magnum opus

[1] Чимин идёт в салон к трём. Последние несколько дней, смотря в зеркало, он чувствовал себя разбитым и пришёл к выводу, что нужно что-то менять. Он пока точно не понимает, что именно дадут ему эти изменения, возможно, они помогут сбросить немного душевного груза, но ему хочется видеть в зеркале себя другого. Ему не хочется встречаться глаза в глаза с Чимином, который совсем недавно целовался с Чонгуком в море, ему не хочется и противно видеть человека, который настолько слаб, что не может справиться с самим собой, не может, наконец, взять себя в руки и начать самостоятельно управлять своей жизнью. Пустота внутри него разрастается и крепчает. Он не хочет никого видеть и ни с кем разговаривать, и даже избегает братьев, потому что боится, что в какой-то момент может не выдержать и расскажет им все. Держать это в себе становится невыносимо, ему почти физически больно каждый раз видеть Чонгука и его легкую полутень на губах. Каждый раз, улыбаясь, он думает и напоминает о том, что произошло, он шантажирует, он издевается. В этом его суть, он словно удовольствие получает, поступая подобным образом. Для Чимина все становится одинаковым. Он больше не видит красок этого мира, он максимально сосредоточен на том, чтобы как-то подавить свои, как он думает, ненормальные желания. Он изучил уже множество статей о том, как обрести контроль над своей жизнью, как сделать себя центром, как перестать испытывать влечение к запретному. Ничего толком не помогает, и его каждый день превращается в пытку. Он больше совсем не хочет подпускать Намджуна к себе и с трудом терпит даже простые поцелуи и объятия, и с этим тоже нужно что-то делать, потому что они супруги, они должны жить, как все люди, он не сможет вечно отталкивать его, и это тоже очередная проблема, очередная головная боль, от которой хотелось бы избавиться, да только не выходит. Чимин решается на радикальные изменения и перекрашивается в чёрный. Стоя у зеркала после законченной укладки, он некоторое время не может отвести глаз, не может понять, нравится ему или нет, и первая мысль, которая приходит в голову: «Понравится ли Чонгуку?» Он на мгновение прикрывает глаза, пытаясь отбросить наваждение, передергивает шеей, это помогает расслабиться, а потом кивает своему отражению, будто соглашаясь с тем, что теперь это новый он и уходит, оставляя на столе мастера несколько смятых купюр. Дальше — шоппинг. Чимин думал взять с собой братьев, но ему необходимо побыть одному, поэтому он лениво ходит по торговому центру, выбирает одежду и без устали тратит деньги на карте супруга. Он покупает несколько рубашек, джинсы, спортивный костюм, украшения и просто тащит пакеты в руках, не испытывая ни малейшего чувства удовлетворения. Напротив, внутри у него что-то испуганно подпрыгивает, будто в предвкушении чего-то плохого. Уже несколько дней он всерьёз думает о том, что неплохо будет уехать. Просто уехать и выдохнуть. Он держит себя только из-за тест-драйва, который из-за жалоб Чонгука постоянно переносится, но как только он пройдёт, Пак на все забьет и купит себе билет в Париж. Пусть полетит один, пусть с братьями, неважно, лишь бы подальше от этого дома и его интриг. Люди здесь не живут, а выживают, а казалось бы — роскошь, то о чем все мечтают, а на деле обыкновенная золотая клетка, в которой каждый борется за право жить. Просто жить. Мобильный, который не перестаёт звонить последние полчаса, Чимин достает только в машине и замечает несколько пропущенных от супруга и ещё несколько от Тэмина. Наверняка, они звонили на пару. Чимина это раздражает, он не понимает, почему ему просто не дают отдохнуть, он ведь не на другой континент уехал, телефон в сети, это значит, что он жив, никто не похитил его. Так в чем тогда дело? Омега прикрывает глаза и опирается лбом на стекло, безразлично наблюдая за тем, как сменяются здания и машина мчится и несёт его к особняку, в котором он ещё ни один день своей жизни не был спокоен. Как встретил Чонгука, так все пошло наперекосяк. Нет той богатой счастливой жизни, о которой он мечтал, ничего нет. Все исчезает и рассыпается буквально у него на глазах. Он ещё не может четко сказать, что его браку с Намджуном пришёл конец, но это однозначно то, о чем он думает, потому что он так не может. Потому что ему не хочется находиться с ним рядом, и это заставляет их отдаляться друг от друга, разрушая их союз. Чимину кажется, что альфа тоже это чувствует, он уже не доверяет ему так много, как раньше. Было время, когда Пак знал все, что творится на душе у альфы, а теперь он не знает практически ничего. Или просто не хочет знать, особо не вникает. Иногда Чимина пугает одержимость Намджуна Чонгуком. Он на все сто процентов согласен, что этот человек та ещё заноза в заднице, что он откровенно перекрывает кислород, но все, что делает Намджун — говорит и думает о нем, мечтает заткнуть его, хочет, чтобы он уехал. Пак тоже хочет. Очень хочет. Верно говорят: с глаз долой — из сердца вон. Это уже на практике проверенная вещь, Паку значительно лучше, когда Чонгук не маячит у него перед глазами. И в какой-то степени Чимин понимает супруга, этого человека не так просто выкинуть из головы. Он как вирус, проникает в каждую клетку и разрушает организм. Это болезнь, самая настоящая болезнь. Чимин уверен, что по-другому нельзя назвать то, что мысли об одном человеке заполняют изнутри, оттесняя любые другие переживания и чувства. Особенно после поцелуя. Тот поцелуй... Это странно, но Чимин почти его не помнит, не понимает, как так произошло, как он, как они оба, дошли до такого. В тот короткий момент его мозг отключился, он даже не знает, долго ли они так простояли. Единственное, что помнит, это дыхание Чонгука, его тонкие, но такие горячие и сладкие губы. А ещё — ощущение восторга. Настоящего, неподдельного, даже детского восторга, когда ты пробуешь, когда тебе разрешают то, что раньше было под замком и строжайшим запретом. Чимин прикрывает глаза и едва ощутимо касается пальцами своих губ. Где-то в глубинах сознания ему хочется верить, что на них остался его вкус и запах. Тот момент. Он кажется таким неправдоподобным, таким ненастоящим и киношным, что Чимин едва ли может поверить, что это действительно случилось с ним. С ними. Что вообще между ними происходит? На протяжении всего времени это было что-то похожее на войну, но никогда эта война не была настоящей, под ней пряталось что-то другое, что-то настоящее, по крайней мере, у Чимина было именно так. Он себя настоящего