magnum opus

[1] Чонгуку восемь. Он лежит на своей кровати и ему слышатся странные шорохи и звуки. Он пытается уснуть, зажмуривается до цветных пятен, чтобы провалиться в сон, но ничего не выходит. В какой-то момент ему начинает казаться, что в комнате слишком жарко, и он откидывает одеяло. А так уже прохладно. Чонгук переворачивается на спину, открывает глаза, сложив руки на груди, и тяжело дышит, всматриваясь в темноту ночного потолка. Он бросает короткий взгляд в сторону, где на тумбе стоит пустая бутылка, до этого заполненная водой. Пробираться через весь дом к кухне, чтобы напиться совсем не хочется. Чонгук бы закричал на весь особняк, позвал бы папу или Давона, но напрягать горло тоже лень. Он думает, что было бы здорово, если бы люди обладали способностью телепатии. Папа мог бы услышать его голос, подняться и принести ему стакан воды. Приходится делать это самому, потому что телепатией ни он, ни кто либо ещё в этом доме, не владеет. Он встаёт в своей забавной пижаме с медвежатами из мультфильма, который показывают по будням на федеральном канале, и осторожно выходит из комнаты, шагая вдоль тёмного и пустого коридора. Чонгуку не страшно, его темнотой не напугать, в нем в самом этой тьмы полно, он это чувствует, ощущает, а ещё знает, потому что так как-то раз сказал его отец. Он вообще любит сказать что-то странное, и заставлять потом Чонгука обдумывать свои слова. Маленький Чон, который много из взрослых слов не понимает, пытается понять, чтобы хоть немного приблизиться к тому, что происходит в голове его отца. Он беззвучно доходит до кухни, где горит свет, и останавливается у двери, в упор смотря на то, как отец целует и прижимает к столу Джевона. Джевон работает личным помощником господина Чона уже больше года, он давно вхож в семью. Чонгук помнит, как в прошлом году тот провёл в кругу семьи Чон Рождество, и принёс Чонгуку в подарок радиоуправляемую машинку, которая сломалась на следующий день. Кажется, она была из той категории подарков, которые преподносят лишь бы отвязаться. Чонгук нарочно начинает топать на месте, чтобы обратить внимание взрослых на себя, и это срабатывает. Господин Чон резко отстраняется и оборачивается, а Джевон вытирает с губ остатки блеска и стыдливо опускает глаза. — Чонгук! — восклицает господин Чон, тяжело дыша. — Что ты делаешь здесь? Почему не спишь? Чонгук без эмоций переводит взгляд с отца на его помощника, а потом вдруг пожимает плечами и проходит к холодильнику. Он с трудом открывает его маленькими ручонками, достает полулитровую газировку, а потом также молча уходит, громко шлепая босыми ногами по паркету. Он ложится на свою кровать, прижимая холодную бутылку к груди и недовольно хмурит брови. Отец никогда не проявлял к нему высоких чувств, но отчего-то ему казалось, что хотя бы папу он любит, потому что папу Чонгук считает хорошим человеком. Тот ухаживает за ним, разговаривает, почти никогда не ругает, читает сказки по ночам. Папа слишком добрый, и это качество Чонгук считает отрицательным. Ему не нравится то, что отец плохо с ним поступает, но также ему не нравится, что сам папа допускает нечто подобное. Будь на его месте кто пожёстче, отец бы побоялся показать свою гнусную сторону. Уже в свои восемь Чонгук рассуждает холодным расчётом и горькой правдой. За ночь маленький омега выпивает всю бутылку газировки. Взбудораженный тем, что увидел, он никак не может уснуть, сон не идёт ни в один глаз, и он думает лишь о том, что должен что-то сделать. Плохие поступки нужно наказывать ещё более плохими. Чонгук встаёт с кровати ближе к восьми. Он быстро одевается в школьную форму, берет заранее приготовленный рюкзак и спускается вниз. Давон готовит завтрак, на столе стоит чашка с кофе и стакан апельсинового сока. Мальчик скидывает рюкзак на пол, взбирается на стул и тянет руки к соку, но вовремя заметивший это Давон, бьет его по рукам, грозя пальцем. — Сначала яичный рулет, потом сок! Тем более, это не для тебя, а для господина Кима. — Господина Ким Джевона? — спрашивает Чонгук тонким детским голоском и складывает руки на столе, ожидая, когда перед ним опустится тарелка с завтраком. — Да, он в кабинете твоего отца, у них какой-то важный разговор. Кажется, в компании проблемы. — Он так рано приехал? — Это тебя не касается, — говорит Давон и ставит завтрак перед мальчиком. — Ешь, — командует он, — давай, ешь, скорее, а то в школу опоздаешь, — мужчина выходит из кухни, и это заставляет Чонгука уронить заинтересованный взгляд на