волосы пальцами, ещё пару секунд ждёт чего-то в ответ, но, когда не получает, просто уходит, резко развернувшись. Чонгуку было, что сказать, но он не сказал. Но Чимин воспринимает это по-своему. Воспринимает так, будто Чон промолчал из-за другого. Из-за того, что посчитал, что он, Чимин, не достоин даже его простого ответа.