ненавидит, закапывает, именно поэтому ненавидит и Чонгука, потому что тот упорно пытается его сущность клешнями вытянуть наружу. Так нельзя. Это смертный приговор для Чимина. Он никогда не позволит себе быть настоящим, он никогда не разрешит себе сделать то, чего так хочется, хоть уже и перешёл черту. Он должен оставаться хорошим супругом, должен родить Намджуну ребёнка, должен обеспечить будущее Тэхену и открыть бизнес для Тэмина, чтобы тот не работал на какого-то злого дядьку. Он должен сделать так много для других, но ничего для себя. «У меня тоже есть деньги». Это парадоксально, но деньги Чонгука Чимин бы ни за что и никогда не принял. Ему не деньги от него нужны, а другое. Как раз то, за что он себя ненавидит. Как раз то, от чего он так отчаянно хочет сбежать и сбежит. Пару дней подождать осталось, и видит Бог, он сбежит. Он даст себе возможность отдохнуть от этого кошмара и, наконец, здраво оценить настоящее и проложить будущее. Когда машина останавливается у особняка, а водитель выходит и через пару секунд распахивает дверь для Чимина, тот некоторое время не двигается. Он сидит молча, пялится на свои руки с кольцами, чувствует себя разбитым и подавленным. Чувствует, что ночевать каждый день в этом доме сродни сну в адовом котле. Жарко, больно и страшно. Он больше не хочет этого испытывать. Это ужасное ощущение безысходности. И Чимину тошно от мысли, что он к этому ощущению начинает привыкать. [2] Он, наконец, набирается смелости, выходит из машины, забирает покупки из багажника и идёт ко входу. У дверей он встречает Тэхена с незнакомым омегой, судя по форме, его одноклассником. — Привет, Чимин! — сразу здоровается альфа, замечая брата и как-то неловко улыбается. — Это Юнги, у нас проект, и поэтому мы... — Хорошо, — безразлично бросает старший и пытается выдавить улыбку. — Попроси Давона приготовить вам чего-нибудь, — а потом быстро, слишком быстро проходит во внутрь, чтобы не встретить никого, кого встречать не хочется. Однако стоит ему оказаться в зале, он сразу натыкается на фигуру Чонгука, который лежит на диване, закинув ноги на журнальный столик и безразлично листает интернет. Чимин замирает на мгновение. Смотрит на его затылок и на красивые блестящие волосы. Его сердце вновь реагирует, он прикрывает глаза, быстро считает про себя, чтобы успокоиться и идёт к лестнице в надежде, что его не заметят. Ошибается, как и всегда. Чонгук неожиданно запрокидывает голову и окликает его, а потом поднимается, когда Чимин останавливается, насильно берет себя в руки и оборачивается, пытаясь сделать лицо, как можно более безразличным. — Что-то случилось? — он смотрит на приближающегося Чона и начинает быстро-быстро моргать, чтобы избавиться от этого волнения. Он понятия не имеет, почему из раза в раз с ним это происходит. Старший останавливается, складывает руки на груди и пристально смотрит в глаза напротив. Его прожигающий взгляд оставляет на теле Чимина отметины, у него начинает крутить в животе от напряжения, он тяжело дышит и хватается свободной рукой за перила, крепко сжимая пальцы, чтобы было не так страшно, чтобы слегка отпустило. — Что? — снова с вызовом спрашивает Чимин, а у самого сердца в пятки уходит. Его глаза невольно находят чужие губы, а потом поднимаются и бегают по сосредоточенному лицу. Оно очевидно недовольное, и Паку не нравится это ещё сильнее. — В чем дело? — уже почти кричит младший, потому в нем, в самом деле, уже не остаётся на все это сил. Чонгук подходит ещё на пару шагов ближе и заводит язык за щеку, приподнимая брови и как-то странно усмехаясь. Ничего хорошего все это не предвещает. Беда. Наверняка, случится беда. — Что ты сказал Намджуну? — в лоб спрашивает он, и Чимин в первое мгновение теряется, не сразу понимая. Потом до него начинает потихоньку доходить и испуг бежит по его телу мурашками, начиная от макушки. — Не понимаю, о чем ты, — врет Пак. Он все прекрасно понимает. Пару дней назад после того злополучного поцелуя, будучи в отчаянии и почти рыдая от безысходности, он в сердцах снова стал просить Намджуна уехать, аргументируя это тем, что Чонгук и ему теперь прохода не даёт, постоянно задевает и называет содержанцем. Тогда же, поняв, какую ошибку совершил, он буквально умолял супруга ничего не предъявлять Чонгуку, что от этого станет только хуже. И Намджун пообещал. Он пообещал. Не сдержал обещание. Чонгук бросает взгляд на наручные часы, а потом переводит глаза на омегу, растягивая губы в улыбке. — К семи отец ждёт меня в кабинете. Там же будет твой обожаемый. Речь будет идти о тебе, — шепотом добавляет он и приподнимает брови, ожидая объяснений. Чимин, несмотря на то, что хотел избавиться от преследований Чонгука, сейчас чувствует себя ужасно. Он вовсе не хотел его подставлять, не хотел как-то навредить ему. С другой стороны, это шанс. Шанс избавиться от него раз и навсегда. Он разочаруется. Да, он, возможно, будет говорить колкости и гадости, но перестанет приставать и проявлять интерес. Это уже совсем другое. — А что? Ты не даёшь мне спокойно жить, а я просто борюсь за своё спокойствие. — Ты ни за что не борешься, — говорит Чонгук и отходит на пару шагов. — Ни за что. Ты борешься против себя, и это настолько глупо, что мне жаль тебя. — Себя пожалей. С твоей болезнью... — Если ты ещё раз упомянешь мою болезнь, — Чонгук улыбается, но у него в глазах ад, самый настоящий, — твой супруг узнает о тебе всю правду. Что? Вот так с тобой нужно разговаривать? — Расскажи. Расскажи, тебе никто не поверит. Таким, как ты никто не верит, все знают, что ты манипулятор. — А... — протягивает Чонгук и настолько сильно меняется в лице, что вот сейчас Чимину становится по-настоящему страшно. Он неосознанно поднимается на несколько ступеней, чтобы быть дальше. — Точно, я забыл. Таким, как я, не верят. А такие, как ты, пользуются этим, могут придумать любое враньё и выдать за правду. Чудовищно, Пак Чимин, — его голос звучит тихо, как полушёпот, напоминающий омеге змеиное шипение. — Но я должен тебя похвалить, ты быстро учишься. Ты казался мне таким невинным, когда пришёл в этот дом. Да, хотел денег, но кто их не хочет, я ни одну минуту не осуждал тебя, я тебя понимаю. — Ты выбрал меня, как грушу для битья, — на выдохе отвечает Чимин. — Ты выбрал меня, как куклу, над которой можешь издеваться, — уже громче, а ещё слёзы начинают сдавливать горло, — ты выбрал меня, как тряпку, которую можешь топтать, как что-то, что не даёт тебе заскучать. — Это неправда, — старший ещё сильнее хмурится. — Правда! Это