стакан апельсинового сока, стоящий в нескольких сантиметрах от его руки. Чонгук с раннего детства был тем человеком, которому не нужно решаться на что-то. Если он чего-то хочет, он делает. Мальчик слезает со стула, подходит к шкафам, достает из нижнего средство для чистки труб, быстро выливает половину сока из стакана в раковину, а пустое пространство наполняет химическим раствором. Цвет сока становится лишь на пару тонов светлее. Чонгук возвращает средство на место и за пару секунд до возращения Давона садится на место, принимаясь ковырять яйца в тарелке. — Давай, Чонгук, ешь нормально. Водитель уже ждёт, чтобы отвезти тебя. Ты уже не маленький, я не могу кормить тебя с ложечки, — говорит мужчина, ставит напитки на поднос и относит в кабинет господина Чона. Чонгук выкидывает завтрак в урну, хватает рюкзак и убегает, буквально находу запрыгивая в чёрный Мерседес. Водитель занимает своё место, заводит мотор и увозит наследника семьи Чон в школу. — Господин Чхве, — зовёт Чонгук мужчину, ближе придвигаясь к передним сидениям. — Можете остановить у ближайшего магазина? Очень захотелось апельсинового сока. Он уверен, что его напиток будет не столь особенным, но тоже сойдёт для того, чтобы утолить жажду. [2] Чонгук заворачивает к коттеджу и глушит мотор, с интересом наблюдая за реакцией Чимина. Тот удивлённо приподнимает брови и присвистывает, не удержавшись. — Ты серьезно? — он открывает дверь автомобиля и выбирается из него, оглядывая одноэтажный коттедж с прозрачными стенами. Чтобы увидеть внутренний интерьер, необязательно заходить, и так все понятно: дорогая мебель, атмосферные подвесные лампы, студия с однотонной кухней, домашний кинотеатр и, конечно же, огромная кровать в углу просторного зала. — Ты сейчас серьезно? — переспрашивает Пак, потому что это настолько здорово, что он словами описать не может. — Тебе тут нравится? — Чонгук выходит из автомобиля следом и ставит его на сигнализацию, подходя к Чимину сзади, обнимая его за талию и укладывая подбородок на плечо. — Шутишь? Конечно! А есть кто-то, кому не понравится? Да, я бы на всю жизнь тут остался, — воодушевлённо говорит омега, выпутывается из крепкой хватки и направляется ко входу. — Открывай, я хочу увидеть изнутри, — просит Пак, выжидающе смотря на то, как Чонгук лениво подходит к двери, а потом ещё какое-то время ищет по карманам ключи. — Эй! — недовольно восклицает Чимин. — Можно как-то побыстрее? — он шутливо бьет Чонгука по плечу, побуждая к действиям. Это старшего забавляет, и он только раздражающе посмеивается. Наконец, справившись с замком, Чон позволяет Чимину войти первым и, сложив руки на груди и облокотившись на косяк, принимается наблюдать за парнем, у которого глаза горят неподдельным восторгом. — Когда я говорил, что хочу жить у моря, я имел в виду именно такой домик. Это же коттедж из мечты, — он растягивает пухлые губы в улыбке и оборачивается, преодолевая расстояние до Чонгука буквально в несколько прыжков и наваливаясь на него с объятиями. Его руки обвивают чужую шею, ладони скрещиваются в замок на спине. Слегка отстранясь, он довольно смотрит в темные глаза напротив. — Признайся, ты умеешь мысли читать? — Твои — да, — улыбается старший и тянется, чтобы чмокнуть Чимина в губы. Они вкуса малинового блеска, слишком мягкие и приятные, чтобы не повторить это лёгкое прикосновение снова. Чимин крепче прижимается к Чонгуку, буквально носом зарываясь в эти объятия, и шумно втягивает концентрированный аромат омеги. — Ты уже по-особенному пахнешь. Мне так нравится. У тебя такой мягкий, прохладный аромат, что у меня мурашки по спине. — Мурашки по спине от меня? — ехидно улыбается Чонгук и пытается приподнять голову Чимина, чтобы поцеловать, но тот не даётся. Между ними слишком много секса, но очень мало таких тёплых, душевных моментов, когда они могут просто утонуть в объятиях друг друга. Сейчас Чимин чувствует себя особенно спокойно. Чонгук поглаживает его по плечу, дышит куда-то в макушку. У него есть возможность ощущать хрипы из чужой грудной клетки, а ещё грубоватое, порывистое дыхание. — Ты так тяжело дышишь всегда. Я заметил. У тебя все хорошо со здоровьем? — омега приподнимает голову и заглядывает в глаза Чона. Те странным образом склонны к смене оттенка. Сейчас они не медово-коричневые, а тёмные, почти совсем чёрные. Возможно, это связано с нарастающим возбуждением в его теле, а может причины другие, но и так, и по-другому смотрится просто потрясающе. Чон приподнимает брови, удивляясь столь откровенной заботе, а потом отпускает Чимина, подходя к столешнице и взбираясь на барный стул. Он нажимает на кнопку и ставит греться электрический чайник. — На самом деле, Чимин, я должен тебе кое-что сказать, — говорит он серьезно, и это заставляет младшего напрячься. Он подходит ближе и садится напротив. Учитывая, что последний его вопрос был про здоровье, подобная реакция Чонгука заставляет его нервничать, и он даже от волнения начинает губы кусать. — Говори, я слушаю, — ему кажется, что Чон сейчас выдаст ему что-то важное, что-то, что до этого не говорил никому. Но вместо этого Чонгук делает плотный тяжёлый вздох, устремляет внимательный взгляд на ветровку Чимина и подпирает голову кулаком: — У меня был такой спортивный костюм пару лет назад, — а потом тише добавляет: — я-то могу тебя понять, но другие не смогут, поэтому больше не надевай его, он давно вышел из моды. Чимин несколько секунд неотрывно смотрит на Чонгука, а потом недовольно отворачивается и качает головой. — Я все никак понять не могу, тебе платят за эти шутки? Я думал ты сейчас выдашь, что у тебя серьёзное заболевание и твоей жизни грозит опасность, а ты удумал за мой костюм чушь заливать?! — Но он правда старомодный... — чуть тише добавляет Чонгук. — Ничего подобного, понятно! Я одет по последнему писку моды. — В случае с тобой — жалобному писку. — Иди к черту, я с тобой не разговариваю! — говорит Чимин и хочет уйти, но Чонгук подскакивает быстрее. Он перехватывает его за руку и тянет на себя, заставляя недовольного омегу усесться к себе на колени. — На обиженных воду возят, — усмехается Чон и чмокает парня в скрытое тканью ветровки плечо. — А на таких манипуляторах, как ты, что возят? Чонгук закатывает глаза и оборачивается на чайник, вода в котором начинает активно булькать. — Я ненавижу слово «манипулятор». — А я ненавижу словосочетание «вышло из моды», потому что это неправда, я всегда одеваюсь по моде. — Мы сейчас тупо поругались из-за этой невинной шутки? — удивлённо выгибает бровь Чонгук. Чимин молчит пару секунд, а потом резко разворачивается, ожидаемо оказываясь лицом к лицу с мужчиной. — Не из-за невинной шутки, а из-за того, что ты постоянно ищешь повод как-то обидеть меня. Я знаю, что ты привык так вести себя, что это твоя природа, и ты ко всем так относишься, но если тебе не будет в тягость, не мог бы ты не относиться так ко мне?! — Чимин, это всего лишь костюм. — Сейчас это костюм, а потом ты скажешь ещё что-то более обидное. Я не хочу, чтобы это зашло далеко. Не хочу, чтобы ты начал внушать мне, что я некрасивый или ни на что неспособный. Чонгук недовольно цокает и пытается подняться, вынуждая Пака тоже встать. Мужчина отходит к шкафчикам и молча открывает один за другим, будто пытаясь что-то найти, но все они оказываются пустыми. Чимин напряжённо смотрит на его спину, губы кусает, а потом вдруг говорит: — Я просто имел в виду... — Я знаю, что ты имел в виду. — Я читал научные статьи, и я знаю, что с каждым разом твои замечания будут становиться жёстче, а потом дойдёт до того, что я просто потеряюсь и буду считать, что... — Чимин, ты слишком много читаешь ерунды, — спокойно говорит Чонгук, но Чимин слышит эти металлические нотки недовольства и раздражения в его голосе. — Из-за них ты ждёшь, когда я уже всё-таки начну по-жесткому тебя унижать, топтать твою самооценку, поэтому реагируешь на то, что даже реакции не заслуживает. — Чонгук... — пытается вставить Чимин, но старший ему не даёт. — Нет, выслушай меня. Ты только и делаешь, что высказываешь мне свои недовольства, потому что чего-то плохого от меня ждёшь. Зачем ты тогда со мной? Зачем ты спишь со мной, зачем рискуешь своей шикарной жизнью из-за меня?! Ты же и так знаешь, что все это закончится тем, что я сломаю тебе психику, внушу, что ты никчемный и буду каждый божий день унижать. — Я вовсе не это хотел сказать! — Чимин подходит ближе, пытается взять Чонгука за руку. Он ещё никогда не видел, чтобы тот так выходил из себя, так сильно повышал голос. Обычно Чонгук ко всем скандалам и обвинениям относится просто, а сейчас в секунду вспыхивает и даже говорит настолько громко, что это похоже на крик. Это совсем для него нетипично. И даже немного пугает Чимина, который, кажется, перегнул палку, только вот не знает, в чем именно. Что именно настолько сильно задело Чонгука? — Но ты сказал именно это. Именно это сказал, Чимин. Вот и прислушался бы изначально к тому, что говорят. Не надо было вообще начинать! — Я просто