правда! — кричит он, а потом затихает и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает. — Ты меня используешь, чтобы насолить Намджуну. — У тебя солома вместо мозгов, — настолько серьезно говорит Чонгук, что Чимин верит — он так думает. — Я не сплю по ночам из-за тебя. — Поэтому ты подставляешь меня? Жалуешься, будто ребёнок? Будто не можешь разобраться сам? Ты ещё ни разу четко не дал мне понять, что тебе ничего от меня не нужно. Ты пытаешься держаться на расстоянии, а потом сам падаешь ко мне в руки. Не хотел бы — не поехал со мной к морю. Я пытаюсь помочь тебе выбраться из вороха твоих страхов и проблем, но вместо благодарности... Не переживай, я оставлю тебя в покое. Ты заслужил все то, что сейчас происходит с тобой. Варись в этом, сгори от одиночества и страха самого себя. Теперь ты можешь быть собой доволен. Я считал, что в тебе есть что-то особенное. С тех пор, как увидел тебя и до этой минуты, я считал, что ты не такой, как они. Но сейчас я вижу, что такой. Такой же. Я разочарован. Ты по-настоящему нравился мне, — говорит Чонгук и уходит в сторону кабинета господина Чона. Чимин зачёсывает пальцами волосы и опускается на лестницу, обхватывая руками голову. В последнее время он совершает ошибку за ошибкой. Одну за другой, бесконечно. Он никак не может взять себя в руки, не получается. Делает глупости, наступает на одни и те же грабли и все делает неправильно. Мучает себя. Мучает всех, кто вокруг. Он чувствует подступающую тошноту и хватается за горло, расстёгивает верхние пуговицы, в надежде, что станет легче дышать, но не становится. Он не хотел портить кому-то жизнь, не хотел, чтобы кто-то с кем-то ссорился, не хотел всего этого. А сейчас будет скандал и причина ему он, Чимин. Он пытается подняться, не выходит. Он жалеет обо всем. О том, что позволил всему, что касается Чонгука зайти так далеко, о том, что когда-то повелся на деньги Намджуна, о том, что хотел красивой жизни — обо всем. Да, он жил бы сейчас бедно, бегал от ученика к ученику и едва сводил концы с концами. У Тэхена не было бы возможности поехать на следующей неделе на турнир игроков, он не мог бы учиться в престижной школе. Но ведь раньше они жили без этого, а сейчас? А сейчас Чимин, который всю жизнь отрицал свою ориентацию, чувствует себя в ловушке. Будь на месте Чонгука любой другой, все было бы проще, но это он, брат Намджуна, с асоциальным расстройством личности. Человек, который горы свернёт, мир перевернёт, землю расколет напополам, но добьётся того, чего хочет. Чимин не знает, сколько так сидит. Он более-менее приходит в себя, когда замечает Тэмина и Хосока, следующего за ним хвостом. Старший сразу чувствует неладное и буквально в несколько шагов оказывается рядом, присаживаясь на корточки. — С тобой все нормально? — он обеспокоено оглядывает брата, на что тот кивает и прикусывает губу, переводя взгляд на альфу, стоящего недалеко. — Почему не брал трубку? Я звонил несколько раз. — Чонгук что-нибудь говорил тебе? — вдруг спрашивает Пак, обращаясь к Хосоку, который от неожиданности сначала даже не понимает, что обращаются к нему. — В каком смысле? — он переглядывается с Тэмином, за которым уже третий день пытается ухаживать, но пока безрезультатно. — А что он должен был сказать? — Обо мне? Что-нибудь говорил обо мне? Хосок задумчиво приподнимает зрачки, пытаясь вспомнить все, что говорил Чонгук когда-либо об этом парне, но все фразы были вокруг да около его внешности и сексуальности, поэтому особо не несли информативной нагрузки. — Нет, я так не думаю, — поджимая губы, говорит альфа и тянет улыбку. — А что? Чимин переводит взгляд на Тэмина, и старший сразу понимает, что что-то случилось. Что-то нехорошее. — Пошли. Оставь здесь сумки, можем поехать в город, посидеть в кафе, и ты мне все расскажешь, — он уже даже поднимается, но Чимин не даёт, хватает его за руку, сажает его обратно. Его глаза красные, будто он вот-вот расплачется. — Я все делаю неправильно, — говорит он и громко хлюпает, в этот момент четко осознавая, что именно сейчас он боится совсем не за себя. Он боится за Чонгука, который и так белая ворона в собственном доме, которого все сторонятся, у него испорчены отношения абсолютно со всеми, а он своими неосторожными словами делает только хуже. Сделает Чонгука ещё злее. Чимин не понимает, почему это так сложно, почему его душа не может успокоиться, почему он просто не может принять решение. Это разрывает его. Его разрывает то, что он сам себя не знает. У него в голове вдруг появляется безумная идея пойти сейчас в этот кабинет и сказать, что Намджун все просто не так понял. Проходящие мимо Тэхен и Юнги тоже останавливаются, альфа садится рядом с братьями и обнимает за плечи близкого к истерике Чимина, который вдруг начинает на эмоциях рассказывать, что все это время Чонгук был невыносимым и со злости он пожаловался на него Намджуну, и сейчас черти что происходит за той дверью. — Я не хотел доводить до такого, — заканчивает он и поднимает глаза на Хосока, будто оправдывается перед ним, потому что из всех присутствующих он ближе всех к Чонгуку. — Я не хотел, чтобы его сейчас кто-то отчитывал из-за меня. — Если он правда так доставал тебя, постоянно пытался обидеть, унизить, то ты все правильно сделал, — говорит Тэмин, ждёт поддержки от Тэхена, который на это лишь пожимает плечами. Здесь он не знает, чью сторону принять, потому что не знает версию Чонгука. Ему не хочется верить, что все было именно так, что он без повода задирал Чимина. С другой стороны, старший рассказал ему о проблеме Чона, и если смотреть с этой точки зрения, то это вполне возможно. — Ты можешь просто пойти туда и сказать, что вы сами разберётесь. Для меня вообще странно, что господин Чон решает подобного рода проблемы. Не понимаю, зачем ему это, — говорит Тэхен и крепче обнимает брата за плечи. — Вы живете в одном доме, у вас нет поводов воевать друг с другом. Просто помиритесь. Попроси его больше так не делать, он же не умственно отсталый, он должен тебя понять. — Я просил! Сотню раз просил! — Плохо значит просил, — вставляет Хосок и ловит несколько пар недовольных глаз, на что лишь пожимает плечами и отворачивается. Ему тоже это все не нравится. На пути к целям, которые поставил Чонгук, эти разборки могут навредить. — Пошли, — говорит Тэхен и подбадривающе похлопывает брата по колену. — Мы с тобой, мы должны так поступить, потому что это правильное решение. Намджун не должен был выносить сор, если ты его просил. Если он поступил неправильно, то мы поступим правильно. Чимин кивает и приподнимается. На самом деле, ему очень страшно. Особенно страшно, как отреагирует Чонгук, а уже потом Намджун, которому точно не понравится, что он становится на сторону брата. Но по-другому не получится. Слова о разочаровании слишком сильно встряхнули его, и он готов сделать это сейчас. Он уже даже настроился. Да, он определенно это сделает. Господин Чон, сидящий в кресле, внимательно смотрит на сыновей, стоящих напротив его стола, и вопросительно вскидывает подбородок. — Ну? Я внимательно слушаю ваши претензии, кажется, их накопилось, да? Чонгук приподнимает брови и поджимает губы, а потом переводит взгляд на серьёзное лицо Намджуна и театрально улыбается. — У меня абсолютно нет никаких проблем. Я пытаюсь быть хорошим братом для своих младшеньких, но их все время что-то не устраивает. Что на этот раз тебе не понравилось? Лицо Чонгука выглядит довольно доброжелательно, и Намджун обязательно купился бы, если бы не знал, с кем имеет дело. Сам альфа остаётся невозмутимым, ни один мускул на лице не дергается. Он прокашливается, прочищая горло, а потом говорит: — Не тебе, отец, мне рассказывать, каким невыносимым может быть этот человек. Ты лучше меня знаешь. Я стараюсь уважительно относиться к нему из-за тебя, но у меня не получается. Я могу, точнее, я учусь молчать всякий раз, как он трогает или задевает меня, папу, да даже Богома он трогает. Это удивительно, что его руки доходят даже до того человека, которого абсолютно не интересует, что тут происходит. Сейчас он заходит слишком далеко. Он портит жизнь моему супругу. Постоянно намекает о том, что он со мной из-за денег, пытается выставить его в дурацком свете. Чимин на нервах, он хочет уехать отсюда. Мой супруг хочет жить в другом месте из-за тебя, Чонгук, — Намджун внимательно смотрит на лицо Чонгука — ни тени раскаяния. — Я хочу жить спокойно, хочу создать свою семью. Как в такой атмосфере растить детей? — Чонгук? — господин Чон переводит взгляд на старшего сына, который на удивление покорно выслушивает, не перебивает, как любит то делать. — Намджун врет? Скажи что-нибудь, защищайся. Омега пожимает плечами. Внешне он выглядит спокойным, и это не нравится всем присутствующим в кабинете. — Нет, не врет. — Ты, в самом деле, достаёшь Чимина? Он хороший мальчик. — Я и не говорил, что он плохой, — серьезно отвечает Чонгук и чешет ключицу до покраснения. — Я просто говорю, что он рядом с Намджуном из-за денег. Он не любит его, любит его деньги. Твои, точнее, — сдавленно улыбается он и переводит взгляд на младшего, который начинает вскипать. Чонгук в очередной раз пытается показать его никчёмность, он будто только этим и живет, ничто в мире больше так сильно его не привлекает. — Даже если так, я разберусь с этим сам. Я когда-то просил у тебя помощи в семейных вопросах? — Не просил, но я решил помочь. — Мне твоя помощь костью поперёк глотки становится. — Прекратите! — повышает голос мужчина и откидываются на кресло. — Когда вы не ладили в детстве, я думал, что это всего лишь подростковый период. Думал, что вы вырастите и перестанете цеплять друг друга. Но время идёт, ничего не меняется. Чонгук долгое время жил заграницей. Чешский филиал процветает, это самое удачное вложение денег за последние десять лет. — Я не умаляю его заслуг... — Но сейчас, Намджун, сейчас твой брат здесь, он живет с нами. Учись находить с ним общий язык. Я знаю, что вы не понимаете друг друга и, вероятно, никогда не сможете, но я не потерплю скандалов в своём доме, — мужчина поднимается и выходит из-за стола, подходя ближе к Чонгуку. — А ты держи себя в руках. Ты больше не маленький ребёнок, за которым я могу все время бегать и исправлять ошибки. Я уже стар, я не могу контролировать тебя, как раньше. Оставь свои причуды при себе! Прекрати доставать всех, прекрати демонстрировать нам то, как ты отличаешься. Если не можешь жить в социуме, просто прими это. А если принять не можешь, играй по моим правилам. Если я ещё раз услышу, что ты доставляешь кому-то дискомфорт, я отправлю тебя не в Чехию, а на Северный полюс, ты услышал меня?! Губы Чонгука растягиваются в легкой улыбке, и он едва заметно кивает. — Да, господин, я все понял. — Я очень надеюсь, — он идёт к двери, оставляя сыновей наедине. — Поговорите друг с другом. По-нормальному поговорите! — а потом хлопает ею, и братья слышат его тяжёлые удаляющиеся шаги. [3] Чонгук улыбается ещё шире. Он садится задницей на подлокотник кожаного дивана и внимательно смотрит на Намджуна. — Сколько тебе лет? Восемь или двадцать восемь? — он усмехается и пожимает плечами. — Что за детский сад, не мог сам подойти ко мне, поговорить? Зачем отца приплетать? У вас очень странная ячейка общества. Чимин жалуется тебе, ты отцу, при этом все взрослые люди. А со мной говорить никто не пробовал. — Потому что это бесполезно. Ты слышишь только то, что хочешь слышать, ты стена, ты камень, ты кусок льда. В тебе нет ничего человеческого. Будь у тебя чуть больше свободы, не контролируй тебя отец, ты бы всех, кто тебе не угоден уже на тот свет отправил. Разве я не прав? Чонгук пожимает плечами. — Думаю, что нет. Если я захочу, отец меня не остановит. Если я захочу перерезать тебе глотку, мне будет наплевать, что на это скажет отец, понимаешь? Ты судишь людей по себе. Сам ты ни черта не можешь один, ты боишься, что отец не будет любить тебя, потому что ты не родной. Боишься, что мой отец бросит тебя так же, как бросил тебя твой. — Заткнись! — Боишься снова оказаться на улице, боишься, что твоему папочке снова придётся работать прислугой и подставлять задницу богатому хозяину, лишь бы он не выгнал его с ублюдками на улицу. Намджун в секунду подходит ближе, хочет ударить его, но сдерживается. Сдерживается, потому что обещал не вестись на провокации манипулятора. Сдерживается, потому что этот придурок просто больной на всю голову, и ему ничто не поможет. Никто его не полюбит, потому что такое чудовище невозможно любить. — Может быть. Может быть, нам и пришлось все это пережить, но мы любим друг друга. Мы есть друг у друга, мы друг за друга будем бороться до последнего вздоха. А за тебя никто не будет. Никто даже не заплачет, если ты провалишься сквозь землю или умрешь, — он подходит ещё ближе и почти в губы выдыхает ему. — На самом деле, я открою тебе секрет, но все в этом доме, включая твоего отца, только и ждут, когда ты сгинешь. Умрешь. А мы для СМИ, на камеры, поплачем денёк, а на следующий день будем отмечать твои похороны, как праздник. Вот