опасаюсь этого! — тоже кричит Пак и больно бьет по руке Чонгука, которую он то и дело пытается схватить, но не выходит из-за того, что Чон все время вырывается. — Я не хочу, чтобы так было, поэтому я попросил тебя так не делать! Почему я должен терпеть то, что мне неприятно слышать только из-за того, что у тебя какие-то комплексы, и любое замечание ты воспринимаешь, как камень в огород твоего асоциального расстройства?! Чонгук смотрит на него буквально пару секунд, а потом совсем простым голосом произносит: — Пошёл вон отсюда. Чимин тяжело выдыхает, ощущая, как от обиды начинает дрожать нижняя губа. Но он знает, не зря читал все эти статьи, знает, что сейчас Чонгук будет делать все, чтобы вызвать у него чувство вины. Он хочет добиться, чтобы Пак начал умолять, просить, извиняться за то, в чем в общем-то не виноват. Нет, этого делать нельзя ни в коем случае, нельзя подпитывать его внутреннего психопата, нужно иначе, нужно по-другому, так, как Чонгук не привык. — Если хочешь, чтобы кто-то ушёл, уходи сам, — его голос звучит почти неслышно, и он опускает глаза в пол, боясь предугадать последующую реакцию. Сердце ухает в груди, когда Чон подходит на пару шагов ближе, омега закусывает нижнюю губу, сильно сжимая пальцы в замок. Он ощущает очередной удар в ушах, и мурашки, бегущие от загривка вдоль по позвоночнику, когда над самым ухом раздаётся: — Повтори, что ты сказал? Чимин резко поднимает голову и отходит. Когда Чонгук в поле зрения, он чувствует себя в большей безопасности, чем когда не видит его лица. Пак видит, как напряжены его скулы, как под кожей ходят желваки, как ещё сильнее темнеют глаза, а брови сходятся в переносице. Чонгук не привык, когда с ним так разговаривают. Тем более те, кто, как он думал, в полной его власти. А теперь этот карточный домик рушится, и получается, что Чимин совсем не в его власти, он пытается выбиться и прорвать эту систему. Пусть это выглядит чересчур отчаянно, но, по крайней мере, Чимин старается и не пускает все на самотёк. Где-то в глубине души ему нужно знать все реакции, на которые способен этот человек. Он лишь может надеяться, что не выведет Чонгука из себя настолько, что тот просто пришибёт его. Такие мысли тоже всплывают в его голове, потому что он ещё до конца не знает, чего от Чона ожидать. Каждый раз это качели, и никогда нельзя точно сказать, получишь ли ты радость или серьёзный ушиб. — Что? — решается спросить Чимин, снова отходя. Ему становится невыносимо от этого тяжёлого взгляда, который он буквально каждой клеточкой тела ощущает, который его прожигает, и Паку это напряжённое молчание напоминает время перед казнью. — Ты ведёшь себя крайне странно. — А ты нет? Выгоняешь меня и... — Послушай меня, — Чонгук преодолевает это расстояние в несколько шагов и хватает омегу за подборок, отчего тот испуганно ойкает и сжимает его кисть пальцами, потому что больно, и он уже предвкушает синяки, которые останутся на нежной коже лица. — Не выводи меня постоянно. Прекрати каждую минуту тыкать в то, что я чем-то отличаюсь от тебя, меня раздражает это! Почему-то у меня нет мыслей, что ты используешь меня, как секс-игрушку, а у тебя такие мысли есть, и ты тычешь меня в это, как котёнка в собственное дерьмо. Прекрати это делать, иначе ничего хорошего у нас не получится. Чимин молча смотрит ему в глаза и не знает, что сказать. Наорал, да. Кажется, он сильно вывел Чонгука из себя. Но при этом не ударил, не выгнал, схватил, правда, больно, но вытерпеть можно. Учитывая то, каким Чон может быть, сейчас он не сделал практически ничего из ряда вон. Обычная бытовая ссора — так Пак обозначает в голове происходящее. — Тогда и ты прекрати обижать меня без причины. Чонгук отпускает омегу и возвращается к чайнику. — Мы разругались из-за твоего сраного костюма, сними его и сожги. — Это было на пустом месте, — уже более спокойно, но все еще чувствуя громыхания собственного сердца, говорит Чимин. Он сглатывает вязкую слюну и осторожно подходит к сидящему Чонгуку, пытается встать между его ног. Он обхватывает мужчину за шею и ударяется своим носом о нос мужчины, заставляя его приподнять голову. — Не хочешь извиниться? — спрашивает на свой страх и риск Чимин. Он и так знает, что мужчина не хочет, но все равно спрашивает, чтобы ещё раз надавить на это, показать, что ему тоже бывает неприятно. — Мне не за что, — Чонгук хочет встать, но младший не даёт, удерживая его за плечи. — Тогда я тоже не буду извиняться. Мы можем закрыть этот спор без извинений, но