так все и будет. Чонгук зол. У него не хватает сил улыбнуться, и он просто выдыхает, изображая что-то похожее на усмешку. Он не хочет, чтобы Намджун видел, что эти слова, несмотря ни на что, всё-таки, что-то трогают у него внутри. — Я тоже открою тебе секрет, — он проводит языком по губам в нескольких сантиметрах от лица альфы. — Твой супруг, как мне показалось, тоже ждёт не дождётся, когда ты сгинешь. — Я не желаю слушать твой бред. — А ты послушай. Послушай мой совет: трахай его получше, мне кажется, ему чего-то не достает в постели. Намджун сжимает кулаки и цедит сквозь зубы: — Пошёл вон отсюда. — Ты первый. Альфа так зол, что снова не может себя сдержать, вновь ведётся на эту провокацию, с силой хватает тонкое запястье, тащит Чонгука за собой, в несколько шагов преодолевает расстояние между диваном и дверью, и выпихивает омегу в коридор толкая с такой силой, что тот падает на пол и проезжается коленями и задницей по скользкой плитке. Чон видит перед глазами несколько пар ботинок из которых узнает одни — они принадлежат Чимину. Свидетелями этой сцены становятся все, кто решил поддержать Пака в его стремлении разрешить конфликт, вот только это, конечно, могло сработать, но раньше, ещё до того, как градус напряжения достиг отметки взрыва. Чимин от неожиданности и шока прикрывает рот ладонью и широко открытыми глазами смотрит на Намджуна, у которого в глазах одна злость плескается. Чонгук чувствует себя растоптанным и униженным. В собственном доме. В доме, где люди, которые не имеют тут ни на что прав, творят с ним все, что им вздумается. Его тяжёлое дыхание, кажется, слышат абсолютно все. Хосок, который не сразу переваривает случившееся, включается на несколько секунд позже. Он дергает шеей, отчего слышен ее громкий хруст, а потом в несколько шагов приближается к Намджуну, сразу занося кулак и с треском попадая ему по лицу. — Я тебя не предупреждал, ублюдок?! — кричит он и хватается другой рукой за рубашку мужчины. Тэмин вскрикивает, пытается подступиться к ним, чтобы разнять, но слишком резкие выпады альф пугают его, и он отходит, пытаясь утихомирить их словами. Чимин даже вздохнуть не может, он в растерянности, не знает, что делать, как действовать. С одной стороны ему хочется подойти к Чонгуку, он видит, что тот вот-вот взорвется. С другой, здесь дерётся его супруг, и весь этот водоворот сбивает его с толку. Тэхен первым приходит в себя. Он опускается рядом с Чоном, пытается взять его под локоть, чтобы помочь встать, на что тот вдруг пристально уставляется на него. — С Вами все в порядке? — обеспокоено спрашивает альфа, на что Чонгук с силой отталкивает его, тяжело поднимается, очевидно, что ударился, и почти бежит в сторону кухни, где сразу припадает к холодной воде из крана, пьёт и умывается ею, чтобы немного отойти, успокоиться. Он вновь чувствует чьё-то присутствие спиной и недовольно закатывает глаза, оборачиваясь. В полуметре стоит растерянный подросток, и это почему-то вызывает внутри Чонгука неконтролируемую волну раздражения и агрессии. — Что такое? — сдавленно кричит он и переводит дыхание. — Что такое, в чем дело? Какого черта ты постоянно таскаешься за мной? Тэхен растерян сильнее прежнего, он не знает, что сказать, просто открывает и закрывает рот. — Я просто... Просто хотел убедиться, что с Вами все в порядке. — Ты хотел убедиться? Зачем? Что тебе нужно от меня, ты меня достал! Хватит ходить за мной! Хватит, мне это невыносимо! Я ненавижу, когда кто-то вторгается в мое личное пространство! Я ненавижу, когда кто-то делает то, что делаешь ты! — Заботу?! — тоже слегка повышает голос Тэ. — Вы ненавидите заботу? Нормальное человеческое отношение? — Да! Ненавижу. Потому что лично мне плевать на тебя. Плевать на само твоё существование. — Вы могли бы не говорить мне этого, я знаю это и так. Уже очень давно узнал, — его голос дрожит, он просит себя держаться, но эти слова Чонгука. Да, они очень обидные. Пусть он и так знает всю правду, они все равно причиняют боль. — Тогда чего ты хочешь? — Просто помочь Вам. — Нет! — выдыхает Чонгук. — Тебе тестостерон в башку бьет, вот ты и ходишь за мной по пятам. Ты в том возрасте, когда альфам хочется трахать все, что движется. — Вы все не так воспринимаете! — Тэхен тоже переходит на повышенный тон. — Понятия не имеете, что говорите. Прекратите опошлять мое чувство к Вам! Чонгук смеётся, потому что это очень смешно для него звучит. — Что? Скажешь, что я твоя первая любовь? И ты не думаешь обо мне в сексуальном плане? Будь мужчиной, признай это и оставь меня в покое. Или что тебе нужно, чтобы оставить меня в покое? Потрахаться со мной? Могу устроить, — он расстёгивает первую пуговицу на рубашке, а Тэхен отходит на несколько шагов и качает головой, совершенно не понимая, что должен делать в этой ситуации. Он осознает, что Чонгука просто несёт, что он взбешён после ссоры с Намжуном и просто выплескивает свою злость на него, но это слишком. Эти слова слишком колючие, Тэхена даже начинает подташнивать. — Прекратите это, мне ничего от Вас не нужно! — Нет, я готов, лишь бы ты избавил меня от своей физиономии! — чем дальше отходит Тэхен, тем ближе подходит Чонгук. В какой-то момент он даже касается своим торсом торса альфы, на что тот испуганно отталкивает его. — Прекратите Вы! — кричит он, но Чонгук вновь повторяет все. — Да прекратите! — альфа снова отбивается от него, и, когда крепкие пальцы омеги провокационно ложатся на его шею, Тэхен в растерянности, не зная, как поступить, отвешивает ему звонкую пощёчину. В этой безумной, катастрофической и совершенно ненормальной ситуации, это единственное, что приходит ему в голову, единственное, что, как ему показалось, может отрезвить омегу. И это срабатывает. Чонгук успокаивается. Он тяжело дышит, прижимая правую ладонь к разгоряченной от удара щеке. Кажется, Тэхен перестарался и вложил в пощёчину всю свою силу. Его вдруг с головы до ног затапливает чувство стыда и раскаяния, но после всего, что наговорил ему Чонгук и после того, как он ударил его, Тэхен понятия не имеет, что можно сделать, что сказать, чем все это вообще может закончиться. Он разворачивается и быстро уходит, буквально бежит в сад, где головой укладывается на жесткие перила лавки и пытается успокоить бешено бьющееся сердце. Давон и Виктор обрабатывают раны и ссадины на лице Намджуна. Тэмин в другой комнате делает то же самое для Хосока. Чимин сидит за столом и безразлично наблюдает за тем, как супруг корчится от неприятных ощущений. Виктор тяжело вздыхает, когда обмокает ватку в специальном растворе, а потом снова нагибается над сыном. — Теперь начнётся, — говорит он настолько недовольно, что у Чимина невольно волосы на затылке становятся дыбом. — Теперь эти двое будут здесь бесчинствовать. Этот чонгуков пёс, и он сам. Жили же хорошо, — он переводит вопросительный взгляд на Давона. — Ну, ведь жили, скажи?! — и уже повышает голос. — А теперь? Что теперь? Ссоры, склоки, драки, интриги! С ним никто не уживётся под одной крышей никто, Давон! Я знаю, что ты хочешь его защитить, но даже не думай. Посмотри, что случилось из-за него. Думаешь, я оставлю это просто так? — Но Намджун тоже ударил его, Виктор, — разводит руками мужчина и недовольно цокает. — Конечно, Хосок неправильно поступил, что полез с кулаками, но Намджун тоже здесь неправ. — А то ты не знаешь, каким провокатором он может быть. Ты знаешь его с детства, ты не дашь мне соврать, что ещё в малолетнем возрасте он пил нам кровь. Ты не помнишь, как он пугал нас? Помнишь, как таскал в дом мертвых насекомых? — Он был ребёнком, Виктор. Сейчас он ведь не делает так?! — Нет, не делает, — мотает головой мужчина. — Не делает, но делает вещи похуже. Никто не знает, чем он занимался в Чехии. Может, у него уже свой крематорий. Давон закатывает глаза, но ничего не отвечает, продолжая обрабатывать раны альфы. — Все хватит, — говорит Намджун и убирает от себя чужие руки, поднимаясь. — Пошли в комнату, — говорит он Чимину, на что тот кивает и бросает: — Через пару минут подойду, — он наблюдает за тем, как альфа выходит из кухни, а Виктор направляется за ним. Пак устало падает лбом на стол и чувствует, что ещё немного, и у него случится срыв. — Кофе будешь? — предлагает Давон, понимая, что это парень вот-вот развалится на составляющие. — Две ложки сахара, — мычит омега и приподнимает голову, чувствуя, что на лбу уже выступил пот от переживаний. — Когда Чонгук жил заграницей, все жили дружнее? Не было таких скандалов? — Скандалы происходят всегда и в любой семье. Но если скандал устраивает Чонгук, или он в нем замешан, то этот скандал воспринимается по-особенному. Во всем всегда бывает виноват только один человек, и никто не хочет рассматривать другие варианты развития событий. Чимин наблюдает за тем, как мужчина ставит перед ним чашку и подвигает тарелку с конфетами. — Поговори с Намджуном, а потом спускайся ужинать. Позови братьев и Хосока. Вы ничего не ели с самого утра. — А Чонгук? Он ужинал уже? — Не переживай, он не спустится сегодня. Чимин тяжело вздыхает, не может же он сказать, что не переживает, а напротив хочет увидеть его, хочет убедиться, что с ним все в порядке. Иногда он забывает о его особенностях, и боится, что кто-то может перегнуть с ним палку. — Я не хочу, чтобы ты относился к Чонгуку так, как относятся все, — неожиданно говорит Давон и садится напротив тоже с чашкой кофе. — Конечно, он очень отличается от нас. Сложно иметь что-то общее с человеком, который не воспринимает этот мир так, как мы. Он другой из-за того, что у него внутри, и это не позволяет людям понять его, люди выбирают просто ненавидеть его. — Почему Вы говорите это мне? — Пак непонимающе приподнимает брови и выжидающе смотрит на Давона. Тот пожимает плечами. — Просто мне показалось, что Чонгук относится к тебе иначе, нежели к остальным. Конечно, я могу ошибаться, но он заинтересован в тебе, и вы могли бы подружиться. Я буду рад, если у него появится заботливый друг. — Я читал, что таким людям, как он, не нужна забота, их это выводит из себя. — Я не согласен, — говорит мужчина, допивая кофе в два глотка. — Как думаешь, что станет с куском льда, если дать ему немного тепла? — мужчина поднимается и принимается мыть посуду, бросая: — Можешь не отвечать, это риторический вопрос. Чимин грустно усмехается и допивает свой кофе, тяжело вздыхая и поднимаясь из-за стола. Ни один день в этом доме не проходит спокойно, он уже и не помнит, когда нормально спал. Намджун находится в их общей комнате. Он после душа и в одном халате. Чимин нехотя проходит внутрь и садится на край кровати, опуская руки на колени. Он не знает, о чем они будут разговаривать, но уже предполагает, что ничем хорошим этот разговор не закончится. Вообще-то, он уже многое для себя решил. — Я просил тебя не поднимать тему с Чонгуком, а ты меня не послушал. И это привело к большому скандалу. — Я знал, что тебе это не понравится, — откровенно говорит альфа и начинает переодеваться. На его скуле красуется огромный синяк, губа и бровь разбиты. — Попозже папа поговорит с отцом, и он вышвырнет Хосока из дома. — Но Чонгук-то останется. — Это тоже под вопросом, учитывая то, что все это произошло из-за него. Чимину вспоминаются недавние слова Чонгука о том, что окружающие пользуются его болезнью и придумывают различную ложь, понимая, что ему никто не поверит. И Паку становится до мурашек не по себе. — Я не знаю, что привело к тому, что ты выкинул его из кабинета, но здесь, очевидно, вина не только Чонгука. — Ты становишься на его сторону? — недовольная интонация Намджуна заставляет Чимина подняться и уставиться ему в глаза. — Нет, не ищу сторон. Просто прошу тебя не скидывать ни на кого вину. Если не хочешь видеть здесь Хосока, это твоё право, но выгонять Чонгука из его собственного дома... Тебе не кажется, что ты переусердствуешь? — А тебе не кажется, что у тебя расщепление личности? То ты просишь уехать, чтобы быть подальше от его издёвок, а теперь защищаешь его. — Я прошу, чтобы мы с тобой уехали отсюда, я не прошу никого выгонять. Это разные вещи, Намджун! Намджун проходит к кровати, садится и протягивает руки, обхватывая ими ладони супруга и заставляя подойти ближе. Мужчина смотрит на него снизу вверх и громко вздыхает. — Это и мой дом тоже. Всем было хорошо, когда Чонгук жил в Чехии. В том числе и ему самому. Я не хочу, чтобы мы снова ругались из-за него. В последнее время у нас слишком много недопониманий. Давай будем командой, хорошо? — Ты меня не послушал, — шепотом говорит Чимин и убирает свои руки, садясь рядом. — Я хочу уехать в город, поживу на квартире. — Что? — удивляется мужчина. — Как? Подожди, Чимин... — Нам всем нужно выдохнуть, и если ты думаешь, что это никак не сказывается на мне, то ты ошибаешься. Ты даже представить не можешь, что у меня внутри. — Чимин, мы женаты, я не хочу, чтобы ты жил где-то вдали от меня, не хочу, пойми! Чимин вздыхает и прикрывает глаза. А он хочет. Он безумно хочет побыть подальше от этого этого, ему жизненно необходимо перезапустить себя. — Я тоже