давай оба подумаем о том, о чем лучше в следующий раз не говорить. Видимо, в мире все же существуют вещи, которые могут ранить и тебя тоже, поэтому ты должен меня понять. — Таких вещей нет. — Есть, иначе ты бы не устроил сейчас скандал. — Меня это не ранит, а раздражает, это разные вещи, — спокойно говорит мужчина, чувствуя, как мягкими подушечки успокаивающе поглаживают его затылок. Чимин ничего не отвечает, он не уверен, что вся последовательность действия была правильной, но, по крайней мере, Чонгук не оскорбляет его, не толкает, не выгоняет, а просто слегка надутый и злой подставляется под его ласки. Чимин чуть наклоняется, не прерывая зрительного контакта. В глазах напротив он пытается прочесть, позволено ли ему коснуться его губ, или Чон все еще злится настолько, что не подпускает его. Непокорность Чимина, его стойкость и то, что он не устроил истерику с обвинениями мужчину подкупает. Это сложно объяснить, но Чонгук в своей жизни встречал мало людей, которые могли бы с достоинством выдерживать его нападки, и в какой-то степени это заставляет смотреть на Чимина иначе. Холодный расчёт и никаких уговоров. Чонгуку нравится, несмотря на то, что ему также нравится доводить людей до отчаяния. В этом смысле с Чимином просто не будет, и это хорошо. Неинтересно быть с тем, кого слишком просто подчинить, неинтересно знать каждую последующую реакцию, неинтересно, чтобы человек просто был рядом, важно, чтобы он давал эмоции, насыщал ими, питал, не давал заскучать. И Чимин как раз из таких. Он берет Чонгука не только сексом, но и своим бесконечным обаянием, прелестной улыбкой, абсолютно бесполезными, но такими необходимыми вопросами. Он умеет его удивить, завлечь и за то время, что они вместе, Чону ещё ни разу не хотелось заменить его кем-то другим. Мягкие губы осторожно захватывают верхнюю губу Чонгука, и он просто позволяет вовлечь себя в осторожный, ленивый поцелуй. Чимин не извиняется словами, но делает это прямо сейчас, нежно целуя и давая понять, что не принимает близко к сердцу очередную мелкую ссору, которых между ними может случиться несколько за день. Они оба слишком разные, постоянно друг с другом пререкаются и могут невольным словом задеть, и если Чонгук делает это нарочно в силу своей сущности, то Чимин нет. И ему бы не хотелось, чтобы Чон думал, будто он пытается постоянно напомнить о его особенности. — Ты хотел чай? — спрашивает младший, отстранившись. — Да, я замёрз, но здесь нет кружек, об этом никто не позаботился, — на удивление спокойно отвечает Чонгук. В воздухе ощутимо пахнет неловкостью, причём странным образом неловко обоим. Для Чонгука это чувство крайне необычное, он вряд ли когда-то ощущал нечто подобное, но Чимин поступил верно, осадив его, и теперь мужчина чувствует себя глупо из-за того, что вспылил на ровном месте. — Тогда нам стоит проехаться по окрестности и купить все необходимое? Посуду и одноразовые полотенца, и... — Запиши все, что нам необходимо в телефон, а я пока переоденусь. Ощущение, будто я весь в песке, — говорит Чон, а сам хочет скорее сбежать от этой идиотской ситуации. — Хорошо, только мне тоже надо будет переодеться, — он отходит и осматривает себя, — думаю, что ходить в этом костюме — теперь не самое лучшее, что я могу сделать. Чонгук тянет уголки губ вверх, потом поднимается и скрывается за стеной, где оставил вещи. Чимин ждёт некоторое время, пока мужчина переодевается в простую белую футболку и чёрные джинсы, выходит на улицу, бросив, что подождёт у машины, а потом сам принимается переодеваться, злобно комкая дурацкий костюм, который невольно стал камнем преткновения. Чонгук достает из машины зажигалку и пачку сигарет. Он закуривает и уже первая затяжка немного его расслабляет. Отношения с людьми — всегда непросто. Отношения с Чимином лично для Чонгука выглядят, как идеальное минное поле, которое открывает для него собственные новые грани. Он не задумывался почему так происходит, сейчас тоже задумываться не хочет, но впервые что-то странное и необыкновенное он почувствовал ещё в тот день, когда Чимин вступился за него перед господином Чоном. Само ощущение описать словами практически невозможно, но это было похоже на что-то плотное и густое, что на некоторое время заполонило его пустоту изнутри. Непередаваемое ощущение. И сейчас Чонгук испытывает нечто похожее, и это ему не нравится. Людям обычно не нравится все, что для них ново, и Чон, который слишком безразличен к людям, чувствует себя сейчас ужасно. Мужчина старается отогнать от себя наваждение, но удаётся ему с трудом. Хочется снова и снова возвращаться и анализировать свои ощущения. С ним происходит что-то особенное, и он очень четко осознает это, только определения этому дать пока не может, для него это слишком сложные чувства. Он отвлекается от мыслей, когда ощущает чьё-то мягкое прикосновение к своей ноге. Опустив взгляд, мужчина замечает пушистого белого котёнка, которому отроду не больше месяца. Чон прикрывает глаза и запрокидывает голову, недовольно вытягивая губы. — Успокойся, Чонгук, успокойся, — просит он сам себя, потому что никаких положительных эмоций этот пушистый комок у него не вызывает. Только раздражение, которое рождается где-то на дне желудка, а потом начинает подниматься выше, чтобы комом скопиться в горле. А котёнок будто нарочно продолжает играть со штаниной Чонгука, и второго эта настойчивость бесит настолько, что он резко и неконтролируемо дергает ногой, с силой пиная малыша, отчего тот опрокидывается на спину и отлетает в сторону, перевернувшись несколько раз. — Я собрался, — оповещает неожиданно оказавшийся рядом Чимин. Чонгук выдавливает из себя улыбку и идёт к машине, ничего не ответив. Мужчина открывает дверцу, и в этот самый момент слышит голос омеги, который... — О Боже, малыш! — восклицает он, замечая в стороне котёнка, который тщетно пытается подняться, очевидно, что у него повреждена лапка. Чимин садится на корточки и пытается дотронуться до мягкой шёрстки, но малыш испуганно жмётся, и, наверняка, убежал бы, да только не может. — Какой хорошенький, Чонгук, посмотри! — он оборачивается на старшего, на что тот без эмоций жмёт плечами. — Да, просто прелесть. — Кажется, у него лапка болит, — Чимину всё-таки удаётся погладить пушистый комок. — Давай отвезём его к ветеринару? За спиной Пака Чонгук закатывает глаза и одними губами произносит: «блять!». — Мы не можем отвезти его. Я не знаю местность, — придумывает Чонгук и забирается в салон автомобиля, в то время, как Чимин снимает с себя рубашку, которую накинул поверх белой футболки, и кутает в неё котёнка, тоже направляясь к машине. Он садится на пассажирское сидение и замечает вопрошающе-недовольный взгляд. — Мы не можем его бросить, Чонгук, посмотри на него. Он боится людей, наверное, кто-то его обидел, сделал ему больно, а он ведь такой маленький и беззащитный. Тебе совсем не жаль его? — спрашивает Пак, хотя понимает, что вопрос абсурдный. — И куда мы должны его отвезти? — Чон изо всех сил пытается справиться с недовольством. — Я поищу по навигатору ближайшую клинику для животных, — говорит Пак и к огромному сожалению Чона находит. Клиника расположена в десяти минутах езды. Пока Чимин разбирается, что с малышом, Чонгук пытается релаксировать в машине, чтобы не вскипеть окончательно. Отвозить кота в клинику? В предверии течки? В свои законные выходные?! Мужчина снова закуривает и выкуривает примерно три сигареты до возвращения Чимина, который также тащит животное на руках, завернутого в рубашку. — Ты не оставил его там? — не может поверить глазам Чонгук, на что получает умоляющий взгляд младшего. — Доктор сказал, что ему понадобится уход некоторое время, но в клинике его не оказывают. Ничего серьёзного, но могут быть проблемы, если не делать перевязки. — Скажи честно, ты собираешься оставить его? — Он тебе не помешает, обещаю. Я буду ухаживать за ним, он будет вести себя тише воды, ниже травы. Ты даже не заметишь... — Все, заткнись, — раздраженно выдыхает Чонгук и на всей скорости выезжает со стоянки. Он практически не разговаривает с Чимином, когда они ходят по супермаркету. Младший закидывает в корзину все по списку, а Чонгук бросает буквально все, что попадает под руку: чипсы, закуски к пиву, колбасы. — Давай возьмём стейки? Я пожарю для тебя, — вызывается Пак, чтобы немного сгладить очередное недовольство Чонгука. — Бери, — просто бросает старший и идёт вперёд. А Чимин старается не обращать внимание на то, что уже два раза за несколько часов успел вывести Чона из себя. Он просто старается жить и ловить каждый момент, потому что неизвестно, сколько таких совместных моментов ещё у них осталось. Может быть, они доживают последние совместные минуты, а потом настанет большой и оглушительный конец. Конец, который обязательно разобьёт Чимина. Они возвращаются домой спустя час. Выгружают все купленное, заносят внутрь. Кота Чимин укладывает на кровать, а сам закатывает рукава и принимается сначала раскладывать купленную посуду и продукты, а