не хочу. Но это нам нужно. Я вернусь в день тест-драйва. — Я тебя не отпускаю! — твёрдо говорит альфа и поднимается, он очевидно начинает нервничать. — Но я не разрешение спрашиваю, Намджун. Я ставлю перед фактом. Я уезжаю сегодня в город с Тэмином. Если тебе есть, что сказать, говори. Ты сам довёл до этого. Я сотню раз просил, чтобы мы уехали вместе, но твоя работа важнее, чем мое моральное состояние. Хорошо, значит сейчас я поеду выдохнуть один. Альфа закатывает глаза и подходит ближе к супругу, обнимая его за плечи. — Оставайся, Чимин. Нет смысла уезжать, если Чонгук ещё раз... — Мне не нужен следующий раз, — серьезно говорит омега, поджимая губы. — Мне хватило всех предыдущих. Надеюсь, что ты будешь хорошо засыпать без меня. — Не буду, Чимин. — Тэхен останется здесь, ему в школу завтра. — Послушай, я все решу, Чимин. — Вот когда решишь, тогда и поговорим, — Чимин поджимает губы и проводит маленькой ладошкой по бритой щеке альфы. — Отдыхай. Я тоже отдохну. Звони мне. — Чимин... — от безысходности цокает альфа и обнимает супруга. — Я приеду. Каждый день буду заезжать. Но после тест-драйва ты ведь останешься дома?! — Давай все хорошенько обдумаем и потом выскажем друг другу варианты, идёт? — Ты ничего не берёшь с собой? — Нет, там все есть, — Чимин хочет отойти, но Намджун успевает перехватить его и прижаться губами. Пак на это мимолетное прикосновение не отвечает и облегченно выдыхает, когда чувствует, что мужчина переносит поцелуй на его лоб. — У нас ведь все хорошо? Между мной и тобой все хорошо? — Кроме того, что ты не хочешь меня слушать и делаешь все по-своему — да, — отвечает омега и выпутывается из объятий, направляясь к выходу. Намджун провожает его до комнаты Тэмина, откуда спустя двадцать минут парни уезжают с водителем в Сеул. [4] У Чимина болит душа. Он не может по-другому описать то, что чувствует. Это ни сердце, ни что-то из внутренних органов, это что-то в самой глубине и в то же время на поверхности. Это то, что люди называют душой, и она у Чимина больна. Очень сильно больна. Нужно срочное лечение, но только чем или кем, Пак понятия не имеет. — Я думал о том, чтобы походить к психологу, — неожиданно говорит младший, когда проходит в квартиру, кидает на стол ключи и зажигает свет. Тэмин проходит следом. Он был здесь последний раз в день чиминовой свадьбы. Казалось, столько времени с тех пор прошло, а с другой стороны будто вчера было. — И что надумал? Нашёл кого-то? — омега проходит в кухню, ставит греться электрический чайник и достает с полки какие-то печенья, предварительно посмотрев срок их годности. — Нет, точнее да, их полно, но я не могу решиться. Боюсь, что кому-то придётся открывать все, что у меня на душе. Это очень сложно. Старший достает кружки, закидывает в них по пакетику и по паре кубиков сахара и наблюдает за тем, как в прозрачных стенах чайника кипятится вода. Чимин проходит, усаживается за стол и подгибает под себя ногу. Он выглядит уставшим и поникшим, таким, будто живет не в роскошном особняке, а тягает мешки на стройке. Тэмин где-то слышал, что моральная усталость гораздо хуже физической. Вторая имеет свойство проходить, а вот от первой практически невозможно избавиться. — Что с тобой происходит, Чимин? — серьезно спрашивает старший, когда ставит на стол кружки с чаем и садится напротив. — Я сейчас серьезно спрашиваю и жду серьёзный ответ. Я не хочу, чтобы ты врал мне или что-то придумывал. Я вижу, что с тобой творится, что-то плохое, заметил сразу, как только приехал, ты сам на себя не похож. Но я никак не могу понять, в чем дело. Неужели, атмосфера в доме так давит на тебя? Чимин задумчиво ведёт плечами, а потом поднимает на Тэмина красные глаза с нездоровым, неестественным блеском. — На самом деле, жить в постоянном напряжении совсем непросто. — Но тебя тревожит не это, правильно? Чимин отрицательно мотает головой и поднимает глаза, встречаясь со взглядом брата, а потом тут же их опускает. — Я борюсь с самим собой, — вдруг говорит он и чувствует, что его брови сходятся в переносице в надежде сдержать рвущиеся слёзы. — Последние три месяца, почти с того дня, как мы поженились с Намджуном, я борюсь с собой. И мне непросто это даётся. Бороться с кем-то, как показывает практика, намного проще, чем с собой. Тэмин внимательно слушает, но непонимающе приподнимает плечи. — В чем именно ты борешься с собой? Чимин сначала прячет лицо в руках, пытаясь собраться с силами, а потом отнимает их и складывает в замок. Его лицо покраснело, и Тэмин понятия не имеет, что заставляет его брата так нервничать. — Мне очень тяжело, Тэмин. Помнишь, где-то в третьем классе средней школы, мне казалось, что со мной творится нечто странное. Я рассказывал тебе, ты же помнишь? Тэмин слишком надолго прикрывает глаза, и это делает сердцу Чимина больнее. А потом старший открывает их и кивает. — Я помню. Тебе тогда не нравились альфы. Но потом это прошло. — Это не прошло, — быстро и честно отвечает Чимин, ловя удивлённый взгляд старшего. — Ни на одну минуту моей жизни это не проходило. Я просто с чего-то тогда решил, что если буду притворяться таким, как все, что-то изменится. Изменится, и я стану обычным. Мне начнут нравиться альфы, у меня будет обычная семья. — Но, Чимин, сейчас у тебя есть супруг. В чем проблема? Чимин отрицательно мотает головой, делает нервный глоток горячего чая, обжигает небо и откладывает его. Пожимает плечами и выдаёт простую фразу, как само собой разумеющееся. — Не люблю его. Никогда не любил, не люблю и, вероятно, не смогу полюбить. С ним только из-за денег. Тэмин сначала приподнимает голову к потолку, а потом опускает и прикрывает ладонью глаза. Он просто поверить не может в то, что слышит. — Я знаю, что это звучит отвратительно. Что ты сейчас считаешь меня шлюхой, может так и есть, я ведь не отрицаю. Но мне тоже больно от этой правды. Я бы предпочёл, чтобы было иначе. Предпочёл бы, чтобы я любил Намджуна, хотел его и только, но я не могу, это будет очередным враньем. Вся моя жизнь и так соткана из лжи. Я не могу продолжать так бесконечно. Тэмин зачёсывает волосы пальцами назад и внимательно смотрит на брата. — Значит ты снова осознал, что тебе нравятся омеги? — Я всегда это знал, но не хотел принимать. Я и сейчас не хочу, потому что я даже представить боюсь, что ты думаешь обо мне, что подумает Тэхен, он ведь будет стыдиться меня, ведь так?! — Послушай, Чимин, я не понимаю только одного. Если ты и так всегда знал, кем являешься, почему позволил отношениям с Намджуном зайти так далеко? Из-за денег? — Я хотел быть с ним. Хотел прожить с ним жизнь, я подумал, что это не самая плохая идея, учитывая его богатство и статус семьи. Я думал, что однажды Виктор состарится, и я займу его место. Буду главным омегой в этом доме. Буду хозяином особняка, этого я хотел. — Тогда почему передумал? — Тэмин искренне не понимает ничего, что говорит Чимин, потому что это странно, это непонятно для него. — Потому что встретил его. — Его? — переспрашивает старший вопросительно приподнимая брови. — Да. Я встретил человека, который заставляет мое сердце трепетать. Встретил человека, которого хочу до дрожи в коленях, Тэмин. Я никогда такого не испытывал, но всякий раз, как я вижу его, я просто хочу поцеловаться с ним, хочу сидеть у него на коленях, хочу доставлять ему удовольствие. Я думаю только о нем, — он замолкает и убирает с носа выступившую влагу, после чего в несколько глотков допивает все ещё горячий чай. — Я не знаю. Я думаю, что это всего лишь желание, похоть. Я просто встретил человека, которого захотел с первого взгляда. Тэмин, прибывающий в шоке от всего этого потока информации, который его голова не способна за один раз адекватно переварить, приподнимает брови и качает головой, не веря, что слышит все это. — Хорошо, я, конечно, мало что понимаю... Этот человек, которого ты встретил — омега? — Омега, — кивает Чимин и опускает взгляд, будто натворил что-то ужасное. — А он что-то чувствует по отношению к тебе? Чимин отрицательно качает головой. — Думаю, он был бы не против переспать со мной пару раз, чтобы потешить своё самолюбие. — И что ты собираешься делать? Скажешь Намджуну? — Я не хочу рушить брак из-за двухдневной интрижки. В то же время, я не могу не думать об этом человеке, не могу выкинуть его из головы. Не могу перестать мечтать о нем. Если бы мы встретились в другом месте и в другое время, если бы оба были другими людьми, возможно, мы могли бы быть вместе и жить счастливо. Но сейчас у нас нет даже шанса отдаться этому порыву. Особенно у меня, — он делает паузу, ставит локти на стол и обхватывает голову руками. — Вот почему мне невыносимо, Тэмин. Я разрываюсь между чувством долга и своим собственным желанием, и я боюсь выбрать одно и проебать другое, именно поэтому этот выбор кажется невыносимым. Это невыносимо. Тэмин не знает, что сказать, он все ещё в растерянности, поэтому считает лучшим сейчас — промолчать. Он придвигает стул ближе, садится почти вплотную и обнимает брата, прижимая его голову к своей груди и осторожно принимаясь перебирать пряди его волос, нашёптывая, что все разрешится, все обязательно будет хорошо, и выход тоже, в конце концов, найдется. [5] Тэхен уже несколько часов лежит в постели и не может уснуть. У него бешено колотится сердце, а совесть буквально сжирает его заживо. Он не хотел бить Чонгука, у него и в мыслях этого не было, рука сама поднялась, когда старший начал говорить те ужасные вещи. Пусть это и была провокация, но Тэ чувствует себя ужасно, ему стыдно и он понятия не имеет, как посмотрит Чону в глаза, когда встретит в следующий раз. А это будет уже буквально завтра. Намджун и так грубо обошёлся с ним, и у него не было никакого морального и человеческого права поступать так. Он ведь сам ещё совсем недавно читал старшему альфе нотации, что так нельзя, что нельзя трогать того, кто слабее, но не выдержал. Не смог. Слова больно могут ранить, и его хрупкое подростковое сердце не выдержало такого напора. Он оказался чересчур слаб перед своей болью и обидами. А они были, хоть он и пытался увериться, что не держит зла. Ближе к часу альфа встаёт с постели и почти на носочках идёт вдоль коридора к комнате Чонгука. Он останавливается в метре, дверь слегка приоткрыта и из небольшого проема он замечает, что омега лежит на кровати с закрытыми глазами. Свет внутри включён. У Тэхена ещё сильнее начинает колотиться сердце, он находит в себе смелость, чтобы шире открыть дверь и протиснуться внутрь. Он ступает по полу, словно по раскалённой лаве. Когда доходит до кровати, альфа осторожно присаживается на корточки и видит в полуметре от себя красивое лицо Чонгука. Его щека слегка распухшая от удара, и это заставляет сердце Тэхена ещё сильнее сжаться. Он приподнимает ладонь и аккуратно касается едва проступившего синяка. Ему нет оправдания. Как бы обидно все это не было слышать, он должен был найти другой выход, но не этот. Не бить. Его чувство к Чонгуку особенное, он ничего не хочет от него, ничего не просит взамен, ему, в самом деле, ничего не нужно. То, что сейчас он имеет возможность просто быть рядом, уже большое счастье. Он видит его каждый день, завтракает и ужинает за одним столом, иногда разговаривает, иногда смеётся с ним. Иногда интересуется тем, как у него дела. Иногда, как сейчас, наблюдает за тем, как он спит. Он старается слишком его не донимать, слишком не проявляться, чтобы это не вызывало подозрений и дискомфорта. Но, как оказалось, Чонгука даже та малость, что есть между ними, раздражает. Значит, он больше не будет подходить, не будет интересоваться, и даже есть будет в школе или у себя в комнате, чтобы больше не доводить до того, что произошло сегодня. Он больше никогда не позволит себе того, что позволил сегодня. Это низко. Это гадко. Это мерзко. Дети не имеют никакого морального права поднимать руку на своих родителей, так Тэхен считает. Он убирает ладонь, осторожно касается губами все ещё тёплой щеки и поднимается, уходя в свою комнату также тихо, чтобы не разбудить Чонгука. Предварительно Тэхен тушит свет, а потом осторожно прикрывает за собой дверь. Стоит чужим шагам удалиться от комнаты и раствориться в тишине ночи, Чонгук распахивает глаза и переворачивается на спину, складывая руки на животе. Для него все это странно и непонятно. Ему не нравится, что этот парень проявляет столько интереса, не нравится, что он так добр и нежен с ним, не нравится, что он целует его в щеку, поздравляет на день рождения, заботится. Для него это чуждо, ему это неизвестно. Последним человеком, кто о нем заботился, был Виктор, но недолго. Только то время, когда пытался понравиться господину Чону. Поэтому Чонгук в такое не верит, не верит в искренность. В любом случае за этими нежностями последует предательство, он чувствует подвох. Это так очевидно. Он уже давно понял, что никто не может любить его просто так. Если бы он убивал каждого, кто предал его, в этом доме уже давно никого бы не осталось. Поэтому Чонгук настороже. Он больше никому не позволит плохо с собой обойтись.