потом готовить гарнир для стейков. Чон же в это время принимает душ, выпивает две таблетки обезболивающего, потому что его внутренности уже начинает выворачивать перед особыми днями, а потом выходит в комнату и под жалобное мяукание животного, у которого, кажется, по прежнего болит лапа, направляется в кухню. Чимин чувствует себя неловко под его пристальным взглядом. Особенно неловко возиться с продуктами, потому что в этом амплуа он ещё перед Чоном не представал. — Я кое-что умею. У меня нет таланта к готовке, но думаю, это несложно, и я должен справиться, — переворачивая овощи щипцами, говорит омега, а потом поворачивается, встречаясь с по-прежнему недовольным взглядом старшего. Эта атмосфера давит, поэтому Чимин старается вести себя ещё более непринуждённо. — Можешь нарезать лук кольцами? — Могу, — слегка удивленно отвечает Чонгук, но за дело принимается. Он берётся за лук, очищает его от верхних слоев, хватает большой нож и принимается создавать идеальные луковые колечки, при этом не отрывая взгляда от спины Чимина. Он наблюдает за тем, как перекатываются лопатки под тонкой тканью футболки, как напрягаются его руки, когда он сжимает-разжимает щипцы. [3] — У тебя хорошее тело, — замечает Чонгук, проведя по губам языком. — Ты только сейчас это заметил? — небольшое напряжение от слишком твёрдой интонации пробегает по позвоночнику младшего, и он громко сглатывает. — Нет, но всегда сказать хотел, а повода не было. — Его и сейчас нет, — говорит Чимин и слышит, как нож опускаясь, ударяется лезвием о деревянную дощечку. От этого звука у него сердце подпрыгивает, и ощущение, будто в следующую секунду этот нож окажется меж его рёбер. — Просто захотелось сказать. Ты говорил, что занимался танцами? — Да, я танцевал. — А почему перестал? Чимин откладывает щипцы и оборачивается, сталкиваясь с Чонгуком глазами. Что-то не так, но что именно, он не знает. — Так вышло, — Пак забирает со стола тарелки, после чего принимается раскладывать овощи по ним. — А ты? У тебя были какие-нибудь увлечения помимо работы? — Нет, — непринуждённо отвечает мужчина и, закончив нарезать лук, поднимается. Вместе с подносом он оказывается за спиной Чимина, а через пару секунд, минуя второго, сбрасывает кольца лука на грильницу. — Правильно? — Да, сейчас я уже буду жарить мясо. Тебе какой прожарки? — С кровью, — как-то слишком томно и напряжённо отвечает Чонгук, а потом неожиданно обнимает младшего со спины, опуская подборок ему на плечо. — Лук может сгореть, — напоминает Чимин, который от неожиданности теряет все умные мысли. — Прежде, чем это случится, ответь на вопрос: как ты относишься к бдсм? Чимин чувствует, как по позвоночнику ползут мурашки, и он даже на мгновение глаза прикрывает, не в силах справиться с этим сильным потоком эмоций, что обрушиваются на него от одной лишь фразы. Чонгук усмехается, когда ощущает усилившийся запах омеги. Он оставляет жаркий поцелуй за ушком и отстраняется, направляясь в глубь коттеджа. — Я приму это за ответ. — Но это не ответ! — пытается возразить Пак, прекрасно понимая, что уже поздно. — Чон Чонгук, это не ответ! Но Чон уже сделал для себя выводы, именно поэтому с довольным видом ждёт начала течки, надеясь попробовать с Пак Чимином то, чего не пробовал с другими. Основная задача — подчинить Чимина, потому что мужчина вдруг четко начинает понимать, что не хочет, чтобы тот куда-либо уходил из его жизни, с ним весело. Он хочет, чтобы это мгновение продлилось как можно дольше, чтобы оно не закончилось из-за ссоры или недопонимания, чтобы он мог быть увлечён Чимином, как можно больше, потому что быть увлечённым им интересно. Странно, непонятно, но невероятно интересно. Чонгук хочет открыть Чимина для себя полностью, и чтобы Чимин полностью открыл его для себя. Было бы здорово сделать все, чтобы этот союз стал максимально продуктивным для обоих. Мужчина возвращается переодетый в обычную белую кофту и какие-то уютные серые штаны. К этому времени на столе его уже ждёт готовый ужин, стейки выглядят потрясающе, и Чонгук с удовольствием усаживается на стул, сразу закатывая рукава. — Выглядит здорово, не знаю, как на вкус. Надеюсь, еда не отравлена? — Надейся, — спокойно говорит Чимин и садится напротив. — Я надеюсь, что ты пошутил насчет бдсм? Я не буду... — Я надеюсь, ты шутишь сейчас, потому что ты не будешь, а твоё тело будет. Чимин не доверяет Чонгуку настолько, чтобы позволить что-то, что может причинить ему физический вред. — А что если ты не остановишься вовремя? — Под «не остановишься», что ты подразумеваешь? Думаешь, я зарежу тебя случайно? Или задушу? Нет, я не сделаю ничего такого. Чимин слишком громко сглатывает. Это тот случай, когда и хочется, и колется. Тело требует, потому что Чонгук, наверняка, выложится по полной, однако сам Пак, у которого слишком мало опыта в чём-то подобном, боится. — Чего именно ты хочешь, давай обговорим на берегу. — Это значит «да»? — Чонгук разрезает стейк, который Чимин, очевидно, передержал. — Это ты нарочно? — предполагает старший и попадает в точку. — Да, не хочу травмировать свою психику зрелищем, как ты ешь стейк с кровью. Боюсь, я потом не смогу смотреть на мясо. — Дай руку, — зовёт Чонгук после того, как делает глоток красного сухого. Чимин удивлённо приподнимает брови, но руку вперёд вытягивает. В тот момент, когда Чонгук обхватывает ладонью его запястье, а другой рукой хватается за нож, у Чимина дыхание перехватывает. Он инстинктивно дергает рукой и вырывается из крепкой хватки, пряча ладошку под столом. — Что ты удумал? — Всего лишь хотел показать, что то, чего мне от тебя хочется — это совсем не больно. Не больно, а даже приятно. — Почему бы нам просто не заниматься обычным сексом? «Потому что это может быстро мне надоесть», — думает Чон, но вслух этого не озвучивает. — Можем заниматься обычным, если хочешь. Но у каждого человека есть то, что он хотел бы попробовать. Наверняка, и у тебя есть, только ты никогда не осмелишься сказать, — это похоже на вызов, Чимину проигрывать не хочется, поэтому он вздёргивает подборок и смотрит пару секунд на Чонгука, будто решаясь и обдумывая, может ли сказать то, что хочет. — Я же сказал, у тебя не хватит наглости произнести свои желания вслух. — Я хочу попробовать, как альфа с омегой, — неожиданно даже для себя выдавливает Чимин, и Чонгук буквально воочию видит, как стремительно краснеет лицо напротив. Однако ругать омегу не за что. Он признался в своих тайных, и достаточно удивительных для Чона желаниях, и это уже можно считать огромным прогрессом в становлении его личности. — И чтобы в роли омеги был я, да? — Да. Повисает неловкое молчание, на что Чонгук лишь приподнимает брови и улыбается так, будто это определенно для него неожиданно. Чимин умеет удивлять. — Как думаешь, если добавить в американо солёную карамель, вкусно получится? — легко меняет тему Чонгук, и Чимин даже не удивляется этому, потому что это чересчур типично для этого омеги. — Думаю, что нет. Соленая карамель лучше подойдёт для латте. — Хорошо, — и Чонгук принимается есть свой стейк, поднимая самые различные темы во время ужина, но больше ни слова не говоря о сексе. К позднему вечеру боль внизу живота усиливается, и Чонгук ложится в кровать, не дожидаясь Чимина, который в это время принимает душ. Он смотрит в потолок и думает о том, что за сегодняшний день много всего произошло. Сначала они вдвоём смеялись, потом ругались, потом игнорировали друг друга, потом спорили, потом мило беседовали. Обычно у него не бывает таких насыщенных на эмоции дней, обычно все ровно — никак. А сейчас что-то новое — новое и оттого притягательное. Чимин выходит из душа ближе к полуночи. В это время Чонгук, который выглядит не очень хорошо, уже засыпает. Пак садится перед ним на корточки и кладёт ладонь на его горячий лоб. — Тебе всегда так нехорошо в предверии течки? — негромко спрашивает младший и оставляет тёплый, успокаивающий поцелуй на мягкой щеке мужчины. — Сходить в аптеку? Тебе ничего не нужно? — Ничего, — хрипит Чонгук и переворачивается на спину. — Полежи со мной, — просит он, и Чимин, скинув с себя халат, и оставаясь в одних трусах, ложится рядом, укладывая голову Чона себе на плечо. Его губы бездвижно утыкаются во вкусно пахнущую макушку, и они лежат в таком положении, пока Чонгук не начинает мерно посапывать. Сейчас он кажется маленьким и невинным, и совсем не похож на кого-то опасного. Чимину было страшно доверять ему нож. В глубине души он идёт на поводу у стереотипов и иногда побаивается этого человека, хотя не должен. Не должен, потому что они уже вместе, и это, как минимум, глупо. У Чимина внутри очень много противоречивых чувств, но главенствует лишь одно — страх перед возможным расставанием. Пусть лучше вредничает, ругается, кричит и выгоняет, как сегодня, но будет рядом, потому что сейчас, несмотря на то, как все туманно, у него есть ориентир, но кто знает, будет ли он после, потом, когда Чимин останется совсем один, наедине с самим собой и своей одинокой пустотой.